Рассвет — наш спаситель, наш заступник, наш предатель.
Одним из самых древних страхов, наравне с боязнью неизвестного, является ужас зловещей долины. Наши дальние предки сторонились трупов. Пускай те ещё не утратили приличный вид, но разумные люди уже понимали, что к мертвецу нельзя подходить так же легко, как раньше. И эта фобия сохранилась в генах. Нас отталкивают бездушные вещи, похожие на живых людей: манекены, антропоморфные роботы, качественные маски. И хоть мы и не удираем в панике, увидев их, но интуитивно чувствуем — что-то здесь не так.
Если взять этот эффект и представить его как определённое место, то можно получить лиминальное пространство. Помещения или улицы, обычно наполненные людьми, будь то школа, поликлиника и даже центральная площадь города. Задержись современный человек допоздна в пустых коридорах, и тревога заиграет в нём так же, как и в первобытном.
Например, обычный двор, окружённый многоэтажками, днём, на закате и ночью ощущается по-разному. Но именно на рассвете, когда те, кто вылез во мраке, ещё не успевают вернуться в свои норы, двор выглядит чересчур пугающим.
Ни шорох, ни далёкий визг неизвестного существа в ночи не пугает беззащитного одиночку так, как мог бы сделать это на рассвете. Весь город покрыт серой полупрозрачной дымкой. Восходит солнце, и, кажется, бояться становится нечего. Но люди ещё спят, и улицы пусты.
Ночью любой крик можно списать на случайного алкаша или загулявшую молодёжь. Тьма скрывает их в себе, растворяет вместе с твоим страхом. Но утром она бессильна. Ты должен чувствовать себя в безопасности, но не можешь. И это отравляет.
***
Как-то я засиделся над рукописью, а когда закончил работу, время было около четырёх утра. Стояло лето, рассветало очень рано.
Дело, впрочем, шло паршиво. Я написал меньше одной главы и не получил никакого удовлетворения от процесса. Спать не хотелось, мешало зудящее чувство, словно в конце дня я не поставил точку. Лечь на кровать оказалось сложнее, чем снова подойти к слепящему экрану и продолжить сочинять. Но от этого я устал.
Выход оставался один — прогулка. Я решил пройтись вдоль многоэтажек до парка и обойти его. Не взял с собой телефон, чтобы тот не отвлекал. Мысли следовало привести в порядок. С лёгкой головой всегда проще засыпать.
Железная дверь подъезда захлопнулась за моей спиной, и я сделал шаг.
Солнце пряталось где-то за панелькой. Из окружения точно вытащили всю насыщенность, лишив его тёплых цветов, а затем напустили слабый туман.
Рукам стало зябко, я сунул их в карманы. Размышления не давали покоя, но чем дольше я шёл, тем быстрее они развевались в утренней дымке.
До парка добрался без происшествий, дорога не заняла много времени. Но вот на обратном пути начались странности. Непонятно откуда выскочила облезлая собака, я шикнул на неё, пытаясь спугнуть, но она всё равно увязалась за мной. Сначала плелась где-то позади, а потом вдруг обогнала и, изредка озираясь, побежала дальше.
Но возле поворота во двор собака замерла, попятилась, заскулила и, резко сорвавшись, удрала в другую сторону, куда-то к лесу.
Тут-то меня и взял страх. Но отступать я не собирался и, ускорив шаг, принялся скользить взглядом то по окнам домов, то по тротуарам. Всё пытался сообразить, чего же испугалось бедное животное. И когда я повернул во двор, то наконец увидел…
Посреди дороги стоял кто-то, повёрнутый ко мне спиной. Он был совершенно обычный, ничем не примечательный, даже наоборот, будто нарочно слепленный по какому-то стандарту: тёмная кофта с капюшоном, синие джинсы и белые кроссовки.
Но что-то не давало покоя в его виде. Проклятая зловещая долина…
Выдохнув, я пошёл вперёд, намереваясь быстро миновать препятствие, обойти по тротуару. Но стоило оказаться в нескольких метрах от него, как он дёрнулся, скинул капюшон с головы и обернулся на меня. Черты его лица стёрлись из памяти. Но могу заверить, что в них тоже не было чего-то особенного.
— Вы слышали о человеке рассвета? — тихо спросил он таким успокаивающим бархатным голосом, что мой страх ненадолго отступил.
Но я не успел ответить. Его лицо приняло жуткую гримасу: он посмотрел на меня исподлобья и широко улыбнулся, обнажив неровные зубы.
— Сколько чёрных глазниц наблюдают за случайным прохожим из окон давно пустующих квартир? — прошипел он. — Бегите отсюда…
И моё тело сковал ужас. Я еле-еле переставлял ноги, обходя человека. Но он вдруг шагнул в мою сторону. В сердце закололо. Я разом сбросил с себя цепи паралича и опрометью помчался по тротуару вдоль дома.
Пробежав немного, я мельком оглянулся. И увиденное поразило душу ядовитой стрелой: человек бежал за мной с высоко поднятыми руками.
От неожиданности я споткнулся, скорость уменьшилась, и, казалось бы, вот-вот он меня нагонит, но тот внезапно так же замедлился, будто вовсе и не хотел сближаться.
Лицо горело, я больше не мог бежать. Противно шаркая ботинками по асфальту, я сбавил темп. Преследователь — тоже. Он подражал мне во всём, кроме задранных рук. Расстояние между нами было около пятнадцати метров и держалось неизменным, но идти ещё медленнее я не рисковал, боялся, что всё окажется ловушкой.
Сбитое дыхание постепенно восстанавливалось, и жар сходил с лица, но я не расслаблялся, стараясь не выпускать человека из виду. Голова кружилась, я слишком часто вертел ей, то смотря под ноги, то назад.
И вот, обернувшись в очередной раз, я чуть не вскрикнул. Руки бегущего изменились, они стали длиннее, приняв облик мохнатых паучьих лапок. Я различил с десяток суставов на каждой, а на месте пальцев теперь блестели острые когти. И вся эта мерзость тянулась ко мне…
Я пытался громко позвать на помощь, но крик не вырвался из глотки. И настоящий огненный ужас опалил все нервы. Нет, я не потерял слух: шарканье собственных ботинок я всё ещё отчётливо слышал, как и тихий смех преследователя.