Казалось, я продумала все. Записалась к женскому врачу, чтобы у отчима было поменьше вопросов, рассчитала время, чтобы точно избежать нежелательной встречи с монстром, испоганившим мне жизнь.
Казалось, мне помогает сама Вселенная. Вчерашним вечером муж окончательно съехал, забрав последние вещи, а я наконец выдохнула. Смогла выспаться, не просыпаясь ежечасно от мук совести, будто чувствуя на себе его полный осуждения взгляд. А водитель автобуса, на котором я добиралась, на одной из остановок любезно сообщил пассажирам, что после светофора жуткая пробка и всем, кто спешит, лучше выйти и преодолеть оставшийся путь пешком.
Я из тех самых, вечно спешащих. Выскочила одной из первых и бодрым шагом направилась к ателье, то и дело прокручивая в голове слова, которые скажу отчиму. Тон, которым я их произнесу. Взгляд, которым я буду смотреть на него. Казалось, я отрепетировала даже дыхание. И оно-то первым и подвело меня, едва я приблизилась к нужному зданию.
Черный внедорожник без намека на тонировку стоит прямо напротив дверей, с обратной стороны дороги. И принадлежит он именно тому, с кем я мечтала больше никогда не встречаться.
Бугров выходит из машины, и одного взгляда на него оказывается достаточно для острого неконтролируемого приступа паники. Я срываюсь с места и что есть мочи бегу к двери в ателье. Хочу закрыться изнутри, не думая о том, как в очередной раз буду объяснять свое поведение отчиму. Я просто не смогу находится с этим чудовищем в одном помещении. Не смогу работать, не смогу вновь дышать запахом его духов, не вынесу прикосновений, даже мимолетных.
Сердце грохочет в висках, когда я подбегаю к двери в ателье. Обернувшись, я вижу, как Бугров лавирует между стоящими в пробке автомобилями. Ему остается всего ничего, но я все еще надеюсь успеть. Издав стон отчаяния, я дергаю на себя тяжеленную дверь и влетаю в просторный светлый зал с обилием окон. Сразу же запускаю руку в сумочку, шарю по дну, выискивая ключи, и вдруг краем глаза замечаю что-то на полу за стеллажами с готовыми костюмами.
Моя рука в сумочке деревенеет от страшной догадки. Дверь за моей спиной распахивается, и вместе с прохладным, насыщенным выхлопными газами воздухом в ателье врывается Бугров. Но его значимость в этом мире на время перестает иметь хоть какое-то значение.
– Папа? – блею я до того жалобно, что от подступающих слез начинает щипать глаза.
Я вижу две мужские ноги, торчащие из-за массивной черной подставки стеллажа. Уронив сумку на пол, я осторожно крадусь ближе. И когда выхожу на одну линию с лежащим на полу телом вижу то, что всю оставшуюся жизнь будет сниться мне в кошмарах.
– Твою мать, – с досадой шипит Бугров, встав за моей спиной. – Не смотри, – привычно приказывает он и, зная, что я не стану его слушаться, накрывает мои глаза ладонью. Но, как это не парадоксально, картинка не меркнет.
Я по-прежнему вижу отчима, будто широкая ладонь Бугрова прозрачна. Вижу большую лужу крови под ним. И вижу портновские ножницы, торчащие из его шеи.
– Это ты, – едва шевеля губами шепчу я. – Это сделал ты…
– Нет, – коротко отвечает Бугров и говорит в сторону: – Я хочу сообщить об убийстве. – Далее он называет точный адрес. – Это владелец ателье. Нет, я не видел, как это случилось. Я клиент. Приехал за заказом. Еще нужна скорая. Тут его дочь, мы зашли одновременно. Пока нет, но скоро до нее дойдет. Потому что она баба, мать вашу! – вдруг рявкает он. – Я спокоен! Да, – говорит он уже ровным голосом. – Понял. Жду.
Я пытаюсь убрать его ладонь со своих глаз, но он, быстро затолкав телефон в карман, прижимает ее теснее, а второй обхватывает меня выше груди, зафиксировав руки.
– Убери от меня свои лапы! – скатываюсь я в настоящую истерику, мгновенно вернувшись в тот номер в отеле.
Воздух вокруг меня будто сгущается, дышать становится тяжелее. Я задыхаюсь собственными страхами и отчаянием, захлебываюсь горем и беспомощностью.
– Нам нужно выйти на улицу, – стоит он на своем, продолжая удерживать меня.
– Я никуда с тобой не пойду, – пытаясь вырваться из его железной хватки, бормочу я. Бугров ухитряется перехватить меня поудобнее, по-прежнему закрывая глаза, и отрывает мои ноги от пола. – Отпусти меня! Отпусти! Никогда! Ни за что! – верещу я, бесполезно трепыхаясь в его руке. – Больше никогда, слышишь! Это сделал ты! Ты, сволочь! Во всем виноват только ты!
– Не во всем, – глухо отвечает он, уверенно шагая к входной двери. – Не в этом.
К моменту, когда подъезжают служебные машины, я все еще кричу. Мой голос охрип, о грудь Бугрова я отбила ладони еще с первыми ударами, но остановиться не получается. Я все нападаю на него и нападаю, а он молча терпит, лишь едва подаваясь назад с каждым моим новым ударом. Пока меня не хватают под руки и не оттаскивают. Пока не вкалывают убойную дозу успокоительного, от которого почти мгновенно начинает клонить в сон.
И вот тогда, на волосок от забвения, я обещаю себе, что он ответит за все. А если мне не удастся посадить его, я найду другой способ. Я тоже неплохо владею портновскими ножницами. И на этот раз терять мне уже нечего.
Незадолго до…
Я крадучись захожу в ателье, хоть в этом и нет никакого смысла: отчим уже пришел, а значит, взбучки мне не избежать. И все же, продемонстрировать раскаяние излишним не будет.
– Ты опоздала, – раздается его строгий голос. – Снова.
– Прости, – покаянно вздыхаю я, а отчим выходит из мастерской, чтобы оценить мой внешний вид.
Сам он одет с иголочки. Темно-синий костюм-тройка в тонкую полоску, на котором нет и лишней пылинки, белоснежная рубашка, галстук под горло. Ботинки в идеальном состоянии, будто только с прилавка, хотя я точно знаю, что он ходит в них уже третий сезон, в том числе на улице. Из его прически не выбивается и волоска, его ногти аккуратно подпилены, а на кутикуле нет ни заусенца. Тщательно выбрит, приятно ненавязчиво пахнет. В отличии от меня.
Сегодня я выскочила из дома, забыв расчесаться и воспользоваться дезодорантом. Я наспех умылась и оделась в приготовленное с вечера, о том, чтобы позавтракать, не шло и речи. С тех пор, как мы с мужем поселились в своей квартире, я перманентно опаздываю. Всегда и всюду. Мы так радовались, когда наконец купили свое жилье без кредита, что не учли главного – время на дорогу будет уходить столько, что жить станет попросту некогда. Правда, лишь у меня.
– Приведи себя в порядок, – морщится отчим, осмотрев меня цепким взглядом. – В десять у нас важный клиент.
– Что в нем такого важного? – хитро улыбнувшись, спрашиваю я, расстегивая пальто.
– Платежеспособность, – хмыкает отчим и подмигивает мне, на секунду выйдя из образа.
Я фыркаю и спешу в подсобное помещение. Делаю аккуратный пучок из своих длинных каштановых волос, фиксирую его лаком, добиваясь совершенства. Потом выуживаю косметичку и принимаюсь колдовать над своим лицом.
Отчим владеет этим местом, сколько его знаю. Это не ателье даже, в привычном смысле, скорее уникальный лофт с изысканным интерьером и особенной атмосферой. Клиентам предлагаются не только чай и кофе, но и крепкие напитки, а зайти с улицы не выйдет: попасть внутрь можно лишь по предварительной договоренности и рекомендации.
Не знаю, с каким дьяволом он заключил сделку, чтобы добиться такого успеха, но на прошлой неделе я лично снимала мерки с мэра нашего города, готовящегося к бракосочетанию своей единственной дочери. И он – не единственная значимая фигура в нашем городе, отдающая предпочтение именно рукам отчима.
Тут, правда, стоит оговориться. Трудимся мы на пару. Поначалу он остерегался даже близко подпускать меня к дорогой итальянской ткани, но, когда увидел соседского мопса в смокинге, сшитом из обрезков, нетипично громко рассмеялся и начал обучать тонкостям своего мастерства. Увы, мама не успела увидеть моего триумфа. В сшитом мной костюме отчим появился уже на ее похоронах, и с тех пор не надевал ни разу.
Провозившись перед зеркалом дольше обычного, я отхожу на пару шагов назад и, удовлетворенная результатом, выхожу в зал.
– Еще хоть одно опоздание, и я возьму другую помощницу, – предупреждает отчим, поправляя вешалки на стеллаже. – Я не шучу, – добавляет он, обернувшись.
– Ты не уволишь меня, – мягко перечу я, подойдя ближе и прильнув к его плечу.
– Заблуждаешься, – тем же строгим тоном произносит отчим. – Моя к тебе любовь безгранична, но терпение не бесконечно.
– А любовь тут совершенно не при чем, – загадочно пропеваю я, отлипая от него и медленно прохаживаясь по просторному залу. – Один ты не успеешь выполнить все заказы в срок. А это много хуже пятиминутного опоздания. Подобная оплошность поставит крест на твоей безупречной репутации. Ты зависишь от меня.
– Ни стыда, ни совести, – укоряет отчим, а я легко пожимаю плечами и широко улыбаюсь.
– Я никак не могу изменить график движения автобусов, пап, – говорю я извинительно, перестав паясничать. – Ты же знаешь, как тяжело утром добраться до исторического центра через весь город. Я уезжаю отсюда в десять, дома появляюсь только в двенадцать, а в семь уже снова выезжать. Иногда я просто не могу оторвать голову от подушки.
– Не моя проблема, – безжалостно произносит отчим. – Нужно было выбирать себе жилье так же, как это сделал твой муж. Поближе к работе.
– Если бы мы оба выбирали подобным образом, пришлось бы брать квартиру в центре. А столько денег у нас не было.
– Было. Я предлагал.
– Да, но тогда моя доля была бы больше, и Илья не смог бы чувствовать себя полноправным хозяином.
– Ты себя слышишь? – устало взглянув на меня, уточняет отчим. – Ты тратишь четыре часа в день на дорогу, чтобы польстить эго своего мужа. Он это время тратит на то, чтобы тыкать на кнопку пульта от телевизора.
– Илья не смотрит телевизор. Он любит читать, – бурчу я, отведя взгляд.
Отчим раздраженно выдувает через ноздри, и в этот момент раздается звонок в дверь. Вообще, она всегда открыта, но кнопка расположена таким образом, что проигнорировать ее невозможно. Да и куда приятнее, когда тебя встречает сам хозяин.
– Здравствуйте, – любезно произносит отчим, открыв дверь. – Вы по записи?
– Да. Бугров Александр, – представляется мужчина.
– Прошу.
Мужчина делает всего один шаг через порог, одновременно с этим осматриваясь. Но когда замечает меня, словно застывает. И под его прямым тяжелым взглядом становится не просто неуютно. Одного его присутствия оказывается достаточно, чтобы я перестала чувствовать себя в безопасности.
Отчим провожает нового клиента до дивана, сам устраивается на стуле через столик от него, а я непроизвольно пячусь назад, чтобы оказаться как можно дальше от неприятного мужчины. И дело даже не во внешности.
Он довольно высокий и крепко сложенный. Одет вполне демократично. Кожаная куртка поверх толстовки, джинсы и кроссовки прямиком с полок масс-маркета. Но наличие тугого кошелька выдают детали. Печатка на большом пальце левой руки, часы, телефон последней модели, современная стрижка и легкий загар. Но главное – это то, как он держится. Идеальная осанка, уверенный шаг и колючий, пробирающий до мурашек взгляд, под которым хочется свернуться в клубок.
– Выпьете что-нибудь? – услужливо спрашивает отчим. – Есть очень приличный виски.
– Кофе, – скупо отвечает Бугров. – Черный и крепкий.
– Дарья, будь любезна, – с улыбкой обращается ко мне отчим, и я, молча кивнув, спешу в подсобное помещение.
Кажется, напрягает он лишь меня. Когда я выхожу с чашкой, слышу, как запальчиво отчим описывает достоинства одной из моделей, подкатив стойку вешалками поближе к дивану. И пытаюсь слиться с интерьером, поставив чашечку так, чтобы не привлечь к себе внимание.
– А вы что думаете? – вдруг повернувшись ко мне, спрашивает Александр.
От неожиданности я дергаюсь. Он даже бровью не повел, когда я подошла! Будто не замечал до того момента, когда я вдруг понадобилась.
– По поводу? – прочистив горло, испуганно переспрашиваю я.
– Какой лучше. – Он кивком указывает на стойку, продолжая смотреть на меня.
Не выдержав его взгляда, я опускаю глаза в пол. Обхожу столик и на время замираю у стойки, бесполезно двигая вешалки. В тот момент я думаю не о том, какая модель лучше сядет на его фигуру, а о том, что он разглядывает меня. У него до того тяжелый взгляд, что я почти ощущаю прикосновение.
– Будет проще понять, если вы снимите куртку, – подсказывает отчим. – И толстовку.
Легкий шорох за спиной говорит о том, что Александр счел нужным согласиться, а мне надлежит обернуться. Я оглядываюсь и прежде, чем он одергивает футболку, успеваю увидеть несколько продолговатых белых шрамов на его животе и боку.
– Нож, – заметив мой интерес, кратко поясняет Бугров.
Я быстро оцениваю его фигуру и разворачиваюсь обратно к стойке с таким чувством, будто меня застукали за чем-то непристойным. Вновь перебираю вешалку за вешалкой, пока не останавливаюсь на вечной классике.
– Этот, – странным писклявым голоском говорю я, демонстрируя костюм.
Отчим было собирается что-то добавить, но Бугров не дает вставить ни слова, чуть приподняв руку. Он подходит ко мне и проводит пальцами по рукаву пиджака, который я держу вплотную к себе. Задевает ребром ладони мою руку, будто случайно, и долго вглядывается в структуру ткани.
Я немного поворачиваю голову вбок и цепляюсь взглядом за точку на полу, дистанцируясь от него. Он стоит всего в паре десятков сантиметров от меня, так близко, что я чувствую его запах. И, к несчастью, свой собственный, от волнения начав обливаться холодным потом.
– Нравится? – не выдержав напряжения, нервно спрашиваю я.
– Да, – после небольшой паузы отвечает он. – Остановимся на нем. Цвет?
– Темно-синий, – без раздумий отвечаю я.
– Почему не черный?
– В черном вы будете похожи на охранника, – брякаю я.
Мужчина хмыкает и соглашается:
– Пожалуй. И все же, я бы посмотрел варианты. Принесете? – спрашивает он у отчима, повернув голову.
– Конечно, – радушно отвечает он и оставляет меня наедине с Бугровым.
Я пытаюсь сделать шаг назад, но мужчина, уловив мое намерение, вновь хватается за костюм, на этот раз выбрав лацкан.
– Чем от тебя пахнет? – приглушенно и хрипло спрашивает он, немного нахмурившись.
– Страхом, – шепотом отвечаю я.
– Страхом? – переспрашивает он и теперь его брови удивленно приподнимаются.
К счастью, отчим быстро возвращается, держа в руках образцы ткани.
– Есть несколько оттенков темно-синего цвета, – сообщает он.
– Неважно, – немного раздраженно говорит Бугров, явно недовольный тем, что нас прервали. – Любой.
– Рубашку? – деловито уточняет отчим.
– Три. Белые.
– Что ж, тогда приступим к снятию мерок, – заключает отчим, достав из кармана сантиметровую ленту, с которой не расстается.
Этим отчим занимается сам, раздев клиента до трусов для точности замеров. Моя задача – стоять спиной к ним и записывать названные цифры.
– Через сколько будет готово? – спрашивает Бугров, одеваясь.
– Четыре месяца, – отвечает отчим. – Потребуется до пяти примерок, мы свяжемся с вами.
– Ясно, – скупо произносит Бугров. – Нужно раньше.
– Простите, – снисходительно произносит отчим, но наглый Бугров перебивает его:
– Две недели.
– Это невозможно! – уже без жеманства восклицает отчим.
– Сколько?
– Минимум три месяца! – взволнованно отвечает отчим.
– Сколько будет стоить выполнить заказ за две недели? – расшифровывает Бугров.
– Поймите, это невозможно физически, – увещевает его отчим. – Более шестидесяти процентов операций выполняется вручную. Кропотливая работа, не выносятся спешки. Я уж молчу о подготовительном процессе! Я не просто так снимал с вас все эти мерки, мы создаем уникальные лекала для каждого клиента. Если вас не устраивают озвученные сроки, боюсь…
– Месяц, – вновь перебивает Бугров. – Двойная оплата.
– Три месяца, – твердо стоит на своем отчим. – Не раньше.
– Месяц. И оплата в тройном размере.
– Хорошо, – сделав драматическую паузу, без охоты соглашается отчим.
– У всего есть цена, – самодовольно хмыкает Бугров, посмотрев на меня. – Всегда.
С трудом дождавшись, когда Бугров выйдет, я нервно вспыхиваю:
– Почему ты согласился?!
– Потому что таким, как он, не отказывают, – поморщившись, отвечает отчим. – Уверен, ты и сама это поняла.
– Ничего я не поняла, – вредничаю я. – И за месяц мы не успеем.
– Мы – нет, – подтверждает отчим. – А вот ты – да. Заказ полностью на тебе.
– Как на мне? – растерянно бормочу я.
– Ты работаешь гораздо быстрее, – пожимает плечами отчим. – И твоя техника хоть и отличается от моей, по качеству не уступает. Вся выручка – твоя.
– Как моя? – окончательно теряюсь я.
– Ступай в мастерскую, – отмахивается отчим. – В три придет постоянный клиент, я займусь им сам.
Потоптавшись на месте, я все же спрашиваю:
– Кто он? Этот Бугров.
– Официально – владелец всех ночлежек в городе. Хостелы, мотели и тому подобное.
– А неофициально?
– Тот, кто способен найти кого угодно и где угодно.
– Зачем? – сглотнув, задаю я очередной вопрос.
– Не думаю, что ему это интересно, – равнодушно отвечает отчим. – Нам – тем более. Доходчиво объяснил? – строго взглянув на меня, уточняет он, и я поспешно киваю.
Я закрываюсь в мастерской и приступаю к делу, наивно думая, что чем быстрее справлюсь с поставленной задачей, тем быстрее избавлюсь от противного тянущего чувства в груди. Но ближе к обеду приходится прерваться: в пустом желудке начинается такая резь, хоть на стену лезь.
Я открываю дверь мастерской, намереваясь пройти в подсобку за своими вещами и добежать хотя бы до продуктового, но до моих ушей доносится приглушенный разговор из главного зала.
– Не дергайся, – беспечно произносит мужчина, голос которого кажется знакомым.
Фраза настораживает, и я на цыпочках крадусь поближе, чтобы расслышать каждое слово.
– Я не дергаюсь, Артур. Но давай смотреть правде в глаза – он пришел не за костюмом, – отвечает отчим, а я задерживаю дыхание, чтобы ненароком не выдать себя.
– Зачем еще? – хмыкнув, спрашивает мужчина.
Если я правильно вспомнила, это Артур Романович Майский, владелец модного ресторана в паре улиц отсюда, в котором мы праздновали мой двадцать пятый день рождения. Илья страшно психовал, что отчим выбрал один из самых дорогих ресторанов в городе, в очередной раз сделав акцент на том, что он себе подобного позволить не может. Но, было вкусно. И это – единственный плюс того вечера.
– Он что-то вынюхивает. И мне не нравится, что делает это он в моем ателье. Не нравится, Артур, – показывает отчим свое реальное отношение к недавнему посетителю, а мне остается лишь изумиться, как хорошо он умеет играть. – Ты знаешь, сколько мне пришлось пахать, чтобы подняться. Я хочу оставить дочери твердую почву под ногами, ее благоверный ни на что не способен. Интеллигенция хренова, – брезгливо сплевывает отчим, а Майский давится смехом:
– Сказал самый напыщенный индюк в городе.
– Самый напыщенный индюк в городе придумывал названия блюд в твоей дрянной забегаловке, – по-стариковски ворчит отчим.
– Кстати, о ней, – ничуть не обидевшись, припоминает Майский. – Через полчаса мне нужно встречать доставку камчатского краба. А тебе с твоей паранойей следовало позвонить не мне, а Панкратову.
– Панкратов тут при чем? – недовольно спрашивает отчим.
– Парню просто нужен костюм, – с тяжелым вздохом говорит Майский. – А у Панкратова есть полный список приглашенных на свадьбу дочери мэра. Позвони ему, Борис.
Я аккуратно прикрываю дверь и, сняв туфли, принимаюсь расхаживать по мастерской, то и дело натыкаясь на один и тот же манекен, стоящий прямо у меня на пути. И если еще пару минут назад я была взволнована интересом Бугрова лично ко мне, то сейчас ситуация изменилась, и не в лучшую сторону. Какие еще секреты хранит отчим? Почему ему так не понравилось, что охотник за головами переступил порог его детища? Как будто в этом месте происходит не только пошив одежды. Или все дело в драгоценной репутации? Я тут с шестнадцати лет разве что не ночую и ничего подозрительного не замечала.
К моменту, когда отчим заходит в мастерскую, мне удается вновь включиться в работу и немного успокоиться. Правда, корчиться от боли в животе я не перестаю.
– В чем дело? – с тревогой спрашивает Борис.
– Все в порядке, – спустя несколько секунд отвечаю я. – Просто надо перекусить. Хотела дойти до магазина, но не знала, когда можно выйти. Клиент ушел?
– Да и довольно давно, – бурчит отчим, почувствовав укол совести. Я при этом продолжаю разыгрывать невинную овечку. – Вот что. Сходи-ка ты пообедай как следует.
– Да где тут? – изумляюсь я. – Местные рестораны мне не по карману.
– Кто говорит об оплате? – ухмыляется отчим и прикладывает телефон, который держал в руке, к уху. – Артур Романович, накорми мою дочь. Камчатским крабом, – добавляет он ехидно и отключается.
– Ну какой краб, пап, – укоризненно говорю я.
– Никакой. Все, иди, – отмахивается он от меня.
Уже минут через десять я устраиваюсь за столиком, а сам хозяин любезно приносит мне меню и дает свои рекомендации вперемешку с красноречивыми комплиментами. А еще через пять хостес приглашает за соседний столик того, кого я рассчитывала не видеть хотя бы до примерки.