Петр Екатеринович Глюк, известный ученый-химик, встретит новый две тысячи сто сорок второй год в Москве.
Гравитоплан плавно приближался к мегаполису. Сквозь прозрачную боковую панель Петр рассматривал серовато-заснеженные поля, расчерченные водными каналами. Стройные ряды елей и сосен окружали пруды и озерца. Редкие невысокие здания опоясывались вычурными симметричными узорами из припорошенных кустарников и широких пешеходных дорог.
Следуя современным веяниям, основная часть Москвы расположилась под землей. О скрытой бурной жизни намекали лишь золотые крестики вентиляционных насосов, вращающиеся на поверхности. Местами виднелись укрытые гигантскими прозрачными куполами островки исторических зданий. Среди них Петру особенно нравились Кремль, Третьяковская галерея и старый небоскреб Газпрома. Родился и вырос Петр в османской Ялте, но свою прародину не забывал. Его всегда тянуло в Московию: недаром на семь восьмых он был московитом.
После приземления Петр на эскалаторе спустился вниз и очутился в огромном зале транспортного хаба. В центре стояла новогодняя спираль, украшенная разноцветными шарами и мишурой, сделанной из ракушек и высушенных водорослей. Вокруг происходило броуновское движение пестрой и говорливой толпы. Петр прошел на синюю линию гиперлуп, и через пару минут поезд на магнитной подушке стремительно понес его и сотни других пассажиров внутри тороида.
Петр вышел на станции, расположенной недалеко от жилого конгломерата, в котором он снял апартаменты. Съемное жилье встретило на входе цветами паучника и мирной лилии. Одну из стен комнаты покрыл изумрудный мох. На противоположной стене виртуальный аквариум излучал мягкий голубой свет; стайка полосатых фронтоз величественно проплывала между водорослями. Петр устало опустился на круглую старомодную кровать и жестом включил телекуб: его окружила трехмерная картинка. Известный телеведущий Андрей Дроссельмейер вел свое популярное субботнее шоу.
— В Конституции ясно сказано, что брак — это союз живых людей. Живых, понимаете? — наступал пастор Федор Серапионов, известный противник антропофилов.
— Вы же верующий человек. Странно, что вы отказываете бессмертным душам в их правах, — парировал Петер Шлемиль, антропофил-активист и завсегдатай шоу Дроссельмейера.
— Вы передергиваете факты! Как вы можете пожирать человека и при этом утверждать, что вы его любите? — не унимался пастор.
— Разве вы на причастии вкушаете тело Христово без любви? Я считаю, что Иисус был первым антропофилом, — ехидничал Петер под одобрительный смех доброй половины аудитории.
— Вы опять манипулируете понятиями и смыслами. Нигде в Библии не сказано, что пожирание людей является актом любви. Напротив, жизнь — вот чем пропитана Библия! — горячился пастор Федор.
— Все верования стоят друг друга. И чем хуже религия бразильских индейцев? Они верят, что при поедании умерших родственников соединяются с их душами, — ответил Петер, вальяжно потирая живот.
— Я не святой отец, в вопросах религии не искушен. Но с биологической точки зрения насколько естественной является ваша, Петер, наклонность? — спросил Андрей.
— Проявления подобной “наклонности” можно наблюдать в природе повсеместно. Например, у некоторых видов пауков самки поедают самцов после спаривания. Многие грызуны, в частности, золотистые хомячки склонны прореживать свое потомство известным способом. Также собаки… — Петер увлеченно жестикулировал, но Андрей допытывался:
— Хомячки — это замечательно, но как насчет высших видов?
— Не знаю, какие виды вы называете высшими. Если имеете в виду шимпанзе, то в научной литературе описаны случаи, как они убивают и съедают свергнутого вожака. Обезьяны бонобо вообще все конфликты стараются уладить с помощью секса. Однако и они замечены в поедании умерших детенышей. Характерно, что во всех этих случаях прослеживаются черты ритуальности. Это не просто поглощение пищи, — продолжил Петер.
— Да, эти аргументы я слышал. А человек? Или людей вы тоже просто к биологическому виду причисляете? — повысил голос пастор.
— Я уже упоминал бразильских индейцев. В Папуа-Новой Гвинее племена… — отвечал Петер, но ему не дал досказать пастор:
— Мифология некоторых племен не может считаться…
— Мифология некоторых племен ничем не хуже вашей, — терял терпение Петер.
— Господа, не стоит так горячиться, — примирительно улыбнулся Андрей, — Петер, мне нравится, что вы, антропофилы, очень экологичны.
— Да. Если после акта любви человек уступит свое место на истощенной планете, разве не будет это высшим проявлением жертвенной любви? — Петер с вызовом посмотрел на пастора.
— Ваш “акт любви” — это не что иное, как убийство, как бы вы его ни называли, — ответил пастор.
— Некоторые христианские деноминации не так уж и давно выступали против естественного права женщин на аборты, называя их убийцами. Просто должно пройти время, чтобы все человечество совершило очередной культурный скачок, — рассуждал Петер.
— Да, Петер, однако признайтесь, что ваши воззрения слишком уж передовые, — улыбался ведущий.
— Помилуйте, Андрей, плацентофагия получила свое распространение еще в конце двадцатого века, примерно в то же время в Англии приняли так называемый “закон о добровольном каннибализме”, так что вкушение человеческой плоти — это не что-то новое и малораспространенное, — развел руками Петер.
— Детей… Детей хоть не трогайте, — промямлил пастор.
— Я напомню вам, святой отец, что еще в прошлом веке в Москве запрещали однополые браки и приводили вот такие же доводы! — пылал глазами Петер.
— Вероятно, вы намекаете на мои брачные отношения, не так ли? Я со своим брачным партнером родил и воспитал троих детей. И мне, родителю один, было бы крайне неприятно узнать, что моей младшей дочери в школе показывают антропофильскую версию сказки про Красную Шапочку, в которой бабушка в концовке съедает волка и внучку от избытка чувств, — кипятился пастор.