Пропащая девка – как иду мимо соседок, так изо дня в день одно и то же слышу. Сидят по лавочкам перед палисадником, сцеживают на старости лет словесный яд. Не обратив внимания, здороваюсь и прохожу мимо. Не спорить же, в самом деле. Что поделать, если других радостей у бабулек нет?
– А гонору-гонору.
– Помяни моё слово, месяца не пройдёт, как в бордель продастся.
Пфф.
Да, у меня проблемы, очень серьёзные проблемы. Могли бы… не помочь, нет, но хоть по-соседски добрым словом поддержать, а им моё падение в радость, бесплатный цирк из первого ряда.
Только не дождутся.
Я поправляю на плече ремешок сползающей сумки, привычно взбегаю по ступенькам крыльца и утыкаюсь в опечатанную дверь. Оп-па. К косяку пришпилено официальное извещение. Ругнувшись и бессильно-зло сорвав документ, я быстро пробегаю текст глазами, комкаю бумагу, но не выбрасываю, а прячу в сумку и упираюсь в дверь лбом.
Ничего неожиданного, если честно, уже дня два как должны были опечатать. Мы с папой живём в двухэтажном деревянном доме, папа исхитрился сам в одиночку сколотить. На первом этаже его контора, вот контору городские власти и закрыли. Папа ведь… пропал. Океаническое судно, на котором он возвращался со старого континента, затонуло, выживших нет, но я не теряю надежду. Вдруг…? То, что контору опечатали, ожидаемо, но от этого не легче, а проблемы и вовсе растут в геометрической прогрессии.
Отлипнув от двери, я спускаюсь с крыльца. Я привыкла заходить в дом через контору, но с сегодняшнего дня придётся пользоваться чёрным ходом. Взметнувшийся ветер бросает в лицо горсть песка. Я прикрываю глаза, но не останавливаюсь, обхожу дом.
– Ба!
Слышу знакомый прокуренный бас и вздрагиваю. Принесли демоны! У чёрного хода на уступке широко расставив ноги сидит Калеб и слюнявит папироску. Некогда белая, а теперь пожелтевшая, с разводами пота рубашка расхристана, штаны закатаны по колено, на ногах красуются новые кожаные ботинки, натянутые на пахучие рваные носки. При виде меня Калеб поднимается, попироску сплёвывает в придорожную пыль и оскаливается:
– Что, закрыли твою нору, мадемуазель Недотрога?
Папа у меня частный сыщик, а я числилась при нём младшей помощницей, и даже в его отсутствие я могла принимать клиентов. Ни во что серьёзное я, естественно, не ввязывалась, но, например, проследить, не изменяет ли жене муж, мне по силам. Теперь про и без того скудный приработок можно забыть.
– И?
Найти подработку не так уж и сложно, по деньгам выйдет меньше, зато платить будут стабильно, так что я даже выиграю. С голода уж точно не помру. Но разве же дело в этом? Папа, чтобы я выучилась в колледже влез в долги. Не сказать, что большие, но дела у него последний год шли откровенно погано, хороший заказ был всего один. Проценты капают, дом заложен и теперь, когда контора официально опечатана, стоит мне пропустить хоть один платёж, дом изымут, я вылечу на улицу.
Учитывая, что лицензию частного сыщика мне никто не даст, перспективы у меня весьма туманные. А чтобы лицензию всё-таки получить, нужно либо десять лет стажироваться под началом другого следователя, как я числилась при папе, у меня из нужных десяти лет аж неполные два года, либо отучиться в академии, взяв минимальный набор профильных курсов. Только вот учёба в академии стоит… в общем, дорого стоит.
И такой расклад с получением лицензии на любую работу, не обязательно частного сыщика. Без лицензии можно устроиться поломойкой, официанткой – словом, на самую грязную работу и, что печальнее всего, малооплачиваемую.
Калеб щёлкает по стене, усмехается:
– Может, правду говорят, в бордель собралась продаться? Так там носом крутить не принято, любой гость царь и бог.
Я перебиваю:
– Мыться чаще раза в неделю не пробовал? Глядишь, проблем с девушками поубавится.
Калеб наливается гневной краснотой, стискивает кулак, но всё-таки справляется с эмоциями, ударить не пытается, хотя по глазам вижу, что хочет:
– Мирта-Мирта, что же ты такая колючая? Я ведь доброту тебе предлагаю, все проблемы твои решу, деньгами помогу. Всего-то надо быть в ответ ласковой.
Отвратительно.
И почему его так на мне заклинило? Потому что недоступная? Пока папа был рядом, ко мне районные уроды на пушечный выстрел не подходили, знали, что меня есть, кому защитить. Теперь же… А что теперь? Я папина дочка, характером в него пошла, и бить по болевым точкам папа меня научил. Уж за себя постоять сумею.
– Калеб, от двери один, но большой и широкий шаг сделай, – улыбаюсь я. – Пройти мешаешь, а это незаконно.
– Ха! Долговой договор своего папаши перечитай! Знаешь, что там есть очень интересный пунктик? Теперь, когда контора закрыта, дядя имеет полное право усомниться в твоей платёжеспособности и потребовать возврат оставшейся суммы немедленно!
Там правда есть такой пункт? И как папа на него согласился? Посчитал, что грубо сколоченным домом, больше похожим на сарай, чем на жилое здание, можно пожертвовать? Эх, папа. Причин не верить Калебу у меня точно нет, наш кредитор действительно приходится ему дядей.
Тьфу!
– Приползёшь ещё ко мне, – угрожающе шипит Калеб, разворачивается и, уверенный в близкой победе, уходит создавать мне трудности.
Наёмный экипаж ждёт на соседней улице. Я пропускаю мадам вперёд, забираюсь следом, усаживаюсь лицом против хода и всерьёз задумываюсь, не предложить ли поговорить прямо в салоне, но нет, женщина кажется озабоченно-встревоженной, на долю мига её глаза застилает пелена, и она смаргивает слёзы. Что я буду делать, если она расплачется? Лучше потерпеть до гостиницы, тем более ехать около получаса.
Лошадь ступает тихо, колёса поскрипывают.
– Мирта, – нарушает молчание мадам Ох, – простите, что спрашиваю. Но вы ведь закончили колледж? Для моего дела это важно.
– Да, с отличием.
– Ох!
У меня была мечта – продолжить учёбу в академии. Поступить трудно, но отличников зачисляют без экзаменов, вот я и старалась. Только толку? Оплачивать учёбу мне нечем, а в следующем году, если вдруг раздобуду нужную сумму, поступать придётся на общих основаниях.
Снова настроение испортилось.
И погода портится. Ветер усиливается, гонит песок.
Экипаж останавливается. С крыльца торопливо сбегает затянутый в жаркую униформу швейцар, распахивает дверцу, подаёт мадам руку в белоснежной шёлковой перчатке. Мадам благосклонно улыбается, опирается самыми кончиками пальцев.
Я не жду, когда швейцар сможет уделить внимание и мне, спрыгиваю на тротуар без помощи.
– Пойдёмте, Мирта. Любезный, передайте, что мы с моей гостьей будем… Мирта, какой чай ты предпочитаешь?
Я догадываюсь, что мадам Ох спрашивает меня о сортах, но ответить я могу лишь одно:
– Горячий.
«Белая жемчужина» вторая по дороговизне гостиница в городе, заведение рассчитано на элегантную публику. В холле роскошь прячется под налётом скромности, но от этого я ещё острее ощущаю свою чуждость этому месту.
– Мирта? – окликает меня мадам Ох.
– Простите, задумалась.
Гостиница трёхэтажная, выше только здание администрации, академия и отель «Королевский люкс», большую часть года простаивающий пустым, но упорно не закрывающийся. Апартаменты мадам Ох располагается на втором этаже, дверь шестая справа в левом коридоре. Именно апартаменты, шагнув через порог, я оказываюсь не в спальне, не в будуаре, а в настоящей гостиной. Комната сквозная. За закрытой дверью, вероятно, и прячется спальня, а вторая дверь раскрыта настежь, за ней просматривается рабочий кабинет.
Интерьер радует глаз спокойными тонами, а вот сладковатый запах живых лилий, стоящих в вазе, мне не нравится.
Я ищу детали, которые смогут рассказать мне что-нибудь о мадам Ох, но их просто нет. Гостиная безупречна, и единственное, что по ней можно оценить – дотошность горничных.
Из коридора раздаётся приглушённый стук. Дождавшись разрешения, в гостиную входит подтянутый официант, тоже в униформе не по погоде.
– Мирта, где тебе больше нравится: за чайным столиком или на диване?
– Столик, – выбираю я.
Мадам Ох кивает официанту, и он в считанные секунды сервирует нам чай, ставит вазочку с шоколадными бомбошками, желает приятно провести время и оставляет нас одних. Я ни капли не сомневаюсь, что при необходимости он появится мгновенно.
– Итак, мадам Олвис, чем я могу вам помочь? – спрашиваю я, плюхнувшись в кресло и с удовольствием вытянув ноги.
– Ты такая же прямолинейная как Бер.
Мадам разливает из чайника чай по чашкам, себе добавляет молока. Я от сомнительной добавки отказываюсь. Нет, я знаю, что в высоких кругах чай пьют именно так, но, как по мне, разбавленный молоком, чай перестаёт быть чаем.
– Итак? – повторяю я с нажимом. Слушать о своём сходстве с папой я точно не намерена.
– Мирта… Мой младший сын… погиб.
Отвернувшись, она торопливо достаёт и прижимает к губам кружевной платок, слёзы текут по щекам, но на них женщина не обращает внимания. Судорожно всхлипнув, она всё тем же платком отмахивается от моего предложения подать ей воды. Минута, другая, и женщина с трудом берёт эмоции под контроль, делает глубокий вдох, медленно выдыхает.
Я не умею утешать, не умею подбирать правильных слов:
– Соболезную.
– Мой муж занимается разработками к северу от столицы, в город мы приезжаем редко и ненадолго. Когда Ринон поступил, я предлагала ему купить дом, но он отказался, не хотел тратить время на дорогу до академии и обратно, поселился в общежитии, – она ненадолго замолкает. – Прости за сумбур.
– Пока всё понятно.
– Ринон два года назад перенёс тяжёлую лихорадку, лекари не давали ему шансов. Я тогда воспользовалась услугой подпольного целителя, и тот передал мои жизненные силы Ринону. Как вы понимаете, следователям я этого сказать не могла. После того ритуала у меня остался сосуд, через который целитель перекачивал мои силы. За день до начала каникул сосуд рассыпался.
– Сосуд рассыпался ровно в тот миг, когда ваш сын скончался.
– Да, именно так. Я спрашивала у того целителя, он подтвердил.
– Вы хотите, чтобы я нашла убийцу?
Рефлекторно цепляюсь за его рукав, и только поэтому мне удаётся устоять на ногах. «Белая жемчужина», как я заметила, полупустая, я просто не ожидала, что в коридоре кто-то будет. Не просто кто-то. Мужчина разительно отличается от всех, кого мне доводилось видеть в своей жизни. Черноглазый подтянутый брюнет – вроде бы, ничего особенного, но… Лицо не назвать красивым, скорее выразительным и породистым, у тех, чьи предки из поколения в поколения батрачили на самой низовой работе, таких лиц не бывает. Аристократ? Наша колониальная элита просто богачи, часто везунчики, которым посчастливилось вырваться из нищеты. Настоящих аристократов я никогда не видела. Я, наконец, понимаю, что выделяет мужчину. Он холёный, от кончиков уложенных волос до кончиков аккуратно подпиленных ногтей.
Мужчина окидывает меня оценивающим взглядом и увиденное ему откровенно не нравится. Ну да, ношеная одежда местами в заплатках, да ещё и пропылившаяся. Сколько ни стирай, один порыв ветра, и на плечах оседает пылевое облако. А ещё на мне не юбка, а штаны. Мужчина брезгливо кривится и выдёргивает из моей хватки рукав, а я почему-то продолжаю стоять, уткнувшись носом в бархат его камзола и смотреть снизу вверх. Как дурочка какая. На задворках сознания крутится важная мысль, но мне никак не удаётся поймать её за хвост.
– Смотри, куда идёшь, – недовольно бросает мужчина, обходит меня и скрывается в апартаментах через две двери от апартаментов мадам Ох.
А ведь мог вызвать швейцара и приказать вышвырнуть меня вон.
Что же меня так зацепило?
Озадаченная, я медленно спускаюсь на первый этаж, выхожу на улицу. Надо не о глупостях думать, а топать в любимый кабак старика Дранго. Что я буду делать, если не найду папиного приятеля?!
Уже на улице меня осеняет. Полы незастёгнутого камзола на миг приоткрылись, и я увидела серебристую цепочку, на конце которой мелькнула треугольная печать королевского дознавателя. Вот что меня зацепило!
С одной стороны, не моё дело. С другой стороны, я здесь живу. Должна быть очень веская причина, чтобы птица столь высокого полёта снизошла до наших задворок мира. В городе что-то случилось или вот-вот случится, но на рынке в последнее время не говорили ни о чём интересном, ни слова, ни полслова. Затишье перед бурей? Это… беспокоит.
Пойманная мысль перестаёт меня раздражать, и я выбрасываю дознавателя из головы. Достаточно, если в ближайшее время я буду внимательнее обычного, больше я всё равно сделать ничего не могу.
До нужного кабака я добираюсь через час. Вхожу в полутёмный пропахший кислым зал, оглядываюсь. Старик Дранго окопался в дальнем углу и прикладывается к горлышку тёмно-зелёной бутылки. Вроде бы, набраться до радужных кроликов ещё не успел.
Я решительно подхожу, рывком отбираю бутылку и сажусь напротив:
– Дядя Дранго, угостишь?
– Мирта? Тьфу, поскуда.
Даже к носу подносить ту сивуху, которую лакает старик, не буду – мерзость.
Я послушно отдаю бутылку, достаю из сумки извещение, слегка разглаживаю и кладу на стол.
– Опять тебе неймётся?
– Дядя Дранго, всё не так. Вы же знаете, что на мне кредит? Калеб грозился, что его дядя потребует досрочно расплатиться. Дядя Дранго, вы ведь меня знаете. Я даю слово не принимать заказов. Мне нужно сохранить контору, чтобы выплачивать кредит частями, иначе у меня дом заберут. Дом ведь залог по договору.
– Угу.
– Дядя…
– Вот неймётся тебе. Твой отец, Мирта, дураком не был. Тут, кто кого облапошил ещё вопрос, потому что у тебя никакой не дом, а двухэтажный сарай. Бер под залог получил в десять раз больше, чем стоит этот так называемый дом. Он мне сам рассказывал, что платит, пока с ним честно, а чуть что отдаст залог, так что не дури. Собирай вещи, угол для тебя я уже освободил. Замуж тебе, Мирта, надо. Муж тебя быстро от глупостей избавит. За моего племянника выходи, хороший парень, сам рукастый, и тебя к хозяйству быстро приставит.
Вот спасибо!
– Дядя…
– Не дядькай, – старик Дранго допивает содержимое бутылки залпом, крякает и небрежно отшвыривает извещение.
Я с ужасом осознаю – не поможет. Не только он, никто не поможет.
Скрипнув зубами, я подхватываю извещение и выхожу на улицу.
Дом… Дом, построенный папиными руками. Как они говорят – сарай.
Пожалуй, старик Дранго всё же помог мне… увидеть ситуацию в новом свете. Прежде я не задумывалась о стоимости здания, дом был для меня бесценным. Теперь же… На сегодня остаток долга превышает стоимость сколоченного из досок здания раза в четыре минимум. То есть отдать не деньгами, а домом… выгодно?
Это идея!
Нет, не отдать дом, хотя… папа бы не одобрил, сказал бы, что это всего лишь доски. Ценить надо жизнь и живых, а не вещи. Но даже если размышлять сухо, без эмоций – где мне жить? Старик Дранго пообещал мне бесплатный угол, но при этом прозрачно намекнул, что в нагрузку к углу идёт его племянник. Гостиная – дорого. Финансово я потяну ночлежку, но там такие личности селятся, что девушке даже близко подходить нельзя. Снять комнату? Здесь не старый свет, жильё не сдают, потому что это почти никому не нужно. Что-нибудь я, конечно, найду, но это ведь тупик – застряну поломойкой или официанткой, без перспектив, без будущего.
– Извините.
Ноги сами принесли. Да, я же думала о предложении мадам Олвис.
Отступив на шаг, пропускаю мужчину.
Уйти?
– Мирта, ты всё-таки передумала! – швейцар не успевает распахнуть перед мадам Ох дверь, она распахивает её сама. Похоже, дама была в вестибюле отеля, мельком увидела меня и напрасно обрадовалась.
Что мне делать?
Она хватает меня за руку, тянет за собой. Мне становится неловко. Получается, я невольно обнадёжила женщину. Отказать будет жестоко.
Следить за неверными мужьями – мой потолок?
Я позволяю привести себя обратно в апартаменты.
– Мадам Олвис, давайте с самого начала? Вы простите, что я заставляю вас вспоминать, но иначе никак. Сосуд рассыпался, вы приехали в академию, узнали от коменданта, что ваш сын территорию не покидал, вызвали полицию.
– Да, всё верно.
– Кто обыскивал территорию академии?
– Полиция.
– Ага, – это понятно. – Вы видели? Один следователь, пара-тройка подчинённых?
Мадам качает головой:
– Следователь оставался со мной. А их… Десять, может быть, двадцать.
Сто или тысяча.
В любом случае уже понятно, что работал отряд.
– Ясно.
– У них собаки были. И вроде бы маг был.
– Мадам Олвис, я понимаю ваше желание отыскать тело сына, но давайте посмотрим правда в глаза? Тело не смогли найти профессионалы, умеющие искать. Не смогли по свежим следам. И самое главное, у нас нет причин считать, что тело по-прежнему в академии. Вашего сына могли вывести до убийства или вынести уже тело.
И рыб не забываем, академия на побережье.
– Мирта, я всё это прекрасно понимаю, поверь, – она грустно улыбается. – Как мне убедить тебя, что я не жду результата? Вот скажи, к кому мне идти? Полиция закрыла дело. Нанять частного следователя? Признаваться, что обращалась к чёрному целителю, я боюсь. По-другому внятно объяснить свою уверенность я не смогу. Допустим, закрою вопрос деньгами. Но разве обычный частник сможет свободно перемещаться по территории академии? Нужны основания. Нужно ехать на старый континент, искать доказательства. Я думала, Бер согласится.
Вот уж нет. В смысле, папа бы запретил мне ввязываться в рисковую авантюру.
– Мадам Олвис. Я могу попробовать собрать информацию. Узнать, с кем ваш сын дружил, с кем, возможно, враждовал, чем занимался, с какими девушками встречался. Это то, что я действительно могу сделать. И вы правильно говорили. В вашей ситуации я бы посоветовала начать со старого континента. Если удастся доказать, что письмо подделка или что ваш сын не приезжал на старый континент, то полиции придётся возобновить дело. И работать они будут вдвойне усердно, чтобы сгладить свою ошибку.
– Есть кто-то на примете?
– Да. Папе иногда требовалось получить сведения со старого континента. Редко он ездил сам, чаще обращался к своему коллеге. Я бы вам его рекомендовала. Берёт он… дорого, но отрабатывает по полной. Вторая причина, почему он – вам не придётся много объяснять. Договор вы заключите через сеанс магической связи. Будет достаточно сказать, что ваш сын пропал, назвать номер дела и рассказать о своих подозрениях, что письмо либо подделка, либо написано заранее, а отправлено уже не вашим сыном. И, по большому счёту, нанимать меня вам не нужно, пустой выброс денег.
Я вытягиваю ноги, закидываю руки за голову и упираюсь взглядом в потолок.
– Мирта, позволь мне самой принять решение, хорошо? Ох, Мирта, тебе стоимость обучения на первом курсе кажется баснословной суммой, но для меня это просто крупная сумма денег. Когда-то твой отец очень помог мне. Считай, что я возвращаю долг, если тебе будет так легче.
Отчасти мадам Олвис права – я могу найти информацию, которую не сможет раздобыть обычный частник. Не так уж и важно, где именно произошло убийство, на территории или за её пределами, почти наверняка, причина как-то связана с академией. Повздорил с однокурсником, бросил девушку… Что угодно. Вероятно, но не обязательно. Не исключено, что искать надо в семье.
– Мне бы материалы следствия почитать…, – мечтательно тяну я.
– Материалов нет, но есть письма. Ринон писал домой каждые выходные. Я отдам тебе копии.
Она выходит в спальню и возвращается с картонной коробкой в руках.
Что же, если она уверена, то:
– Мадам Олвис. Я… согласна.
– Вот и хорошо, вот и правильно, – кивает она.
Не согласна, но в то же время… Если бы у меня были деньги, я бы не пожалела, чтобы океан осушить. Вдруг папа найдётся? Я смахиваю набегающие слёзы, забираю коробку, открываю.
– Здесь его письма, – поясняет мадам. – Копии. Настоящие я тоже привезла, если нужно.
– Мадам, какие у вас на завтра планы?
Она пожимает плечами:
– Ничего конкретного.
– Завтра в первой половине дня я подам заявление в академию. Завтра же я запрошу сеанс магической связи с папиным коллегой со старого континента. После полудня я буду искать вас, здесь, в «Жемчужине». Мадам Олвис, мне нужно будет ещё раз подробно вас обо всём расспросить.
По въевшейся привычке я едва не отказываюсь. При моих крошечных доходах тратиться на извозчика неоправданная расточительность. Но теперь можно не беспокоиться о ежемесячных платежах, так почему бы не позволить себе роскошь? Пешком бы я до утра шлёпала. Ладно, не до утра, но всё равно прилично.
Оценив мой внешний вид, извозчик кривится, зато цену не ломит. Наверное, он бы и не стал со мной связываться, но улица в обе стороны пуста, перспективных клиентов не предвидится.
Я забираюсь в салон, откидываюсь на жёсткое сиденье. В экипаже мадам Ох было гораздо комфортнее…
За окном совсем темнеет. Я прикидываю планы на завтра и морщусь – столкновения с Калебом не избежать.
– Прибыли, мазель, – сообщает извозчик до того, как экипаж полностью остановится.
Я спрыгиваю на дорогу, расплачиваюсь и поднимаюсь на крыльцо конторы. В темноте новое извещение заметно белеет. Я срываю документ, прячу в сумку – прочитать смогу только при свете дома. Рука сама тянется распахнуть дверь, но я останавливаю рефлекторное движение. С сегодняшнего дня для меня открыт только чёрный ход. И отчасти я даже рада, что привыкать не придётся.
Обходить дом я не спешу, и не из-за того, что вокруг ни зги не видно, на ощупь по стеночке доберусь. Безоблачное днём, после заката небо затянули тучи, ни одной звёздочки не проглядывает. Я прислушиваюсь. С Калеба станется караулить меня в ночи. И, честно говоря, я бы предпочла не связываться. Я хоть и умею сдачи дать, но в тесноте проулка, слепая, против крупного противника мало что могу. Калеб и физически сильнее, и тяжелее. Помахать кулаками он любитель, особенно как в кабаке наберётся, но драться по-настоящему не умет. Но ему и не надо. Меня он массой задавит, и не извернуться, не вывернуться.
Тишина.
Поди пойми, нервы шалят или интуиция нашёптывает.
Крадучись, иду. Кончики пальцев скользят по шершавой доске.
Напрягаю слух.
Ключ удаётся вставить в замочную скважину лишь с четвёртой попытки. Замок послушно щёлкает дважды. Дверь выдаёт моё присутствие надсадным скрипом.
– Мирта? Ты где шлялась, дрянь?! – раздаётся заспанный голос Калеба, моментально переходящий едва ли не в крик.
Я запрыгиваю в дом, с грохотом захлопываю двери. Закрывать на ключ даже не пытаюсь, ещё папа широкую деревянную задвижку прикрутил. Надолго её не хватит, но драгоценны секунды, чтобы спокойно вставить засов и закрыть замок, она подарит.
Дверь вздрагивает под ударами:
– Мирта!
– Калеб, здесь частная собственность. Уходи.
Удары прекращаются.
– Не знаю, под кого ты легла, но я это так не оставлю.
Вот же заело.
Я выставляю под дверь несколько стеклянных банок одну на другую. Если кто ворвётся, то стекло разобьётся, зазвенит. Я услышу.
И под окнами стоит стекла оставить. На всякий случай.
Устало поднимаюсь на второй этаж. Хорошо, что не стала брать копии писем. Читать, а главное, вникать, я уже не в состоянии. Я зажигаю лампу, выуживаю из сумки новое извещение, пробегаю текст уведомления. Ничего нового, ровно то, что сказал дядя Калеба – кредитор сменился.
Надо бы поужинать, весь день набегу, толком не ела, но аппетита нет. Я, минуя кухню, прохожу в спальню, скидываю с себя одежду, наскоро споласкиваюсь, доползаю до кровати и падаю плашмя. Одеяло натягиваю в полусне и отключаюсь.
Завтра. Всё завтра.
Даже редкая в наших краях гроза не помешает мне выспаться и набраться сил перед завтрашним боем.
За окном полыхают молнии. Гром не просто грохочет, он сотрясает землю. Низвергающаяся вода бьёт по крыше, затекает в щели, капает с потолка. Я лишь натягиваю одеяло до ушей, и никакое буйство разгулявшейся стихии меня не тревожит.
Просыпаюсь я рано, на рассвете. Солнце ещё не взошло, но мир посветлел. И тучи, видимо, разошлись. Буря оставила о себе напоминание лишь клоками разодранных облаков. Поспать бы ещё часик, а лучше два. Я не выспалась и чувствую себя разбитой. Но сон уже вспорхнул испуганной пичугой, больше не заснуть. Поворочавшись с боку на бок, я поднимаюсь, подхожу к окну, выглядываю. На восток будто ведро золотой краски плеснули, а внизу, по проулку, на который и выходит окно моей комнаты, бежит весёлый грязевой ручей.
Смотрела бы и смотрела, вдыхала прохладу сырого воздуха, лишь бы оттянуть неприятное начало дня, но… Оттолкнувшись от подоконника, я быстро натягиваю домашнюю тунику до середины бедра, сматываю волосы в тугую дульку и начинаю обход комнат. Надо собрать вещи, которые я заберу с собой. Пригоревшие кастрюли оставлю, как и колченогий табурет. Авось, Калеб попробует сесть. Короткий полёт и позорное приземление под стол гарантированны. Нехитрыми фантазиями подняв себе настроение, я ещё раз окидываю взглядом кухню. Наверное, папа прав. Здесь всего лишь доски. Да и дом та ещё халтура, в любом случае пришлось бы радикально перестраивать, а это уже был бы другой дом.
С лёгким сердцем я закидываю одежду в мешок. Памятную мелочь собираю отдельно в деревянный ящичек. Мебель? Мебель деть некуда, папин приятель обещал выделить угол, а не склад. Да и зачем мне она? Ящичек пристраиваю в мешок поверх одежды, делаю по дому ещё пару кругов. Чашку, пожалуй, возьму.
Изначально я собиралась бросить вещи у старика Дранго, но утром идея не кажется такой уж привлекательной. Дело не в том, что он снова станет сватать мне своего племянника, хотя и в этом тоже. Старик Дранго по-своему обо мне заботится, и именно он просидел со мной трое суток, когда я была совершенно не в себе, после получения сообщения о гибели лайнера, на котором плыл папа. Я не хочу обижать человека, ставшего для меня почти что дедушкой, ворчливым, несносным, но дедушкой.
– Мадам Олвис, простите, что я так рано.
– Ох, ничего, Мирта! Проходи, не стесняйся. Оу, ты…
– Мадам, пока я улаживаю формальности, пожалуйста, можно эти вещи побудут здесь?
– Конечно, Мирта. Не стесняйся, пожалуйста.
– Тогда я у вас же переоденусь, мадам Олвис.
Сапоги, которыми я шлёпала по грязи перед тем, как забраться в экипаж – я решила не бить ноги, а доехать – я поменяла на чистые ботинки, а сейчас полностью изменю внешний вид. Потрёпанные каждодневные вещи я снимаю, надеваю белую блузку с лёгким кремовым оттенком, подчёркивающим въевшийся в кожу загар. Штаны заменяет тёмно-оливковая юбка-брюки. И завершает ансамбль длиннополый жакет с рукавом три четверти, тоже оливковый.
Украшения папа мне дарил. Я надеваю ожерелье, серьги.
Косы не расплетаю, просто закалываю их на затылке.
Последний штрих – переобуваюсь в туфли-лодочки.
– Мирта? – мадам Ох смотрит на меня, широко распахнув глаза. – Это ты? Ты такая красивая! Почему…?
Она хихикнув, замолкает. Я уже успела запомнить, что за хихиканьем мадам Ох прячет смущение. Как по мне, дурная привычка, она в такие моменты выглядит глуповатой, если не сказать грубее. Но мадам Ох без меня разберётся, как ей жить. Вопрос, заставивший её смутиться, повисает в воздухе, и я не отвечаю. Что ей сказать. Почему я не при параде каждый день? Потому что долго нежные вещи не живут, порыв ветра, пыль и прощай, блузка. Кто-то выбросит и купит новую. Я – нет. Да и куда мне выходить при параде? На рынок? В порт к продавцам свежей рыбы? Очень смешно.
– Вернусь приблизительно к полудню, – отчитываюсь я.
После дождя пыли быть не должно, но я всё равно перекидываю через локоть легчайший плащ, подхватываю папку с документами и выхожу.
Образу мадемуазель из состоятельной семьи не хватает только широкополой шляпы, но настолько соответствовать я не собираюсь, обойдусь без нашлёпки на голове.
Я выхожу в коридор, на миг замираю.
Дознаватель, демоны его побери, не выходит из ума. Просто так, такие как он не появляются. Интуиция буквально кричит, что надо ждать беды. Знать бы откуда. Похоже, пока не пойму, так и буду об него мысленно спотыкаться. Иногда «громкоговорящая» интуиция только во вред.
– До академии, пожалуйста, – прошу я извозчика.
До неё пешком точно не дойти. Академия, как и колледж, расположены не в столице, а за ней. Когда колонизация Дикого континента только начиналась, первый город, позднее и ставший столицей, застраивали кое-как, без плана, суетливо и «временно». Как папа, сколотил сарай сараем, а по всем документам то, что должно бы быть признано шалашом, проходит как двухэтажный дом. Академию не строили. Под неё переделали руины строения неведомой цивилизации, исчезнувшей задолго до начала колонизации.
– До академии, пожалуйста, – доносится до меня смутно знакомый голос.
Высунувшись наружу, я успеваю заметить, как дознаватель забирается в следующий экипаж.
Его приезд как-то связан с академией? Это может стать… хлопотным.
Второй экипаж так и тащится следом – может и обогнал бы, но не сегодня. Центр столицы на холме, и улицы вымощены брусчаткой, а вот дальше глинистое месиво, и лошади едва справляются. Тащимся с черепашьей скоростью.
За городом становится чуть легче. Резкий перепад высот, вырубленная в скале древняя дорога вьётся серпантином, плиты сохранились, даже не растрескались. Академия стоит на скалистой возвышенности. Проезжаешь какую-то сотню шагов, и будто в другой мир попадаешь. Всюду сочная зелень, яркие цветы, среди которых почти нет мелких. В воздухе аромат свежести и сада. Понукаемая извозчиком, лошадь идёт чуть быстрее.
Подъём заканчивается резко.
Ещё пять минут лёгкой качки, и, наконец, остановка.
– Прибыли, мадемуазель.
– Я постараюсь недолго, – обещаю я.
– Да хоть да утра. Мне же лучше.
Ну да, за ожидание я плачу.
Предыдущий наместник обещал проложить общественную канатную дорогу, но как он отошёл от дел, так про дорогу и забыли.
Каменная стена высотой в полтора метра не производит впечатления надёжного ограждения, но магия меняет дело.
Я подхожу к воротам.
– Куда? – недружелюбно буркает охранник из пристроенной к воротам будки.
Действительно, куда?
– В администрацию, – я протягиваю паспорт. – Учиться буду.
– Вступительные экзамены давно закончились, – не без злорадства сообщает охранник.
– Потяну, – равнодушно отвечаю я, не вдаваясь в детали.
Мне всё равно нечем платить за второй год. Так какая разница, отчислят меня или я заберу документы по собственному желанию? Мой план – проскочить в лазейку, как с поступлением. Академия выпускает магов – это обязательная программа. Курсы, необходимые для получения второй профессии, можно выбирать по собственному желанию или не выбирать. Пройденные курсы вписываются в диплом, который мне не светит, но можно получить справку, и её достаточно для оформления лицензии. Это мой шанс. Но как совместить обязательную учёбу, набор курсов, который обычно растягивают на два-три года и расследование?
Ничего, как-нибудь извернусь.
– Заявление по образцу, – мадам Виро подаёт мне бумагу.
Подписание не затягивается.
Мадам Виро забирает диплом колледжа, паспорт, заявление, скрывается в коридоре. Я остаюсь ждать на стуле.
Через четверть часа она возвращается:
– Тебе повезло, Мирта.
– Да?
– Ректор сразу же подписал приказ о твоём зачислении.
А мог распорядиться отложить мои документы в общую кучу и разбираться позднее. Мне бы пришлось снова приезжать. И правда повезло.
– Спасибо.
– Вот, – она возвращает мне всё, кроме заявления. – А это копия приказа. Будешь из города ездить?
– Нет, мадам.
– Тогда зайди к коменданту. Общежитие открывают с завтрашнего дня. И держи памятку. Разберёшься? Если не разберёшься, приходи.
– Угу.
Вроде бы всё.
Я быстро пробегаю памятку глазами. До начала учёбы я должна выбрать курсы, записаться, утвердить расписание. В колледже действовала похожая система, ничего нового. Но уходить я не спешу.
– Хм? – удивляется мадам Виро, явно намекая, что пора бы мне убраться.
– Когда я заходила на территорию академии, меня обогнал королевский дознаватель, явно прибыл со старого материка, – понизив голос, делюсь сплетней.
Мадам Виро наверняка уже видела его. Дознаватель шёл в администрацию, а значит, мимо не прошёл.
Мадам воровато оглядывается и кивает.
Я ещё больше понижаю голос:
– Случилось что?
Маловероятно, что мадам ответит правду, но она меня удивляет:
– Никто не знает.
Вот если бы она сказала «Я не знаю», то я бы не поверила. Мадам грудью наваливается на столешницу. Я понятливо склоняюсь поближе:
– Неужели никто? Я знаю, что он остановился в «Белой жемчужине». Странно, что не в «Королевском люксе».
– Он не первый раз приходит. Сначала дела учащихся и преподавателей запросил, причём все за последний год, даже уволившихся и отчислившихся. Что искал, не понятно, но думаю, что не нашёл.
– Почему?
– Он будет внештатным преподавателем, курс самозащиты.
Хочу!
Демоны, да я все курсы хочу. Как не лопнуть от жадности? Но с курсом дознавателя при всей его привлекательности – естественно, курса, а не дознавателя. – следует быть аккуратнее.
– Он кого-то ищет? – предполагаю я. – Может, кто-то изготовил запрещённый артефакт, и тот попал в столицу?
Мадам Виро вздыхает. По ней видно, что она бы рада продолжить тему, но сказать нечего.
Я прощаюсь с мадам, выхожу на улицу.
И первым делом перечитываю приказ. Я действительно зачислена? Поверить не могу. Несбыточная мечта стала реальностью. И не важно, что вместо полного обучения будет всего лишь год.
– Мадемуазель, – выдёргивает меня из грёз о счастливом будущем мягкий баритон.
Я оборачиваюсь.
Передо мной стоит дознаватель. И снова с крайне недовольным выражением лица.
– Да?
– Я слышал, вы интересовались моей работой.
Между прочим, обсуждать новости – это нормально, тем более столь неординарные.
– У вас удивительно тонкий слух, господин дознаватель.
– Представьтесь, – и значком насмешливо махнул, лишая даже призрачной возможности начать возражать.
Я не собиралась его злить, просто… Сама не знаю, что просто, зато знаю, что дознаватель мне категорически не нравится.
– Мирта Андрас.
– Вот как?
Моя фамилия для него не пустой звук? Хотя чему я удивляюсь? Знаменитый древний род, у меня целая галерея великих предков – полководцев, героев, выдающихся магов. Да и сегодня Андрасы не последние люди. На старом континенте. Папа у меня оказался бунтарём. Молодой, горячий, захотел доказать себе и миру, что стоит чего-нибудь и без фамилии. Семья его «глупости» не поддержала, и он разругался с роднёй в пух и прах, забрал меня и купил билет на ближайший океанический лайнер, идущий в колонию. Родственников со старого континента я никогда не видела. Меня с ними ничего, кроме фамилии и не связывает.
Мадам Ох расположилась в кресле в комнате ожидания. На сеанс магической связи рекомендуется приходить заранее.
– Мирта? Я уже начала волноваться.
– Не стоило, – улыбаюсь я, хотя мадам права, я могла опоздать. – Мадам, говорить буду в основном я, если вы не против. Вы же, если я в чём-то ошибусь, меня поправите.
– Хорошо, Мирта.
Я падаю в соседнее кресло, вытягиваю ноги.
– Мадам, вы, случайно, ничего не знаете о вашем соседе по этажу? Черноглазый брюнет со старого континента.
– Ох, понравился? Согласна, Мирта, он хорош собой. Одна выправка чего стоит. Статный, подтянутый. Ты не тушуйся, закрути с ним, чтоб аж искры летели, чтоб до звёздочек в глазах, до умопомрачения. Но не увлекайся. Ты здешняя, а он вернётся на старый континент и тебя забудет. И предохраняйся обязательно. Он, повторюсь, уедет, а ты останешься. Парень, конечно, фактурный, но ребёнка одна ты не потянешь, тебе ведь самой толком жить негде…
Демоны, что она несёт? Она меня настолько шокирует, что я дар речи теряю и молча выслушиваю. Надо признать, здравый смысл в её словах есть, в том, что касается не увлекаться. Какой, к демонам, «закрути»? Какое умопомрачение?!
Тьфу!
И ведь слово не вставить, а грубо прерывать не хочется. Меня спасает дежурный:
– Мадам Олвис, мадемуазель Андрас, приглашаю вас в переговорную.
Я первой поднимаюсь.
– Говорить буду я, – на всякий случай напоминаю я.
– Мадам, мадемуазель, длительность сеанса десять минут, одиннадцатая минута стоит два фарта, каждая последующая на фарт дороже предыдущей. Предельная длительности сеанса составляет час.
Переговорная больше всего похожа на рукотворную пещеру, хотя на самом деле крошечное помещение выдалбливают в окаменелых яйцах вымершего несколько миллионов лет назад гигантского орла. Гигантского – это, по-моему, преуменьшение. На картинке в учебнике он изображён размером чуть ли не с одноэтажный дом.
Внутреннее пространство разделено пополам. Перегородка по высоте приблизительно мне по пояс, и её можно использовать вместо столешницы. Узкая, неудобная, как подоконник, но другой быть не может – она часть яйца.
Мебели нет, беседовать предстоит стоя.
– Вы готовы? – уточняет дежурный. – Мы начинаем.
Согласие его не интересует.
Мы с мадам остаёмся вдвоём.
– Вы первый раз? Не бойтесь.
На всякий случай я ловлю её за руку.
Дежурный закрывает вход – возвращает треугольный фрагмент скорлупы в проём.
Внутри становится непроницаемо темно. Прямо сейчас магия в переговорной комнате на старом континенте создаёт наших с мадам Ох астральных дублей, которые там будут повторять абсолютно всё, что мы делаем здесь. И одновременно магия создаёт дубль папиного коллеги за перегородкой.
Появляется голубоватый призрачный свет. В считанные секунды он становится достаточно ярким, чтобы нормально видеть.
– Соболезную, Мирта. Мадам Олвис, приветствую. К вашим услугам.
Время дорого, поэтому на вежливость я его не трачу, и это в порядке вещей. Сразу перехожу к делу:
– Младший сын мадам Олвис, Ринон Олвис, пропал без вести. Полиция начала расследование, но оно было прекращено после получения письма…
Что говорить, я продумала заранее, пока ехала в экипаже из академии. Оттачивала каждую фразу и сокращала, сокращала, сокращала. В идеале мы должны уложиться в десять минут.
– Значит, я должен выяснить, прибыл Ринон Олвис на континент или нет. Если прибыл, то найти его, при необходимости оказать помощь. Если нет, то найти доказательства и расследовать, кем и как было отправлено письмо.
– Всё верно.
Господин Рой называет цену и кладёт на перегородку договор:
– Типовой.
Причин сомневаться у меня нет, папа с господином Роем работал, сколько себя помню, но также папа учил меня читать, что я подписываю. Подписывать буду не я, но я посредник, а это для меня ещё большая ответственность. Да и папа каждый раз внимательно проверял договор. Я прочитываю и передаю мадам.
В отличии от меня, она подписывает не глядя.
– Я начну работу сразу после получения аванса.
– Мы прямо сейчас пойдём в банк.
– Господин Рой, – вмешиваюсь я. – Мы сейчас перешлём копии письма и конверта, а также копию постановления о закрытии дела и изложение основных фактов от меня. Полагаю, вам пригодится. Полный пакет материалов отправим обычной почтой.
– Мирта, хватка у тебя отцовская, подумай о получении лицензии частного следователя. Мадам, я проведу самую тщательную проверку и найду доказательства. До связи.
Астральный двойник размывается, свет гаснет.
Сеанс окончен.
Дежурный снаружи убирает фрагмент скорлупы, приглашает нас к выходу. Я провожаю мадам Ох обратно в зал ожидания, а сама прошу второй сеанс, но обычный, а вещественный. Переслать документы на старый материк невозможно, но можно через астральную проекцию сделать всё те же копии. Мадам остаётся только оплатить.
Я закатываю глаза.
То, как выглядит человек, это очень важно. По одежде «читается» гораздо больше, чем считают обыватели, причём бессознательно. Если видишь хмыря в грязнущей рваной рубахе и штанах с подозрительными пятнами по внутренней стороне ноги, не ждёшь от него галантного обращения, зато легко представляешь его набравшимся и храпящем под стеной кабака. А если мужчина одет с иголочки, гладко выбрит, то он воспринимается успешным человеком, достойным внимания. Для женщин внешность работает точно также. Всклокоченная неряха, от природы красивая, уступит менее привлекательной сопернице, если та одета элегантно и со вкусом. Можно сколько угодно кричать про ценность внутреннего мира и бренность пустой мишуры, однако от правды жизни никуда не деться: одежда – это всегда своеобразное послание человека миру, рассказ о себе, визитная карточка.
Но зачем же тратиться на самую дорогую?!
И на что тратиться? Брюки с блузкой, которые я носила в колледже вполне годные…
– Начнём с платья! – объявляет мадам Ох. – В этом сезоне в моде зелень всех оттенков. Мирта, полагаю, зелёный тебе пойдёт, не придётся ничем оттенять.
– Зачем мне платье?!
Не спорю, можно надеть и платье, только идея не очень удачная: ношение форменного жилета обязательно, а проверить, как он будет сочетаться с выбранным нарядом мы не сможем.
Продавщица вместо обычных платьев с готовностью демонстрирует вечерние, а мадам Ох ни капли не возражает.
– Мирта.
– Да?
– Когда первокурсники знакомятся со старшекурсниками?
Я досадливо морщусь.
Мадам, демоны побери, права, прежде всего мне нужны не перваки, а второкурсники. Но как же неприятно!
– На празднике.
– И в чём ты пойдёшь на праздник?
Я не любительница подобных мероприятий, но пойти придётся – работа.
– В платье, – сдаюсь я.
А мадам добивает:
– И ожерелье обязательно подберём!
Мне остаётся лишь терпеливо сносить примерку. Чувствую себя куклой в руках девочки, решившей поиграть в ателье. Мадам отдаётся процессу с энтузиазмом, увлекается, и у меня складывается стойкое впечатление, что она и вовсе забыла, чем именно мы занимаемся, и перебирает наряды, прикидывая, какой подойдёт мне больше.
Надеюсь, у меня есть право голоса?
Платье с пышной юбкой я забраковываю слёту – слишком много слоёв ткани. В таком платье надо грациозно вышагивать, быстро пойти уже не получится, по крайней мере у меня, с непривычки. Я почти всё время в штанах, мне любая юбка неудобна, а уж такая… Платье-«рыбку» я тоже забраковываю. Юбка сужается к коленям, а затем резко расходится в стороны. Силуэт в платье этого кроя отдалённо напоминает рыбу.
– Мадам, мадемуазель, взгляните, – щебечет продавщица, почуявшая выручку.
Довольно простой наряд, декольте прикрыто кружевом, а лиф щедро расшит бисером. В целом мне даже нравится. Померить я согласна, хотя сама мысль, что мадам будет оплачивать мою одежду до сих пор вызывает внутренний протест.
Взгляд цепляется за платье, задвинутое в самый угол.
– Покажите, пожалуйста.
– Да, конечно. Мадемуазель, должна предупредить, это платье у нас довольно давно, с начала сезона. Оно… не самое удачное.
– Я взгляну.
Продавщица послушно вынимает его и вешает на специальный крючок перед примерочной:
– Как вам? Расшитое…
– Я померю, – перебиваю я.
Мадам задумчиво склоняет голову к плечу. Я внутренне напрягаюсь. Оплачивает покупку она, а значит, решающее мнение её.
Продавщица отдёргивает для меня шторку примерочной и явно намеревается зайти следом. Я протягиваю руку к вешалке:
– Полагаю, я справлюсь. В любом случае мне нужно платье, с которым я сама справлюсь.
Продавщица понимающе кивает и выходит, а я чувствую, как к щекам приливает краска. Тьфу! Я уж и не помню, когда последний раз смущалась. Нет, дело не в том, что мне неловко раздеваться перед посторонней, отнюдь. Да и раздевать всего-то до белья, нательная сорочка прикрывает почти как рубашка. Сама от себя не ожидала, но мне неловко за лишние волоски на теле. За гигиеной я слежу, а вот за такими «дамскими» мелочами – нет.
Какое мне дело, что подумает продавщица?
Я быстро скидываю блузку, штаны.
Приглушённо-зелёное платье я выбрала, потому что оно раздельное. Когда оно надето, смотрится единым целом, но можно носить отдельно жёсткий корсет и отдельно длинную юбку. Платье при небольшом усилии превращается в два-три варианта неузнаваемых нарядов. Но меня привлекает не это. Обычное платье быстро не снять, а если и скинешь, останешься голым, а тут достаточно распустить завязки, и юбка легко соскользнёт вниз. Переступи и беги, если догадался под юбку натянуть штаны.
С корсетом выходит заминка. Спереди шнуровка декоративная, затягивать надо со спины. К счастью, ленты уже продеты в петли, а я достаточно худая, чтобы натянуть корсет, не выдёргивая их. Я завожу руку назад, прогибаюсь в спине, нащупываю свободно свисающие концы ленты. Намертво я не затяну. Но зачем мне намертво? Мне надо так, чтобы корсет на мне держался, и не свалился в самый пикантный момент.
Ринон писал домой каждую неделю, иногда чаще.
Почерк разборчивый, но не каллиграфичный, без украшательство вроде петелек и крючочков, округлые буквы будто под копирку отрисованы и нанизаны на невидмую строку, бумага чистая, неразлинованная, даже следа карандаша нет, но при этом слова ровные, вкривь и вкось не «скачут». Иногда заметно, что Ринон при письме нажимал сильнее, чем следовало бы. Злился? Или от излишнего усердия? Пока не понять. Зато можно точно сказать, что за эстетикой Ринон не гнался. Редкие помарки совсем не портят общий вид, скорее, лёгкая небрежность придаёт тексту немного живости.
Сперва я просто прочитываю письма, одно за другим, не вникаю в детали. Сейчас моя задача познакомиться с парнем, понять, чем и как он жил, чем увлекался, где и с кем проводил свободное от учёбы время. Охота на детали будет позже.
Только вот письма оказываются слишком правильными, и я не про оформление, и не про сладкий сироп, который Ринон щедро изливал на бумагу, рассказывая, что безмерно тоскует по драгоценной матушке. Хотя, может быть, и скучал, кто знает.
В письмах Ринон много и с удовольствием рассказывал про учёбу, про работу над курсовой, смаковал подготовку к зачёту. Один раз попалось письмо, в котором Ринон извиняется, что иногда засиживается допоздна и ложится после полуночи.
Чем дальше я читаю, тем отчётливее прорисовывается образ книжного червя и маменькиного сыночка по совместительству.
Люди разные, я вполне допускаю, что Ринон зубрил с утра до ночи, но не верю. Демоны, я готова поспорить на свой шанс получить диплом, что Ринон вполне сознательно вводил мать в заблуждение, руководствуясь принципом «меньше знает – крепче спит», потому что из рассказов мадам Олвис у меня о Риноне сложилось совсем иное впечатление – компанейский весельчак. Да, умный, хваткий, в учёбе успешен, но ни разу не заучка, живущий книгами и только книгами. Натуру по щелчку пальцев не переделать. Так с чего Ринону меняться? А ведь мадам хвасталась, что сын резко повзрослел, стал серьёзным. Подозреваю, что он… не лгал, просто о многом умалчивал. Тем более, если читать внимательно, смутные детали проскальзывают.
Упоминаются имена нескольких приятелей, чаще всего мелькает Конрад Айт, с которым Ринон на выходных выбирался в город.
К именам я ещё вернусь, а пока читаю дальше. О конфликтах ни слова.
Мда, честно говоря, я ожидала большего – намёков, зацепок. А пока кроме имён, ничего полезного. Чёрный чай давно кончился, за окном густая темнота, я читаю в свете настольной лампы. И меня уже клонит в сон. А мне ведь второй раз читать – с карандашом. Сейчас я пометок почти не делаю.
Писем много…
«Мама, она прекрасна, как богиня».
Что?!
Я всё-таки заснула? Я встряхиваюсь, перечитываю последнюю строку. Нет, не сон. Но строка настолько выбивается из общего тона писем, что кажется чужеродной. Интуиция ударяет по нервам.
Выводы делать рано, а вот разбираться надо.
До сих пор девочек Ринон не упоминал, лишь мельком и в связи с учёбой. А по оговоркам «На выходных съездили в город, я докупил тетрадей. Вернулись поздно», можно судить, что парни весело проводили время, и отнюдь не в магазине канцелярских принадлежностей.
Влюбился? Хм…
Девушку Ринон описывал живым воплощением всех возможных достоинств. И невозможных тоже. Как они сошлись в одном человеке чудо чудное. Дженна милая, добрая, умная, решительная, отзывчивая, добродетельная, справедливая, милосердная, красивая. Ринон перечислял, не заботясь о хоть каком-то пояснении. Ни единого примера, как девушка показала себя в реальной жизни. Зато восхваление затягивалось на абзацы. Я быстро поняла, что прекраснее неведомой Дженны в мире девушек нет.
Я возвращаюсь к началу письма. Допустим, парень и правда влюбился, кровь бурлит, голова, наоборот, не варит совершенно. Достоинства, которым святая позавидует, Ринон мог банально придумать. Ему кажется, что девушка идеальна. Влюблённость делает людей слепыми, это нормально. Хотя… не хотела бы я так влюбиться. Надеюсь, даже в самом удушающем розовом мареве свихнувшихся чувств я сохраню здравомыслие.
Ринон посвятил Дженне с десяток писем. Судя по ним, он напрочь забыл про учёбу. Спасало только то, что любовь нагрянула незадолго до экзаменов, накануне каникул. А ещё то, что девушка напоминала ему готовиться к сессии. Ринон писал, что твёрдо намерен жениться, просил отнестись к Дженне, как к родной, обещал привезти её домой. Не привёз.
А ведь получается, что влюбился он незадолго до гибели. Это связано? Дженна, определённо, следует найти. А сперва расспросить о ней.
Кое-что в последних письмах мне не нравится.
Разум Ринону отшибло начисто. В жизни всякое бывает, но… Дженна почти наверняка маг, а не уборщица без дара. Могла она применить что-нибудь незаконное? С одной стороны, в академии проворачивать подобное рискованно. С другой стороны, могла и запросто.
Кстати, почему так внезапно? Почему Ринон не обращал на Дженну внимания почти весь год, а перед каникулами «поплыл»?
Сплошные загадки.
Фамилия девочки ни разу не упомянута. Да и имя… Дженна может быть как полным именем, так и сокращением, а может быть и вовсе вымышленным. И не факт, что девушка всё ещё в академии.
Чтобы получить лицензию частного сыщика, нужно шестнадцать профильных курсов. Это минимум. Не все они годовые, например, «История охраны правопорядка» длится всего месяц. Только в рамках курса прослушать восемь лекций не достаточно, нужно сдать реферат и зачёт. Зачёт я осилю, а вот реферат съест время, которого у меня жесточайший дефицит.
Выбрать другую профессию?
А какую?
Работу следователя я представляю, варилась во всём этом с детства. Знакомства есть, пусть и не самые надёжные. А кем мне ещё идти? Всё упирается в деньги. Следующий год мне никто не оплатит, а значит про нормальное получение профессии можно забыть сразу. Что я потяну, если во главу угла ставить длину списка требуемых для оформления лицензии курсов? Я прикидываю так и эдак. Относительно легко получить лицензию на открытие того же кабака, но это несерьёзно. Во-первых, кабак нужно на что-то построить, это немалые вложения. Во-вторых, с нетрезвым Калебом я не совладаю. Нет, надо что-то реальное… Похоронный агент, ага. Профессия мне по зубам, только душа не лежит.
Я добросовестно долистываю брошюрку и с минуту обдумываю перспективу влезть в долги, чтобы начать собственное дело.
Нет, никаких долгов, хватит, нахлебалась зависимости от кредитора. Да и не даст мне никто на нормальных условиях.
Значит, действую, как и собиралась изначально. Я заполняю заявку, отношу в деканат.
– Что это? – спрашивает секретарша, подцепив бумагу двумя пальцами. – Студентка, жажда знаний похвальна, но вы от жадности не лопнете? Вы всерьёз собираетесь за год пройти то, что другие проходят за пять лет?
– Да, мадам. У меня… обстоятельства.
– Ты превысила допустимое количество часов в неделю раза в два. Мне не трудно отнести декану. Но, я тебя уверяю, он не подпишет.
– Я могу с ним поговорить?
– Вот упрямая. Хорошо, я спрошу, когда декан тебя примет, – покачав головой, она оставляет меня скучать в приёмной и скрывается за дверью кабинета декана. Заявку она так и держит двумя пальцами, да ещё и на вытянутой руке.
Не проходит и минуты, раздаётся мужской голос, меня приглашают войти.
– Студентка Андрас, это что?
– Я хочу взять максимальную нагрузку в начале.
Декан размашисто выводит «отказано» и возвращает заявку:
– Студентка, я шутку не оценил.
– Это не шутка. Послушайте, я имею право…
– Студентка, твои права ограничены уставом академии. Одобрить больше разрешённого лимита я при всём желании не имею права, а трепать себе нервы из-за твоих обстоятельств я точно не собираюсь. Меня, знаешь ли, постоянно проверяют.
– Неужели нет никаких вариантов? Не верю.
– Андрас, вот что мне с тобой делать, а? Не смотри на меня так жалобно, не разжалобишь. Так и быть, совет дам. Начни с коротких курсов, покажи себя и подпиши на кафедре разрешение на досрочную сдачу. Как только разделаешься с первой порцией курсов, сможешь взять следующую. Опоздаешь, конечно, придётся догонять. Но это, пожалуй, единственный вариант.
Я ненадолго задумываюсь.
Декан предложил хороший вариант. Не воспользоваться глупо.
– Спасибо.
– Андрас, ты помнишь, что тебе не только курсы выбирать, но и клуб? Отлынивать тебе никто не позволит. Я лично прослежу. И, Андрас, на второй год задерживаться ты не собираешься. Я правильно понял?
Отрицать бессмысленно:
– Второй год я финансово не потяну.
– Хорошую лазейку нашла, молодец. Юрист из тебя получится прекрасный. Но имей в виду, что плохая успеваемость по обязательным предметам обернётся запретом на набор новых курсов.
Декан абсолютно серьёзен, я понимаю, что не уступит. Кивнув, выхожу из кабинета и возвращаюсь за стол думать.
«Общая магическая практика», чтоб её. Основной предмет на первом курсе, и по нему не просто экзамен в конце учебного года, а регулярные зачёты, которые я неизбежно провалю один за другим. Мои энергетические каналы просто не выдержат нагрузки. Очень важно, чтобы первые месяцы жизни младенец провёл с матерью, особенно, если она маг. Через ауру идёт энергетическая подпитка, которой я была лишена. Молоко мне давала кормилица, причём папа рассказывал, что кормилицу пришлось сменить, а это ещё один удар. Ничего удивительного, что я была слабой и болезненной девочкой. Физически я выправилась к семи годам и стала тем ещё сорванцом, а вот энергетические каналы так и остались плохо развитыми. Большинство людей прекрасно живут без магии, так что я не страдала, тем более одно-два заклинания в день я вполне могу осилить. На «Общей магической практике» понадобятся двадцать два. Утрирую, конечно, не на на много.
Я вздыхаю и принимаюсь заново терзать брошюрку.
А если пойти от противного и при всей безумности затеи сделать ставку на магию? Я привыкла считать, что, раз я не выдерживаю большие потоки энергии, то и магия не для меня. Но есть же сфера, почти не требующая большого резерва. Да, он желателен, но не обязателен.
Артефакторика.
Курсов, требующихся для получения лицензии на работу артефактором, гораздо меньше, потому что профессия завязана на магию, и обязательные для всех студентов курсы не учитываются, они ведь и так подразумеваются.
Значок мелькает между пальцами, дознаватель ловок словно фокусник. Намёк более, чем прозрачный.
– Господин дознаватель, не хочу портить аппетит, – с угодливой улыбкой выдаю я. Раз уж он ко мне всё равно прицепился, то почему бы не ответить таким же намёком. Вряд ли сделаю хуже.
– Что вы, мадемуазель, ваше прекрасное общество аппетит лишь подстегнёт.
– А кто здесь беспокоится о вас? – хмыкаю я.
Господин дознаватель подбрасывает на ладони значок и говорит на градус строже:
– Присаживайтесь, мадемуазель, – указывает на место напротив себя.
Видать, залётный дознаватель поставил целью помешать мне нормально поесть. Скрипнув зубами, подхожу к его столику и давлю соблазн «случайно» споткнуться и опрокинуть поднос на нахала. Выходка грубая и неумная, удовольствие принесёт сиюминутное.
Я ставлю поднос и даже аккуратно. Дознаватель с текучей грацией, будто подвижная ртутная капля, поднимается и галантно отодвигает для меня стул. И не прекращает улыбаться, причём улыбается с явной издёвкой.
Дознаватель возвращается на своё место, невозмутимо накалывает на вилку мясо. Я принимаюсь за суп. Позволять портить себе аппетит – много чести.
– Вкусно? – неожиданно спрашивает дознаватель.
– Очень, – честно признаюсь я.
– Так может ответить только девушка, не умеющая готовить.
Пфф!
Бесит.
– Можно подумать, вы готовить умеете.
О чём мы говорим? Какая чушь…
– Вообще-то умею. Запечённая телятина в медовом соусе моё коронное блюда. Из супов лучше всего сырный получается, а вот салаты я не очень люблю, возни много, а сытости не дают, трава, она и есть трава, хоть и называется овощами, – и добивает. – Торт могу испечь.
Превосходство, с которым он на меня самодовольно поглядывает, бесит, но должна признать, что заслуженно. Хозяйка из меня никакая.
– Рада за вас.
Я доедаю свою порцию. Дознаватеь больше не отвлекает. Наблюдает за мной и цедит чай.
Беседа возобновляется, когда я добираюсь до десерта.
– Мирта, у вас есть лицензия частного следователя?
Хм?
– Нет.
– Мирта, всё необычное притягивает взгляд. Согласны со мной? Когда я увидел вас в «Белой жемчужине», я невольно заинтересовался. И, знаете, Мирта, я умею сопоставлять факты, тем более очевидные. У мадам Олвис без вести пропал сын, и последний раз живым его видели здесь, в академии. Последнее письмо с континента и сомнительные показания барышни лёгкого поведения, уверявшей, что видела его спускающимся по трапу корабля, я всерьёз не беру. Так вот, сопоставить профессию вашего отца, желание мадам Олвис возобновить следствие и ваше появление здесь, не составляет труда. Мне продолжать?
Я напрягаюсь, но тотчас расслабляюсь.
Я ожидала претензии со стороны полиции или администрации, уж точно не от дознавателя. Но это не важно.
– Продолжайте, – милостиво разрешаю я.
– Вы нарушили закон, Мирта, и приняли заказ.
– У-у-у… Надеюсь, обвинение, кроме домыслов и умозаключений, чем-нибудь подкреплено? История, если вам так интересно, несколько иная. Мадам Олвис изначально приехала к моему отцу. Я ей объяснила, что контора больше не работает. Когда-то папа крупно помог мадам Олвис, и она оплатила первый год моего обучения. Что касается расследования, то его ведёт профессионал. Единственное, что я сделала – это выступила посредником и помогла нанять человека, который соберёт доказательства, что последнее письмо не было отправлено Риноном. И, главное, что Ринон не поднимался на борт корабля. Тех доказательств для возобновления расследования более, чем достаточно.
– Мирта, – с укоризной тянет дознаватель.
– М? – я смотрю самым невинным взглядом из своего арсенала.
– Мирта, я знаю, что вы влезли в расследование. Вы знаете, что я знаю. К чему эта словесная шелуха?
– До-ка-за-тель-ства, – по слогам тяну я.
Знать он может, сколько угодно, домыслы останутся домыслами, пока я не сболтну лишнего. Молчать я умею.
– То есть вы, Мирта, уверяете меня, что не будете расспрашивать о Риноне Олвисе, выяснять, с кем он дружил, враждовал, встречался, общался…?
Пфф! Столь примитивная словесная ловушка – это даже скучно. Надеюсь, господин дознаватель всерьёз не рассчитывал, что я в неё попадусь, потому что иначе у меня возникнут сомнения в его квалификации.
– С какой стати? – улыбаюсь я. – Господин дознаватель, я готова в сфере истины повторить, что оплата моего обучения в академии является помощью мадам Олвис мне, и что я не имею никаких обязательств перед мадам Олвис, ни письменных, ни устных. Я не нарушала закон. Что касается разговоров, то знакомиться со старшекурсниками и расспрашивать их о Риноне, мать которого подарила мне возможность учиться, имею полное право. Мне любопытно.
– Угу… Мирта, вы не понимаете, во что лезете.