— Лиля! — окликает меня Людмила Геннадиевна. — После того, как приберешь в лаборатории, закрой класс. У меня у врача назначено, бежать надо.
— Хорошо, Людмила Геннадиевна, — отвечаю я, расставляя реактивы и колбы по местам. — Не волнуйтесь. Я все сделаю. Ключ охраннику сдам.
Она одобрительно кивает и берет сумку.
— До завтра, Лиля.
— До свидания, Людмила Геннадиевна! — улыбаюсь ей и провожаю взглядом, пока за ней дверь в кабинет не закрывается.
Людмила Геннадиевна — одна из немногих учителей, кто хорошо относится к нам, ученикам. Она преподает химию, а я хожу на ее факультатив, потому что мне нравится химия.
Смотрю на часы на стене. Три часа. Через час будет звонить бабуля и к этому времени мне надо быть в общежитии. Телефон там. На занятия его брать нельзя.
Здесь вообще строгие правила. Элитный лицей при институте международных отношений. Сюда попадают только детки из так называемой «золотой молодежи». Обучение здесь стоит огромных по моим понятиям денег. У нас с бабулей таких никогда не будет.
До сих пор поверить не могу, что я учусь здесь!
Как я тут очутилась?
Я победила в городской олимпиаде по английскому языку. А лицей этот каждый год принимает на учебу победителя. Несмотря на его происхождение и отсутствие денег.
Вот так я и оказалась здесь.
Я знаю, что это мой единственный шанс зацепиться и поступить в институт.
У лицея своя общага, потому что учеников только на выходные и каникулы отпускают домой. Я живу в корпусе для девочек в комнате с двумя соседками.
Увы, но за все два месяца, что прошло с начала моей учебы здесь, мне так и не удалось подружиться со своими одноклассниками. Я знаю, что не нравлюсь им.
Я давно научилась читать в глазах окружающих неприязнь и ненависть, слышать в свою спину насмешки. Еще в старой школе.
Сначала я плакала, когда меня обзывали нищебродкой и смеялись над моей одеждой. Но потом я словно стеной от них отгородилась. Отгородилась от всех косых взглядов и тупых шуточек.
Поэтому, впервые увидев направленные на меня неприязненные взгляды своих новых одноклассников, я ни одной эмоцией на лице не показала, что это трогает меня.
Мне не привыкать. Я все понимаю. У них на лицах написано, что такой, как я, не место среди таких, кто здесь учится.
Но я не знаю, что такое обида. Я давно подавила в себе это чувство. У меня есть цель и ничто и никто не сможет помешать мне.
Расставив все по местам в лаборатории, хватаю корзинку для мусора. Осталось его выбросить и можно в общагу бежать.
Выхожу из кабинета и бегу по коридору на выход.
Мусорные баки находятся на заднем дворе. Пересекаю пустую в этот час спортивную площадку, заворачиваю за угол. Теперь по тропинке к бакам.
Делаю пару шагов и поднимаю взгляд. И сразу же замираю на мгновение. Потому что на середине пути стоят трое моих одноклассников. Самых отбитых.
Они больше всего, как мне кажется, ненавидят меня. Никогда не упускают возможность напомнить, что я не должна с ними учиться.
Смотрю на них несколько секунд, собираю силу воли в кулак и решительно шагаю дальше.
Мне надо выбросить этот чертов мусор и бежать в общагу. Иначе не успею к звонку бабули и она будет волноваться.
— Смотри, кто идет! — первым меня замечает Коровин.
Ехидная ухмылка на холеном лице. Его приятели тоже оборачиваются и таращатся на меня.
Ничего не отвечаю. Просто приближаюсь к ним. Обойду их по газону.
— Тебя здороваться не учили, нищебродка? — ржет Минаев, второй одноклассник.
Я опять молчу.
— Может, воспитать тебя? — и на моем пути встает и третий придурок Адамов.
Эти трое считают себя королями класса. Все должны выполнять их приказы. Но я их игнорирую и, похоже, это бесит их еще больше.
— Дай пройти, — строго смотрю на Адамова.
— Ты забыла волшебное слово, Ромашкина! – усмехается он.
— Дай пройти, пожалуйста, — повторяю я уже мягче.
Вдруг подействует?
— Конечно, - лыбится он. — Проходи, — и даже отступает, уступая мне тропинку.
С недоверием смотрю, но делаю шаг. Еще один и спотыкаюсь о чью-то ногу.
Мне поставили подножку. Выставив руки перед собой, я лечу на газон. Мусорное ведро с грохотом падает раньше меня и его содержимое рассыпается по всему газону.
— Ты бухая, что ли, Ромашкина? — слышится издевательский гогот парней. — Под ноги смотри!
Встаю на четвереньки, ощущая боль в коленках. Я сильно ударилась. Еще и испачкалась! Школьная форма! В чем завтра на занятия идти? Запасной же нет! Придется постирать по-быстрому.
А потом мой взгляд падает на разбросанный по газону мусор. Какие-то бумажки, использованные салфетки, кожура от банана…
— Собирай давай! — рявкает сверху Коровин. — У нас тут элитный лицей и все должно быть чисто!
И они опять ржут.
Я поднимаюсь и стряхиваю землю с одежды.
— Что вам надо? — смотрю на них исподлобья. — Что я вам сделала?
— Ничего, Ромашкина, — хмыкает Коровин и наклоняется ко мне. — Что ты можешь нам сделать? Ни-че-го!
Вся сжимаюсь, прячась за броню, которая моментально закрывает меня от усмешек и обидных слов.
Отворачиваюсь и ставлю ведро. Поднимаю банановую кожуру. Кладу ее обратно в ведро, но в тот же момент Коровин пинает его и оно снова отлетает от меня.
Вскидываю на него взгляд, полный ненависти.
— Может, поиграем? — слышу сзади голос Адамова.
Коровин быстро осматривается. Кроме нас тут никого! Смотрит на своих дружков и кивает им. И меня тут же подхватывают под руки и куда-то тащат.
— Пустите меня немедленно! — кричу я. — Пустите!
Но придурки затаскивают меня в пустой спортзал и толкают к стене.
— На колени! — Коровин делает шаг ко мне и цедит сквозь зубы.
— Вы спятили?! — громко говорю я, хватаясь руками за стенку.
Чувствую, как по позвоночнику медленно стекает холодный пот. Каждым позвонком ощущаю страх. Страх, который расползается по телу, проникая в кровь и несясь прямо к сердцу. И оно, наполненное этим страхом, становится таким маленьким. Словно скукоживается. И одновременно начинает бешено биться, ударяя в ребра. Так, будто готово выскочить из груди.
Пульс учащается.
И я вспоминаю это состояние. Однажды я уже испытывала нечто подобное. И я хотела забыть! У меня ведь получилось! Получилось! Почему снова этот противный мерзкий тягучий страх сковывает мое сознание?
Ведь они ничего мне не сделают. Испугать хотят? Нельзя показывать им страх!
Коровин, не сводя с меня взгляда, кивает своим дружкам и мне на плечи давит тяжелая ладонь Минаева.
Я сопротивляюсь, но коленки подгибаются. Подножка и я падаю на колени. Хочу быстро подняться, но Минаев удерживает меня за плечо. Не дает встать.
— Вот в такой позиции ты мне больше нравишься, — зло усмехается Коровин. — По-хорошему не хотела? — наклоняется и берет меня за подбородок.
Бью его по руке и он начинает громко ржать, но подбородок мой не отпускает. Наоборот, сильнее сжимает на нем пальцы. Мне больно. Но эта боль ничто по сравнению со страхом, который я сейчас испытываю. Он перекрывает все остальные эмоции.
Противный мерзкий страх, который неприятно окутывает сознание и лишает меня возможности сопротивляться.
И тем не менее я опять предпринимаю попытку встать. Дергаю головой, освобождая ее из лап Коровина. Толкаю от себя Минаева и вскакиваю. Отбегаю к двери, но там стоит Адамов, третий придурок.
Он цокает языком, качая головой.
— Хватит! — прошу я, глядя по очереди на каждого из парней. — Это не смешно! Вы же знаете, что вам за это будет!
Я пячусь к стене и уже не могу скрывать страх и ужас в своих глазах. И они это видят. Видят. Поэтому и усмехаются довольно.
Опять упираюсь спиной в стену и понимаю, что бежать больше некуда. Парни подступают ко мне.
— Кто первый? — слышу тихий голос одного из них.
И когда я открываю рот, чтобы закричать что есть силы, вижу, как с другого конца зала летит баскетбольный мяч. Летит так быстро, что никто не успевает сориентироваться. Мяч ударяется о стену над моей головой и от этого громкого удара вижу, как трое моих мучителей пригибаются и начинают испуганно оглядываться.
Мяч тем временем отскакивает от стены, ударяет в пол, а из темноты угла выходит высокий темноволосый парень. Он ловит мяч. Пару раз стучит им об пол. Подпрыгивает и забивает мяч четко в баскетбольное кольцо слева от нас.
Коровин, Минаев и Адамов сразу расступаются. И они, и я внимательно вглядываемся в парня.
— Басман, ты что ли? — хмурится Коровин и снова усмехается.
— Развлекаетесь? — парень уже подошел совсем близком к нам и я могу его рассмотреть, пока он здоровается с этими придурками.
Высокий, выше остальных, худощавый, но такой, как говорят, жилистый. Мышцы выступают под майкой. В отличие от нас парень не в форме. На нем черные джинсы и белая майка. Непослушные темные волосы спадают на лоб.
Он, вроде как, спас меня, но почему от него я чувствую еще большую опасность? К тому же, они явно приятели с этим тремя придурками! Он с ухмылкой пожимает им руки.
И только после этого переводит взгляд на меня. И вот тут я понимаю, что не зря чувствую опасность.
Этот взгляд. Один поворот головы — и меня словно отбрасывает ударной волной. Толкает прямо в сердце, которое от испуга становится меньше раза в два точно и забивается в укромный уголок, предчувствуя, что этот взгляд, а вернее, его хозяин причинит боль.
Бред. Прогоняю прочь глупые мысли. Просто еще один придурок. К счастью, не мой одноклассник.
Хочу отвернуться. Или опустить голову. Сделать хоть что-то, чтобы просто разорвать нашу зрительную дуэль с незнакомцем.
Но взгляд его глаз такой колючий. И цепкий. Он буквально удерживает мой взгляд. Заставляет смотреть ему в глаза.
И в горле моментально пересыхает. И, если бы надо было сейчас кричать, просить о помощи, я точно не смогла бы этого сделать.
Такой колючий и тяжелый взгляд.
Парень смотрит серьезно. Ухмылки нет на лице.
Это все длится секунды, но мне кажется, что проходит целая вечность, во время которой я даже не дышу. Вдох не могу сделать. Все сдавило в груди.
Парень сам разрывает наш контакт. Чуть сощурившись, резко отворачивается обратно к придуркам.
И я, наконец, вдыхаю и наполняю легкие кислородом. И мозг начинает работать.
Неужели это он так на меня действовал?! Я как будто гипноз пережила! Или это вообще от страха?!
Прихожу в себя окончательно и дергаю ручку двери, чтобы убежать, пока мои одноклассники и незнакомец обмениваются рукопожатиями.
— Куда? — на моем пути встает Адамов и мерзко лыбится.
Я, не скрывая испуга смотрю то на него, то на его дружков. И чувствую, как губы начинают дрожать.
Закричу. Сейчас точно закричу.
Сжимаю кулаки, словно хочу придать себе силы таким образом.
Но в этот момент парень, который непонятно как оказался в этот час в спортзале, грубо толкает Адамова в плечо. Тот сначала не понимает, что происходит. Таращится на темноволосого парня.
— Басман, ты чего? — хрипит недовольно.
— Пусть уходит, — сухо, но так уверенно отвечает парень.
— Ты чего? — наступает на него Коровин. — Мы не закончили!
И вместо ответа парень, которого почему-то все называют Басманом, берет и толкает и Коровина. Да так сильно, что тот отлетает к стене. Ударяется спиной.
— Ты офигел?! — рычит Коровин.
— Проваливай отсюда! — цедит, чуть подавшись ко мне, мой спаситель. И для полной картины еще и шикает на меня. Как будто я не человек, а кошка.
Но меня уговаривать не надо. Я пользуюсь тем, что путь к двери открыт. Дергаю ручку на себя и выбегаю из зала.
Несусь по коридорам, не оглядываясь. Вообще забыв обо всем. Наверное, я никогда так быстро не бегала.
Замедляю шаги, только вбежав в наш корпус общежития.
Останавливаюсь и оборачиваюсь — конечно, за мной никого нет. За мной никто и не бежал. Это страх подгонял меня.
Стою и понимаю, что отдышаться не могу. То ли от страха, то ли от быстрого бега я часто вдыхаю и выдыхаю, а воздуха все равно не хватает. Зажмуриваюсь и медленно наполняю легкие.
Немного успокаиваюсь и только тогда поднимаюсь на свой этаж.
Я долго ворочаюсь в кровати ночью и никак не могу уснуть. Только прикрываю глаза и сразу как вспышка картинка, где я в зале одна с этими подонками. Зажмуриваюсь, чтобы избавиться от этого видения, но тут же его сменяет взгляд ледяных глаз. И он оказывается гораздо больнее.
Я даже глаза распахиваю, пугаясь реальности происходящего. Как будто этот взгляд здесь, в моей комнате. Но, конечно же, никого нет. И я снова пытаюсь заснуть. И не помню, как проваливаюсь в темноту. И, кажется, только уснула, а уже звонит будильник. Я его пораньше поставила, но тише, чтобы мои соседки не услышали. Пусть еще поспят.
А мне надо сходить в душевую, забрать форму, которую пришлось застирать после падения на землю. Форма одна. Не в грязной же идти. А без формы нельзя. Тут с этим строго.
Поэтому перед сном кое-как оттерла грязь и повесила ее сушиться в раздевалке в душевой.
— Ромашкина, к тебе там пришли! — соседка из другой комнаты перехватывает меня в коридоре.
— Кто? – удивленно таращусь на нее.
Я никого не жду. Ко мне никто прийти не может.
— Я знаю? — недовольно фыркает она. — Велели передать.
И она скрывается за дверями своей комнаты. Я пожимаю плечами и спускаюсь по лестнице вниз.
— Здравствуйте, ко мне пришли? — спрашиваю у комендантши Зинаиды Львовны.
Она отрывается от журнала и удивленно смотрит на меня через очки.
— Кто? О чем ты? — пробегает по мне непонимающим взглядом.
— Мне сказали, что ко мне кто-то пришел… - говорю уже тише, понимая, что это очередная тупая шутка моих соседок.
Конечно же, никто ко мне не пришел. Никто и не должен был прийти. Какая же я дурочка! До сих пор ведусь на их тупые шуточки!
— Кто сказал-то? — уточняет у меня комендантша.
— Неважно! — бросаю ей и быстро бегу наверх, перепрыгивая через ступеньки.
Захожу в раздевалку и так и замираю на месте. Моей формы нет. Пусто!
Быстро осматриваюсь и обхожу помещение. Может, уронили случайно? Или бросили куда?
Но нет. Формы тут нет.
И это катастрофа… Представляю, что скажет Нинель Георгиевна!
И не идти на занятия не могу. У меня сегодня доклад. Я к нему готовилась целый месяц! Эта оценка очень важна. Да и что я скажу? Пропускать занятия можно только болезни. А кто мне справку даст?
Ругая себя за то, что оставила форму в раздевалке, возвращаюсь в комнату. Достаю платье. В джинсах идти тоже не вариант.
Соседки уже ушли и поэтому я, схватив рюкзак, быстрее бегу в корпус лицея, чтобы не опоздать.
В коридоре главного корпуса уже пусто. Все ученики разошлись по классам. Еще пять минут и прозвучит звонок.
Берусь за ручку двери своего класса и замираю на мгновение. Вспоминаю вчерашний вечер. Я ведь хотела пойти к директору и все рассказать. Вернее, нет, не хотела, а думала, стоит ли так поступить? Не сделаю и я хуже?
Мне не нужны проблемы. Я должна удержаться здесь, чего бы мне это ни стоило!
Мысленно считаю до пяти и открываю дверь.
— Ромашкина! — восклицает тут же Голубкова, еще одна моя одноклассница, которая каждый раз пытается показать мне, что я тут случайно и ненадолго. — А ты дерзкая!
И ее смех подхватывают и другие одноклассники.
— Куда форму дела?
— Продала! Что еще от таких как она ждать?
— Ну, сейчас тебе устроят!
Под их смешки и присвистывание я иду к своему месту. Не смотрю на них и ни одной эмоцией на лице не показываю, что меня задевают их подколы.
К счастью, звенит звонок и одноклассники медленно, неспеша рассаживаются по местам. Дверь открывается в кабинет входит Олег Анатольевич, учитель истории. Здоровается с классом.
— Ромашкина, ты доклад подготовила? — поднимает на меня взгляд учитель.
Встаю.
— Да, Олег Анатольевич.
— Ну, тогда выходи. Послушаем про внешнюю политику СССР при Брежневе.
Я беру флешку, чтобы передать ее учителю, и подготовленную папку с материалами для доклада.
Пока Олег Анатольевич открывает на ноутбуке файлы на моей флешке и настраивает проектор, я не смотрю в класс.
— А ты почему не в форме, Лиля? — учитель только сейчас замечает, что что-то не то.
— Я… я испачкала ее и…
Договорить я не успеваю, потому что раздается стук в дверь. Все взоры устремляются туда.
Дверь открывается и на пороге кабинета появляется завуч Нинель Георгиевна и тот самый парень, который был вчера в спортзале.
Не могу скрыть удивления и громко выдыхаю. А парень поднимает голову, небрежно убирает рукой со лба непослушную прядь волос и взгляд его упирается в меня, стоящую прямо в центре у доски.
И я опять словно льдом покрываюсь. Даже вдохнуть не могу. И взгляд убрать не могу. Так и смотрю в нереально колючий и тяжелый взгляд его глаз.
И понять хочу, что он думает. По этому его взгляду. И понимаю, что смотрит он на меня так, словно я букашка в его мире. Снисходительно проходится по мне и уголок губ чуть дергается.
— Здравствуйте, Олег Анатольевич, — говорит завуч. — Извините, что прерываю урок. Вот, — и показывает на парня рядом с собой, — Данияр вернулся к нам.
— Ничего страшного, — отвечает Олег Анатольевич. — Мы еще не начали доклад. Ну? — и смотрит на парня. — Как самочувствие?
Парень, наконец, отводит взгляд от меня и у меня получается вдохнуть. Он медленно поворачивает голову к учителю истории.
— Спасибо. Все в порядке, — слышу опять этот голос с легкой хрипотцой.
Это голос уже не мальчика, но и не мужчины. Не грубый, но обволакивающий своим тембром.
— Садись, Данияр, — говорит ему Нинель Георгиевна и уже собирается уйти.
И я мысленно благодарю за то, что она не заметила меня. Но в этот момент ее взгляд проходит по всему классу и останавливается на мне.
Брови завуча медленно приподнимаются и она, не скрывая неудовольствия, осматривает меня с головы до ног и обратно.
Наши взгляды встречаются.
— Ромашкина, это за саботаж? — говорит и немного морщится.
Она всегда морщит нос, когда обращается к ученикам. Мне кажется, она нас не любит, но вынуждена терпеть, потому что это ее работа.
— Ты почему не в форме? Ты правила забыла? — голос становится жестче и требовательнее.
— Я… — начинаю, пытаясь придумать хоть какую-то причину, которая ее устроит.
Я уверена, что ни она, ни кто другой не поверит, что у меня украли форму. Скорее меня обвинят в том, что я хочу испачкать репутацию такого солидного учебного заведения.
— У нас есть правила, девочка, — цедит Нинель Георгиевна. — И ты должна им следовать. Иди немедленно в корпус и переоденься!
— Нинель Георгиевна, у нас же доклад, — пытается поспорить с ней Олег Анатольевич. — Лиля не успеет тогда…
— Ничего, — отвечает завуч. — Поставите ей пропуск. Все должны понимать, что правила пишутся не просто так. И что…
И тут она замирает на полуслове. Так и стоит с приоткрытым ртом и удивленно таращится на парня, который пришел к ней.
И я тоже на него смотрю. Наверное, как и весь класс, я уверена.
Потому что он тянет с плеча рюкзак, кладет его на пол. А потом снимает пиджак со своих плеч и остается в белой майке.
Кстати, по правилам мальчики под пиджаками должны носить рубашки, а не майки. Это ведь тоже нарушение? Но никто и слова не сказал ему.
Пока я думаю о такой несправедливости, парень подходит ко мне и набрасывает мне на плечи свой пиджак.
И все. Мне кажется, я равновесие теряю. То ли от тяжести пиджака, то ли от парфюма, которым он пропитан и который забивает мои легкие моментально.
Смотрю на парня круглыми глазами снизу вверх. Сейчас он близко и он реально высокий. На голову выше меня.
И он тоже смотрит мне в глаза.
— Данияр, ты что делаешь? — прерывает молчание Нинель Георгиевна. — Прекрати немедленно!
— Нинель Георгиевна, — парень поворачивается к ней и смотрит с ухмылкой, засунув руки в карманы брюк, — вы же сказали надеть форму.
По взгляду завуча я понимаю, что она нифига не понимает. Впрочем, как и я тоже.
— Это форма? — парень кладет ладонь мне на плечо и я невольно дергаюсь от этого прикосновения. — Пиджак. Это же форма?
— Да, — неуверенно произносит Нинель Георгиевна.
— Получается, она в форме, - улыбается парень.
И я слышу первые смешки одноклассников.
Завуч окидывает всех гневным взглядом и поджимает недовольно губы.
— Проблема решена! — заявляет парень. — Все в форме и можно продолжать урок.
Олег Анатольевич чуть усмехается и опять возвращается к проектору.
Но Нинель Георгиевна явно недовольна. Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент в дверях появляется какая-то девчонка и взволнованно, запыхавшись, зовет ее:
— Нинель Георгиевна! Там из министерства звонят!
Завуч всплескивает руками и быстрым шагом идет к двери. Но, прежде чем выйти, останавливается и оборачивается:
— Басманов, зайди ко мне после уроков, — говорит парню. — Ромашкина, ты тоже! — кивает мне и уходит.
— Продолжим? — учитель истории обращается ко мне. — Данияр, садись, — обращается уже к парню в майке, — не мешай докладу. И так, время потеряли.
Я не смотрю на него, но мне кажется, чувствую его взгляд на себе. Удивительно, я вижу его второй раз в жизни, но без труда могу узнать его взгляд. Прочувствовать его. Он смотрит как-то иначе.
Что за бред у меня в голове? Он обычный парень. Ну да, спас меня сейчас, но я почему-то уверена, что сделал это он с какой-то очень плохой целью! Чтобы навредить мне.
За эти месяцы учебы здесь я поняла, что никому из моих одноклассников и даже одноклассниц нельзя верить. Сколько раз я в начале велась за их якобы помощь? А потом оказывалось, что все это делалось, чтобы посмеяться надо мной. Унизить меня перед всеми и опять посмеяться. Уже всем вместе.
Боковым зрением замечаю, как парень проходит в класс, застывает на мгновение и садится за мою парту!
Да, я сижу одна на уроках. Мои одноклассники считают, что я недостойна сидеть с кем-либо из них. Но так даже лучше. Я привыкла. Мне удобно сидеть одной.
Но сейчас я обзавелась соседом. И да, меня никто не спросил, хочу ли я этого.
Расправляю плечи и пиджак кажется нереально тяжелым. Но давит он не весом, а запахом своего хозяина. Я задираю нос и пытаюсь дышать другим воздухом. Но легкие настойчиво наполняются запахом, который будоражит и пугает одновременно.
Это явно какой-то дорогой парфюм. Немного терпкий и щекочущий нос. Но в нем есть еще что-то – это запах парня. И сейчас этот запах давит на меня.
— Лиля, что же ты? Начинай! — вырывает меня из моих бредовых мыслей учитель. — Иначе такими темпами мы никогда не начнем, — и смотрит на часы.
— Можно я пиджак сниму? — задаю очень глупый вопрос.
Но не могу в нем спокойно дышать, не то что доклад зачитывать. Пиджак как капкан. Блокирует мои действия. И даже мысли!
Какая у меня тема доклада? Мамочки, как собраться?
— Конечно, сними, — отвечает Олег Анатольевич. — Думаю, формальности мы соблюли. Данияр, забери пиджак и давайте уже начнем, — в его голосе явно слышится недовольство.
Я снимаю с плеч эту непосильную ношу и протягиваю пиджак подошедшему парню. Он забирает его с ухмылкой и быстро надевает пиджак на себя. Возвращается на место.
— Внешняя политика СССР в восемьдесят годах двадцатого века… — начинаю я и тут же осекаюсь, заметив, что Басманов берет мою тетрадь. Без спроса! И начинает листать ее! Как будто это его тетрадь!
Останавливается на последней странице и вчитывается. И я только сейчас вспоминаю, что пару дней назад я написала там небольшое четверостишье. Так… в голову что-то пришло… о моей жизни.
Но я не хотела, чтобы кто-то увидел этот короткий стишок!
Поэтому с волнением смотрю на парня. Почему он без спроса трогает мои вещи?!
А потом замечаю, как его бровь медленно приподнимается. Так же как и уголок губ. Он усмехается! Усмехается, читая мой стишок.
Волна негодования захлестывает и я чувствую, как учащается мой пульс.
Он залез в мои вещи! Без спроса! Еще и насмехается!
Не отрываю от него взгляда, стискивая в руке чертов доклад. Горю от негодования и как спичка вспыхиваю, когда парень поднимает голову и упирается в меня своим насмешливым взглядом.
— Лиля? — голос учителя звучит как из пропасти.
Отрываю взгляд от ледяных глаз и поворачиваюсь к учителю:
— Олег Анатольевич, я сегодня… я не смогу, наверное… я что-то плохо себя чувствую…
— Да, я вижу, — кивает он. — Может, в медпункт сходи?
И я цепляюсь за это его предложение как за спасительную соломинку.
Быстро киваю и бегу к своему месту. Вырываю из наглых лап парня тетрадку и забрасываю ее в рюкзачок. Туда же летят ручки и учебник.
— До свидания! — бросаю учителю и выбегаю из класса.
Прижимаюсь спиной к прохладной стене и понимаю, что у меня щеки горят. Просто пылают! Кровь мощным потоком несется по венам, разгоняя сердце до спринтерской скорости.
В таком состоянии я правда иду в медпункт.
— Ого! Ты что, стометровку сдавала на норматив? — интересуется врач в медпункте.
Мотаю головой.
— Переволновалась просто из-за доклада, — говорю тихо.
— Нашла из-за чего волноваться! Давай-ка, иди полежи. Освобождение тебе даю. Еще не хватало нам тут инцидента!
Я, конечно, не спорю и быстрее бегу в общагу.
Я и сама чувствую, что пульс зашкаливает. И это такое непривычное состояние для меня, что я не знаю, что с ним делать.
Кидаю несостоявшийся доклад на стол и зарываюсь с головой под покрывало на кровати. Прямо в одежде.
Форма! Вспоминаю, что формы-то так и нет! Вскакиваю и со слабой надеждой иду опять в душевую.
Нет. Формы там нет. Но кто ее взял?! Зачем?!
А еще после уроков предстоит поход к Нинель Георгиевне. И что я ей скажу?
Сажусь на кровать и пытаюсь придумать, что сказать завучу и что делать с формой?
Если сказать, что форму украли, она точно не поверит. Еще и обвинит меня в том, что я хочу испортить репутацию их драгоценного лицея.
Я помню лицо, с которым Нинель Георгиевна просматривала мои документы при поступлении. Мне кажется, она будет только рада найти повод, чтобы сделать мне предупреждение.
Три предупреждения — и отчисление из лицея.
Одно у меня уже есть. Как-то в начале учебы мне пришлось дать сдачи своим одноклассницам, когда они обступили меня в раздевалке в спортзале. Тогда я порвала цепочку на одной их них, отбиваясь.
И, как результат, предупреждение вынесли мне, а не им. Еще и стоимость цепочки пришлось возмещать. Пришлось отдать почти все скопленные деньги, которые я собирала на ноутбук.
У меня единственной в классе нет ноутбука и все задания приходится делать в компьютерном классе. Я так мечтала о ноутбуке. У меня почти хватало уже и я даже выбрала себе недорогой, но хороший ноутбук.
Но… его покупку пришлось отложить на неопределенный срок… денег теперь опять нет и сколько я буду их копить…
Я искала подработку где-нибудь. Хотя бы полы мыть или посуду в ресторане. Но я не могу покинуть лицей в течение недели. Только на выходные.
Поэтому все, что я могу, — это подрабатывать курьером в субботу и воскресенье. А это, конечно мало… Но я не унываю. Все равно соберу.
Просто после того раза с цепочкой, я поняла, что надо держаться в стороне от своих одноклассников. Избегать конфликтов, даже если они провоцируют. Не реагировать и, наверное, терпеть. Да, терпеть. Сжав зубы и заглушая обиду.
И все равно это не помогло…
Нинель Георгиевна будет спрашивать, где форма. Потом вынесет мне предупреждение. И это будет второе предупреждение.
С этими мыслями я провожу все время, пока на часах не показывает тринадцать часов. Сегодня у нашего класса короткий день и поэтому я встаю и, тяжело вздохнув, выхожу из комнаты.
Мои соседки еще не пришли и вообще в этот час в общежитии пусто. Почти никого.
Иду по длинному коридору к лестнице. Спускаюсь на один пролет и вижу у окна между этажами как какой-то парень обнимает одну из моих соседок. Вернее, он даже не обнимает, а просто стоит, а это Наташка прямо виснет на нем.
Парень стоит ко мне спиной.
Девушка сама целует его, обнимая за шею. До меня доносятся характерные звуки.
Но как он сюда прошел?! Никого же не пускают! Только живущие тут девочки могут проходить. Ни разу не видела тут мальчиков.
И да, на нем форма. Значит, это ученик.
— Чего уставилась? — Наташа первая замечает меня и хмурится, показывая мне взглядом, чтобы я побыстрее уходила.
И правда. Чего это я? У меня проблем выше крыши, а я тут наблюдаю, как какой-то нарушитель зажимает свою подружку. Вот, сейчас увидят их и все! Обоим достанется!
— Извините, — зачем-то бурчу я и уже собираюсь уйти, но шага сделать не получается, когда вижу, как парень оборачивается.
Это он!
Насмешливый высокомерный взгляд прошибает моментально разрядом, сопоставимым с разрядом сильной молнии. Проходит по всему телу и впитывается в кровь.
— Привет, — хмыкает он, отстраняя от себя Наташу.
Ничего не отвечаю. Разворачиваюсь и быстрым шагом бегу по лестнице вниз.
— Эй! Постой! — и резкий рывок за рукав куртки. — Я с кем разговариваю?
Я вынуждена остановиться. Поднимаю на него грозный взгляд.
— Чего тебе? — хмурюсь и дергаю руку.
— Не очень-то вежливо, — усмехается он. — Это вместо благодарности? Хоть бы спасибо сказала.
— Спасибо. Всё?
— Нет, не всё, — хмурится он.
И так он даже красивее становится, чем когда ухмыляется. Брови сходятся на переносице и взгляд становится тяжелее.
— Дан! Зайдешь вечером? — доносится голос Наташи за спиной парня.
Теперь я усмехаюсь и опять дергаю руку. На этот раз он отпускает меня.
— Дан! — не унимается моя соседка.
Я убегаю вниз и мельком вижу, как парень машет на Наташу рукой и бежит за мной.
— Ты чего дикая такая? — он опять догоняет меня и оказывается рядом. Но хотя бы не трогает больше. — Я за тобой пришел!
Резко останавливаюсь и оказываюсь прямо напротив парня. Между нами меньше шага.
— За мной? зачем? — непонимающе смотрю на него.
— К Гестаповне идти. Ты что, забыла, да?
— К кому? — я вообще его не понимаю. Он странный!
— Ну к завучу. К Георгиевне. Мы ее Гестаповной называем. Ты не в курсе?
— Нет. Глупо это, — опять иду вниз. — Детский сад какой-то.
— А ты типа взрослая? — парень не отстает.
— Не типа, а взрослая, — бросаю в ответ.
— А чего тогда покраснела, как меня с Наташкой увидела? Раз взрослая? — с явной издевкой спрашивает он.
Ничего не отвечаю. Выхожу на улицу.
— С Гестаповной я буду говорить! — слышу его голос сбоку.
— Сама разберусь! — бурчу, не оборачиваясь.
— Ну-ну! — хмыкает он. — Давай. Я погляжу.
Больше ничего ему не отвечаю и уверенным шагом просто иду к зданию, где расположен кабинет завуча.
Спиной ощущаю его присутствие. Он идет позади меня и я прямо чувствую его взгляд. Никто на меня так не смотрел еще. Наверное, поэтому так остро сейчас ощущаю его присутствие за своей спиной.
Почему он так смотрит? Я, наверное, придумываю себе все! Ничего особенного. Надо просто настороже быть.
Подойдя к кабинету завуча, я в нерешительности встаю и не сразу стучу. Это как последний вздох перед падением в воду. Я знаю, что ничего хорошего там не ждет меня, но и неизбежность этого тоже понимаю.
— Все? Помедитировала на дверь? — слышу усмешку сзади.
Оборачиваюсь и понимаю, что все это время он стоял за мной и наверняка смеялся над моей несмелостью.
— У меня еще дела сегодня, — хмыкает парень и сам стучится в дверь.
Да так громко и как-то нагло, что ли. Я вся съеживаюсь от его наглости.
— Войдите! — слышится голос Нинель Георгиевны из-за двери и Басманов толкает дверь рукой.
— Здрасьте, — усмехается он.
— Здравствуйте, — тихо произношу я.
— Данияр, ты пока в приемной подожди. Я сначала с Ромашкиной переговорю, — холодный голос завуча еще раз убеждает меня в том, что все плохо.
— Почему это? — нагло интересуется парень и первым заходит в кабинет. — Я здесь подожду. Или у вас какие-то женские секреты?
И с этими словами он плюхается на стул у стены.
— Какие еще секреты? — хмурится Нинель Георгиевна. — Можешь, конечно, и здесь посидеть. Лиля, проходи, — показывает мне на стул.
Я несмело прохожу и сажусь. Смотрю на завуча, но прямо ощущаю, как сбоку на меня таращится Басманов. Опять своим тяжелым взглядом словно придавливает меня. Заставляет думать о нем, а не о том, что меня собственно вызвали к завучу не просто так.
— Лиля, ты же знаешь, что на занятия ты должна ходить в форме, — начинает Нинель Георгиевна. — Почему ты пришла не в форме? Это обязательное правило. Его нельзя нарушать.
— Я знаю, — киваю, опустив взгляд.
— Тогда в чем дело? Я вынуждена вынести тебе второе предупреждение.
Тяжело вздыхаю. Смысл спорить? Она все равно не будет на моей стороне.
— Можешь идти, — говорит завуч. — И чтобы больше этого не повторялось.
— Так у нее форму украли! — слышу хрипловатый самоуверенный голос Басманова.
Мы с завучем поворачиваемся и смотрим на него.
— У нее формы нет. Она и завтра нарушит, получается, — хмыкает он.
— Это правда? — Нинель Георгиевна поворачивается ко мне.
Киваю молча.
— Но это какой-то абсурд! — всплескивает она руками. — У нас никогда такого не было! Ты все придумала? Что случилось с формой? Ты ее потеряла? И теперь хочешь свалить на своих одноклассников? Лиля, так нехорошо и я вынуждена…
— Интересно, как отразится на репутации лицея факт кражи формы? — словно размышляя, произносит Басманов.
— Ты о чем то, Данияр? — завуч хмурится.
— Я думаю, Ромашкина должна заявить в полицию, — он, вроде, и серьезно произносит это, но я вижу, что уголок его пухлых губ дергается вверх. — Пусть поищут. Что думаешь, Ромашкина? Пойдем в полицию писать заяву?
Он меня спрашивает? Я в оцепенении сижу и не знаю, что ответить. С одной стороны — этот неожиданный вопрос. Какая нафиг полиция?! А с другой стороны — на меня таращится Нинель Георгиевна. И, судя по ее глазам, она сидит в не меньшем шоке.
— Данияр, ну, какая полиция? — она первая отходит и напряженно улыбается.
— Пусть найдут форму, — пожимает он плечами. — Это же их работа.
— Данияр…
— Сегодня — форму стащили, а завтра? К тому же почему Ромашкина должна отвечать? — не унимается он. — Вы ей, вон, предупреждение вынесли. А она ведь не виновата.
— Лиля, у тебя правда форму украли? — завуч поворачивается ко мне и смотрит проникновенно.
— Да, — киваю я.
— Ну, что же ты сразу не сказала?
— Да я…
— Хорошо. Я возьму этот вопрос под контроль, — говорит Нинель Георгиевна.
— А пока Лиля без формы походит? — спрашивает Басманов.
— Нет, — улыбается ему Нинель, но это какая-то злая улыбка. Неискренняя, что ли. — Я дам распоряжение, чтобы ей выдали новую форму. Без формы нельзя.
Я перевожу взгляд на парня и наши взгляды встречаются. И я без труда читаю в нем что-то типа: «Видишь? Я все разрулил!»
Хмурюсь и первой отвожу взгляд. Проблема моя, а получается, ее решили без моего участия. Я просто сидела и слушала, как он с завучем решал.
— Может, кто-то случайно взял? — решаю высказаться.
Нинель поворачивается и смотрит на меня. Почему мне кажется, что на меня она смотрит как-то иначе, чем на Басманова? Как она так резко может менять свой взгляд?
— Я разберусь, Лиля, — опять улыбается своей неискренней и какой-то холодной улыбкой. — Ты можешь идти.
Смотрю на парня. Он все так же сидит.
— Иди, Лиля, — настаивает завуч.
И я встаю, прощаюсь и выхожу из кабинета. Но, прежде чем выйти, замедляюсь на мгновение и незаметно оборачиваюсь и тут же вижу усмехающееся лицо парня. А еще он подмигивает мне.
Быстро открываю дверь и выбегаю из кабинета. И сначала решительным шагом иду обратно в общагу, но останавливаюсь на полпути.
Басманов помог ведь мне, получается? Получается, что помог. А я даже не знаю, что там сейчас ему Нинель скажет? Вдруг ему тоже моя помощь нужна? Да хотя бы просто узнать, что все в порядке.
Поэтому стараюсь не думать о том, что поступаю, наверное, глупо, разворачиваюсь и иду обратно к кабинету завуча. Не дохожу до него пару метров, как дверь открывается и оттуда выходить Басманов.
Непринужденно улыбается, захлопывает дверь и видит меня. Красиво изогнутая бровь дергается и он шагает ко мне. Я отступаю, ругая себя за такой глупой поступок. Зачем я вернулась?
Но поздно. В пару шагов парень оказывается рядом и упирается ладонью в стенку на уровне моей головы, отрезая мне дорогу назад.
Глаза в глаза. Слишком близко. Так близко, что я слышу его дыхание. Чувствую опять его запах. Он как стена внезапно вырастает прямо передо мной и я со всего размаха врезаюсь в нее.
Разбиваюсь в клочья. Боюсь себя. Это новые ощущения. И да, они пугают. Никогда ничего подобного не испытывала. И не хочу. Потому что не знаю, как вести себя.
Хочу как раньше ничего не чувствовать. Спокойно жить. Не обращать внимания ни на кого.
Хочу разорвать этот контакт. Делаю шаг, но Басманов закрывает собой путь к отступлению.
Чуть наклоняет голову и как будто с интересом рассматривает меня. Блуждает взглядом по моему лицу. А я чувствую, как щеки вспыхивают. Наверняка краской покрываются.
В горле ком и сглотнуть его не получается. Слюны катастрофически нет. Нёбо стягивает сухостью.
— Как благодарить будешь? — с уже знакомой хрипотцой произносит Басманов. — Ромашкина Лиля, — медленно проговаривает мое имя пухлыми губами.
Как будто на вкус его пробует.
Бред! Что я несу?! Почему в каждом его слове, в каждом движении ищу какой-то тайный смысл?
В груди тесно. Мне воздуха не хватает. У меня не было такого с мальчиками.
— Спасибо, — шепчу так тихо, что сама себя не слышу.
Сильнее вжимаюсь затылком в стену, потому что лицо Басманова становится ближе. Он наклоняется!
Задерживаю взгляд на кадыке, заметив, что парень сглатывает, когда с губ исчезает обычная ухмылка.
— Этого мало, — шепчет мне в ухо.
И потом я слышу, как он громко втягивает воздух носом. Словно мой запах впитывает. Или забирает остатки кислорода, лишая меня его.
— Что ты делаешь? — шепчу, чуть ли не плача.
Я чувствую, что это плохо! Плохо, что он сейчас делает. Но больше на себя злюсь. Потому что борюсь с собой. С мурашками своими. С сердцем, срывающимся на дикий темп.
— С кем ты? — звучит неожиданный вопрос.
И я, конечно, не понимаю, о чем он. Что ему надо?
Смотрю на него удивленно.
— Парень есть? — смотрит, чуть наклонив голову вперед, исподлобья.
Мотаю быстро головой, пугаясь самого вопроса. Парень? У меня? зачем он спрашивает?
— Тогда со мной будешь, — выдыхает он и взгляд его медленно ползет с моих глаз на губы.
Как лезвием прокладывает дорожку по моей коже. Царапает. Но вместо боли я чувствую что-то другое. Что-то, что заставляет меня вытянуться как струна, прочувствовать каждую напряженную до предела мышцу.
У меня губы пересохли и слиплись. Не могу их разлепить. Да и не хочу. Наоборот, сильнее сжимаю.
А сама таращусь на его губы. Они тоже сухие. Но он быстро облизывает их, приоткрывает и приближается!
Мамочки!
Я зажмуриваюсь, не зная, что делать дальше.
Внутри — паника. На лице — тоже. И он это видит. Уверена, что видит.
Отворачиваюсь, когда его дыхание становится настолько близким, что я задыхаться начинаю.
— Ромашкина! Басманов! Вы почему не в корпусе еще? — звучит резкий голос Нинель и я благодарна ей за свое спасение.
Распахиваю глаза и вижу перед собой нахмуренное лицо Басманова. Собираю все силы, которые еще не покинули меня, и толкаю его в грудь.
— Мне это неинтересно! — цежу сквозь зубы так, чтобы он понял по тону моего голоса, что я не шучу и не играю.
Разворачиваюсь и бегу, не оборачиваясь, до самого корпуса общежития.
Смотрю на задницу, скрывающуюся за поворотом. Усмехаюсь.
Реально думает, что получится сбежать? Неинтересно ей. Да кто тебя спрашивает? Обычная девчачья попытка сказать «нет», когда все тело кричит «да». Меня не проведешь.
Я же вижу, как смотрит на меня.
Да меня самого уносит нафиг. Бушку срывает стоит нашим взглядам встретиться.
Не помню такого за собой. Как будто ты под коркой льда в ледяной воде и один взгляд в глаза этой девчонки и тебя в удушающий жар бросает.
Я вида, конечно, не показываю. Умею себя контролировать. Девчонке не стоит знать, что меня так вставляет от нее. Она как все! Поэтому и вести себя я буду с ней так, как со всеми веду.
У меня нет проблем с этим. Любая здесь будет рада, если я подойду. И это скучно. Неинтересно.
А тут она. Лиля Ромашкина. Какого фига она тут забыла?! Вообще не похожа на здешних девок.
Глазками так хлопает. Смотрит на всех свысока, как принцесса. И во взгляде обычно лед. Но это только до того момента, как со мной встречается взглядами.
Тогда там все вспыхивает. Я же вижу. Блеск такой появляется.
И спрятать глазки свои хочет, а не получается. Только хуже делает. Затягивает меня. Сама не отпускает. Словно привязывает к себе.
Вообще другая!
И хочется уколоть ее. Сделать так, чтобы опять покраснела. Чтобы щеки пылали.
Смотрю на нее и чувствую раскаты грома по телу. Молния — в крови. Как впрыск адреналина. С фига ли? Думал, это предел. А оказывается, что нет.
Вообще уносит, когда рядом оказывается. Запах ее наполняет легкие. В горле — першение. Чем она пахнет? Мозг в отключке и не могу понять. Какая нафиг разница? Мне нравится! Так и дышал бы ею!
Но девчонка гордая. Дикая какая-то. Толкает меня, вырывается. Дурочка. Не понимает, что инстинкт охотника врубает на полную?
Неинтересно ей. Сказал, со мной будет? Значит, будет!
Я вдыхать ее хочу. В глаза смотреть. Трогать…
Хмыкаю ей вслед и неспеша иду в комнату. Заваливаюсь на кровать и таращусь в потолок.
Лиля. Лиля.
— Басман, ты чего? Заболел, что ли? — гогочут парни, вваливаясь в комнату.
Не отвечаю. Медленно поворачиваюсь и хмуро смотрю на них. Не до шуток тупых. Любому в морду дам.
— Лыбишься лежишь! — ржет Коровин. — Мы и подумали, что заболел. Может врача позвать?
И опять гогот.
Резко сажусь на кровати и окидываю их тяжелым взглядом исподлобья. Придурки. Все мысли сбили.
— Ладно, не злись, — примирительно говорит Адамов. — Слушайте, — обращается к пацанам, — а фигура-то у чокнутой что надо!
— С чего взял? — интересуется Коровин и по его взгляду легко читаю интерес.
— В раздевалку завалился сегодня к бабам! — громко смеется Адамов. — Типа перепутал!
— Придурок! — ржут пацаны. — Ну, и чего там?
— Чокнутая в лифаке одном стояла!
— А трусы?!
— В штанах своих драных, придурки! Но там такие…
— Забил ее! — обрывает восхищенный возглас Адамова Коровин.
Смотрит хмуро.
— Рехнулся?! — недоуменно смотрит на него приятель. — Нафига она тебе?!
— Не твое дело, — огрызается он и хмыкает как-то зло. И вдобавок красноречиво ремень на джинсах поправляет.
Опять гогот пацанов.
— А что за чокнутая? — спрашиваю я, следя за ними. — Не помню такую… вы про кого?
— Так Ромашкина! — со смешком произносит Адамов. — Ну, эта, которая без формы пришла сегодня! Чокнутая она! А у этого, видал, планы на нее?
Встаю с кровати и засовываю руки в карманы брюк.
— Она со мной, — говорю спокойно и медленно, чтобы до каждого дошло.
Обвожу их всех взглядом и останавливаю его на Коровине, по недовольной роже которого понимаю, что с ним придется решать этот вопрос иначе.
— Ты ничё не попутал, Басман? — щурится он и делает шаг ко мне. — Я первый её забил!
— Трёхочковый иди учись забивать! — усмехаюсь я и не двигаюсь с места.
А Коровин тем временем ступает ко мне. Останавливается в шаге от меня.
— Я сказал, что она со мной, — цежу сквозь зубы, впиваясь в него тяжелым взглядом.
И вместо ответа Коровин замахивается, но я успеваю отклониться от прямого удара справа. Несильно ударяю его снизу в подбородок и он отшатывается. Хватаю Коровина за грудки и укладываю на чью-то кровать.
— Ты чё? Бессмертный?! — рычу ему в рожу.
— Да пошёл ты! — толкает он меня. — Я первым её забил! — вопит, дёргаясь. — У пацанов спроси!
— А чё ты пацанов приплетаешь?! Сам отвечай! Ромашкина моя! Понял?!
— Пацаны, вы чего?! Из-за чокнутой?! — подбегает к нам Адамов. — Хорош! Обоих выпрут из лицея!
— Да просто Басман, как обычно, первым хочет быть! — ржёт кто-то из пацанов за спиной.
Я замираю. Да ладно?!
— Отвали! — Коровин пользуется моим замешательством и бьёт меня по запястьям. Толкает и я позволяю ему встать.
Поправляю майку на себе.
— Чё ты сказал?! — поворачиваюсь к тому, кто ляпнул за моей спиной.
Минаев.
— А чё такого? — ухмылка сходит с его лица. — Ритка рассказывала, что…
В этот момент дверь в комнату распахивается и заходит комендант общаги Карась.
— Что тут у вас? — хмуро обводит нас взглядом. — Ну-ка! По комнатам разошлись! Басманов!
Смотрю на него.
— Отец к тебе приехал. Иди давай!
— Сейчас! — отвечаю.
— Все по комнатам своим! — ещё раз кидает нам Карась и уходит.
Батя приехал. Как всегда, не вовремя! Гестаповна уже настучала.
— Короче. Ромашкина со мной. Понял?! — зыркаю на Коровина. — Подойдёшь — убью! Всех касается! — обвожу взглядом всех пацанов. — Не слышали, что Карась сказал? По комнатам, детки!
Усмехаюсь и выхожу из комнаты. Быстро сбегаю по лестнице вниз, а в башке так и крутятся слова Минаева. «Первым хочет быть».
Ромашкина. Вот значит как?
Ухмыляюсь про себя.
Толкаю дверь и оказываюсь на улице. Батина тачка стоит чуть поодаль. Он сигналит мне огнями и я, засунув руки в карманы брюк, неторопливо иду к нему.
Сейчас будет мораль читать. Воспитывать.
Пофиг вообще. Я уже думаю о том, как сегодня окажусь в бабском корпусе. Навестить кое-кого надо.
— Как дела, сын? — отец щурится и внимательно смотрит на меня, когда я сажусь в его тачку.
— Нормально всё. Чего приехал? — откидываюсь на спинку кресла и тяжело вдыхаю.
— Смотрю, радости нет особой от встречи, — хмыкает отец.
— Пап, у меня сегодня трудный день был, — поворачиваюсь к нему.
— Смотри-ка. А чего так?
— Ну, первый день после перерыва такого, — пожимаю плечами. — Сам понимаешь.
— Понятно, — произносит он таким тоном, что я понимаю, что нифига ему не понятно.
Несколько секунд тишины. Мы смотрим в лобовое стекло. Каждый думает о своём. Не знаю, о чём отец, а я о Ромашкиной.
Завел меня Коровин. Придурок.
— Мне позвонила Нинель Георгиевна, — тихо говорит отец.
Ну, ясно. Нажаловалась уже.
— Опять денег просила? — усмехаюсь, поворачиваясь к нему.
— За языком следи, — хмурится он. — Ты что там устроил? Какая-то форма… я нифига не понял! Опять твои фокусы, Данияр? Ты помнишь, о чём мы договаривались? — строго впивается в меня взглядом. — У тебя выпускной класс! Тебе нужен этот долбанный аттестат! Ну, в самом деле! Пора взрослеть!
— Пап, я всё помню. И всё в силе. Просто Гестаповна эта…
— Кто? — отец удивленно таращится на меня.
— Ну, Нинель Георгиевна эта… она… она не так всё поняла, в общем. Я лишь восстановил справедливость, — пожимаю плечами. — Разве это плохо, пап? Ты же сам меня учил так.
Отец хмурится и отворачивается.
— Данияр, я лишь хочу, чтобы ты спокойно окончил лицей и поступил в университет. Я думаю о твоём будущем.
— Я тоже. Всё нормально, пап. Я её даже не послал, — усмехаюсь.
— Мальчишка! — отец зло сверкает глазами.
Но я выдерживаю этот его взгляд.
— Ещё один проступок…
— Я помню, пап, — говорю серьёзно. — Помню.
Долгий взгляд глаза в глаза.
— Иди, — кивает на дверь отец.
— Маме привет передавай! — улыбаюсь я и жму его руку. — Пап, — делаю паузу, — доверяй мне, а?
По крепкому рукопожатию понимаю, что все нормально. Отец хоть и строгий, но всегда разбирается в ситуации. Просто так никогда не наказывает. А, если так и делает, то значит реально заслужил я. Признаю.
Я не ангел. И он это знает.
Попрощавшись с отцом, взглядом провожаю его машину. Жду, когда он выедет за ворота. Оборачиваюсь и смотрю на корпус общаги. Во многих окнах уже темно.
Интересно, чем занимается Ромашкина?
Усмехаюсь этой своей мысли, оглядываюсь и вдоль стены иду к корпусу, где живут девчонки.
Я пока не знаю, в какой комнате живёт Ромашкина. Как её там искать? Пофиг. Там сориентируюсь. Спрошу у Натахи, вон. Эта всё расскажет и покажет, если попрошу. Любит меня. Постоянно говорит об этом.
Пусть любит. Мне пофиг.
Девчонки придумали себе любовь. А что это и объяснить не могут, когда спрашиваешь. Потому что нет её.
Подхожу к пожарной лестнице. Ещё раз оглядываюсь и ловко запрыгиваю на неё. Опыт-то есть.
Забираюсь на третий этаж. Там всегда дверь открыта. Надо просто чуть толкнуть.
Оказываюсь в длинном коридоре. Так, тут где-то у них учебная комната. А там, справа комната Натахи. Сразу к ней? Спрошу, где искать Ромашкину.
Осторожно делаю пару шагов, вглядываясь в полумрак коридора. И вдруг слышу чьи-то шаги. Прижимаюсь спиной к стенке. Меня не должны тут увидеть. Затылком впечатываюсь в прохладу бетона и сглатываю.
Шаги становятся громче. Этот кто-то идёт в направлении ко мне.
Отлепляю голову от стенки и внимательнее вглядываюсь.
Опа!
Ромашкина!
Да ладно?!
Вот это удача! Да ладно!
Сама идёт!
Не могу скрыть довольную ухмылку. Но показаться ей не решаюсь. Крик поднимет. Дикарка.
Слежу за ней и вижу, что она берётся за ручку двери в учебку. Судя по тому, что за дверью темно, там никого нет.
Уголок губ сам ползёт вверх.
Не спуская глаз со своей цели, тихо иду к ней.
Ромашкина заходит в комнату и прикрывает дверь. Я ускоряюсь и оказываюсь перед дверью. Кручу головой направо, налево. Никого.
Чувствуя, как разгоняется кровь по венам от сумасшедшего сердцебиения, сжимаю пальцы левой руки в кулак, а правой берусь за ручку и тяну дверь на себя.