Лондонский туман, густой и серо-пряный от угольного дыма, лениво стелился за стеклом витрины, за которым буйствовал единственный на этой улице островок красок — моя лавка «Серебряный росток». Я, Элинор Девон, с гордостью носила звание его хозяйки, третьей по счету. Лавку основала еще моя бабушка, простая, но мудрая женщина с руками, вечно исцарапанными шипами, но с душой, полной нежности. Затем ее дело перенял отец, а теперь вот я. Мы никогда не купались в золоте, но на скромную, честную жизнь всегда хватало, а для людей нашего круга это было настоящей удачей.
После окончания Лондонского училища садоводства и флористики с похвальным листом и восторженными отзывами преподавателей о моем «врожденном таланте» все казалось таким ясным. Меня ждало блестящее будущее. Но они ошибались. Талант тут был ни при чем.
У меня есть секрет, который я не открою никому, даже под страхом смерти. Я умею разговаривать с цветами. Нет, не в прямом смысле, конечно. Но я чувствую их, а они — меня. И я могу вложить в скромный букет каплю удачи для робкого жениха, крупицу уверенности для несмелой дебютантки или утешение для скорбящего сердца. Бабушка называла это «цветочной магией». Это мой дар и моя вечная тайна.
В нашем мире, где герцоги и графы все еще правят балом, а наука и прогресс стараются вытеснить все иррациональное, магия — страшное преступление. Людей, заподозренных в колдовстве, не сжигают на кострах, нет. С ними поступают «цивилизованно»: их объявляют больными, отшельниками, и навсегда высылают на самые гнилые окраины города, где их будут бояться и сторониться. И неважно, что моя магия тихая, безвредная и направлена лишь на помощь. Страх перед необъяснимым всегда сильнее разума.
«Серебряный росток» был в прямом смысле моим домом, ведь жила я в маленькой комнатушке над лавкой. Небольшая лавка с пахнущим деревом прилавком, стеклянными вазами на полках и постоянным ароматом свежих цветов. Здесь я проводила большую часть своей жизни, и именно сегодня мне предстояло выполнить особенный заказ.
Сегодня мне предстояло продемонстрировать свои способности в самом серьезном испытании: нужно было собрать букет для леди Арабеллы Монтгомери, сестры герцога, чья судьба может измениться после одного-единственного бала…
Бал дебютанток! Об этом событии говорил весь Лондон. Для аристократических семей это был один из самых важных моментов в жизни – представить своих дочерей высшему свету. Юных девушек, достигших брачного возраста, впервые выводили в свет, и от того, какое впечатление они произведут, зависело их будущее. На таких балах знатные мужчины искали себе невест, заключались выгодные партии, решались судьбы. Каждая деталь туалета, каждое слово, каждый жест имели значение. И цветочная бутоньерка была не просто украшением – она должна была подчеркнуть характер, достоинства и надежды дебютантки.
– Ну что, друзья, – обратилась я к цветам, расставленным на моем рабочем столе. – Нам нужно создать букет который подарит своей обладательнице поддержку и уверенность.
Я знала, что леди Арабелла была необычайно застенчива. На прошлых светских мероприятиях, как шептались покупательницы, она постоянно пряталась в тени, избегая внимания. И это при том, что она была сестрой самого герцога Монтгомери!
Семья Монтгомери была окутана печальной историей. Родители нынешнего герцога и леди Арабеллы трагически погибли несколько лет назад во время кораблекрушения, оставив двоих детей на попечении родственников и управляющих. Герцог Александр Монтгомери, теперь глава семьи, прослыл замкнутым затворником. Несмотря на свое богатство, молодость – ему всего лишь двадцать девять лет – и завидное положение одного из самых перспективных холостяков Англии, он редко появлялся на публике, предпочитая одиночество в своем родовом поместье. Говорили, что трагедия наложила на него глубокий отпечаток, сделав строгим и недоверчивым. Весь свет гадал, когда же он наконец женится, но герцог, казалось, совсем не интересовался браком.
И вот теперь он решил представить свету свою младшую сестру. Это добавляло событию особой значимости – все с нетерпением ждали, как же проявит себя сестра знатного затворника.
Я выбрала белые розы – символ чистоты и нового начала. Их бархатистые лепестки казались такими беззащитными, но сами бутоны были упругими и полными скрытой силы. Добавила ландыши – их нежные колокольчики как будто звенели тихой, ободряющей музыкой. И завершила композицию веточкой лаванды. Ее успокаивающий аромат, как мне казалось, мог помочь усмирить дрожь в коленках перед выходом в свет.
Я сделала последний штрих – нежно-серебристая лента мягко обвила стебли, – и отступила на шаг, чтобы полюбоваться работой. И тут же мне пришлось схватиться за край стола, чтобы не пошатнуться. Легкая, но знакомая дурнота накатила волной. «Никогда не привыкну к этой цене, – с грустью подумала я. – Никогда».
Каждый такой букет забирал у меня капельку сил, словно я вплетала в лепестки не только магию, но и частичку собственной жизненной энергии. Я давно стала представлять свой дар как сосуд с драгоценной, медленно пополняющейся влагой. Каждое заклинание, каждая эмоция которую я хотела вложить в букет – уверенность, утешение, надежда – заставляли уровень в сосуде опускаться. Этот букет для леди Арабеллы, такой сложный и насыщенный, стоил мне почти полдня легкой, но изматывающей слабости. Пальцы предательски дрожали, а у висков пульсировала тупая боль, будто я слишком долго смотрела на солнце.
Но ради бала дебютанток можно было и потерпеть. Я научилась рассчитывать силы, как расчетливый купец – деньги. Простой букет-комплимент почти ничего не стоил, а вот на создание настоящего «ключа» к чужой душе, подобного этому, могли уйти дни восстановления. Моя бабушка, первая открывшая мне правду о нашем даре, называла это «цена магии».
«Сила дается не для пустых чудес, дитя мое, – вспомнился мне ее старческий, но твердый голос. – А для помощи. И как любая настоящая помощь, она требует жертвы».
Утро следующего дня прошло как обычно: несколько покупателей зашли за небольшими букетами. Среди них была миссис Гловер, которая покупала букет для своей дочери несколько дней назад. Она поделилась последними новостями: дочь пошла на поправку, и мы немного обсудили ее здоровье. Провожая миссис Гловер, я улыбнулась ей в ответ на её благодарность. Дверь за ней закрылась, и я, прислонившись к прилавку, позволила улыбке медленно сойти с моего лица. Я потянулась к старой деревянной кассе, выдвинула звякающий ящик. Серебряная монета, которую только что оставила миссис Гловер, одиноко лежала среди медяков. Я мысленно прикинула: этих денег хватит, чтобы завтра заплатить угрюмому мистеру Хиггинсу за свежие хризантемы, но я никак не могла собрать деньги на финальный взнос по закладной, до срока выплаты которой оставалось меньше трех месяцев — дела в лавке шли неважно. Судьба сыграла со мной злую шутку: я могла вдохнуть жизнь в цветы, наполнив их надеждой для других, но оказалась не в силах повлиять на собственное будущее.
Мои пальцы сами потянулись к ближайшему бутону белой розы, коснулись его бархатистых, прохладных лепестков. «Что же нам делать, друзья? — беззвучно прошептала я. — Помогать другим, пока сами медленно увядаем?». Лавка «Серебряный росток» была моим домом, где жила память о бабушке, мое единственное пристанище. Мысль о том, что я могу ее потерять, сжимала мое горло тугим узлом.
Через несколько дней до лавки дошли новости. Леди Арабелла произвела фурор на балу! Она выглядела уверенной и элегантной, и мой букет, как говорили, был идеальным дополнением к ее образу. Вечером того же дня, незадолго до закрытия, ко мне снова заглянул мистер Олдридж. Он пришёл поблагодарить меня и сделать заказ на новый букет. Как он объяснил, букет предназначался для торжественного приёма в герцогском доме в честь успешного дебюта его сестры на первом балу.
Эйфория от слов мистера Олдриджа длилась недолго. Едва его экипаж скрылся за поворотом, а я еще перебирала в памяти его слова о том, что герцог «ценит мое внимание к заказу», как в лавку без стука вошел мистер Крэбб. Его появление действовало на меня как ушат ледяной воды, мгновенно возвращая с небес на грешную землю.
– Мисс Девон, — произнес он, снимая поношенный котелок и оставляя на только что вымытом полу мокрый след. — Кажется, вы не ждали моего визита».
Мое сердце провалилось куда-то в пятки. Мистер Крэбб, с его сальным взглядом и вечной папкой под мышкой, был олицетворением моих самых мрачных тревог. Он был тем самым человеком, который держал закладную на лавку — долг моего покойного отца, тяжким грузом висевший на мне все эти годы.
– Мистер Крэбб, — выдавила я, пытаясь скрыть дрожь в голосе. — Лавка уже закрыта.
– Для клиентов — да, — он без приглашения прошел внутрь, окидывая помещение оценивающим, холодным взглядом. — Но для деловых партнеров — всегда открыта. Я пришел напомнить вам, мисс Девон, что срок окончательной выплаты по закладной истекает через три месяца. Сумма, как вы помните, тысяча фунтов.
Он щелкнул замком своей папки и извлек знакомый лист с аккуратно выведенными колонками цифр. Меня от вида этих чисел затошнило. Тысяча фунтов! Это было состояние, которое я не смогла бы скопить и за несколько лет усердной работы.
–Я… я знаю, — прошептала я, чувствуя, как пол уходит из-под ног. — Я ищу средства.
– Средства, мисс Девон, нужно не искать, а иметь, — его губы растянулись в улыбке, не сулящей ничего хорошего. — Или… находить альтернативные пути урегулирования вопроса.
Он сделал шаг ко мне, и от него пахло отвратительным одеколоном и дешевой выпивкой. Его взгляд скользнул по моей фигуре с такой откровенностью, что по коже пробежали мурашки.
— Для такой милой и одинокой девушки, как вы, всегда найдется способ рассчитаться. Была бы готовность… к компромиссу.
Я отпрянула, наткнувшись спиной на прилавок. Горький комок подкатил к горлу. Так вот какова цена, он хотел воспользоваться моей неспособностью собрать деньги на выплату по закладной и сделать меня своей любовницей!
— Мой ответ — нет, — прозвучал мой голос тихо, но четко, к моему собственному удивлению. — Я найду деньги. Я заплачу вам. До последнего пенни.
Мистер Крэбб фыркнул, снова надел свой котелок.
— Очень наивно, детка. У вас есть три месяца. А потом… — он бросил взгляд на полки с вазами, на цветы, на треснувшее зеркало, — потом я заберу все это. И вам будет не до гордости.
Он развернулся и вышел, оставив дверь открытой, впуская в лавку холодный, сырой ветер.
Я осталась стоять после его ухода, дрожа как осиновый лист. Его слова висели в воздухе, ядовитым туманом. Тысяча фунтов. Три месяца.
***
Интрига только начинается. Сохраните книгу в библиотеку и подпишитесь на автора — так вы точно будете знать, когда распустится новый бутон сюжета.