Алёна
30 декабря
- Ариша, не отнимай у женщины ёлку, мы свою покупаем. Оставь в покое собаку, не снимай с ее головы бант, не отдавай хозяйке со словами:- на память. Когда-нибудь, у нас будет своя собака, - как базарная баба кричу дочери через весь ёлочный базар.
Но Ариша, погруженная в собственный мир, в котором как всегда творятся очень странные дела, будто не слышит меня.
Она продолжает играть со взрослыми людьми, несмотря на то, что им это совсем не нравится. Зато дочери прям заходит, она ведь шесть лет своей маленькой жизни провела в заточении – два первых года – в тюрьме, четыре последующих – в детском доме, откуда я ее недавно забрала, удочерив.
Я так спешила, чтобы успеть подарить ей в подарок себя – маму именно к Новому году, что чуть не заработала нервный срыв. Зато дочь так счастлива, что выражает это везде и всегда.
Она приобрела свободу. Стала маленький гражданином этого города, который может гулять по нему вдоль и поперек в любое время дня и ночи, конечно, с учетом моей занятости, пока не получается, но когда-нибудь я покажу ей всё, что скрывает мегаполис.
Бум-тыдыщ!
- А-а-а! – истошный женский вопль за моей спиной.
Считаю мысленно до трех.
- Женщина… - мужской голос.
Зря он начал с этого слова «женщина», не люблю, когда меня так называют. Я – девушка. Так что ты мужик уже ошибся, а теперь говори, что хотел.
Снова мысленно включаю громкоговоритель у себя в мозгах на полную мощность.
- … ваша дочь только что уронила целый ряд елей.
- Кто-нибудь пострадал? – спрашиваю холодно.
- Нет, но это же форменно безобразие!
Не реагирую. Меня тут же хлопают по плечу.
- Может, ёлки подберете, - женский назидательный голос.
Обнимаю свою сосну, превышающую мои габариты в несколько раз, особенно в высоту, считаю до пяти на этот раз, потом оборачиваюсь, гляжу на погром, убеждаюсь, что никого не зашибло.
- Привязывать надо деревья крепче к забору. Ветер подул, вот и сдуло ваши ели! А в моей девочке веса-то двадцать килограмм. Вы еще радуйтесь, что мою малышку не задело, а то бы я вас засудила, - с человеческого голоса перехожу на шипение.
Не зря же природа подарила женщине эту шикарную возможность – умение шипеть. Оружие для слабого пола. Надо им пользоваться.
Почему –то на ум приходят маленькие тявкающие собачки, которым природа дала громкий голос, чтобы они тявканьем себя защищали. В результате, они больше всего нервируют прохожих… к чему это я?
Мыслительный процесс увел меня в сторону. Бог с ними с собачками. Их всё равно любят! Вот и Аришка день и ночь просит в подарок собаку, меня ей мало оказалось…
- Всё-всё! – мужчина разводит руками. – Я понял, какая мать, такая и дочь. Груша от груши недалеко упала!
Почему груша-то? Я опустила глаза, чтобы посмотреть на свои бедра, но кроме, елки ничего не увидела.
Решила обидеться без доказательств.
- Какая такая? – взревела я.
- Истеричка и хабалка.
- Ариша, доченька, своих обижают.
Тыдыщ! – за моей спиной упала большая сосна.
- Ну вот, я же сказала, плохо привязано! – процедила я дерзко.
- Милицию вызову! – рявкает пенсионерка в старинной норковой шапке – папахе, явно проеденной молью.
- Пожалуйста. Только вам бабушка придется умереть сначала в этом мире, чтобы возродиться в другом, и позвать оттуда милицию. Попаданкой быть в наше время не зазорно.
- Ах ты! Полиция! – горланит бабуля.
Дочь в ярко-оранжевой шубке-чебурашке и вязаной, лично мною, апельсиновой шапочке, в розовых уггах вертится вокруг меня как маленький папуас вокруг костра. Ее светлые кудряшки потешно подпрыгивают как пружинки.
- Мама, бежим, - кричит Арина, хлопая голубыми глазищами.
Я бы побежала, но сосна тянет к земле. Мои пятьдесят килограмм явно не рассчитанны на работу Деда Мороза – грузчика.
Закусив губу, делаю над собой усилие, ускоряюсь, и мы выбегаем из загона с елками.
- Они такие потешные, - хохочет Арина.
- Да, - киваю я, - сами елки не привязали, а виноваты в этом дети непослушные, - цинично усмехаюсь я, прекрасно осознавая истинное положение вещей.
Но думать о грустном запрещаю себе.
У меня и Ариши последние годы были тяжелыми, а последний – невыносимым. Мы выжили, выбрались из передряг, сейчас отметим праздник, а уж потом наверстаем всё то, что должны!
Алёна
Спустя пять минут подходим к машине – старенькому Форду. Долго и скрупулезно обдумываем, как разместить елку – пихаем в машину наискосок, ничего не выходит.
- Давай на крышу, - пищит дочь.
- Багажника нет, чем привяжем?
- Скотч? – хлопает умненькими глазками.
- Не выдержит. Холодно. Треснет сразу.
Мимо проходит здоровенный мужчина, и дочь бросается ему наперерез.
- Дяденька, помогите, пожалуйста. Как нам елку домой довезти?
Не глядя на мелкую преграду, засранец буркает:
- Отца своего спроси!
Ариша резко останавливается, и голубые любимые глазки наполняются слезами.
Подбородок дрожит и потоки слез бегут ручьями по щекам.
- Милая, нельзя плакать на улице. Ты же помнишь, слезы могут замерзнут и превратиться в ледышки.
Бросаю канитель с елкой, сажусь перед дочерью на корточки.
- Детка, посмотри на меня. – Как только добиваюсь эффекта, продолжаю: - Помнишь, я тебе рассказывала, как сильно я плакала год назад, и просила у Деда Мороза, чтобы подарил мне дочку. Вот – он подарил мне тебя, - обнимаю малышку.
- Правда?
- Да. На этот Новый год мы вместе загадаем папу и собаку!
- Сбу- сбу – дется? – спрашивает кроха, заикаясь.
Раньше Арина сильно заикалась. То ли в детстве ее что-то сильно испугало, или кто-то. Может, физиологическая особенность такая. Но мы с ней много занимались с логопедом- дефектологом. Почти избавились от этой особенности речи. Но иногда она возвращается. Вот в такие нервные моменты.
- Лисенок, всё хорошо.
- Женщины! – слышу громогласный мужской голос за спиной. – Если вы намерены прямо здесь праздник встречать, то я – нет. Хотелось бы домой попасть.
- Езжайте! – буркаю я.
- С удовольствием, только мне ваша сосна мешает.
- Она и нам мешает! – поднимаюсь и встаю перед мужиком. Он разглядывает меня внимательно, скользит по мне заинтересованным взглядом. На вид ему лет сорок с копейками.
- Помочь? – внезапно мужчина меняет тактику. – Далеко елку везти?
- Здесь, недалеко, всего два квартала, - указываю рукой в сторону неба. Так получилось. Уже стемнело, и я не увидела свой дом.
- Ведьма что ли? – усмехается.
- Вы чего дядя? – в разговор вклинивается дочь. - Все ведьмы – рыжие, а мама – блондинка!
- А-а. Ну это меняет дело. Мужичок рьяно запихивает сосну в минивен Мерседес. Явно в нем семью возит.
Ариша хлопает радостно в ладоши.
- Не все мужики сво… - визжит она, чем вводит особь мужского пола в полное недоумение.
Пока добрый самаритянин укладывает нашу елку в минивен, дочь достает из пакета мандарин, сбрасывает оранжевую варежку с руки, и она как сосулька виснет на резинке, сдирает цитрусовые корки и заботливо складывает их в карман новой шубки «чебурашки».
Считаю до трех, выдыхаю. Снова придется вывешивать шубу на балконе, проветривать.
Замечаний не делаю, лишь губы обкусываю свои.
Сама виновата. Однажды я сказала Арине, что обожаю, когда меня преследует повсюду запах мандаринов, она запомнила. Теперь раскладывает цитрусовые шкурки по всему дому. Вот и эти я найду где-нибудь у себя под подушкой.
- Барышни, полете! – шутит мужчина, усаживаясь в свое авто.
- Полетели, - садимся с дочерью в свое авто. Еду впереди, поглядывая на мужика сзади. Что за рвение? Почему он захотел помочь? Может, новогодние желания уже сбываются? Может, он свободны и станет нашим папой?
За хороводом волшебных мыслей о чуде, преследующих любую женщину в канун Нового года, не замечаю, как подъезжаю к своему подъезду.
- Нам сюда, - с пакетами подхожу к двери, придерживаю ее ногой, пока дочь тащит свой пакет с игрушками и мандаринами, подаренными ей в детском доме сегодня.
Так уж вышло, что дочь я забрала оттуда домой, а мое сердце прикипело к детям настолько, что я осталась там работать.
У дверей квартиры останавливаюсь, сгружаю поклажу на коврик соседский, открываю замок сумки, пока мужчина сгружает сосну в общем коридоре.
В который раз за этот вечер думаю, что сначала мужика надо заводить, только потом сосну покупать. Уж слишком она неподъемная.
- Сколько мы вам должны? –спрашиваю и тут же мой рот затыкают поцелуем. Грубым. Наглым. Дерзким.
Машинально даю пощечину – прямо сумкой, зажатой в руке.
- Ты чего? Дуреха? - незнакомец дерзко смеется. – Жалко что ли? Праздник на дворе. Желаю тебе и твое дочери в этот новый год найти своего папку, чтобы было кому приносить елку в дом!
Мужчина сбегает по лестнице вниз, а дочь касается моей руки своими теплыми пальчиками, шепчет заговорщицки:
- Мама, теперь я знаю, что за поцелуй можно заставить мужчину делать всё-всё-всё!
герои




Алёна
Лезу за ключами в сумку, роняю ее на коврик, присаживаюсь, чтобы поднять, и моя меховая белая шапка падает с головы на коврик «Добро пожаловать», и в этот момент дверь моей квартиры открывается…
- Ты кто такой? – спрашиваю дерзко незнакомца, стоящего на пороге квартиры, когда-то принадлежащей матери моего ребенка - Марусе Климовой, а после удочерения, доставшейся мне. Лично бабушка малышки, проживающая в доме престарелых, отписала нам наследство.
- Это ты, милочка, кто такая? – спрашивает нахал, не пуская меня в мою квартиру.
- Ты – домушник?.. – спрашиваю и осекаюсь. Если бы мужчина им был, то вскрыл бы отмычкой замки, забрал движимое ценное имущество, которого у меня нет, единственная ценность – дочь, она со мной всегда, и ушел.
Высокая фигура мужчины, накаченная, в футболке и трико, с неряшливой русой головой чуть наклонилась вперед, и в ноздри врезался запах парфюма и тестостерона.
- Вижу свою дочь, - выдохнул он, и пока мы с Ариной разинув рты, уставились на него, он схватил мою дочь за плечи и перенес ее в квартиру.
- Ма… м…- от нервного потрясения моя малютка заикалась так сильно, что не могла проронить и слова.
Я же дралась как тигрица – бросилась на мужика, но в результате вписалась лицом в дверь.
- Мама дорогая! – я отпрянула и сразу почувствовала, как горячая струя потекла из носа. Коснулась лица, посмотрела на руку – она была алой, а на мою белую шубку из зайки капали гранатовые капли крови.
Я ощупала носовую перегородку – косточки были целы и на месте, а значит, я могла снова идти в бой. Схватив елку за ствол, я начала дубасить стволом в квартирную дверь.
Шмыгая и проглатывая стекающую кровь, я билась как орлица. А потом вспомнила, про тявкающую собачку, и поняла – вот оно настоящее оружие слабой женщины.
- Помогите! Насилуют! Убивают!
Тишина в ответ мне послужила хорошим уроком, и я вспомнила, что нужно кричать другое, чтобы соседи влезли из норок.
- Горим!
Дверь распахнулась, и передо мной мелькнуло перекошенное небритое лицо мужика, занявшего мою квартиру.
- Баба! Дура чумная, - меня схватили за воротник и затащили в квартиру.
- Ариша, доченька! – я бросилась к своей малышке, плачущей на диване.
- Ма… м.. ма… ма-ма, - она в ужасе смотрела на мое окровавленное лицо.
- Ты ее пугаешь! – бугай схватил меня за воротник, грубо поднял.
Притянул к себе и уставился такими же голубыми глазами как у Арины.
Нет! Не может быть!
Но глаза точь-в-точь. Ярко-голубые как море, как цвет морской воды в лагуне.
- Я – ее отец, это квартира моей женщины, а ты – тетя - опекун здесь лишняя. Поняла? – угрожающе приблизился ко мне, и в этот момент со всей дури получил шваброй по спине.
- Я – мама! Это моя дочь! И моя квартира, мне ее бабушка Маруси Климовой отписала! Так что, дядя, это ты здесь лишний! – я сбросила с себя окровавленную шубку, на которую копила несколько месяцев, и топнула ногой так громко, что мужик… заржал во весь голос.
- А ты дерзкая. Мне нравится. Мы подружимся, - подмигивает мне, а потом делает неприличный жест – сжимает кулак и хлопает по нему ладонью другой руки.
- Ах! – ахаю я самозабвенно.
***
Демид
Не такой встречи я ждал с родной дочерью, когда ехал через всю страну, семь дней в поезде трясся.
Девчонка ведет себя как чужая, будто не батя родной ей дорог, а посторонняя тетка!
Обидно, однако.
Ничего, я ее воспитаю правильно.
Жестко, как подобает в таких случаях.
- Я… - лепечет Алёна.
- Сиди, - рычу на нее.
Какая же она наивная, по-прежнему не понимает, что попала по полной программе, когда мою малышку забрала себе.
А сейчас сидит тут, трепещется чего-то.
На чудо надеется?
Ее уже ничего не спасет, если не отдаст мне Аришу.
Мокрым полотенцем вытираю кровь с лица девицы, и турунды вкручиваю ей в ноздри.
Рыпается, бьет меня кулаком в живот.
Глупая баба. У меня пресс железобетонный, бесполезно.
Притихшая дочка сидит здесь же на кухне, смотрит на меня огромными голубыми глазищами. Как на чудо глядит… или на чудовище. Похоже, на второе.
- Девчонки, понимаю, что зря открыл дверь своим способом, испугал вас. Вы неверно оценили обстановку. У меня только добрые намерения.
- Забрать дочь? – едва понятно говорит блондинка в розовом свитере и синих джинсах, с обалденной упругой пятой точкой и грудью – стопроцентной двойкой.
- Ты ведь пойдешь со мной? - киваю Арине на дверь, но она лишь отрицательно мотает головой как болванчик, чем жутко раздражает меня. – Такая же упрямая как твоя мать!
Демид
Дамочку укладываю на диван, открываю пошире окно, возвращаюсь к потерпевшей.
Что же она слабачка такая, а еще врачом назвалась.
- Эй, - голова блондинки вместе с копной светлых волос свесилась с дивана и норовит перетянуть туловище. Пока я затаскиваю ее бездыханное тело обратно, девчонка подбирает волосы опекунши в хвост, затем снимает заколку-крабик со своей головы и закалывает Алене хвост. Делает она всё это заботливо и так умилительно, что я невольно гляжу, бросая жертву.
- Мамочка будет жить? – дочь заглядывает в мои глаза своими голубыми, блестящими от слез.
- Твоя мама умерла от ковида в тюрьме четыре года назад, - бухаю я, и тут же получаю шокированного заикающегося ребенка.
- Ма… ма… не правда…
- Правда, еще какая горькая. Твоя настоящая мама – Маруся Климова, и ты жутко на нее похожа. А эта, - тычу пальцев в тонкую фигурку перед собой – самозванка.
Меня жутко напрягает, почему девушка не шевелится, и я бью ее слегонца по щекам.
- Не бей маму! – выкрикивает малая и бросается на меня, кусает за руки, царапает.
- Да что же вы обе бешеные какие-то, на людей кидаетесь.
Кроха оседает на пол и горько плачет, взахлеб.
- Ты ведь не знаешь, где аптечка?
Кивает, что знает.
- Так принеси, чего расселась! Не принцесса, чай.
Худенькая фигурка дочери вырастает и убегает прочь.
- Воды холодной стакан захвати! - ору ей вслед.
Алена продолжает изображать трупик, и я понимаю, что нужно ослабить давление горловины свитера на ее горло, чтобы ей было чем дышать.
Пытаюсь порвать вязаную вещь, но она слишком добротная. Приходится приподнять голову потерпевшей и снять свитер через голову.
- М-м. Зачетная телка! – любуюсь ею, когда возвращается Арина.
- Не трогай маму! – снова бросается ко мне.
- Да что, ты как щенок ведешь себя, защищаешь большую овчарку. Забираю из трясущихся худеньких рук стакан с ледяной водой и выливаю его на блондинку в отрубе.
- О-о! Пошла холодненькая, - рычу самодовольно, когда блонди издает первый вскрик, а потом стон.
- Ма-ма, - малышка ложится рядом с Аленой, гладит ее по мокрым волосам.
- Малышка моя, я в порядке, - едва слышно шепчет молодуха.
А я тем временем нахожу склянку с нашатырем.
- Так понимаю, нашатырь уже не понадобится? – грохочу радостно.
- Закрой окно и балкон, дочь простудишь, - лепечет девушка, и в этот момент замечает, что лежит в одном розовом лифчике и в джинсах с расстегнутой молнией.
Зачем я расстегнул, сам не понимаю. В порыве дать доступ воздуху?
Черт.
- А-а! – кричит Алена.
И я закрываю уши, а потом бросаюсь к ней, и закрываю ей рот.
- Не ори, это случайность. Я тебя спасал.
- Дядя- папа, ты бандит? – со слезами на глазах спрашивает дочка.
- Нет, - мотаю головой. – Я – вертухай, на зоне десять лет охранял зэков, кстати, с твоей мамкой именно на пересылке познакомился, - улыбаюсь радостно малой.
Но в ее глазах так много печали, как у брошенной собаки.
- Хватит на меня так смотреть! – рычу я. – Быстро поцеловала меня в щеку, назвала «папулей», и сказала опекунше «гудбай».
В ярко-голубых глазах снова стоят слезы.
- Ты как автомат со слезами, всё время ноешь. Вместо того, чтобы радоваться отцу!
- Мамочка, - вместо моей шеи, - Ариша падает на Алену, обнимает ее шею крепко. – Мы, когда желание загадывали про папу под ёлку, наверное, не туда письмо отправили.
- Да милая, сам Дьявол перехватил письмо, которое олени везли Деду Морозу в Великий Устюг.
- А мы можем вернуть этого «папу», и сказать, что он нам совсем не подходит.
- Не можете, - цежу и цинично улыбаюсь. – Дареному коню в зубы не смотрят.
Алёна протягивает руку к свитеру, лежащему на полу, но показываю ей пальцем «нет».
- Как ты смеешь?..- губы и подбородок дрожат.
- Где твой халат? Принесу тебе, - огорошиваю ее.
Пускай знает, что я не конченный орк, зараженный пофигизмом и орочьими повадками на зоне. Я и поухаживать могу за бабой.
Девушка в ужасе округляет глаза, протягивает трясущийся палец и куда-то тычет.
Кажется, мое милосердие еще больше напугали крошку с аппетитной грудью.
Да, Дёмыч время зря не профукал, рассмотрел всё что следует.
Глаз у меня наметанный.
Я не один шмон провел за десять лет.
Так что, здесь за периметром не пропаду, использую свой дар.
Нашла новые внешки героем, мне кажется, они прям в тютельку с описанием характеров



Дорогие мои, голосуем за облогу! Пишите выбранный номерок под книгой, пожалуйста.
1

2

3


Алёна
Незнакомый мужик-домушник, утверждающий, что он не проходимец и не медвежатник, в наглую рассматривает мои обнаженные прелести, а я лежу такая вся в шикарном розовом ажурном лифчике и розовых трусиках, чья ткань виднеется через расстегнутый замок джинсов, и понимаю, если этот боров захочет чего-то большего, я даже закричать не успею.
А еще эта дурная голова, которая кружится как ось планеты Земля.
И мой ребенок, который снова начал заикаться от страха.
- Кто-нибудь мне поможет? – гундит орк с ярко-голубыми глазами.
Если бы не эти глаза, физиологически очень похожие на Аришкины, я бы выскочила давно на балкон и верещала сиреной о пожаре.
Но глаза меня останавливают.
Вдруг, он не лжет?
Может, действительно познакомился с Машке на пересылке и заставил спать с ним. Насильник!
О боги. Страшно-то как.
- Я долго буду ждать. Где твой халат? Или футболка домашняя? В чем ты ходишь?
В его глазах ледяная пустыня, и брови темные нахмурены и сведены к переносице, на которой собралась глубокая мыслительная морщина.
Сплетаю два пальца одной руки, выдыхаю «чур меня», смотрю в голубые – озерца дочери, и она повторяет за мной.
- Котенок, - убираю светлую прядь шелковистых волос ей за ушко. – Покажи ему шкаф с моими вещами, пожалуйста. Я бы сама встала, но меня еще качает.
Арина глядит на меня не моргая, вытаращив от ужаса глаза.
- Ну ты чего, обезьянка, давай быстрей, показывай! Устал, жрать хочу, спать. Душ бы принять.
Неужели всё это он хочет сделать здесь?
Меня знобит от неприятия информации.
- Нельзя называть собственную дочь – обезьянкой! Понял? Чурбан неотесанный!
- Ты мне еще поговори, убогая, болезная какая-то!
- Между прочим, до тебя я была абсолютно здоровой и собиралась Новый год с дочерью отмечать. А что теперь? Как елку наряжать? Квартиру убирать? Блюда готовить, к нам же гости придут, мои друзья и коллеги из детдома.
- А я на что? Девяносто килограмм здорового веса. Ты, главное, говори, что делать, я сделаю. Поняла? – снова повышает голос, и дочь машинально сжимает мою руку.
- Ради Бога, прекрати гундеть как орк, ты пугаешь Аришу!
- Так уж и пугаю? – делает к нам два шага и нависает над нами.
Прижимаемся друг к другу с малышкой, дрожим на пару.
- Не веди себя с нами как вертухай на зоне, мы не твои заключенные, понятно? – спрашиваю дрожащим голосом.
Моргает глазами, обдумывает.
Кривится.
- Лады. Эй, прелестница, - обращается к дочери, помоги мне одежду подобрать для опекунши.
Арина приподнимается, смотрит внимательно на него, спрашивает наивно по-детски и одновременно по-взрослому.
- Дядя-папа, а вы точно мой папа?
- Не веришь?
Она отчаянно мотает головой, и кудряшки летят в разные стороны.
- Я – добрая и маленькая, как фея, а вы – большой и злой как огр.
- Вовсе я не огр, - в голосе звучит обида. – И доказательства имеются, достает телефон – вот – есть одно фото совместное с твоей настоящей мамкой.
- Ах! – ахаем, и на пару протягиваем руки к телефону.
- Ну уж нет, вы давайте, вставайте. Ужин мне приготовьте, а я вам фото Маруси покажу.
Переглядываемся с дочуркой, киваем. Я подаю руку мужчине, шепчу:
- Помоги встать.
Он дергает меня как пушинку, и срывает с дивана. В следующее мгновение стою на полу, но ощущение, что еду на скейте.
Мама дорогая.
- Понятно, - крепкие руки обвивают мою талию. – Так устойчивее будет.
Моя грудь касается его огромной накаченной груди, и я замираю.
Мы будто влюбленная парочки стоим здесь, а не противники, не враги.
Слышу, как перекатывает ком в горле мужика, как булькает у него в желудке от голода, как дрожит воздух вокруг нас.
- Ну всё! – гаркает он. – Передохнула и за работу.
- Твоим голосом только ворон пугать, - впервые осмеливаюсь – шучу.
- Что?..
Аришка звонко хихикает, он глядит на кроху и замолкает. Спустя мгновение криво улыбается моей шутке.
***
Две другие новинки автора!
Подкидыши для майора Беркута (врачи, дети, майор) https://litnet.com/shrt/V7ng

Развод в 45. Ухожу некрасиво (врачи, бизнесмен, измена) https://litnet.com/shrt/V7mg
