Гортань сдавила тошнота, знакомый привкус крови и ярости медленно отступал. Тело горело. Колени сами подкосились, и Охотник рухнул на камни мостовой, вдыхая затхлый, пропитанный кровью воздух Ярнама. Отец Гаскойн был иным — в его ярости сквозило не просто безумие, а отточенное до автоматизма боевое мастерство, обернувшееся проклятием.
Отдышавшись и подняв оружие, он не спешил идти дальше. В памяти всплыли жалобные глаза девочки в красном платье и данное ей слово. Его взгляд скользнул по свисающей с ветки старого древа бледной конечности. Подняв голову, он увидел её. Женщина раскачивалась в такт ветру, словно маятник. Её шею обнимала изящная, чересчур яркая для этого места деталь — большая красная брошь. Брошь, которую он обещал найти.
Вскарабкавшись на дерево, он увидел, что лицо женщины было искажено невыразимым ужасом, но на её запястьях не было следов борьбы. Словно она сама подставила шею под петлю. Металл броши был холодным, почти ледяным. Он сорвал её, чувствуя, как острые края впиваются в кожу. Этот маленький бездельный предмет теперь весил больше, чем его пила-топор. Он убрал его в карман, совершив тягостный ритуал.
«Что можно сказать ребёнку?» — пронеслось в голове. Слова застревали в горце, образуя ком. Но данное слово — единственная твёрдая валюта в тонущем мире. Вспомнив о ключе, он вернулся к телу Гаскойна, нашёл его и подошёл к массивным воротам. Замок скрипнул, будто нехотя отпуская его. Сунув пистолет в кобуру и сжав в одной руке пилу-топор, а в другой — факел, Охотник шагнул во тьму, навстречу своему долгу.
***
Пройдя сквозь тьму коридоров, Охотник оказался в просторном помещении. Воздух здесь был сухим и пыльным, но в нём не было сладковатой вони гниющей крови, витавшей на улицах. Свет факела выхватывал из мрака пустые скамьи, устремлённые к невидимому алтарю. Тишина стояла гнетуще-безжизненная.
Его внимание привлёк голос.
— Кто?.. Кто здесь?..
В углу, у стены, виднелась сгорбленная фигура. Она не сидела и не лежала — её кости будто срослись в этой неестественной позе. Мутные, невидящие глаза были широко раскрыты и неподвижно смотрели в потолок.
Охотник медленно приблизился и присел на одно колено.
— А... Я чую... сквозь ладан... запах старой крови на тебе и дым пороха... — голос существа был похож на шелест сухих листьев. — Ты один из тех, кого влечёт зов... Охотник.
— Кто ты? — спросил Охотник, не сводя глаз с неподвижной фигуры.
— Я? Я — здешний смотритель. Добро пожаловать в Часовню Оедон... Последний приют для тех, кто ещё не растерял свой рассудок. Если встретишь таких... приводи. Здесь... безопасно.
"Безопасное место?" — мысль отозвалась едкой горечью. Всё в этом городе лжёт. Но слепец не пахнет безумием. Это был лучший, пусть и жалкий, шанс. Ловушка? Возможно. Но другого выбора для девочки у него не было.
— Уже уходишь? — прошелестел смотритель.
— Не совсем, — бросил Охотник, уже направляясь к выходу. — Я вернусь.
***
До дома девочки Охотник добрался быстро. Он постучал по стеклу. За ним виднелось её личико, которое тут же озарилось надеждой.
— Господин Охотник, вы вернулись! Подождите, я открою!
Войдя внутрь, он оказался в гостиной, где пахло пылью и старой древесиной. В камине тлело полено, отбрасывая дрожащие тени на выцветшие обои. Это был последний оплот уюта, обречённый и хрупкий.
— Вы нашли мою маму? С ней всё в порядке?
Охотник медленно опустил руку в карман. Пальцы сомкнулись на холодном металле. Он разжал ладонь. Алая брошь лежала на его кожистой перчатке. Девочка замерла. Её дрожащие пальчики коснулись броши, а затем сжали её так, будто это был единственный якорь в рушащемся мире.
— Она... м-мертва?
Короткий кивок был страшнее любого слова.
Сначала это были тихие всхлипы, а затем её маленькое тельце затряслось от беззвучных, отчаянных рыданий. Она прижалась к его заляпанной кровью коже. Его рука, привыкшая сжимать рукоять оружия, неуверенно и неловко легла ей на спину.
— К-как это случилось? — выдохнула она, отпуская его.
— Твой отец... — голос Охотника прозвучал хрипло. — Он был там. Но в его глазах горел звериный огонь. Он напал. Твоя шкатулка... ненадолго вернула его. Он вспомнил. Но было слишком поздно. — Он не стал говорить о когтях и превращении. — Твоя мама... она выбрала другой путь. Быстрый. Я нашёл её в тихом месте. Она не страдала.
В глазах девочки не осталось слёз, лишь пустота и скорбь.
— Мама... Папа... Что мне теперь делать? Мне страшно...
— Малышка, — он наклонился, чтобы посмотреть ей в глаза. — Есть одно место. Часовня. Там безопасно. Я не смог спасти их, но могу спасти тебя. — Он встал и протянул руку. — Ты веришь мне?
— Да, Господин Охотник, — её голос был тонким, но полным решимости. — Я вам верю.
— Тогда не отходи ни на шаг. И всё будет хорошо.
Девочка кивнула, сжимая в ладошке алый оберег своей прежней жизни.
***
Едва они вышли из дома, Охотник замер. Воздух сгустился. Группа из пяти фигур ковыляла к ним, их движения были резкими, спазматическими. Один бормотал обрывки молитв, другой с рычанием облизывал лезвие тесака.