Мне смутно знакомо это место.
Каменные стены, испещрённое какими-то письменами и рунами, факелы, что еле горят, тускло освещая пространство вокруг, запах плавленого воска и дыма щекотал ноздри, заставляя меня слегка морщиться. Высокий потолок, который утопает во тьме…
А посредине помещения каменный алтарь, на котором лежит тело…
Тело молодой и красивой девушки, в которое кто-то вонзил острые кинжалы…
Крик застрял в горле.
Убита. Эта девушка была убита.
И тут, я будто вижу всё так, словно эта девушка я…
Моя спина касается холодного камня, внутри всё дрожит от ужаса и… боли, которая скручивает, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть. Лишь боль раскалённой лавой струится по венам, заставляя полыхать всё моё тело.
Хочу, чтобы это поскорее прекратилось. Чтобы всё поскорее закончилось…
Надо мной кто-то что-то шепчет, а затем…
Острые кинжалы пронзают моё тело.
Резкая боль… и всё прекращается.
Пожар, что разгорался в моём теле, начинает угасать, а перед глазами всё плывёт — это мои непролитые слёзы…
Я чувствую, как будто поднимаюсь над каменным алтарём, на мгновение зависая над ним, а затем мир словно раскололся на частички, затягивая меня куда-то в свою пучину неизведанного.
И уже спустя всего мгновение, перед глазами возникает совершенно иная картинка.
Белые стены, высокие потолки, неприятный запах, что режет мои чувствительные рецепторы. Неприятный звук поддерживающих аппаратов.
Койка, на которой лежит совсем ещё юная девушка с тёмно-русыми волосами, а рядом с ней сидит женщина и мужчина, в глазах которых застыла непереносимая боль. Рядом с ними стоит мужчина в белом халате.
— Мне очень жаль, — произносит он. — Мы сделали всё, что было в наших силах, но этого было недостаточно. Тело вашей дочери ещё функционирует, но её мозг...
Он покачал головой.
— Мне правда очень жаль. В столь юном возрасте… Я дам вам время попрощаться с ней.
Кажется, что этому мужчине слишком тяжело даются слова, и он, глянув на сокрушённых горем мужчину и женщину, просто покидает больничную палату, оставляя их наедине со своей бедой.
И тогда та самая незнакомка, что держала юную девушку за руку, разразилась горькими рыданиями. Мужчина гладил свою жену по волосам и тихо рыдал, совершенно не скрывая того страдания, что отразилось в его глазах.
— Девочка моя, — судорожно рыдала женщина, — доченька. Как же так? Милая моя, ну как же так?
И её снова сотрясали рыдания, от которых щемило сердце в груди.
Было их так жаль…
Мужчина не прекращал гладить женщину по голове, словно пытаясь успокоить то ли её, то ли себя, но у него это явно плохо получалось…
И тут…
Девушка вздрогнула всем телом, заставляя мать и отца резко замереть…
А затем она распахнула глаза и сделала первый, судорожный вздох, и с её губ сорвалось тихое:
— Вио… ри… ка…
Лишь короткое мгновение в палате царила мёртвая тишина. А затем…
— Вика! Вика, доченька моя! — снова разразилась женщина в рыданиях, но теперь это были слёзы радости.
Я и сама хотела зарыдать…
— Врача! — закричал отец, вылетая из палаты.
— Доченька! — женщина целовала руки своей девочки, рыдала и снова целовала. — Милая моя, родная, хорошая… Жива! Ты жива!
Но девушка просто смотрела куда-то в пустоту, но её глаза… в них плескалась такая боль, что я будто сама её почувствовала.
В палату залетели врачи и отец девушки… Они смотрели, что-то проверяли и всё время неверяще бормотали, что это невозможно. Так не бывает. Мозг умер… Это чудо!
Картинка снова меняется.
Теперь я вижу небольшой деревенский домик.
Та самая девушка сейчас сидела на кровати, расчёсывая волосы, а на губах притаилась печальная улыбка.
Темно-русые волосы, светло-голубые глаза, розовые губки…
Я наблюдаю за ней, и что-то в чертах её лица мне кажется смутно знакомым, но я не могу понять, что именно.
Затем вижу, как она поднимается со своей кровати и идёт к столу, достаёт огромную книгу и открывает её…
А, нет, это не книга, а просто огромная тетрадь.
Девушка достаёт чернила и начинает что-то записывать красивым и ровных почерком.
И у меня словно что-то кольнуло внутри от осознания, что я уже видела этот почерк, только не могла пока вспомнить, где именно.
Картинка снова сменяется.
Теперь девушка старше лет на десять. Она снова сидит за столом, что-то старательно записывая всё в ту же огромную и довольно толстую тетрадь, больше напоминающую внушительную книгу. Но вот, она ставит точку и закрывает её.
И у меня замирает сердце.
Я узнаю её! Это же… это та самая книга, которую оставила мне перед смертью бабушка! Не может быть!
Картинка сменяется.
И вот, перед моим взором уже не юная девушка, а умудрённая годами женщина, а рядом с ней маленькая русоволосая девушка с серыми глазами. Это моя бабушка и я!
— Милая моя, — обращается она к маленькой девочке (то есть, ко мне), — запомни, ты — одна из сильнейших в своём роду. Я передам тебе свои знания, они тебе ещё пригодятся. Поверь мне. Эта книга, — она берёт в руки те самые записи, — многое может открыть тебе. Значение слов тебе будет сложно понять, но со временем… думаю, знания тебе откроются — так работает магия, внучка. Ты возвратишься туда, где тебе место… Туда, где уже давно нет места мне.
Я, ещё совсем дитя, лишь радостно кивала и улыбалась бабушке, которую так сильно любила…
И снова картинка меняется.
— Но она такая же, как и я! — пыталась что-то донести бабушка до моей мамы.
— Я не позволю сделать из моей дочери такую же полоумную, как и ты сама!
— Она потомственная ведьма! И ты не можешь этого изменить! Мир, которому она принадлежит, рано или поздно призовёт её. И никто, и ничто не сможет этого предотвратить.
— Ты больная! — кричала моя мама. — Тебе нужно лечиться!
— Нет, дочка, — покачала головой бабушка, — Мария принадлежит Астароту. Она — часть другого мира. И что бы ты ни делала, он призовёт её к себе.