Глава 1. Тихое брожение
Пока Торнгаст, Элара, Чучун и Зазз были в городе, цирк «Странные Чудеса» замер в непривычной тишине. Словно кто-то вынул из него главный заводной механизм. Не слышно взрывов смеха от репетиций клоунов, не доносятся взвизгивания Зазза, экспериментирующего с огнём, не ощущается спокойной, уверенной силы Торнгаста. Отсутствие четвёрки было не просто дырой в расписании — оно было физически ощутимо, как недостающий зуб, который постоянно беспокоит язык.
Инициатива исходила от Элиции. Без приказов Профессора, без общих объявлений, она просто обошла вагончики тихой, скользящей тенью. Её шёпот был подобен шипению змеи: «У фургона Профессора. Сейчас».
И они пришли. Берт и Григ, хмурые и настороженные, будто ожидая новых обвинений. Глава семьи «Пёрышек», Алиеф, с вечно беспокойным взглядом отца. Парочка жонглёров и несколько клоунов с несмытым гримом, делающим их лица масками неизвестно какой эмоции. И, конечно, сама Элиция, стоявшая, скрестив руки, её пальцы нервно барабанили по локтю.
— Прошла ночь, день и ещё полдня, — её голос был низким и ровным, но в нём слышалось напряжение натянутой струны. «Никто не вернулся. Никаких вестей».
— Может, свалили, пока было можно? — пробурчал один из клоунов, но тут же смолк под тяжёлым взглядом дварфов.
—Нет, — отрезала Элиция. — Чучун не бросил бы цирк. Зазз не бросил бы свои эксперименты. Они не такие. С ними что-то случилось». Она обвела взглядом собравшихся. «Мы послали их туда, где явно пахнет чёрной магией. И оставили одних».
В этот момент из своего вагончика вышел Профессор. Он выглядел постаревшим на десять лет. Тени под глазами были густыми, как тушь, движения — замедленными.
—И что ты предлагаешь, Элиция? — спросил он без предисловий. В его голосе не было упрёка, лишь усталая обречённость. — Послать за ними новую группу? Кого? Нас? Чтобы лечь костьми рядом?
— Я предлагаю не хоронить их заживо! — в голосе Элиции впервые сорвалась нота. — Я предлагаю знать. Я пойду сама. Мне нужен лишь кто-то, кто сможет прикрыть спину.
Начался ропот. Идея была самоубийственной, и все это понимали. Но в её отчаянной готовности был стыд. Стыд за своё безопасное сидение в цирке.
Пока шли эти споры, в другом конце поляны разворачивалась иная драма. К Мордейн, наблюдавшей за общим собранием с лёгкой, презрительной усмешкой, подошли двое её «птах» — Даг и Аксель, молодые акробаты с мускулами побольше, чем сообразительность.
— Народ заволновался, Мордейн, — сказал Даг, кивая в сторону толпы у вагончика Профессора.
— Без своих героев Профессор — как фокусник без рукавов, — добавил Аксель, довольный своей аналогией.
Мордейн медленно повернулась к ним. Её улыбка была холодной и точной, как отточенный кинжал.
— И правильно. Волнение — признак жизни. Но направлять его должны не истеричные заклинательницы змей, — она кивнула на Элицию, — а те, у кого есть видение. Кто думает о будущем цирка, а не о призраках прошлого.
Она сделала паузу, давая словам просочиться в их сознание.
— Шоу должно продолжаться. Всегда. Пока мы репетируем и выступаем, мы живы. А они там… — она махнула рукой в сторону Абертона, — пусть разбираются со своими демонами. Наше дело — давать чудеса. И когда всё это уляжется, публика должна помнить одно: именно мы, те, кто остался на арене, — истинное «Странное Чудо». Поняли?
Даг и Аксель переглянулись. Им льстило, что звезда цирка говорит с ними наедине, делится своим «видением». Они видели не интригу, а возможность. Возможность подняться.
— Поняли, — хором ответили они.
— Отлично. Тогда идите, подготовьте новый страп-номер. Без страховки. Чтобы публика ахала. — её глаза блеснули. Риск для них — слава для неё. Идеальный расклад.
Тем временем, маленькая группа во главе с Элицией всё же отправилась в сторону Абертона. Не для геройской вылазки, а просто в дозор. Чтобы посмотреть с холма на дорогу. Чтобы просто узнать.
А вернувшись через пару часов, Элиция, бледная, подошла к Профессору, который неподвижно сидел на ступеньках своего вагончика, глядя в пустоту.
— У ворот в город, я нашла это — тихо сказала она. Она разжала ладонь. На ней лежала смятая, вышитая золотом пуговица, точь-в-точь как те, что были на костюме Джеллико из цирка Дасклайт. А рядом — обрывок афиши «Странных Чудес», на котором чьей-то рукой было начертано одно слово: «Скоро».
Профессор медленно поднял на неё взгляд. В его глазах не было страха. Лишь тяжёлое, холодное понимание. Угроза из прошлого уже не просто маячила на горизонте. Она была здесь. И она знала, что цирк остался без своих главных защитников.
Тишина над «Странными Чудесами» стала звенящей и густой, как перед ударом грома.
Глава 2. Вкус жизни
Большая часть жужжащих врагов уже вернулась к своему улью, принимаясь за работу по его восстановлению от удара звуком и залатать дыру от шпаги.
Первым очнулся Торнгаст. Он ощутил колющую боль во всем теле, ощутил, как тельца мертвых шершней застряли в его шерсти, но и несколько живых еще топчутся по нему. Сжав поочередно лапы, он не спешил открывать глаза, но силился прочувствовать каждую клеточку своего израненного тела. Втянул носом воздух и чуть не закашлялся от стоячей в воздухе мучной пыли вперемешку с грязью.
Приоткрыв глаза и тихонько повертев головой, он увидел всю ту же мельницу, товарищей, что лежали там же, где и упали без сил. Элара на крыльце, Зазз чуть позади у стены, и Чучун, который подпирал стену спиной. Они размеренно дышали, и шершни не обращали на них никакого внимания, не чувствуя прежней угрозы. Но это могло быть лишь затишьем перед бурей, и медведь понимал, что нужно покинуть эту злосчастную мельницу. Он хотел было схватить Чучуна за ногу и вытянуть его на улицу, чтобы шершни не принялись за него и не закончили то, что начали, но он также понимал, что любое резкое движение — и все снова вернется к тому, что придется отбиваться, а Торнгасту не хотелось бы снова получать укусы. Начиная потихоньку вставать, стараясь не скрипеть половицами, он услышал, как жужжание усилилось, и, не мешкая, резко за пару своих больших шагов протиснулся в дверной проем, остановившись у Элары. Он стащил ее с крыльца одним ловким движением. Аккуратно растормошив ее, он помог усесться на землю и прийти в себя. Она так же неважно выглядела: укусы и опухшее лицо с шеей превратили ее образ во что-то жуткое. Волосы растрепаны в высоком хвосте кудрявых темных волос, платье все в пыли и земле, а открытые плечи, где были видны тонкие ключицы, теперь красные и взбухшие; только подвеска полумесяца свисала с ее шеи все так же изящно. Одно радовало — под шерстью Торнгаста не видно, насколько сильно он пострадал. Только немного заплывшие веки, куда кусали его шершни, выдавали, что он не отделался легким испугом.