ДНЕВНИК
или история той, от которой спасаются
Автор: Елена Шульц
(да, это я)
"Иногда тьма внутри нас — не проклятие, а единственное, что делает нас по-настоящему живыми."
Жанр:
Магический реализм, Тёмное фэнтези, Драма, Дневниковый роман, Секс и страсть
Место действия:
Лондон, магическая школа-интернат, а так же путешествие по всей прекрасной Великобритании.
Возрастное ограничение:
18+
Дорогой дневник...
Лондон встречает октябрь в своём привычном, слегка мрачном великолепии. Ветер шепчет по пустым улицам, и кажется — это сам Хэллоуин крадётся по переулкам, заглядывая огоньками в окна и холодом в двери. Это моё время. Мой праздник Хэллоуин, именно в эту ночь я родилась. Ночь, когда границы между мирами истончаются, а монстры выходят на свет — под видом детей в костюмах.
Скоро весь город погрузится в карнавал теней: витрины затянутся паутиной, тыквы зловеще заулыбаются с крыльца каждого дома, а в воздухе запахнет кострами, сладостями и древними страхами. Люди будут наряжаться в любимых героев фильмов, устраивать вечеринки, смеяться... и даже не подозревать, что настоящие монстры давно среди них. Тихие. Настоящие. С голодом в глазах.
Жаль, я не могу есть сладости.
Я, вообще-то, не ем ничего... кроме той еды, которю дают нам в колледже.
Моё имя — Елена Шульц.
Возраст? Двести лет. В человеческих — двадцать. Внешне я — обычная девушка: рост 165, тёмные волосы, рыжие глаза. Многие говорят, у меня отличная грудь и дурной характер. Некоторые даже добавляют: "зато с чувством юмора".
Я родилась 31 октября. Ровно в полночь. Смешно, правда? Рождённая в самую мистическую ночь года, но без единой искры магии.
Пока что.
Дело в том, что я не человек. Или, вернее, не совсем человек. Я должна быть магом — как и мои родители. У нас способности пробуждаются в 160 лет. Тогда приходит сила. Внутри — будто взрывается новая вселенная: ты становишься кем-то другим. Ты ощущаешь магию — пальцами, кожей, сердцем.
Но моя сила не пришла. Ни в 160. Ни спустя 50 лет ожидания. Ни сейчас.
Я — пуста.
И всё бы ничего, если бы наше правительство не боялось нас. Магов. Особенных. Опасных. Они пытаются стереть нашу суть — таблетками, капельницами, едой, режимом. И чаще всего это срабатывает. Уходят не только способности — уходит память о них. Нас учат бояться самих себя.
В нашей школе магии нет. Только люди, учёные, строгие правила и страх. Страх, что однажды ты проснёшься с огнём в ладонях — и это станет твоим концом. Потому что если сила всё-таки проснётся — тебя изолируют. Сначала — в медицинской камере. Потом... в Black Grid.
Ты слышал это название?
Это тюрьма. Легенда. Миф. Скали что на севере Шотландии, где магия умирает навсегда стоит эта крепость.
Те, кто туда попал, больше не возвращаются.
Я устала ждать. Устала притворяться.
Я мечтаю почувствовать магию — даже если за это придётся заплатить.
Я хочу знать, кто я есть на самом деле.
И даже если моя сила никогда не проснётся, я найду в себе другую.
Свою.
Опасную.
Ты держишь в руках мою историю.
Но знай: это не книга о спасении.
Я — не та, кого спасают.
Я — та, от которой спасаются.
До принятия мер против магов мои родители свободно использовали свои способности — в нашей семье все были магами. Магом нельзя стать при помощи зелья или заклинания — ты должен родиться таким. Хотя бы один из родителей обязан обладать магической силой.
Моя семья принадлежит к древнему роду. Наши предки вели летописи ещё во времена Новоассирийского царства. Сейчас под нашим контролем находятся почти все крупные месторождения золота, драгоценных камней, нефти и газа в России, на Ближнем Востоке и в Африке.
Я переехала в Великобританию именно из-за семьи. Моих родителей больше нет. Под «семьей» я имею в виду маму и папу. После их гибели всё наследие перешло ко мне. Я пока не бралась за управление семейным бизнесом — этим занимается друг отца, Владимир. Вот сейчас вы, наверное, подумаете: «Вот и злодей, о котором пойдет речь дальше». Но нет. Я доверяю ему больше, чем себе. Моим родителям он тоже был близок. Он старый и могущественный маг. Мне кажется, ему около девятисот лет, но я никогда не спрашивала.
После смерти родителей я начала вести себя… не лучшим образом. За своё "примерное" поведение Владимир, как взрослый и разумный маг, установил мне лимит на банковскую карту — пять тысяч фунтов стерлингов в месяц. Именно столько стоит моя свобода. Всё, что превышает эту сумму, требует его личного одобрения по телефону.
У меня нет ни силы, ни достаточно денег, чтобы просто бросить всё и уехать далеко отсюда.
О родителях… мне тяжело говорить. Но мой психолог настаивает: я должна записывать все свои мысли и чувства в дневник, чтобы справиться с утратой. Но как описать пустоту, которая поселяется внутри, когда сердце будто умирает и перестаёт биться? Когда единственное, что движет тобой — это еле уловимый внутренний импульс, заставляющий шевелиться.
Три года — без эмоций. Я не любила никого, кроме них. Я не чувствую ни жалости, ни ненависти, ни других эмоций. Я — робот. Так и живу, уже три года, без изменений. Что-то во мне отключилось после того, как я узнала о гибели родителей.
Сразу после звонка Владимиру меня быстро собрали и отправили в закрытую школу-интернат в Лондоне.
Единственный выход отсюда — это поездки к Владимиру в Брайтон на каникулы. У него нет семьи, он всю жизнь посвятил управлению нашим бизнесом.
Когда я приезжаю к нему на юг, мне хочется просто сидеть у океана. Иногда я даже купаюсь, несмотря на холодную воду. В Испании, конечно, теплее.
Говорят, время лечит.
Мне советуют отгоревать, поплакать — и станет легче.
Но это ложь. Время не лечит.
Иногда, сидя на берегу, я ловлю себя на мысли просто зайти в воду… и уйти к родителям. Но меня сдерживает одно — они бы расстроились, узнав, что я бросила их дело, их труд, выстроенный веками. Они были жёсткими трудоголиками. Позволяли себе отдых только один день на каждый официальный праздник. Я видела их максимум двенадцать раз в год — один день в месяц. Все остальные дни они были в разъездах. Мы чаще созванивались, чем виделись, но даже этого было достаточно. И я это ценила.
Со временем начинаешь забывать лица, голоса… Кажется, что боль утихает. Но потом кто-то напомнит, или ты случайно видишь фото — и пустота возвращается. Та же, бездонная.
«Ага, привет. Заходи».
Если бы не их смерть, я бы никогда не оказалась в Лондоне. Возможно, в 160 лет у меня бы проснулась магия, и родители не позволили бы её отключить.
После их смерти мировое правительство решило: маги — это бомба замедленного действия. Нас лишили сил. Теперь только Совет людей, состоящий из семей мирового правительства, диктует, что магам дозволено, а что — нет.
Владимир рассказывал: они вынашивали этот план годами.
Моя семья — одна из шести, кто имел право решающего голоса среди магов. Но после гибели родителей, пока мне не исполнилось 210 (21 по человеческим меркам), наш дом лишился голоса. Остальные пять домов проголосовали за подчинение требованиям людей — лишь бы не начинать войну, которая погубила бы и магов, и смертных.
Старшие маги по-прежнему ведут переговоры с Советом людей, уступая всё больше и больше.
Если бы я могла управлять домом, я бы выступила перед Советом с нашими условиями. Не только им решать как нам жить.
Когда мои родители покидали Тюмень и направлялись в Санкт-Петербург — ко мне, чтобы встретить Новый год в нашем загородном доме в лесу, — никто из нас не знал, что эта поездка станет последней. Самолет, на котором они летели, потерпел крушение в глухой тайге. От него остались только обломки и пепел.
Как мог сломаться самолет, который считался абсолютно надёжным — непонятно. На ноги было поднято всё: правительственные структуры, разведка, поисковые отряды, егеря и вертолёты. Но нашли лишь пепел и искорёженные фрагменты корпуса.
Мои родители были сильнейшими магами ветра и воды. Они не должны были погибнуть. Экспертиза подтвердила их личности. Остался лишь пепел. Его передали мне курьером, в урне. Я оставила их останки в России — в нашем доме, который теперь заколочен, законсервирован и закрыт для всех. Только садовник, по моей просьбе, приходит туда раз в неделю, чтобы ухаживать за садом. Я велела ему закрыть все окна ставнями. Никто не должен проникнуть во внутрь. Там осталась моя душа. Там — законсервированы мои воспоминания.
Если бы можно было законсервировать сердце, как фрукты в бочке... Но я то знаю, что даже бочка рано или поздно взрывается, если не открывать переодически крышку. Так и я — два года хранила всё в себе, заливая боль “сахаром”, пока внутри не осталось ни капли пространства. А потом — взорвалась.
Европа долго гудела от моих вечеринок. Я была в центре внимания, королева побега от самой себя. После каждого праздника, после каждой бессонной ночи и ненастоящих улыбок, я возвращалась к себе — и снова слышала голоса в голове. Снова чувствовала пустоту. И снова устраивала побег — в другой город, к новым “друзьям”, к новой тусовке.
Я могла среди ночи, в пижаме и тапочках, заказать личный самолёт до Италии, Гонконга или Нью-Йорка. Убегать — это привычка. В моём случае — улетать. Просто звонок консьержу, адрес в общий чат друзей, время и место — и всё.
Так уж получилось, что моё окружение состояло из детей правящих домов — будущих лидеров магического мира.
Джексон и Райн прибыли в Великобританию из Ирландии. У них была какая-то особая, неразрывная связь друг с другом, они были родные братья и близнецы.
Моя подруга Джейн Форест… когда-то она умела летать. Её семья владела почти половиной земель Англии. Джейн была англичанкой до мозга костей — каждый день в пять вечера она пила чай, как завещала её бабушка. После смерти бабушки Джейн продолжила традицию, будто это было её последнее заветное желание. Исключения она делала лишь по выходным — и то с неохотой.
Амин — парень из Марокко, способный управлять песком и даже создавать его из воздуха. Его семья считалась одной из самых влиятельных на Ближнем Востоке, но он не любил об этом говорить. Его магия была древней, текучей, словно сама пустыня жила в нём.
Макс — сердцеед из Италии. Он мог перемещаться сквозь зеркала и отражения, и точно так же, как исчезал в стеклянной поверхности, он исчезал из жизней девушек, которых очаровывал. Его семья управляла всем, что касалось искусства — от старинных галерей картин и мраморных статуй до цифровых инсталляций. Благодаря связям его родителей, моя семья получала ценные экспонаты задолго до того, как они попадали на аукционы.
Афина — повелительница морских существ, прибыла из Греции. Как и полагается, её родословная уходила корнями к самым древним богам. Её семья владела флотилиями, промыслом рыбы, водорослями и всем, что касалось морской стихии. Когда она говорила, казалось, будто море шепчет сквозь её голос.
На наших вечеринках — роскошных, безумных, вне закона — мы играли в русскую рулетку. Только вместо пуль были магические проклятия, а вместо оппонентов — элитные выскочки, слишком самоуверенные в своём превосходстве и поддержке антимагического режима.
После одной такой ночи, когда всё вышло из-под контроля и были убиты несколько человек, Владимир решил вмешаться. Он урезал мой бюджет — до 5000 фунтов в месяц. Раньше у меня не было никаких ограничений. Я жила так, как хотела. Теперь же — пришлось подчиниться его правилам.
Правила Владимира, которые я, Елена, обязана соблюдать:
Сдавать экзамены не ниже 100 баллов. Только тогда я буду получать свою норму — 5000 фунтов — и смогу выходить за пределы школы раз в неделю.
Никаких вечеринок. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Если Владимир узнает... домашний арест покажется раем.
Начать изучать дела семьи, которые мне передадут после моего 210-летнего — возраста магического совершеннолетия.
Никаких парней, которые могут меня отвлекать.
(Ну что ж, будем искать тех, кто отвлекает «правильно». Ха-ха...)
Вроде бы всё просто: соблюдай правила — и живи спокойно. Но... когда это я жила спокойно?
Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, насколько сладкой была моя жизнь.
И насколько горькой она может стать теперь.
Сейчас я лежу на прохладной траве, укрытая тенью ночного леса. В наушниках играет "Nympho" от Christopher, а в руках — мой дневник. Пижама вся в грязи, на футболке сияет дыра, а логотип колледжа почти полностью оторван. И всё это не имеет значения. Важно только одно — зафиксировать то, что я чувствую сейчас.
Шаги, что преследовали меня всё это время, наконец смолкли. Я осторожно огляделась — кусты, деревья, темнота, будто застыла. Я замерла, ожидая, откуда он появится.
В лесу, казалось, отключили звук. Осталась только тишина, такая плотная и тяжёлая, что казалась громче любого крика.
Я на секунду опустила взгляд, чтобы закрыть дневник. Всего на секунду. И именно в этот момент, слева, из колючих кустов ежевики вырвался он, Райн.
В руке — катана. Он всегда тренировался только с ней, и теперь его движения были точны, как у хищника. Каждая атака — быстрый, отточенный жест. Райн мог останавливать время… всего на две секунды. Но даже этого хватало, чтобы превратиться в смерч.
Я, в свою очередь, работала двумя кинжалами. Мои движения были стремительными, как танец. Это и был танец — смертоносный, отточенный. Я давно научилась угадывать его удары, выстраивая свой бой как хореографию. Тренер говорил, что я лучшая с кинжалами. И я верила ему.
Мы обменивались ударами почти без остановки, сдерживая силу, стараясь не попасть по-настоящему. Мы с Райном и Джексоном считались лучшими на курсе. Но именно ночные тренировки с Райном были моим личным наркотиком. Только ночью, под покровом деревьев, мы могли остаться наедине и выплеснуть всю накопившуюся ярость — на мир, на правила, на судьбу.
Наш бой был игрой — всё начиналось с «камень-ножницы-бумага». Проигравший становился охотником, должен был выследить второго в ночном лесу и победить в схватке.
Начинали, как правило, ближе к часу ночи.
Так было и в тот раз…
Мы сталкивались в темноте, сталь отражала лунный свет. И вдруг — в одно из столкновений Райн применил приём, которого я не ожидала. В одно движение он перекинул меня через колено. Я приземлилась на землю — прямо на пятую точку. Спину он успел перехватить второй рукой, не дав мне удариться. Я коротко, тихо застонала — это был не крик боли, а… признание поражения.
Он навис надо мной, тяжело дыша. Его глаза горели, грудь вздымалась в том же ритме, что и моё сердце.
Катана незаметно скользнула к моей шее, лёгким, почти ласковым движением. А я… просто смотрела на него, всё ещё не веря, как он легко сбил меня с ног.
Он приблизился, так близко, что его дыхание коснулось моего уха. И, запыхавшись, прошептал:
— Уже начал думать, что ты так и не отвлечёшься… и мне придётся сидеть в этих кустах до утра.
Я ухмыльнулась, не отводя взгляда:
— Ну и что теперь, охотник? Что ты сделаешь со своей добычей?
И вместо ответа — он просто наклонился и поцеловал меня. Внезапно, стремительно, будто больше не мог сдерживаться. Его губы слились с моими в поцелуе такой силы, что время, казалось, замерло. А может, оно и правда остановилось — на те самые две секунды, которые Райн способен подчинить своей воле.