Человек без памяти
Кто я? Я человек без памяти. Неделю назад я проснулся с разрывающейся болью головой на больничной койке.
Я парень, высок, бледен и худ. У меня темные глаза и волосы. Левую руку пересекает огромный безобразный шрам. Врачи сказали, что мне около 20 лет. Меня никто не искал - среди пропавших я не числился, по фотографиям меня не нашли в соц.сетях, меня не было в идентификационной базе, отпечатков моих пальцев тоже нет ни в одной базе. Человек-невидимка. Человек-без-прошлого.
Это всё, что я знаю о себе.
- Иван, иди, возьми ещё супа, там осталось, - в палату заглянула Антонина Степановна, пухленькая пожилая санитарка.
Я послушно поплелся в столовую.
Ах да, забыл сказать - поскольку имени я не помню, местные решили назвать меня Иваном.
Иван, так Иван. Мне всё равно.
Я доедал суп, а Антонина Степановна что то болтала про то, как неделю назад подобрала котенка, когда внезапно город накрыл странный звук.
Шшшшщщщщщщщщщщщсссссссссссссс - засвистело сначала.
Уууууууууууууууу - завыло следом.
На улице потемнело, всё приобрело красноватый отлив, взвыли сигнализации на машинах, и следом - тревожные сирены.
- Внимание! Всем гражданам собраться в специальных пунктах сбора под руководством ответственных лиц и проследовать в убежища. Внимание! Всем гражданам проследовать в убежища! Внимание...
Говорят, пятнадцать лет назад была война. Я этого не помню, хотя знаю язык, как одеваться, есть и даже - пользоваться гаджетами. С тех пор остались убежища и системы оповещения.
Антонина Степановна чуть не расплакалась и начала креститься.
- Ах ты ж, Ванечка, что это деится? Пойдем, мой хороший, ах ты ж, страсти то какие.
Я пожал плечами.
Мы шли длинными больничными коридорами, мимо бежали люди, а кто то шел неспеша, недоумевая от происходящего. Вышли на улицу. Воздух был горьким, с каким то странным, резким химическим запахом.
Мы прошли метров сто по улице, когда перед нами упал, задыхаясь, первый человек. Пока ему пытались оказать помощь, рядом упал ещё один, ещё и ещё. Рядом со мной грузно осела Антонина Степановна, засвистела, захрипела, закатила глаза. Вцепилась мне в руку, зашевелила губами:
- Сынок, сыночек, прости, сыночек, не сберегла, не смогла...
Вспышка в голове оглушила болью, перед глазами было уже не пожилое и одутловатое лицо санитарки, а молодое, серое и бескровное лицо моей матери. Я точно знал - это моя мать...
- Ванечка, сыночек, прости. Прости меня, - кровавая пена запузырилась на её губах, она затихла. Ужас сжал моё сердце, а за окном завывали сирены.
Надо же, с именем в больнице угадали... Я очнулся. Рядом падали и хрипели люди. На моих руках - мертвая женщина. Видимо, я напоминал ей погибшего на войне сына, поэтому она так по-доброму относилась ко мне. Закрыл ей глаза.
Забрал из её рук иконку с какой то святой. Вроде бы - Богородицей. Не знаю, был ли я в своей прошлой жизни верующим. Вряд ли. Но в тот момент мне почему-то показалось важным взять эту вещь. Сунул в карман, развернулся и зашагал прочь.
Люди падали вокруг, или брели куда-то с пустыми глазами. Идти в убежище я не видел смысла. Нужно уходить из города - если я не упаду, как остальные, через пару тройку дней тут будет нечего делать, трупы начнут гнить.
В голове зрел план. Мне нужна удобная обувь, оружие, еда.
Я прикинул, куда мне идти и взял курс туда, где по моим ощущениям должен быть запад.
Человеческие тела лежали тут и там, я бы, верно, должен был быть в ужасе, но что-то во мне словно выключилось. Я наблюдал за всем отстранено, словно смотрел фильм.
Шарил глазами по сторонам, наконец увидел спортивный магазин. Двери были открыты, живых не обнаружилось. Взял удобные походные ботинки, тонкую но теплую куртку из современных материалов, хороший нож, походный набор для приготовления пищи и вместительный рюкзак. Походил ещё, но не найдя интересного вышел вон.
Подумал, вернулся, закинул в рюкзак коробку питательных протеиновых батончиков, вышел вон.
Через пару кварталов встретил магазин "Всё для охотников и походов", там разжился портативной системой очистки и синтеза воды, а так же универсальной аптечкой. Осталось дойти до окраины и найти там электромобиль. Мой план был прост - для начала уехать из атакованого города, затем добраться куда-нибудь ещё, найти живых, если они есть и выяснить, что случилось. Пару раз шарил по карманам прохожих, доставал наладоники, пытался выйти в сеть, но интернет не грузил. Забрел в магазин техники, в надежде найти что то, что позволило бы поймать радиоволны, но эта затея не увенчалась успехом.
Я брел по улицам уже четвертый час, но город не кончался. Мертвые тела, кое где горели столкнувшиеся или врезавшиеся в дома электромобили.
Периодически я видел движение, и сначала пытался окликнуть, решив, что это выжившие, но быстро понял, что это животные и птицы. Их отрава не взяла.
Иногда я встречал живых людей, если можно было так их назвать. Они брели куда то, глядя вперёд остекленевшими глазами, но на попытки заговорить с ними и прикосновения не реагировали.
Задумался изловить такого, и посмотреть - может очухается за городом. Зацепил молодого на вид парня в таком состоянии, пытался тащить за собой за рукав. Но он разворачивался и шел куда-то, словно влекомый зовом. В конце концов я смирился и двинулся дальше один.
Жилые дома сменились промзоной, трупов и "зомби" почти не было. Я стал проверять припаркованные по обочинам электрокары, но удача не спешила улыбаться мне.
Наконец я нашел, что искал: электромобиль был открыт, а система безопасности легко поддалась вскрытию. Не спрашивайте, откуда я это умею.
На улице совсем стемнело, когда я выехал из промзоны.
Километров через 50 от города я увидел придорожное кафе. Оно было пусто, ни трупов, ни "зомби". Электропитание отключено, людей то же не было видно.
Это дало мне надежду на то, что те, кто там были, выбрались живыми.
Коробка с карандашами
Во сне я был маленьким мальчиком, убегающим от чего-то большого, гибкого, с паучьими лапами, страшного. Я задыхался и плакал, я убегал, но оно настигало меня снова и снова, а потом отпускало ненадолго, что бы снова поймать, играя, словно кот с мышью. Я хотел кричать и не мог.
Проснулся от того, что скулю, словно потеряный щенок. Простыни были сбиты, одеяло валялось на полу. Я встал и вышел во двор. Было раннее утро. За кафе обнаружился самодельный летний душ. И хотя вода была холодной, я с удовольствием помылся.
Моё внимание привлек неясный стрекот, превращающийся в громкий гул. По небу, кажется, в сторону города, пролетели несколько "вертушек".
Опаньки, значит живые есть. Это хорошо. Но я не знаю, враги они или союзники. Это плохо. Не стал маячить и как-то выдавать себя, но отметил направление, откуда они прилетели.
Вернулся внутрь кафе. Поел. И пошел смотреть, что я вчера "преобрел" вместе с электромобилем.
— Надувной круг. Мда, на улице, конечно, тепло, но вряд ли оно мне понадобится. Кстати, не помню вот, умею я плавать, или нет.
— Серьги в этническом стиле. Сорян ребятки, я такое не ношу.
— Пачка натуральных сигарет. Интересно даже, кто раньше владел этой машиной. Что-то мне подсказывает, что я не курю. И не курил.
— Маленький плюшевый заяц. Внутри шевельнулось, кольнуло в памяти, но не выплыло наружу. Да и не очень хочется, честно говоря. Особенно учитывая то, какие спецэффекты вызывало то единственное, что я вспомнил. Я болезненно попоморщился. Заяц полетел в кучу.
— Рекламный проспект частной психоневрологической клиники. Гы.
— Пачка презервативов. Повертел в руках, бросил в кучу.
— Бинго! Старый радиоприёмник. Рабочий! Включил, повертел ручки настройки. Круто, этой штуке лет 50-70. Отложил в сторонку.
— Акварельные карандаши. Зачем-то достаю один, зеленый, из коробки... Вспышка, боль.
Лицо мужчины в серой униформе искажено злобой.
— Ты должен был зарисовать точную схему, а это что? Что это, я тебя спрашиваю??? — Бьёт меня по лицу альбомом с цветным карандашным рисунком, — что за цветочки-*уечки? Тут тебе не детский сад, твареныш. Посиди голодным пару дней, может поумнеешь.
Двери в камере закрываются с лязгом. По лицу катятся горькие слезы обиды, горло сжимает спазм.
Прихожу в себя от хруста — карандаш ломается в руках. Отбрасываю его, словно ядовитую змею. К чёрту!
В машине включаю музыку. Старый, добрый, тяжелый рок. Всё таки интересно, кто был его владельцем. Или владелицей? Впрочем, какая теперь разница.
От тяжелой музыки на душе становится легче. Дорога ложиться под колёса ровной лентой.
Я отъехал от места ночевки недалеко, буквально километров 20, когда заметил впереди на дороге движущуюся фигуру.
Сбросил скорость, решив посмотреть, кто это. На дороге был ребенок. Девочка, на вид лет восьми, и, судя по тому, как плетется вдоль дороги — "зомби". В груди сжалось от жалости.
Скинул скорость ещё, до минимума, раздумывая усадить её в машину и посмотреть — вдруг очухается со временем, когда она остановилась и повернулась. Увидев машину просто села в пыль на обочину дороги, прямо там, где стояла, закрыв лицо руками.
Сердце дернулось в груди, внутри всё перевернулось. Живая!
Я остановил электромобиль, и бегом преодолел разделявшие нас сто метров.
Девчонка рыдала, размазывая по щекам смешавшиеся с пылью и ставшие грязью слёзы. Честно говоря, я без понятия, как успокаивать детей. Пытался потормошить за плечо, но в ответ она вцепилась в меня, как клещ, и заревела в голос.
— Ну что ты, что ты, успокойся, всё будет хорошо, — я не нашел ничего лучшего, чем обнять её в ответ и аккуратно гладить по спине.
Мысленно ругал себя за то, что не догадался взять с собой хотя бы пару бутылок воды. Может попила бы и успокоилась. Ну или в лицо плеснуть. Интересно, я её смогу поднять и унести в машину? Нет, лучше не стоит. От отчаяния и жалости к ребенку в мою голову приходили странные мысли.
Минут через пятнадцать истерика у девочки стала стихать. Из сбивчивых объяснений, перемежавшихся рыданиями, я смог разобрать, что девчонку зовут Тамара. В возрасте я ошибся — ей было десять. Родители работали в кафе и жили там же. Тома была в школе, в пригородном поселке, что рядом, когда всё произошло. Там почти все умерли, некоторые не умерли, но перестали реагировать. А придя в кафе, она не обнаружила никого. Ночевала в домике рядом, а рано утром решила идти в город, но перепутала направление.
Вода нашлась у неё в рюкзаке. Помог напиться и умыться, и посадил в машину.
Интересно всё-таки, куда делись её родители. Хотя мне что-то подсказывает, что будь они живы и в себе, первым бы делом бросились на поиски ребенка.
Ещё минут тридцать с заднего сидения слышалось периодическое всхлипывание, перешедшее в мерное сопение. Оглянулся — так и есть, нервная система девочки, израсходовав все ресурсы, "выключилась". Проехал мимо ещё пары придорожных кафе, остановился у третьего. Внутри было четыре трупа. М-мда.
Взял несколько бутылей воды, кофе в пакетиках, печенье в упаковках, не успевшую ещё испортиться выпечку. В памяти всплыл писклявый голосок: "У меня дитё не кормлено!"
Ну хоть без спецэффектов в виде головной боли, и на том спасибо.
Когда я вернулся, Тома всё так же сопела на заднем сиденье. На секунду пожалел о зайце, которого выкинул — война войной, а ребёнок есть ребёнок. Ладно, разберемся. Достал радиоприёмник, включил, покрутил ручки, пытаясь поймать хоть что-нибудь, кроме шипения. Бесполезно.
Включил встроенный навигатор. Опа, вот я дурень — спутник, как оказалось, ловит. Посмотрел по карте. Оказалось всего в пятнадцати километрах небольшой городок, стоит только свернуть направо на следующей развилке.
Что же, наведаемся туда.
Перед городом в полях заметил стаю собак. Да уж, через несколько дней эти своры могут стать проблемой для тех, кто остался жив. Нужно подумать, чем их можно спугнуть, в случае чего. Ну или — отбиться.
Я не стал заезжать в город далеко. Картина была та же: трупы на улице и никаких признаков жизни. Развернулся и поехал обратно. На заднем сидении завозилась Тома.
— Я есть хочу. И мне надо... Ну это... В кустики.
Я недоуменно посмотрел на девочку, но потом сообразил, что она имеет ввиду.
— Осторожно там. На животных отрава, похоже, не действует. Не на всех, по крайней мере.
Тома кивнула. Остановил машину у не высоких густых кустов, и, пока девочка справлялась с естественными потребностями, стал смотреть карту в навигаторе.
Выходов у нас, получается, два. Если вообще есть. Ехать по городам, ища живых, пытаясь выяснить, что произошло, либо попытаться определить, откуда прилетели "вертушки" и выдвигаться туда. Наверняка военные. Свои или чужие? Я думал. Я думал очень внимательно.
Если бы я был один, я бы выбрал второй вариант. Не хочу встречаться с военными.
Кто я? Я человек без прошлого в мире без будущего.
И внезапно я понял, что я боюсь. Боюсь знать правду. О том, что произошло. Со мной и этим миром. Сейчас меня не давит груз воспоминаний, но того, что просочилось на поверхность, достаточно, чтобы понять — я вряд ли вспомню что-то хорошее.
Мои размышления прервал отчаянный визг. Я рванул вперëд, оскользнулся и кубарем полетел в овраг, вскочил на ноги и оказался аккурат между Томой и здоровой псиной, оскалившей зубы.
Твою мать, вот это монстрятина! Да она меня сожрет и не подавится, не то, что девчонку.
— Отходи медленно, без резких движений, — цежу сквозь сжатые зубы, не сводя глаз с собаки.
Бешеная, что ли... Вон как слюни текут. Вот идиот, ножик не взял. Хотя что ей мой ножик. Я даже замахнуться не успею.
За спиной шуршит, пёс отвлекается на начавшую двигаться девочку.
— На меня смотри, — говорю я твари, словно вкладывая в голос мысли и силу, — на меня смотри, стой.
Псина замирает, глядит мне в глаза, как завороженная. В этот момент у Томы, видимо, не выдерживаю нервы, и она бросается наутек. Собака отмирает, и кидается следом. В следующий момент в моей голове словно щелкает, мир замедляется и почти замирает. Под вспышку дикой боли, практически не осознавая того, что делаю, кидаюсь псу наперерез. Сбиваю своим телом на нечеловеческой скорости и легко, словно ломая травинку, сворачиваю ему шею. Кубарем качусь дальше по инерции, отключаюсь, словно падая в темноту.
*********************************
Над серым полигоном бесконечная серая морось. Одежда промокла насквозь, но я после десяти километров бега не чувствую холода.
— Рядовой, назовись.
— 128, позывной — "Мертвец", — рапортую я высоким, звонким голосом.
— Оригинально, — серые глаза проверяющего сужаются, — Степанов, объясните.