Глава 1
Артём читал лекцию стоя на краю кафедры, как цирковой канатоходец — полступни на полу, полступни в воздухе, и зрителям кажется, что ещё миг, и профессор полетит в пропасть. На нём были светло-серые брюки, чёрная водолазка, поверх — мятый синий пиджак с локтями в потертых заплатах. На кедах — мелкая пыль от мела: привычка писать формулы и даты на доске не убивалась даже интерактивными панелями. Волосы — короче, чем у большинства студентов, но растрёпанные, как у человека, которого внезапно выдернули из сна и поставили преподавать историку цивилизаций.
— …что объединяет Клеопатру и TikTok? — бросил он в зал, щёлкнув маркером. — Правильно: управление вниманием. Кто рулит вниманием — тот рулит людьми.
Смех прокатился по аудитории. Он улыбнулся уголком рта — улыбкой человека, который искренне любит свою тему и своих слушателей, но ещё больше любит, когда у людей загораются глаза. На щеке у него обозначилась мелкая ямочка, но сам он об этом не знал и знать не мог — эта ямочка была его невольным союзником уже лет десять.
— Историк, — сказал он негромко, — это не дядька с пыльной книжкой. Историк — айтишник времени. Мы хакнем прошлое — и поймём, почему настоящее пастится или падает.
Слайды сменялись быстро: Рим, Кабуки, Версаль, хроники Смутного времени. Он проводил линию между эпохами так легко, будто писал на воде. И всё было бы идеально, если бы в момент вдохновенного взмаха рукой он не задел локтем стопку распечаток.
Папки поехали по краю кафедры, как лавина: статьи, архивные фотокопии, распечатанные письма. Артём инстинктивно попытался поймать всё разом, вцепился в воздух, перехватил края — и всё равно половина улетела на пол. В зале дружно зааплодировали. Он поклонился, как будто это и был номер программы.
— Пункт первый: сила — в информации, — прокомментировал он, сгребая листы. — Пункт второй: информация любит падать.
Журнал факультета писал о нём как о «молодом профессоре, который разговаривает с прошлым на ты». На самом деле профессорское звание он выцарапал диссертацией, монографией и тремя бессонными годами в архивах, где пыль пахнет не только бумагой, но и одиночеством. Его мозг работал, как серверная ферма: много потоков, высокая температура, иногда гудит. Он казался рассеянным — на деле считал всё: минуты до звонка, настроение зала, где кому скучно, где чьё внимание нужно вернуть шуткой.
Звонок прозвенел, студенты разошлись, и он остался один — выдыхать, доедать холодный кофе и собирать остатки лавины. Когда поставил кружку, телефон коротко вибрировал. На экране — письмо без адресанта. Тема: «Приглашение. Конфиденциально».
Он кликнул.
> Артём Борисович,
вас отобрали для участия в закрытой междисциплинарной программе. Встреча сегодня, 19:40. Адрес:ТРЦ «Галерея Север», уровень -2, лестница С, служебная дверь 12.
Возьмите с собой удостоверение личности и предмет, который вы считаете самым важным для своей профессии.
Подробности — на месте. Не опаздывайте.
Он перечитал трижды. «Служебная дверь в торговом центре» — звучало как начало плохого триллера или хорошего приключения. В груди подскочил знакомый азарт: тот самый, из-за которого он однажды ушёл с кафедры на два года в экспедицию, а потом вернулся с новой программой и новым курсом, который мгновенно стал лучшим в расписании.
Артём хмыкнул, подошёл к полке и снял кожаный тубус. Внутри лежала тонкая латунная лупа XIX века, подарок научного руководителя. «Самый важный предмет?» — Он улыбнулся. — «Лупа. Чтобы видеть то, что другие пропускают».
---
Элла била по лапам тренера с такой точностью и экономией движения, что казалось — звук от удара возникает не от контакта, а чуть раньше, на вдохе. Она не махала — резала воздух. Левый хук, правый прямой, корпус, шаг, клинч — и снова назад, на носках, как кошка. Волосы — чёрные, стрижка короче пикси: «пикси, но дракон», как сказала бы её подруга, если бы у Эллы были подруги. На лице — ни грамма косметики, только спокойствие человека, который взял всё под контроль.
— Ещё десять, — сказал тренер.
— Ещё двадцать, — ответила она, и это было не кокетство, а математика.
После бокса — тир. Она любила мелкие ритуалы: доставать пистолет, отдавать паспорт дежурному, брать наушники, проверять мишень. Стрелять для неё было продолжением дыхания — ровно, без дрожи, с паузой на «и». Сначала серия на пять метров, потом на десять. Чёрные круги пробивались аккуратными кластерами. Инструктор, давно смирившийся с тем, что эта женщина стреляет лучше, чем он в свои лучшие дни, только цокал языком.
— Вы опять? — спросил он, когда она сдала оружие.
— Привычки — это безопасность, — ответила Элла. — В моём ремесле привычки спасают.
Её ремесло последние два года состоят из трёх простых слов: «Личный охранник. Частный». Это значит — чужие жизни, чужие графики, чужие капризы и много ненужного адреналина. Она была сиротой, но не романтической — без скрипок и дождя на стекле. Детдом, секции, стипендия спортивного колледжа, сборная. Потом — частные заказы, когда поняла, что может не только выигрывать турниры, но и зарабатывать своим умением держать удар и держать слово.
В раздевалке телефон коротко пикнул. Письмо без подписи.
> Элла Сергеевна,
ваши навыки и психофизиологические показатели соответствуют требованиям закрытой программы. Встреча сегодня, 19:40. Адрес: ТРЦ «Галерея Север», уровень -2, лестница С, служебная дверь 12.
Возьмите с собой удостоверение личности и предмет, который вы считаете самым важным для вашей профессии. Не опаздывайте.
Она усмехнулась одними глазами. «Закрытая программа» обычно значила два варианта: очень скучно и очень секретно. Скучно она не умеет, секретно — её нормальная температура.
Элла задумалась над предметом. «Самый важный? Руки. Голова. Но их в сумку не положишь». Она открыла металлический шкафчик и достала старую перчатку из тёмной кожи. На внутренней стороне — затёртая надпись маркером: «Держи удар». Её первый тренер написал, когда она уходила из спортшколы. Перчатка не была практичной — слишком много видела, но она была талисманом.
Глава 2
Зал оказался не столько помещением, сколько настроением. Потолок терялся в темноте, словно туда уносили тёплый свет ламп, ряды стеллажей уходили в даль, а дерево — старое, тёмное, с матовым блеском воска — пахло мёдом и временем. Где-то щёлкали высокие часы; звук расползался, как волна, и складывался в ровный пульс места, которое живёт дольше городов.
— Сюда, — сказал тот же спокойный голос.
Он принадлежал женщине лет шестидесяти, с коротко остриженной серебристой стрижкой и пером в петлице тёмного жилета. Она не была высокой, но вокруг неё был воздух человека, который держит ключи от всего. На бейдже — простое: «Хранитель».
— Артём Борисович. Элла Сергеевна, — она называла их по имени без подсказок, будто переворачивала знакомую страницу. — Вас привела Библиотека. Не мы выбираем — нас выбирают.
Артём инстинктивно спрятал лупу в карман. Элла — едва заметно расправила плечи.
— Почему именно мы? — спросил он.
— Потому что вы двое — не совпадаете, — ответила она с тенью улыбки. — Это редкое соответствие. Он — ум, настроенный на связи, она — тело, настроенное на последствия. В легенде обычно наоборот: Библиотека предпочитает женщину-Читателя и мужчину-Защитника. Но легенды для того и существуют, чтобы иногда от них отступать.
— Читателя? — переспросил Артём.
— Мы называем так того, кто читает ткань эпохи, — объяснила Хранитель. — Кто видит не только буквы, но и поля между ними. Ты — Читатель. А вы, Элла, — Защитник. Вы берёте удар на себя и возвращаете обоих домой.
Элла кивнула. Внутри кольнуло — смесь признания и, как ни странно, облегчения: роль, в которую не надо влезать — она совпала с ней.
— И что, — приподняла бровь она, — мы просто берём книги и гуляем по векам?
— Если бы, — Хранитель усмехнулась. — Мы берём задачи и возвращаем утраченное. Иногда это предмет. Иногда — письмо. Иногда — чья-то правда. Вы не туристы. Вы — реставраторы смысла.
Она повела их через зал. Стены на первом ряду стеллажей были инкрустированы буквами десятков алфавитов — не просто декоративно: когда они проходили мимо, некоторые знаки едва заметно светились, словно отвечали на невысказанное. На столах — лупы, перья, сияющие тонкой сеточкой очки с травлением по стеклу: в них, по словам Хранителя, можно было видеть то, что при жизни автор спрятал в межстрочиях.
— Это — Сcriptorium, — кивнула она на длинные столы. — Здесь читают. Рядом — Арсенал. Там вы получите своё.
Арсенал оказался вовсе не военной комнатой, а скорее мастерской. На стенах — ремни, кобуры, ножны, стальные пряжки; на стойке — перчатки, браслеты, чехлы для приборов. Ничего лишнего, ничего декоративного. Только инструмент.
— Люблю ясность, — шепнула Элла.
— Тогда оцените, — отозвалась Хранитель и достала из ящика два предмета. — Якорные браслеты. Пара. Работают только вместе. Встроенный компас на «своего»: если потеряетесь в толпе, браслет тянет в сторону напарника. Пульс, температура, ударная нагрузка — всё дублируется. Главное — функция возврата: одновременное двойное касание — и вас подтягивает к ближайшей Двери. Это не телепорт, — она предвосхитила вопрос взглядом Артёма, — это страховка.
Браслеты были тонкими, похожими на браслеты бегунов. Холодный металл лёг на кожу, будто всегда там и был. На внутренней стороне — выгравированный знак: перо, пересечённое мечом.
— А это? — Хранитель положила на стол миниатюрный чёрный футляр. — «Очки маргиналий». В них ты увидишь правки, которые оставляла рука автора или переписчика: зачёркивания, едва нажатые следы, «скрытые слои» чернил. А вам, Элла… — она протянула втягивающуюся, как линейка, тонкую складную дубинку с матовой рукоятью. — Кистень стропный. Лёгкий, но цепкий. И перчатка. Не для красоты.
Элла примерила дубинку. Рука сама нашла хват, очень старое и очень выученное мышечное чувство отозвалось лёгким удовольствием.
— Без огнестрела? — спросила она.
— В некоторых эпохах пистолет — не аргумент, а огонь на твоей голове, — сухо сказала Хранитель. — Мы работаем тихо. И живём долго именно поэтому.
Они прошли дальше — к огромной полусфере в центре зала. Внутри крутилась карта мира. Но это не была обычная карта: материки расползались и сходились, границы то появлялись, то исчезали, города вспыхивали огнями и тухли, словно на старом кино. У полусферы стоял юноша в сером жилете — с тонкими пальцами и лицом, которое как будто создано для того, чтобы запоминать. Табличка: «Каталогист».
— Лино, — сказала Хранитель. — Познакомь наших.
Лино поклонился.
— «Карта Троп», — сказал он. — Она показывает, где на нашей территории открываются Двери. Они любят большие узлы: станции, рынки, храмы… и торговые центры. У каждой эпохи — свой «вход»: иногда кладовая, иногда исповедальня, иногда задняя лестница. Мы выбираем те, где вас не заметят. Важно помнить: Двери симметричны только изнутри. Снаружи вы возвращаетесь туда, откуда вышли — всегда.
— Правила, — напомнила Хранитель. — Их немного. Первое: не менять ход больших событий. Мы не переписываем историю — мы чинем оборванные нитки. Второе: не тащить будущее в прошлое. Телефоны, антибиотики и прочее — оставьте себе. Третье: не оставаться там дольше, чем нужно. История влюбчива: может не отпустить.
— Четвёртое? — поднял бровь Артём.
— Не влюбляться, — невозмутимо сказала Хранитель. — Но это правило все нарушают. В той или иной степени. Постарайтесь — позже.
Элла молча скрестила руки. Хранитель мельком посмотрела на неё и неожиданно мягко добавила:
— Ваше тело — не только оружие, Элла. Это ещё и якорь для Читателя. Когда страх дохнёт в спину — ваша ладонь вернёт его в «здесь и сейчас».
Они двинулись к дальнему крылу — туда, где стеллажи казались плотнее. Здесь был «Зал Эхо»: глухая ниша с полукруглой стеной, на которой висели десятки ключей. Все — разные: от гигантских железных до крошечных позолоченных.
— Это «ключи-дела», — пояснила Хранитель. — Каждый открывает не замок, а нужный фрагмент времени — точку входа к задаче. Мы не путешествуем просто так: только туда, где нас просит что-то найтись. Иногда это слышимый зов — например, дневник, который «не хочет» гореть; иногда — сухой счёт в каталоге: «утрата — письмо». Иногда зовёт место: район, улица, порт. Сейчас мы выбираем первое.
Глава 3
Шаги гулко отдавались по каменному полу, будто каждый их звук открывал новую страницу книги. Артём шёл чуть впереди, но иногда оборачивался — и каждый раз ловил на себе взгляд Эллы. Она смотрела не на стены, не на витрины с древними свитками и чучела драконов (или это были просто очень убедительные экспонаты?), а именно на него.
— Ты в курсе, что у тебя походка как у первокурсника, которого впервые пустили в архив? — язвительно заметила она.
Артём вздрогнул, чуть не зацепив плечом стеклянный стенд с маской из майя.
— Я... просто фиксирую детали. Это, между прочим, профессиональная привычка.
— Ага, фиксируешь. В воздухе. — Элла склонила голову набок. — Уронишь что-нибудь ценное — отвечать тебе.
Она говорила резко, но уголки её губ подрагивали. Словно сама удивлялась, что ей нравится его неуклюжесть.
---
Они прошли в следующий зал — огромный, с потолком, уходящим в темноту. Там стояли длинные ряды шкафов, но это были не обычные полки. Каждая дверь имела свой символ: золотой крест, египетский глаз, стилизованное солнце, шпаги, короны…
Артём остановился у одной из дверей и осторожно провёл пальцами по рисунку.
— Это… библиотека эпох. Каждая дверь — портал?
— Ты сам профессор, ты и думай, — усмехнулась Элла.
Он не ответил. Просто смотрел, и глаза его горели так, что Элла впервые позволила себе заметить: в нём есть то, чего нет в других мужчинах. Восторг. Чистый, детский восторг, от которого даже каменные стены будто становились мягче.
---
— А это что за комната? — спросила она, заметив массивную дверь с металлическими заклёпками.
— Похоже на арсенал. — Артём толкнул створку, и они вошли.
Элла замерла.
Зал был полон оружия. Копья и мечи, мушкеты и арбалеты, катаны и сабли, шлемы рыцарей, доспехи гладиаторов, изогнутые кинжалы Востока. Всё это висело на стенах, лежало на подставках, сверкало металлом под мягким светом.
— Вот это да… — прошептала она. И впервые в её голосе не было сарказма. Только восторг.
Она прошла между витринами, пальцами коснувшись рукояти меча. Лицо её стало мягче, глаза — ярче. В этот момент Артём понял: он видит перед собой не просто охранницу. Она — воин. И оружие для неё не просто железо, а продолжение самой себя.
— Красиво? — спросил он.
Элла обернулась. В её взгляде на секунду мелькнула улыбка.
— Не то слово. Если бы меня сюда пустили лет в двадцать, я бы, наверное, решила, что умерла и попала в рай.
— Рай с мечами?
— А что? Рай для женщин-воинов выглядит именно так.
---
Когда они вернулись в главный зал, навстречу вышла женщина в длинной мантии. Волосы серебристые, глаза — будто отражающие свет.
— Добро пожаловать, — сказала она. Голос её был тихим, но властным. — Новые хранители, библиотека выбрала вас.
Артём хотел что-то спросить, но слова застряли в горле. Элла, наоборот, сложила руки на груди.
— Ну и чем мы обязаны такой чести?
— Тем, что вы — редкость. Мужчина-библиотекарь. Женщина-охранник. Нарушение традиций. Но, возможно, именно этого и ждало Время.
Элла приподняла бровь, а Артём почувствовал, как внутри него дрожит воздух.
И впервые подумал: «А если всё это — не сон? Если это правда?»
Артём поймал себя на том, что стоит и смотрит на женщину в серебристой мантии, как студент на профессора, которому боится задать глупый вопрос. Он даже попытался поправить воротник рубашки, словно от этого станет серьёзнее.
— А что значит «выбрала»? — голос у него прозвучал чуть хрипловато, но он справился.
Женщина приблизилась, и её мантия зашуршала, будто по полу скользнула ткань, сотканная не из нитей, а из утреннего тумана.
— Каждый век Библиотека выбирает хранителя и его защитника. Всегда — женщину-учёного и мужчину-воина. Так было. Так заведено. Но сейчас — иное время.
Элла хмыкнула.
— Значит, теперь профессор у нас с ямочками на щеках, а охранник — я. Неплохой поворот.
Она сказала это легко, но Артём заметил, как её глаза сверкнули — не насмешкой, а вызовом. Ей явно нравилось ломать традиции.
— А если я не согласен? — осторожно спросил он.
Женщина посмотрела прямо в него. В её глазах отражался не свет, а целый космос — звёзды, тени, горизонты.
— Ты согласен, иначе тебя бы здесь не было.
Артём почувствовал, как сердце ударило больнее, чем после пробежки. Он хотел возразить, но слова не находились.
---
Их повели дальше.
Зал сменял зал: архивы, где стеллажи уходили ввысь, а лестницы сами выдвигались, стоило протянуть руку; комнаты, где под стеклом мерцали пергаменты с чернилами, которые светились в темноте; галерея портретов — лица библиотекарей и охранников прошлых эпох, сжимающих в руках книги и оружие.
Элла задержалась возле одного из портретов. Там была женщина в длинной тоге и рядом с ней широкоплечий мужчина с копьём.
— Амазонка? — пробормотала она.
— Да, — отозвалась их проводница. — Она тоже была сиротой.
Элла вскинула голову, но промолчала. Артём заметил, как у неё дёрнулся уголок губ. Словно в этой фразе она увидела намёк на собственное прошлое.
---
Наконец их подвели к высоким дубовым дверям.
— Здесь ваш зал, — сказала женщина. — Отсюда вы будете выходить в другие времена.
Артём толкнул створку — и на секунду забыл, как дышать.
Внутри был круглый зал. Пол из чёрного мрамора, на нём выгравированы переплетающиеся линии, похожие на карту звёздного неба. В центре — пьедестал, на котором лежала книга в переплёте, с металлическими уголками. Книга была толще кирпича, но страницы перелистывались сами, будто от невидимого ветра.
Элла подошла ближе, провела рукой по узорам на полу.
— Что, сюда мы должны возвращаться после… поездок?
— После миссий, — поправила проводница. — У Библиотеки есть свои задачи. Она сама укажет вам путь.
Артём сделал шаг к книге — и его пальцы дрогнули. Бумага была тёплой. На секунду ему показалось, что страницы откликнулись на его прикосновение.
Глава 4
Библиотека не шумела — она шептала. Шепот был в шелесте страниц под стеклом, в мягком свете, который стекал с потолка, как молоко, и в редких щелчках механизмов, прячущихся в стенах — будто старинные часы внутри огромного организма.
Элла шла так, словно пол принадлежал ей: упругая походка, плечи расправлены, подбородок чуть вздёрнут. Чёрные джинсы сидели на ней как влитые, поверх — короткий пиджак с узкой линией талии, под ним — простая белая футболка. На запястье — часовой браслет с матовым экраном, на котором в такт сердцу пульсировали две тонкие голубые полоски. Волосы — собраны высоко, и от этого лицо казалось ещё резче: сильные скулы, живые тёмные глаза.
Артём поначалу пытался идти «незаметно учёным», но через три шага сдался. Его палец каждый раз тянуло провести по золотой тиснёной надписи, по швам стекла, по медным винтам в основании витрин. Белая рубашка — безупречно выглаженная, ворот небрежно распахнут, под пиджаком — тонкий жилет графитового цвета, брюки стройнели его фигуру. Он выглядел так, будто его только что сняли со страницы дорогого журнала — и тут же уронили на пол кожаную папку.
Папка хлопнулась: внутри звякнули металлические закладки. Элла ухмыльнулась краешком губ:
— Подними и сделай вид, что так и было задумано.
— Научная легенда: «гравитация существует». Подтверждаю, — проворчал он, поднимая. Пальцы чуть дрожали — не от стыда, от восторга.
Они перешли через атриум. Под прозрачным куполом висела сферическая карта — не земная, не небесная. На неведомых меридианах играли мягкие огни. На ближайшей колонне проступила строка, будто начертанная светом:
Доступ подтверждён. Пара назначена.
— Нравится мне формулировка, — сказала Элла тихо. — Пара. Не «команда», не «единица».
— Вечное выныривание терминов из риторики брачных контрактов, — фыркнул Артём. — Мы здесь работать будем.
— Работать — да. Но дышать — вместе. Иначе Библиотека не пустит, — ответила она неожиданно серьёзно.
Их ждала Матрона — та самая, с серебристыми волосами. Вблизи её глаза отражали свет не зеркально, а как вода: тепло и глубина. На её мантии в тонком канителевом шве читалось — Custos.
— Вижу, вы не поссорились на входе. Хорошая примета, — сказала она. — Идите. Обряд допуска — это не торжество, а проверка.
Дверь распахнулась сама. Зал оказался небольшим и пустым, только на тумбе — резной ящичек с крышкой, в потолок мягко вмонтированы кольца света. На стене — длинное зеркало в узкой чёрной раме.
— Здесь вы оставляете лишнее, — сказала Матрона. — Претензии, привычку командовать, страх. Берёте — любопытство, дисциплину и чувство времени.
Элла тихо хмыкнула.
— Лишнее я на ринге оставила.
— А я — в диссертации, — подхватил Артём.
Матрона усмехнулась взглядом.
— Хорошо. Тест — синхронизация. Встали напротив. Смотрите друг другу в глаза. Дышите. На третий вдох коснитесь тумбы. Если Библиотека сочтёт вас совместимыми, даст ключ.
Они встали. Два дыхания — чужие и близкие, третий — общий. Ладони коснулись дерева — и крышка сама щёлкнула. Внутри лежал круглый металлический жетон, тёмный, будто сделанный из ночи. На нём — лилии. Fleur-de-lis.
— Франция, — сказал Артём. Голос стал ниже. — XVIII век.
— С какого перепугу? — прищурилась Элла.
— Лилии — эмблема Бурбонов. А стиль гравировки — поздний рококо. Не раннее барокко и не возрождение.
Матрона кивнула.
— Первый выход будет мягкий. Париж. 1771 год. Артефакт небольшой, но капризный — веер из слоновой кости, отделанный перламутром. Ходит по рукам, как слух. Утрачен из описи, всплывает на карточной игре у советника полиции, исчезает на балу у герцогини. Нужно вернуть.
— Веер? — не удержалась Элла. — Мы крадём веера? Может, потом будем спасать пуговицы?
— Веер принадлежал мадам… — Артём коснулся жетона, и пальцы обожгло лёгким, почти эротическим теплом. — Добари.
Элла свистнула.
— Любовница короля? Вот так сразу?
— Не «любовница», а политический игрок, — поправил Артём, и сам удивился, как легко это прозвучало.
Матрона протянула каждому тонкий браслет — не чёрный, не серебряный, словно бы прозрачный, и оттого почти интимный.
— Синхронизация языка и локальных привычек. Не злоупотребляйте. В карманах — жетоны возврата. Разорвёте — и вас вытянет назад. Но не раньше, чем делать будет действительно нечего.
— А одежда? — Элла оглянулась. — Я в джинсах в Париж восемнадцатого века не пойду.
— Гардеробная справа. Сами выберете. Пора привыкать.
---
Гардеробная была храмом материи. Стены-склады — как закрытые тома; ты открываешь — и каждая полка раскрывает эпоху. Пахло лавандой, нафталином и дорогими чернилами.
— Попробуем сойти за людей, — сказала Элла, перебирая пальцами шёлк, бархат, тонкое батистовое бельё.
Она остановилась на тёмно-синем амазонке — жокейском костюме с длинной юбкой в пол, узких штанах под ней и коротком, подчеркнуто мужском, сюртуке. Шляпа-трёхуголка с тонкой бархатной лентой, высокий ворот — полускрывает шею, — перчатки до локтя. На тонкой подкладке — крошечные кармашки под плоские кинжалы. Платье сидело — как броня и как обещание.
Элла всмотрелась в зеркало. Глаза стали темнее, линия ключиц — резче. На миг ей показалось, будто кто-то чужой — и очень знакомый — смотрит на неё из глубины стекла: женщина в том же костюме, только с повадкой хищной кошки.
— Эй, — тихо сказал за спиной Артём. — Ты похожа на иллюстрацию из французского романа: «Как графиня на коне объехала весь Версаль и никого не спросила разрешения».
— А ты… — она повернулась и застыла.
Он выбрал не кружевной кошмар эпохи, а строгий чёрный редингот, длинный жилет молодого адвоката, узкие панталоны и высокие сапоги всадника. Белоснежный шейный платок, завязанный не затейливо — уверенно. Волосы зачёсаны назад, но несколько прядей предательски выбились на лоб. На левом запястье — перстень-печатка, скромный, но старый.
— Сойдёт? — спросил он небрежно, но в голосе было то самое — мальчишеское, что заставляло её улыбаться.