– Мадемуазель Бельфор, вы признаете свою вину? – мне показалось, что старенький судья смотрел на меня с сочувствием.
Мой адвокат месье Шамони сказал, что с судьей нам повезло – месье Гюссо отличался миролюбивым нравом, и его сердце не ожесточилось за столько лет работы в суде. Конечно, даже такой доброжелательный человек, как он, не мог оставить меня без наказания вовсе, но я надеялась, что всё сведется к самому мягкому его варианту.
Лишение стипендии, неудовлетворительная отметка за поведение по результатам семестра и отмена каникул до конца обучения – вот, что грозило мне за сваренное приворотное зелье.
Да, без стипендии придется туго, но можно попытаться найти подработку в самой академии – на ту же кафедру зельеварения всегда требовались мойщики склянок. Ноль баллов за поведение? Подумаешь, какая жалость – я никогда не отличалась примерным нравом. А то, что все каникулы, на которые другие студенты разъедутся по домам, я вынуждена буду проводить в Алноре, меня тем более не пугало – поместье отца находилось слишком далеко отсюда, а денег у нас было слишком мало для того, чтобы позволить себе столь дорогие путешествия.
Я отыскала взглядом в заполнившей зал судебных заседаний толпе Стивена Кларенса и послала ему подбадривающую улыбку. Мне совсем не понравилось, как он выглядел – растрепанные волосы, помятая рубашка (а ведь прежде он менял их несколько раз на дню!) И плечи – его плечи были низко опущены, что показалось мне дурным знаком. Только бы он не вздумал всё испортить! С него станется – заявить во всеуслышанье, что зелье на самом деле варил он, а не я!
Я подумала об этом и содрогнулась. Нет, никаких признаний с его стороны быть не должно! Для него это дело могло закончиться гораздо хуже. Никто не поверил бы, что такой серьезный молодой человек, как он, стал бы варить приворотное зелье. А дополнительное расследование наверняка установило бы, что зелье было совсем иного свойства. Это было зелье правды! Зелье, готовить которое строжайше запрещено! Тут уж лишением стипендии точно бы не обошлось – за такое как минимум отчислят из академии без права восстановления. Для Стивена это стало бы концом всего – после получения диплома он собирался поступить на службу в одно из столичных министерств, а для этого нужна была безупречная репутация.
Ах, если бы я владела ментальной магией и могла обмениваться мыслями на расстоянии! Я запретила бы Стивену сомневаться. И чувствовать себя виноватым тоже бы запретила! Мы поступили правильно – только так и следовало поступить после того, что случилось.
– Остановитесь, ваша честь! – громкий голос будто разрезал тишину в зале, установившуюся после адресованного мне вопроса судьи.
Я вздрогнула и повернулась к дверям. На пороге стоял незнакомый мне мужчина – высокий, статный, темноволосый. Его высоко поднятая голова и грозный взгляд выдавали в нем человека высокого положения. И то, что он обратился к судье столь бесцеремонно, тоже говорило о многом.
– Этого нам только не хватало, – пролепетал сидевший на лавке рядом со мной месье Шамони. В отличие от меня, он, кажется, знал, кем был этот незнакомец. И в ответ на мой невысказанный вопрос он торопливо пояснил: – Это – герцог Алансон, мадемуазель. Сын его светлости герцога Алнорского.
Ах, вот как! Это был сын ректора магической академии, в которой я имела честь учиться. Того самого ректора, который, к сожалению, пострадал от неумелых экспериментов Стивена. А значит, ничего хорошего ждать от этого визита не приходилось.
– Я требую, ваша честь, чтобы обвинение было пересмотрено. Я полагаю, что речь должна идти о более тяжкой статье.
– Помилуйте, ваша светлость, но на каком основании? – взвился со скамьи мой защитник.
Герцог Алансон прошествовал вперед и остановился в двух шагах от стола, за которым восседал судья Гюссо. На его светлости была посеревшая от пыли дорожная одежда – судя по всему, он пришел в зал суда, едва выпрыгнув из седла.
– Вам нужны основания? – холодно улыбнулся он. – Ну, что же, извольте. Ваша подзащитная сейчас обвиняется в том, что приготовила зелье, включенное в запрещенный список, не так ли?
– Именно так, ваша светлость, – подтвердил месье Шамони. – Да, использовать заклинания и отвары, направленные на управление чувствами, строжайше запрещено, но речь идет всего лишь о приворотном зелье. Кто в ее возрасте не баловался чем-то подобным?
Герцог усмехнулся, всем своим видом показав, что уж он-то точно никогда не был замечен в подобной ерунде.
– Если бы всё было именно так, месье, то, возможно, я согласился бы с вами. Но в данном случае всё куда серьезнее, – он перевел взгляд с месье Шамони на меня, и я почувствовала, что краснею. – Скажите мне, мадемуазель, верно ли, что вы стали варить зелье как раз накануне важного экзамена, который вы должны были сдавать именно герцогу Алнорскому?
Я не поняла, с какой целью он задал этот вопрос, но кивнула. Глупо было отрицать очевидное. Расписание экзаменов было известно всем.
– Мне также известно, что в этом семестре ваши оценки по магическому зельеварению, которое преподавал мой отец, были крайне низкими.
Это уже был не вопрос, а констатация факта, и я растерялась. Какое отношение это вообще имело к делу?
– Вы имеете право хранить молчание, – шепотом напомнил мне месье Шамони.
Но я и без его подсказки не собиралась ничего говорить.
– Запомни, Лоренца – Бельфоры не сдаются! Никогда! – голос отца звучал торжественно и строго. – Учеба в столь славной академии – не такая простая вещь, как ты думаешь, но ты должна быть сильной.
Я торопливо кивнула:
– Конечно, папенька!
Я не понимала, зачем он объяснял мне прописные истины. Я прекрасно знала историю рода Бельфор, гордилась своими предками и была намерена не посрамить фамильную честь.
А об учебе в Алнорской академии магии я мечтала с тех самых пор, как научилась читать и писать. Это была самая знаменитая магическая академия в этой части света. Все самые известные маги современности были ее выпускниками.
Для меня не было секретом, что и папенька когда-то мечтал учиться именно в ней, но в то время это было невозможно. После закончившейся полтора столетия назад Великой войны Верландия, где находилась академия, прекратились всякие дипломатические связи с соседними странами. И только несколько лет назад, когда стало наблюдаться некоторое потепление отношений, ее граница открылась для лиц, путешествующих частным образом. Чем я и собиралась воспользоваться.
Я хотела попасть в академию еще в прошлом году, но стипендиальные программы, дававшие возможность учиться бесплатно, объявлялись только раз в пять лет, и сейчас был как раз такой случай.
– Бесплатных мест всего десять, – напомнил отец, – а желающих их занять наверняка найдется не одна сотня. К абитуриентам будут предъявляться самые строгие требования. Поэтому не расстраивайся, если не сумеешь пройти отбор.
Я посмотрела на него с удивлением. Эти его слова несколько противоречили предыдущим. И я не смогла не возмутиться:
– Папенька, что вы такое говорите? Конечно, я пройду отбор.
Наверно, это было нескромно, но я считала себя сильным магом. Да, мне не хватало некоторой теоретической подготовки, но зато практики было сколько угодно. Так неужели выросшие в тепличных условиях девочки и мальчики из благородных верландских семейств смогут со мной сравниться? И поступить в Алнорскую академию был мой долг перед отцом – я знала, как он страдал из-за того, что не мог позволить себе оплатить мое обучение в академии.
– Я уничтожу всякого, кто встанет у меня на пути, – заявила я с самым серьезным видом.
Папенька вздохнул – похоже, именно этого он и боялся.
Путь до Алнора был не близкий, и мне следовало выехать заблаговременно, так что сборы начались еще за месяц до вступительных испытаний. Вся немногочисленная, но зато преданная нам прислуга отчаянно пыталась из ничего составить мой парадный гардероб. В ход шло всё – пыльные гардины с окон в бальной зале (у нас всё равно давно уже не было балов), пожелтевшее бабушкино кружево, отыскавшееся в сундуках на чердаке, и даже старые папенькины мундиры.
О приобретении новых нарядов не могло быть и речи – это пробило бы серьезную брешь в нашем скудном семейном бюджете. А ведь следовало оставить денег на дорогу.
– По-моему, получилось недурно, – сказал папенька, когда я примерила одно из только-только сшитых платьев.
Я посмотрела на себя в зеркало и ужаснулась. Такое платье могла бы носить моя прабабушка. Ткань, местами потертая, была слишком темной для юной девушки, а фасон отставал от моды на добрую сотню лет. Но следовало радоваться хотя бы этому, иначе мне пришлось бы отправиться в Верландию в тех нарядах, из которых я уже выросла, и юбки которых едва доходили мне до щиколоток, оставляя неприкрытыми мои дырявые башмаки.
И, чтобы не расстраивать папеньку, я улыбнулась своему отражению и ответила:
– Да, платье прелестно!
Мне не терпелось отправиться в Алнор, но когда день отъезда настал, я ощутила такую грусть, что едва не переменила решение. Папенька был уже не молод, а, если не считать наших слуг, я оставляла его совсем одного на целых три года. Он так и не сумел обзавестись сыновьями, и именно мне надлежало о нём позаботиться. Но, боюсь, если бы я осталась в Бельфоре, то расстроила бы его еще больше.
– Учись прилежно, дитя моё! – наставлял он, когда я садилась в нашу старенькую карету.
– Непременно, папенька! – пообещала я. – Тебе не придется за меня стыдиться. Я окончу Алнорскую академию и научусь превращаться в дракона.
– Тебе скажут, что это невозможно, – его губы чуть дрогнули.
– Да, скажут, – согласилась я. – Только я так и так научусь, – и грустно прибавила: – У нас всё равно нет другого выхода.
Карета тронулась, но я долго еще смотрела в окно – до тех пор, пока угловатая фигура отца, махавшего мне шляпой, не скрылась из вида.
Родной Бельфор я знала как свои пять пальцев, но никогда прежде я не уезжала так далеко. В столь важное путешествие молодая девушка должна была бы отправиться в надлежащем сопровождении, но мы были слишком бедны и могли позволить себе пренебречь такими условностями.
На ночлег мы останавливались на постоялых дворах, и за две недели пути я попробовала множество разных блюд, о которых прежде и не слыхала. Старому кучеру не было никакого дела до моих манер, и я могла позволить себе восхищаться менявшимися пейзажами за окном и удивляться казавшимся мне странными нарядам жителей тех провинций, через которые мы проезжали.
Мы проделали почти весь путь без особых происшествий (только однажды потребовалось подковать одну из лошадей), но почти у самого Алнора (я уже приготовилась увидеть в окошке шпили его знаменитых башен, едва мы выедем из леса) нашу карету остановили.
Я выбирала между водной и огненной магией. О, я отлично умела метать ледяные стрелы! Они всегда точно попадали в цель. И пусть этой целью никогда прежде не были люди, я была уверена, что моя рука не дрогнет. Я знала, сколько бед причиняли путешественникам разбойники – они лишали их последних монет, а иногда – и жизни.
Хотя огонь, конечно, был куда эффектнее. Но я отклонила этот вариант – погода стояла сухая, и ненароком можно было спалить весь лес.
И всё-таки я не стала использовать свои умения на людях (пусть и даже таких никчемных, как эти) без предупреждения. Я попрошу их удалиться с дороги, и если им достанет ума, они пропустят нас и останутся невредимы.
Но сделать даже это я не успела – потому что в нашу сторону по дороге неслись всадники. Кажется, они увидели разбойников издалека, потому что тот, который ехал первым, громко закричал:
– Прочь с дороги, гнусные отребья! А иначе я смету вас с нее!
Всадников было всего двое, но у страха, как известно, глаза велики. К тому же издалека мужчина выглядел угрожающе и вполне мог быть вооружен. А нас, тем самым, становилось уже четверо, и наши силы с противниками могли почти уравнялись.
Громилы предпочли не искушать судьбу и бросились врассыпную.
А мужчина, подъехав к самой карете, быстро выпрыгнул из седла, и, тяжело дыша, спросил:
– Надеюсь, сударыня, они не причинили вам зла?
Вблизи он выглядел совсем по-другому и совсем не производил впечатления воина. Он был молод и мил, и его руки вряд ли когда-то держали что-то тяжелее пера для письма.
– Благодарю вас, сударь, вы подоспели как раз вовремя! – я изобразила нечто похожее на реверанс (а кто бы изобразил его лучше, стоя на грязной дороге?)
Он поклонился в ответ:
– Рад оказаться вам полезным. Вы направляетесь в Алнор? Если позволите, мы со слугой будем вас сопровождать – на случай, если эти отщепенцы вздумают вернуться. О, простите, я не представился – виконт Стивен Кларенс к вашим услугам.
– Лоренца Бельфор, – я сдержанно улыбнулась. – Вы тоже едете в академию?
– Именно так, мадемуазель. И если мы не хотим ночевать на улице, нам следует поспешить. Как я слышал, в стены академии пускают только до захода солнца.
Я села в карету и уже через пару часов мы были рядом с величественным замком, размеры которого поражали воображение. У ворот уже выстроилась вереница карет и всадников, которые, как и мы, жаждали попасть внутрь.
Я задрала голову, любуясь золотисто-голубыми шпилями высоких башен.
– Вы здесь впервые, мадемуазель Бельфор? – спросил мой новый знакомый. – О, тогда вы непременно будете впечатлены. Сам я уже был здесь однажды – пять лет назад. Тогда в академию пытался поступить мой старший брат.
– Вот как? – заинтересовалась я. – Так ваш брат учился в Алнорской академии?
Но месье Кларенс покачал головой:
– Нет, мадемуазель. К сожалению, он провалил вступительные испытания. Они здесь бывают до крайности сложны. Но я твердо намерен сделать то, что не получилось у Жермена.
Значит, он тоже был намерен претендовать на бесплатное место. Но несмотря на то, что в этом он был моим соперником, я искренне пожелала ему удачи:
– Не сомневаюсь, что вступительные испытания вы пройдете с блеском. Должно быть, вы сильный маг, если так отважно бросились на превосходившего по численности врага.
Он покраснел от похвалы и сильно смутился:
– О, нет, мадемуазель Бельфор, вы ошибаетесь. Магия в нашем роду весьма слабая, а боевой магией я не владею вовсе. Но если мне посчастливиться поступить в академию, я сделаю всё, чтобы развить свои способности.
Я посмотрела на него с удивлением:
– Но как же вы собирались сражаться с разбойниками?
Он покраснел еще сильнее:
– О, об этом я совсем не думал. Но не мог же я оставить вас в беде?
Он смотрел на меня с восторгом, и я неожиданно для себя смутилась тоже. Ни один мужчина еще никогда не делал ради меня ничего подобного, и было приятно осознавать, что благородные рыцари встречались не только в романах.
Дортуары для юношей и девушек находились в разных корпусах, поэтому записавшись в гостевой лист, и получив соответствующие направления, мы с виконтом расстались, договорившись встретиться на следующий день.
Территория академии была огромной, и пока я добралась до нужной спальни, в коридорах сделалось темно. Они освещались тусклым светом магических кристаллов, но то ли кристаллы давно уже нуждались в зарядке, то ли изначально были переведены на самый экономный режим, но толку от них было немного.
– Сейчас все обучающиеся разъехались по домам на каникулы, а на вступительные испытания еще почти никто не приехал. Так рано никого не ждали, – пояснил слуга, который нес мой дорожный сундучок. Видимо, это должно было означать, что когда в академии соберется больше народу, то всё вокруг засияет.
После его слов я ожидала увидеть дортуар пустым, но нет – две из почти трех десятков кроватей были застелены.
– Этажная девушка сейчас застелет и вашу постель, – сказал слуга, с облегчением опуская сундучок у порога.
Я не была избалована изысканными яствами, поэтому за завтраком с удовольствием съела и пшеничную кашу, и тонкий ломтик сыра с мягким белым хлебом. И искренне сказала «спасибо» той даме-воспитательнице, что пришла утром нас навестить и рассказать о том, что этим днем нас ожидало.
А вот моя рыжеволосая соседка от завтрака отказалась вовсе:
– Такую кашу у нас дома не стали бы есть даже слуги! – ее тонкий носик был вздернут высоко вверх. – Надеюсь, вы передадите эти слова поварам, и в дальнейшем нас станут кормить чем-то более приличным. И я не понимаю, почему я вообще должна здесь находиться. Я не нуждаюсь в бесплатном месте и стипендии, – тут она бросила в нашу со второй соседкой сторону презрительный взгляд. – Моя семья вполне способна оплатить мое обучение в академии. Так что я могла бы сразу заселиться в тот корпус, где живут студенты.
Да, про это нам тоже уже рассказали – двухэтажный дом, где мы сегодня ночевали, был предназначен для прислуги, которая работала в академии, и преподавателей, которые еще не дослужились до высокого статуса и не могли позволить себе оплатить отдельную квартиру.
– Простите, ваша светлость, но таковы правила, – тихо, но твердо ответила воспитательница. – Все прибывающие в академию абитуриенты женского пола размещаются именно здесь. Поверьте, условия в корпусе юношей ничуть не лучше. Как только вы пройдете вступительные испытания, вас переведут в основное здание. Вы же знаете – отнюдь не все, кто прибывает в Алнор, становятся нашими студентами.
Я уже знала, что ее светлость зовут Виола, и она – дочь министра королевского двора герцога Мерсье. Кажется, она была уверена, что высокий статус ее отца дает ей в академии какие-то особые права, и я была рада, что по крайней мере дама-воспитательница была с ней в этом не согласна.
– Но мы же знаете, что для тех, кто платит за свое обучение, вступительные экзамены – не более, чем формальность, – не отступала мадемуазель Мерсье. – Нам нужно лишь показать, что у нас есть хоть какой-то магический дар.
Про это я тоже уже слышала, и это не казалось мне несправедливым. Кто-то платит за обучение деньгами, а кто-то – часами труда над книгами в библиотеке и активной магической практикой.
– Разумеется, ваша светлость, – не стала спорить воспитательница. – Но правила есть правила. После того, как вас зачислят в академию, вы сможете поселиться в основном корпусе. Но даже там вы вряд ли сможете рассчитывать на отдельную комнату. Подобной привилегии удостаиваются, как правило, только старшекурсники.
– Пусть так, – кивнула Виола, – но там у меня, надеюсь, хотя бы будет более приличная компания.
Это прозвучало грубо по отношению к нам, но воспитательница не решилась сделать ей замечание и предпочла ретироваться. Когда же и мадемуазель Мерсье удалилась, оставив нас со второй соседкой вдвоем допивать несладкий травяной чай, мне показалось, что дышать стало гораздо легче.
Моя сотрапезница не спешила начать разговор, а молчание становилось напряженным, и я спросила первой:
– Вы прибыли в Алнор издалека?
В ответном взгляде ее темно-карих глаз промелькнула усмешка.
– Конечно! Иначе с чего бы приезжать сюда так рано?
Она не была склонна к общению и, похоже, ничуть не нуждалась в нём, но глупо было провести несколько дней в одной комнате и не познакомиться. Нет, формально мы представились друг другу еще накануне вечером. Ее звали Миранда Дюпен. «Дочь барона Дюпена и правнучка генерала Дюпена, героя Великой войны» – так она сама себя вчера аттестовала.
И, уже поднявшись из-за стола она не удержалась и сама задала мне вопрос:
– Ты владеешь магией воды или огня? – она первой обратилась ко мне на «ты», и я ничуть не обиделась. Если ей хотелось общаться без церемоний, то я была совсем не против. – Впрочем, можешь не отвечать. Это не имеет никакого значения. Какой бы магией ты ни владела, я всё равно обойду тебя на испытаниях. Я обязана поступить в академию, и я сделаю это! А таким неженкам, как ты или мадемуазель Мерсье, здесь вообще не место.
И заявив это, она покинула столовую залу.
И разве после такого было удивительно то, что я от души обрадовалась встрече с месье Кларенсом на крыльце библиотеки? Он, как и я, направлялся в читальный зал.
– Полагаю, нам следует получше познакомиться с историей Алнорской академии, – сказал он после должного приветствия, – на случай, если экзаменаторы спросят нас именно об этом.
Мне понравился его серьезный подход к делу, и мы до самого обеда просидели под сводами наполненного книгами зала. Мы не только повторили историю самой академии, но и изучили всё то, что касалось вступительных испытаний.
– Я уверена, месье Кларенс, что вы сумеете ответить на любой вопрос, – улыбнулась я, когда мы снова оказались на залитой солнцем улице.
– Благодарю вас, мадемуазель Бельфор, – кажется, он был польщен. – Меня не слишком пугает теоретический экзамен – к нему я готовился долго и тщательно. А вот практические испытания – дело другое. Боюсь, с помощью своей магии я не сумею справиться даже с самым слабым големом.
Да, это было одно из обязательных условий – сражение с аморфным существом. Сила этого существа зависела от категории абитуриента. Для тех, кто, как и мадемуазель Мерсье, поступали на платное обучение, будут выводить на боевую площадку слабых големов. А для тех, кто состязался за бесплатное место – куда более сильных.
На следующий день Алнорская академия пришла в такое движение, что у меня закружилась голова. Уже после обеда должны были начаться вступительные испытания, и корпуса наполнились не десятками, а сотнями абитуриентов. В основном, здесь были юноши, но и девушек тоже хватало. Здесь были представлены все слои верланского дворянства, и разница в достатке поступающих тоже бросалась в глаза.
Это потом всех, кто станет студентами, оденут в одинаковую форму и запретят носить драгоценности, а сейчас дети столичных вельмож торопились показать свои шикарные наряды. Смущало ли меня то, что на фоне некоторых барышень я казалась серой мышкой? Ничуть. Большинство из этих увешанных золотом и бриллиантами девиц не пройдут и первого экзамена. А некоторые, я была почти уверена в этом, и сами не хотели его пройти. Аскетичная жизнь студентов их, привыкших к сытости и достатку, совсем не прельщала. И если за учебу в лучшей академии страны нужно было заплатить отказом от балов и прочих развлечений, то они были к этому совсем не готовы.
Хотя, надо признать, настрой мадемуазель Мерсье был совсем иным – к моему удивлению, она тоже засела за книги. Впрочем, тех, кто поступал на платные места, видно было сразу – они могли позволить себе куда большее спокойствие, чем мы.
– Письменный экзамен будет проходить сразу в нескольких аудиториях, – делился со мной тем, что ему удалось узнать, Стивен. – Нам непременно нужно оказаться в одной и сесть рядом. Аудитории огромные, и экзаменаторы вряд ли станут ходить по рядам. Так я смогу подсказать вам, если это вдруг потребуется.
Я надеялась, что не потребуется – я и сама серьезно готовилась к экзаменам. Но, как ни странно, то, что виконт находился рядом, придавало мне уверенности.
Письменный экзамен начался точно по расписанию. Мы со Стивеном пришли на него вместе и сели за соседние парты в предпоследнем ряду, находившемся почти под самым потолком аудитории. Когда часы на главной башне Алнора пробили три часа пополудни, главный экзаменатор распахнул на треть занавесь, которая прикрывала огромную черную грифельную доску, и мы увидели написанный на ней мелом первый вопрос.
Он не вызвал у меня затруднений. Магическое истощение: причины и последствия. Это было элементарно. Когда в юности я слишком увлекалась магическими опытами, мой старенький учитель всегда напоминал мне о нём и даже заставлял конспектировать соответствующие параграфы из толстых учебников.
Я пододвинула к себе стопку чистых листов и взялась за перо. Строчки ложились на бумагу словно сами собой, и изложив ответ, я нескромно полюбовалась ровными рядами круглых букв – по чистописанию у меня всегда были отличные отметки. Когда чернила высохли, я отложила листок на край парты и приготовилась прочитать второй вопрос, который вот-вот должен был открыться.
Он тоже был довольно легок. Состав сонного зелья и важность мест происхождения его ингредиентов. Я знала не один, а несколько таких рецептов и описала каждый из них. Быть может, из моего ответа даже экзаменаторы узнают что-то новое.
Время от времени я поворачивалась к Стивену, и всякий раз убеждалась, что он тоже отлично знал ответы на предложенные вопросы. Его ответы были еще более подробными, чем мои, и стопка исписанных им листов уже выглядела довольно внушительно.
Наконец, доска была открыта полностью, и я увидела третий вопрос. Реформы его величества Джейкоба Четвертого и их влияние на развитие магического законодательства Верландии.
Мои руки задрожали так сильно, что я едва не выронила перо. Это была именно та область знаний, о которой я почти ничего не знала. Эти реформы случились уже после Великой войны, в которой мои предки сражались против верландцев, и на моей родине не принято было говорить о том, что происходило в Верландии после этого. Теперь я ругала себя, что не изучила этот вопрос, прибыв в Алнор. Мне следовало подумать о том, что он может возникнуть на экзамене. Но что толку было упрекать себя сейчас?
Что подумают обо мне экзаменаторы, если я сдам пустой листок? Наверняка, все верландцы прекрасно знают это с детства. А если я несведуща в таких элементарных вещах, то вывод напрашивался только один: я – иностранка.
Мы с отцом не хотели привлекать к этому внимание. Да, Верландия открыла границы, но захотят ли ученые маги допустить в Алнор чужака? Во время Великой войны одна из ветвей рода Бельфор перешла на сторону верландцев и с тех пор проживала здесь. Я надеялась, что меня примут за представительницу именно этой ветви. А соответствующие документы мне выправил давний знакомый отца, промышлявший всякими фальсификациями. Играть не по правилам было не слишком приятно, но цель оправдывала средства. И вот теперь такой чудесный план рушился из-за одного-единственного вопроса!
Я почувствовала, как слёзы набегают на глаза, и часто заморгала. Не хватало еще расплакаться прямо на экзамене!
Хотя я была бы не единственной, кто поступил бы именно так. Несколько барышень уже вынуждены были покинуть аудиторию из-за истеричных рыданий и даже одного обморока.
Я так увлеклась своими переживаниями, что не сразу заметила, что Стивен пододвинул ко мне свой листок с ответом. Вернее, это был один из листков – сам он написал об этих реформах уже целый трактат. Но мне хватило и этого.
Это была вступительная часть его ответа, где коротко и ясно характеризовались те шаги, что предпринял в прошлом веке король Верландии Джейкоб Четвертый. На всех последующих листах месье Кларенс, похоже, описывал все плюсы искомых реформ и свое к ним отношение.
Виконт Кларенс получил самый высокий балл. На втором месте в списке тех, кто претендовал на стипендию, значилась мадемуазель Дюпен, я же замыкала первую десятку. Учитывая, что я едва не провалила экзамен, это был отличный результат. Всего же в списке было более пятисот абитуриентов.
Списки тех, кто собирался учиться платно, висели отдельно – их ответы не оценивали баллами, и напротив фамилий большинства из них просто значилось «допущен к магическому испытанию». Но были среди них и те, чьи ответы оказались настолько плохи, что в возможности учиться в Алноре им отказали сразу.
Мадемуазель Мерсье получила заметный допуск, и ее тонкий нос, что пребывал опущенным на протяжении двух дней, снова горделиво взмыл вверх. Во второй день экзаменов она с нами не состязалась. Ей оставалось лишь показать комиссии владение любым видом магии в любой удобной форме.
А вот я сразу после завтрака отправилась на боевую площадку – до обеда здесь давали возможность потренироваться девушка, а после обеда – юношам. И поскольку большинство поступающих были лицами мужского пола, в этот час на площадке было довольно просторно.
Здесь были деревянные и каменные мишени, позволявшие попрактиковаться в меткости, и огромные чучела монстров для проверки навыков борьбы. Я сожгла одно из чучел, набитое соломой, и прекратила тренировку – учитывая завтрашнее испытание, чрезмерно расходовать магическую энергию было ни к чему. И я удивилась тому, что мадемуазель Дюпен, которая тоже была на площадке, этого не понимала и продолжала раз за разом пускать струю воды в стоявшее в нескольких шагах от нее чучело.
Хотя, с другой стороны, причина такой настойчивости была понятна – несмотря на всё старание, ей так и не удавалось сбить чучело с ног. Я подошла к ней поближе, и она метнула в мою сторону сердитый взгляд. Но я сделала вид, что его не заметила. Я сразу поняла, в чём была ее ошибка.
– Не раскрывай ладонь так широко. Пусть пальцы прижимаются друг к другу, – посоветовала я. – Так капли не станут рассеиваться, и напор станет куда сильней.
Она фыркнула, хотела что-то сказать в ответ, но разум возобладал над гордыней, и она сделала именно то, что я предложила. Цель была повержена с первой же попытки.
– Странно, что твой учитель магии не указал тебе на эту ошибку, – удивилась я.
– У меня никогда не было учителя магии, – огрызнулась она. – Такие уроки стоили слишком дорого, и мой отец не мог их нам позволить.
Ого! Я посмотрела на нее с уважением. Быть самоучкой в таком деле было трудно.
Впрочем, у меня и самой учитель магии был только в детстве – тогда еще у нас не было необходимости экономить на всём. Тогда еще была жива мама. И дядюшка, и мои кузены. И Бельфор процветал.
Я тряхнула головой, прогоняя гнетущие мысли. Сейчас было не время вспоминать прошлое. Я развернулась и пошла прочь. И только тогда услышала:
– Спасибо! – и еще через мгновение. – Но почему ты помогаешь мне? Если я провалю испытание, ты поднимешься выше.
Я не ответила. Если она не понимала этого сама, то я не сумела бы объяснить. Мне казалось естественным помогать тем, кто был слабее. А Миранда, как бы она ни хорохорилась, отнюдь не была сильным магом. И я видела, как важно ей было поступить в Алнор.
В день решающего испытания нас запускали на площадку группами по десять человек – в зависимости от набранных в первый день баллов. Поэтому мы с Мирандой и Стивеном попали в одну.
Меня вызвали первой. До этого я со стороны наблюдала за другими абитуриентами и обнаружила весьма неприятную закономерность – големы для испытания каждому участнику подбирались индивидуально. И оказывались они наименее удобными для того типа магии, которым человек обладал. Судя по всему, экзаменаторы накануне наблюдали за тренировками поступающих и отмечали для себя, каким оружием те собирались воспользоваться. Так что выигрывали тут те, кто эти тренировки пропустил. И я порадовалась тому, что виконт накануне именно так и поступил – мы с ним еще заранее решили, что ему не следует показывать свои умения на тренировочной площадке, чтобы никому не бросилось в глаза, насколько разной будет сила его магии.
Мой голем оказался водным – ничего хуже для испытания мага-огневика и представить было невозможно, – и потому борьба с ним заняла гораздо больше времени, чем я предполагала. Мне пришлось превращать его в пар не меньше получаса, и я боялась, что мне просто не хватит энергии. И когда, наконец, он весь растворился в воздухе, я едва не рухнула на землю.
Во мне боролись смешанные чувства. Я была горда тем, что справилась с таким сложным испытанием, но досадовала на себя за то, что израсходовала почти всю свою магию. Я не была уверена, что сумею снова накопить ее за то время, пока разделявшие нас со Стивеном восемь участников, сражаются со своими големами. И чтобы магия восполнялась быстрее, я постаралась отключиться от того, что происходило вокруг, и потому не видела, как выполнили задание остальные.
И только когда месье Кларенс вышел в центр площадки, я вновь вернулась в реальность. Ему тоже достался водный голем, и в его случае это был как раз отличный вариант.
Сначала я дала ему возможность попытаться разобраться с противником самому, и в первые несколько мгновений мне даже показалось, что он справится – голем весь покрылся слоем льда и замер. Но нет – вода взломала лед.
Стивен на шаг приблизился к нему, выставив руки вперед для большего эффекта, и именно в этот момент я постаралась вплести свою магию в его поток. Я знала, что существовали маги, которые умели не просто чувствовать, а даже видеть магию, но понадеялась, что среди экзаменаторов таковых не окажется. К тому же, вряд ли кто-то мог ожидать, что абитуриенты станут помогать друг другу. Здесь все и всегда шли к цели по головам остальных.
К вящему неудовольствию мадемуазель Мерсье нас троих опять разместили в одной комнате. Правда, это был уже не огромный мрачный дортуар с несколькими десятками кроватей, а уютная комната, где каждая из нас смогла устроить свой закуток по собственному вкусу. И хотя вкусы у нас были разными, помещение было достаточно просторным, чтобы мы не мешали друг другу.
К выдаче формы мы тоже отнеслись с разными чувствами – мы с Мирандой были рады переодеться в строгие светлые блузки и юбки из добротной синей шерсти, а вот Виола рассталась со своим богатым гардеробом с явным сожалением.
На первый курс были зачислены двадцать пять человек, и собравшись в аудитории на первую лекцию, мы разглядывали друг друга с заметным любопытством. И хотя теперь мы все были одеты одинаково, по одному только поведению некоторых моих однокурсников можно было понять, что они представляют высшее общество Верландии. Для нас уже не было секретом, что помимо дочери министра королевского двора мадемуазель Мерсье, в нашей группе учился еще и сын военного министра Джейкоб Журне – весьма заносчивый молодой человек. Месье Журне сразу же сел за первую парту, не выразив ни малейшего желания с кем-либо познакомиться.
Первое занятие у нас провел сам ректор академии – герцог Алнорский. Он был уже не молод, сед, но взгляд его обладал такой силой, что тот, на кого он его переводил, сразу же опускал голову. Именно так поступила и я сама.
– Надеюсь, ваше решение учиться в алнорской академии было взвешенным и твердым, потому что иначе вам не удастся окончить ее. Мы не будем терпеть здесь трусов и лентяев. Высокая магия требует тонкого ума, прилежания и полной самоотдачи. Нам неважно, кто вы по происхождению, и насколько велик достаток вашей семьи – здесь имеют вес только ваши собственные учебные достижения.
Мне понравилась его речь, и когда он сделал паузу и потянулся за стоявшим на кафедре стаканом воды, я присоединилась к тем, кто наградил его аплодисментами. Но он сделал взмах рукой, призывая нас к тишине.
– Возможно, кто-то из вас пришел сюда, надеясь стать знаменитым. Да, академия рассчитывает, что наши выпускники ее прославят. Но гордиться стоит не собственными успехами, а тем вкладом, что вы внесете в магическую науку, и той пользой, которую принесете стране.
Как ни странно, но прозвучало это совсем не пафосно, и думаю, каждый из нас ощутил ту ответственность, что мы несли уже не только перед своей семьей, но и перед этими учеными мужами, что будут делиться с нами своими знаниями и опытом.
– Для начала – несколько важных правил, которые вы все обязаны будете соблюдать. Использовать магию на территории академии категорически запрещено. Каждый из вас наденет блокирующий магию браслет, снимать который вы сможете только на практических занятиях под руководством ваших педагогов. Вы еще слишком неопытны и можете причинить друг другу вред.
Это было разумно, и я кивнула, соглашаясь с этим условием, хотя некоторые из моих однокурсников протестующе зашумели. Впрочем, шум сразу стих, стоило его светлости посмотреть в их сторону.
– Возможно, в свободное от занятий время кто-то из вас захочет дополнительно заниматься в библиотеке или в лабораториях зельеварения, или в нашем питомнике. Так вот, напоминаю вам, что вы должно строго соблюдать магический кодекс Верландии и не делать того, что запрещено законом. Особо хочу отметить, что, даже выйдя за стены академии в город, вы не можете варить или приобретать зелья или применять заклинания, с помощью которых можно воздействовать на человеческие чувства. И еще – каждый из вас в течение первого курса должен выбрать для себя тему научного исследования, которой вы будете заниматься на втором и третьем курсах. Не торопитесь, познакомьтесь с учебными направлениями и нашими преподавателями. Эта тема определит вашу будущую специализацию и наставника, который будет вас курировать до самой защиты диплома. Советую отнестись к этому со всей серьезностью.
Свою тему я выбрала еще дома. Возможность обращения женщин в драконов – вот, что волновало мой ум уже несколько лет. И хотя все мудрые книги утверждали, что это невозможно, я продолжала надеяться на то, что однажды это всё-таки случится.
– Послушайте, мадемуазель Бельфор! – сказал мне декан драконоведческого факультета граф Дуглас, когда я принесла ему заявление на выбранную тему. – Если вы не хотите быть отчисленной после первой же сессии, то советую вам немедленно его переписать. Тратить три года исследований на такую химеру немыслимо! И даже если вы доучитесь до последнего курса, с такой темой вы ни за что не получите высший балл на защите. У вас сильный магический дар – я был весьма впечатлен вашим поединком с големом на вступительном испытании, – и будет искренне жаль, если вы не используете его должным образом.
– Но, ваше сиятельство, в древних свитках есть рисунки, которые недвусмысленно указывают, что когда-то это было вполне возможно, – я попыталась протестовать. – Да, древние умения женщинами были утрачены, но…
Он пожал плечами:
– Решайте сами, мадемуазель Бельфор. Но лишиться возможности получить диплом алнорской академии из-за древних легенд, не имеющих никакого подтверждения, будет верхом глупости. Советую остановиться на чем-то более подходящем для особы вашего пола. Например, на бытовой магии.
Я фыркнула. Стоило ли приезжать в Алнор, чтобы заниматься тем, что было доступно любой домохозяйке, имеющей самый слабый магический дар?
– Ну, хорошо, – сдался граф Дуглас, – давайте поступим так – вы можете приходить ко мне на факультативные занятия. Думаю, за пару месяцев вы и сами поймете, что я был прав. А окончательный выбор темы мы отложим до второго семестра.
Историю Верландии преподавал месье Базен – худой, невысокого роста мужчина в пенсне. То ли он не очень любил свой предмет, то ли не очень хорошо в нём разбирался, но за всю лекцию он поднял взгляд от страниц лежащего перед ним учебника лишь несколько раз. Он почти не делал пауз, не расставлял акценты, и речь его была монотонной и располагала ко сну.
И всё-таки я слушала его с интересом. Во-первых, мне, в отличие от моих однокурсников, изучать историю Верландии приходилось с нуля. А во-вторых, даже те исторические события, которые были мне известны, трактовались верландцами совсем по-другому.
– Указ его величества Джереми Десятого, в котором впервые было зафиксировано определение высшей магии, послужил основой магического кодекса Верландии и стал причиной раскола, в итоге приведшего к Великой войне. Надеюсь, каждый из вас знает, что входит в понятие высшей магии? – на сей раз месье Базен сделал длинную паузу, и поглядел поверх очков на аудиторию.
– Разумеется, месье! – виконт Кларенс поднялся, придержав откидную крышку парты. – Высшая магия – это стихийная магия, включающая в себя магию огня, магию воды и магию воздуха. Все прочие виды магии таковой не считаются, и их применение подлежит всяческому осуждению.
– Именно так, месье! – одобрительно кивнул преподаватель. – Но, к сожалению, с этим определением в то время согласились не все. И хотя теперь мы понимаем, что отрицать очевидное было бессмысленным, почти два столетия назад нашлось немало тех, кто осмелился протестовать против указа его величества. Более того, часть княжеств, входивших тогда в состав Верландии, дерзнули бросить вызов королю.
Его голос неожиданно зазвучал куда громче, чем прежде, и уже звенел от возмущения.
Отец особо проговаривал со мной эту тему, предупреждая, чтобы я ничем не выдала своего несогласия с подобной трактовкой. У нас в Бельфоре к высшей магии относили еще и магию земли, и именно это ее толкование я с детства считала классическим. Когда-то так считали и сами верландцы – ровно до тех пор, пока Джереми Десятый не заявил о том, что магия земли – это магия простолюдинов, и ни один дворянин не может и не должен иметь к ней касательства. Его бредовые идеи были поддержаны многими представителями высшей знати, а тех, кто пытался протестовать, поначалу просто пытались заставить замолчать. Когда же это не получилось, начались аресты по обвинению в государственной измене и колдовстве. Но даже эта мера не оказалась действенной. Волнения начались по всей стране, и главы нескольких княжеств, чья основная магия была именно магией земли, открыто выступили против короля.
Началась война, впоследствии названная Великой. Джереми Десятый был уверен, что он легко сломит сопротивление своих бывших вассалов и заставит их войти в состав Верландии. Но те оказались достаточно сильными, чтобы противопоставить свою магию магии королевской, и достаточно богатыми, чтобы привлекать в свои войска тысячи наемников из других стран. Противостояние продолжалось почти два десятка лет и закончилось подписанием мирного соглашения в Тавери-сюр-Мер. Каждая из сторон считала себя победителем. Часть вышедших из Верландии княжеств обрели независимость, часть предпочли войти в состав других государств, сохранив право на использование древней магии.
– Боюсь, он не сумеет рассказать нам ничего нового, – в голосе Стивена слышалось разочарование, – и эти занятия окажутся совершенно бесполезными.
Лекция месье Базена только что закончилась, и мы вышли на перемене во двор, чтобы насладиться теплым осенним днем.
– Ну, так что же? – пожала плечами мадемуазель Мерсье, – зато по этому предмету нам не придется корпеть над учебниками, чтобы что-то заучить.
Виконт посмотрел на нее с осуждением, а мадемуазель Дюпен гневно фыркнула.
После перерыва мы разошлись по разным сторонам – у юношей начинался урок фехтования, у нас же – занятие по бытовой магии.
– Хорошая хозяйка должна уметь привнести даже в самое банальное домашнее дело щепотку магии. Вы собираетесь на бал? Магия поможет освежить вашу кожу, и вы станете выглядеть еще прелестнее! А несколько легких движений над котелком, в котором варится похлебка, сделают ее настолько вкусной, что ваш супруг просто пальчики оближет! Магия придаст особый блеск вашему столовому серебру, и вами будут восхищаться все соседи.
Виола Мерсье презрительно усмехнулась (вряд ли она когда-нибудь вообще задумывалась о том, как готовится похлебка или чистится серебро), но некоторые девушки слушали нашу преподавательницу мадам Герен с большим вниманием.
– Я предпочла бы пойти на урок фехтования, – шепнула мне на ухо мадемуазель Дюпен.
С тех пор, как мы обе оказались студентками Алнора и перестали быть соперницами, она стала куда дружелюбнее. И когда занятие мадам Герен закончилось, и нам разрешили покинуть наполненную ароматом пряностей аудиторию, Миранда увязалась вслед за мной.
– Ты идешь в библиотеку? Ты занимаешься там вместе с месье Кларенсом? Я видела вас вчера в читальном зале. Кажется, виконту уже разрешают брать книги из зала древностей.
Да, это было именно так. Стивен уже занялся научной работой, и профессор Дельмас уже снабдил его соответствующей рекомендацией для библиотеки. Он уже брал для себя книги по магическому истощению и для меня – по драконологии.
– Ах, как хотелось бы мне, чтобы вы позволили мне заниматься вместе с вами! – воскликнула мадемуазель Дюпен. – Быть может, ты спросишь винта, не будет ли он против? Обещаю, что не буду вам мешать и буду вести себя тихо-тихо. Мне так хочется понять, каково это – заниматься наукой? А разве это можно понять, находясь в одной комнате с мадемуазель Мерсье?
Первый семестр пролетел незаметно. Большую часть дня мы проводили в аудиториях, а вечера просиживали в библиотеке. Перед экзаменационной сессией, помимо нас троих, в читальном зале стали появляться и другие наши однокурсники – каждому хотелось получить по предметам высокие баллы и оказаться в верхней части таблицы.
Первое место в рейтинге в итоге занял Стивен Кларенс. Он получил высший балл по истории, зоологии магических существ и травоведению. И хотя его успехи в фехтовании были гораздо скромнее, набранных по другим предметам оценок хватило для общего лидерства. На втором месте оказался Робер Пети – бледный молодой человек со светлыми, почти белыми волосами. На третьем – Миранда.
Я обреталась в середине таблицы и отнюдь не стыдилась этого – курсы магических дисциплин у нас, по сути, еще не начались. Разве что бытовая магия, к которой, надо признаться, я оказалась (ну, кто бы мог подумать?) весьма способна. Профессор Дуглас надеялся, что это заставит меня переключить свой интерес на более подходящие для девушки занятия. Но напрасно – я с нетерпением ждала начала второго семестра, когда должен был начаться его факультатив по теории превращения в драконов.
Курс этот был факультативным потому, что лишь немногие из верландских семейств сумели сохранить способность оборачиваться в драконов, а значит, бессмысленно было требовать от остальных студентов того, что было им недоступно. Курс не случайно назывался «теорией» - профессор Дуглас на первом же занятии заявил, что если кто-то пришел к нему в ожидании практических занятий, то смело может покинуть аудиторию, потому что в рамках этой дисциплины не предусмотрена отработка соответствующих навыков, ибо кто склонен к подобным превращениям, тот и так знает, как это делать. А для остальных подобные манипуляции могли оказаться слишком опасными.
Но для начала я хотела овладеть хотя бы теорией. Из девушек этот факультатив посещала только я, и все юноши смотрели на меня с изумлением. Даже Стивен меня не поддержал.
– Простите, Лоренца, но мне кажется, вы могли бы потратить это время на что-то более полезное. К чему тешить себя иллюзией?
Нам потребовалось несколько месяцев, чтобы начать называть друг друга просто по имени. И во всём, что не касалось драконьей темы, я могла положиться на суждения виконта целиком и полностью. Но в этом вопросе я не намерена была слушать никого, кроме самой себя. Никто не знал, насколько важным было для меня научиться превращаться в дракона. И не только для меня.
Профессор Дуглас был отменным рассказчиком. Он читал лекции так, словно рассказывал захватывающие истории. И он был едва ли не единственным в академии мастером иллюзий, поэтому на его занятиях мы могли наблюдать за разными типами драконов словно наяву. Взмах его руки, и вот уже один из иллюзорных ящеров устремляется под потолок аудитории, и мы видим изумрудные чешуйки на его теле и серебристые ободки на лапах.
– Цвет чешуи зависит от типа магии, которой владеет обратившийся в дракона человек, – меж тем, вещал профессор, – и от места его рождения. А отличительные знаки вроде таких вот серебряных ободов могут обуславливаться магическими артефактами, которые носит их владелец. В данном случае речь может идти о браслетах.
Помимо меня, факультатив посещали два студента с нашего курса и еще двое старшекурсников. Признаться, меня удивляло такое невнимание к нему со стороны остальных обучающихся. Но сам профессор не видел в этом ничего странного.
– Видите ли, мадемуазель Бельфор, большинство верландских родов не могут похвастаться сильной магией, а потому, как бы ни старались их представители, они никогда не научатся обращаться в драконов. Родись вы мужчиной, я бы, пожалуй, сказал, что у вас как раз это могло получиться. Но женщины, как вы, должно быть, уже поняли сами, изначально проигрывают в этом даже слабым мужчинам. Магическая энергия у представительниц вашего пола, мадемуазель, имеет гораздо более низкую концентрацию, и вы не можете накопить ее столько, сколько требуется для столь серьезного преобразования. Это, увы, законы природы. Но вы, с вашим даром, вполне можете достигнуть успехов на каком-либо другом поприще.
Он всё еще не оставлял попыток направить меня на другую стезю и даже заявил, что готов быть моим научным руководителем, если я выберу любую другую тему исследования.
Но я продолжала изучать драконов. Стивен уже перетаскал мне из зала древностей (куда из первокурсников был допущен только он) всё, что смог найти по интересующему меня вопросу. И один из трактатов, который попался мне в руки в середине второго семестра, оказался весьма любопытен – в нём я нашла рецепт зелья, позволяющего накапливать в теле большее количество магической энергии. В рукописи этот рецепт рекомендовался тем, кто собирался отправиться на битву с чудовищем.
И хотя такое зелье имело весьма непродолжительный период действия, оно вполне могло поспособствовать достижению моей цели.
Это зелье не входило в число запрещенных, оно не было направлено на управление человеческими чувствами, а значит, я могла приготовить его на законных основаниях. Проблема была только одна – в его состав входил очень редкий ингредиент, о котором я читала в книгах, но который никогда не видела в реальности.
Листья чабреца, чешуйка краландского ящера, настойка крапивного корня, растертые в порошок цветы папоротника и сто пятьдесят капель свежесобранной росы – вот, что требовалось для его приготовления. Я легко могла найти чабрец, крапиву и росу. И даже чешуя ящера с Краландских островов продавалась в любой магической лавке. А вот отыскать цветы папоротника…
Занятия по зельеварению вел у нас сам ректор – его высочество герцог Алнорский. Признаться, до начала семестра меня удивляло, что такой знатный вельможа, брат самого короля занимается таким несерьезным делом.
Нет, то, что он возглавлял академию, было делом понятным – она находилась на территории его герцогства, и он, не имея склонности к политике, должно быть, тяготел к магической науке. Но конкретно зельеварение, по моему разумению, куда больше подходило какой-нибудь чопорной даме-преподавательнице, а не седовласому ректору.
Но стоило мне побывать на первой лекции, как мой скептицизм исчез без следа. Его высочество рассказывал о приготовлении зелий с таким воодушевлением, что нетрудно было понять, что именно – дело его жизни. И что он ничуть не сожалеет о том, что когда-то покинул столицу и отказался от короны Верландии. Более того, я почти не сомневалась, что о королевском дворе он и не вспоминал.
– Зельеварение требует внимания и сосредоточенности, – его голос, странно громкий для такого сухопарого и уже совсем не молодого человека, легко долетал до самых дальних рядов парт. – Если перепутать ингредиенты или бросить в сосуд лишнюю щепотку какой-нибудь травы, результат может оказаться совсем не таким, как вы рассчитывали. Что зачастую и случается в среде недобросовестных зельеваров. Но, маги Алнора, – его указательный палец взмыл вверх, – не можем себе этого позволить! А потому призываю вас не экспериментировать и строго соблюдать рецепты. Если у вас возникают сомнения, не стесняйтесь обращаться к преподавателям. В вашем распоряжении будут находиться студенческие лаборатории, расположенные в подвалах – там вы можете заниматься самостоятельно в свободное от лекций и семинаров время. Но не забывайте проявлять осторожность и воздержитесь от сложных рецептов хотя бы на первом курсе.
Мне уже не терпелось приступить к практическим занятиям, но прежде, чем получить допуск в лаборатории, мы должны были сдать зачет по травоведению, ибо, как сказал ректор, «именно травы основа всякого зелья». Мы должны были научиться отличать зверобой обыкновенный от зверобоя продырявленного, а чешуйчатую зеброцветку, собранную на острове Макоар, от ее сестрицы из Алакамской долины.
Для написания работы по травоведению я издержала весь запас мелованной бумаги, что у меня был.
– И я! – засмеялся Кларенс, когда я рассказала ему об этом. – Но я всё-таки намерен переписать работу еще раз – мне кажется, что в некоторых моментах я был не вполне точен.
Он был перфекционистом до кончиков ногтей и не остановился до тех пор, пока не отшлифовал свой реферат до идеального блеска. Не удивительно, что он сдал работу в самый последний день.
– Конечно, ты получишь самый высший балл! – без тени сомнений заявила мадемуазель Дюпен. – Но стоило ли тратить столько времени на ее написание? Любой из предыдущих вариантов твоей работы всё равно был бы лучше, чем у других.
Со Стивеном она тоже с некоторых пор перешла на ты, хотя я замечала, что у него такое нарушение правил приличия не вызывало особого восторга. Но он прощал ей некоторый отход от этикета за то восторженное обожание, которым она его награждала.
Я была почти уверена, что она восхищалась им не только как подающим большие надежды студентом, но и как симпатичным молодым человеком. Но в общении с ней я никогда не касалась этой темы – она, равно как и я сама, имела право на собственные секреты.
А вот виконт ее интереса к своей персоне наверняка не замечал. Для этого он был слишком увлечен наукой.
Впрочем, меня он своим вниманием не обделял. Каждую неделю в наш единственный выходной мы с ним непременно выходили в город. Гуляли по тихим улочкам, любовались с набережной морем или просто сидели в таверне на центральной площади, уплетая вкуснейшие пирожные, которыми в академии нас баловать не спешили.
– Вы не боитесь, что ваши совместные прогулки могут вызвать пересуды? – спросила однажды Миранда. – Люди могут найти в этом что-то дурное.
– Как вы могли такое подумать, мадемуазель Дюпен? – возмутился Стивен. – Я слишком уважаю мадемуазель Бельфор, чтобы позволить себе что-то лишнее в ее отношении.
При этом он покраснел, и я понимала, почему. Однажды он всё-таки позволил себе то самое лишнее, о котором ему теперь не хотелось вспоминать.
Мы тогда гуляли по парку среди цветущих яблонь и вишен, и воздух был наполнен дурманно-сладким ароматом. Должно быть, именно это и привело к тому, что Стивен попытался меня обнять. Разумеется, я ему этого не позволила, а учитывая наши разные уровни владения боевой магией, он не пытался настоять на своём.
– Простите, Лоренца, не знаю, что на меня нашло! Но быть с вами рядом для меня – это счастье! Но я клянусь вам никогда более не злоупотреблять вашим доверием ко мне!
Как ни странно, но мне было приятно осознавать, что я сумела внушить столь сильные чувства человеку, который, как всем казалось, мог думать только о науке. И эта маленькая тайна словно еще больше сблизила нас.
– О, как я хотел бы познакомить вас со своей бабушкой! – сказал он мне тогда. – Не сомневаюсь, она вам понравится. А вы, конечно, понравитесь ей.
А мне хотелось бы познакомить его со своим отцом. Я была уверена, что папенька, если Стивен попросит моей руки, не откажет ему в этом. Да, он был всего лишь младшим сыном графа и не мог надеяться на более высокий титул, чем виконт. Но разве это было важно?
– Мадемуазель Бельфор, вам, кажется, не интересен мой рассказ? – взгляд темных глаз ректора впился в меня с такой силой, что мне стало трудно дышать.
Я в ответ посмотрела на него как кролик на удава.
– Простите, ваше высочество, я как раз думала над тем, что вы сказали.
Я отвлеклась всего на пару минут – чтобы рассмотреть стоящие на полках лаборатории склянки со всевозможными снадобьями и мешочки с сушеными травами. На них на всех были наклеены бумажки с названиями, но почерк у того, кто эти названия писал, был настолько коряв, что некоторые слова прочитать было решительно невозможно. А ведь где-то здесь наверняка были и сушеные цветы папоротника.
– Я рад, что вы умеете думать, мадемуазель, – ехидно заявил герцог Алнорский, – но, боюсь, на сей раз вы думали совсем не о моей дисциплине.
О, как он был неправ! Именно на занятия по зельеварению я неслась едва ли не вприпрыжку. Мне было интересно всё, что он говорил. Какую воду – речную, морскую, талую – следует использовать для приготовления зелий? На каком огне их варить? В какой последовательности закладывать ингредиенты? Любая мелочь могла оказаться принципиальной.
Если бы я не боялась, что после моего вопроса он запретит мне приходить в лабораторию в одиночку, то непременно бы спросила его о вычитанном в старой книге рецепте. Кому как не ему было знать о зелье, помогающем концентрировать энергию? Тем более, что сам он превращаться в дракона умел – об этом рассказывали старшекурсники, и у меня не было оснований им не верить.
Но спросить об этом при всех значило бы добиться того, что меня поднимут на смех. Поэтому я промолчала, позволив ему думать, что мои мысли находились далеко.
– Лоренца, да что с тобой происходит? – удивился Стивен, когда мы вышли из лаборатории. – Как можно быть столь небрежной в присутствии его высочества? Говорят, он бывает весьма строг на экзаменах – особенно к тем, кто, по его мнению, не проявил должного рвения к учебе.
Я пообещала ему, что на следующем занятии буду паинькой, но слова сдержать не смогла. Как раз тогда, когда его высочество показывал, как следует готовить зелье, восстанавливающее память, я увидела искомую склянку. Она стояла в шкафу на средней полке, и в ней было всего три сухих лепестка. И ровно столько мне и требовалось для приготовления зелья.
При мысли о том, что один из этих лепестков (а то и все сразу!) использует кто-то из студентов или преподавателей прежде, чем их использую я, я пришла в ужас. А из подогреваемой ректором на слабом огне мензурки как раз вырвался зеленоватый пар с громких хлопком, и я, вздрогнув от неожиданности, дернула рукой и зацепила рукавом блузки лежавшую на столе колбу. Та упала на пол, разбилась, и уже через секунду я удостоилась очередного негодующего взгляда герцога Алнорского.
– Между прочим, мадемуазель, я предупреждал о хлопке, – строго сказал он, – но вы, похоже, опять меня не слушали. Полагаю, что с такой внимательностью вам непросто будет сдать экзамен по моему предмету.
В другое время его уничижительный тон расстроил бы меня, но сейчас я могла думать только о трех лепестках цветка папоротника. А уж к экзамену я подготовлюсь и постараюсь его высочество удивить. А если у меня однажды получится превратиться в дракона, он еще станет мной гордиться.
В конце занятия ректор снизошел до улыбки:
– Надеюсь, вы не забыли, что на следующей неделе начинается сессия. И по давней традиции на это время вы могли пригласить в Алнор своих родных – они смогут присутствовать в аудиториях на экзаменах. Поэтому готовьтесь к испытаниям особенно тщательно, если не хотите краснеть перед близкими людьми. Дайте им повод вами гордиться.
О, я совсем забыла про это. Впрочем, я всё равно не могла пригласить в академию своего отца, да и многие мои однокурсники, как я заметила, воздержались от приглашения родных. Для кого-то такая поезда была слишком обременительной финансово, а кто-то просто старался избежать дополнительных волнений на экзаменах.
Но виконт пригласил свою бабушку, о чём и сообщил мне по окончании учебного дня.
– Она прибывает уже завтра, Лоренца! Разумеется, я вас познакомлю. Но прошу вас не обижаться, если какие-то из ее суждений покажутся вам слишком суровыми. Иногда она бывает чересчур прямолинейной. Надеюсь, я не провалюсь на экзаменах. Будет особенно обидно сделать это именно в ее присутствии.
Мне даже слушать об этом было смешно. По боевой магии в этом семестре экзамена не было, а по остальным предметам Кларенс был лучшим учеником. И всё-таки он заметно волновался.
– Стивен не говорил с тобой сегодня о Виоле? – спросила меня вечером Миранда.
Я посмотрела на нее с изумлением.
– С чего бы ему говорить о мадемуазель Мерсье?
Та пожала плечами:
– Вот и я не поняла. Он спросил, почему Виола никогда не ходит с нами в библиотеку. Быть может, она стесняется попроситься в нашу компанию – сказал он. Ха-ха! Виола – и стесняется! Я спросила, уж не влюбился ли он в мадемуазель Мерсье? А он обиделся и сказал, что ему всего лишь хочется помочь однокурснице подготовиться к экзаменам, на которые наверняка приедет из столицы ее отец – дескать, что же в этом дурного? Странно, правда?
Нехорошая мысль мелькнула в голове, но я мигом ее прогнала. С чего бы мне сомневаться в чувствах Стивена? Он влюблен не в Виолу, а в меня. Но даже если бы это было не так, то он слишком умён, чтобы надеяться на то, что мадемуазель Мерсье ответит ему взаимностью – Виола в принципе не способна была никого любить. Возможно, он всего лишь хочет, чтобы та представила его своему отцу – знакомство с министром королевского двора могло оказаться полезным. Но даже об этом думать было отчего-то неприятно.
Ночью мне приснился ужасный сон – будто бы графиня Кларенс, придя в аудиторию перед экзаменом, заявила Стивену, что я – не подходящая для него пара, и что ему стоит обратить свой взор на кого-то более достойного – например, на мадемуазель Мерсье. И будто бы я услышала это, расплакалась и бросилась прочь. А Стивен бежал за мной и кричал: «Лоренца! Лоренца!»
Я даже в детстве не была плаксой, но сейчас проснулась со слезами на глазах. Но попенять себе за это я не успела – потому что услышала странный звук. Наверно, именно он и был причиной моего внезапного пробуждения. Как будто кто-то или что-то стучало по стеклу.
В нашей комнате моя кровать стояла возле самого окна, поэтому было не удивительно, что ни Миранда, ни Виола ничего не услышали.
– Лоренца, Лоренца! – донесся до меня голос Стивена.
И это уже было не во сне.
Наша спальня находилась на третьем этаже, и во дворе было темно, но всё-таки я разглядела стоявшего под каштаном виконта. Он как раз наклонился, чтобы поднять что-то с земли – наверно, камушек, который собирался бросить в наше окно. Он увидел меня и махнул мне рукой.
Сердце забилось часто-часто. Мне было трудно представить, что могло побудить Стивена прийти сюда ночью. И звать меня во двор! Это было против всяких правил!
Но если я и раздумывала, то лишь пару секунд. Что бы ни привело его сюда, это точно не было пустяком. И если он решился кричать мое имя под окнами женских спален, то значит, ему нужна была моя помощь!
Я кое-как застегнула пуговицы блузки, надела юбку, а на плечи набросила длинный шерстяной плащ. Я никого не встретила ни на лестнице, ни на крыльце.
– Что случилось? – прошипела я, подбегая к каштану.
Луна как раз выглянула из-за туч, и я увидела лицо Стивена. Он был не похож на самого себя – в его глазах был ужас.
– Кажется, я убил его высочество!
Его язык заплетался, и я с трудом разобрала, что он сказал. И, конечно, ему не поверила. Я решила, что у него помутился рассудок от слишком долгого сидения за книгами. И от волнения перед экзаменами, которое из-за приезда старой графини только возросло.
– Прошу вас, Стивен, успокойтесь, – я погладила его по плечу, словно маленького ребенка. – И расскажите всё по порядку.
С его уст сорвался странный звук, весьма похожий на рыдание.
– Я сделала нечто страшное, Лоренца! Я допустил ужасную ошибку, и теперь уже ничего не исправить! Из-за моей глупости погиб человек! Ректор Алнора! Меня посадят в тюрьму, да? Ах, я сам во всём виноват!
Я усадила его на скамейку и сама села рядом. Его трясло так, что он даже не смог взять меня за руку.
– Но где вы могли встретиться с ректором в такой час? И зачем вы вообще вышли из своей комнаты ночью? Завтра важный экзамен, и вам следовало хорошенько выспаться.
При свете луны было трудно разглядеть, насколько хорошо он был одет. Но волосы его растрепались, а левая манжета на рубашке была разорвана.
– Да-да, – судорожно закивал он, – мне так и следовало поступить. Но я не мог заснуть и подумал, что будет неплохо еще немного попрактиковаться в приготовлении зелий – мне хотелось, чтобы на экзамене всё прошло без запинки. Я спустился в лабораторию, но вместо того, чтобы выбрать один из тех рецептов, что есть в экзаменационных билетах, я стал готовить совсем другое зелье. Зелье, о котором я не должен был даже думать!
– Подождите! – прервала я его. Сейчас его речь уже не была похожа на бред сумасшедшего, но именно это и испугало меня еще больше. – О каком зелье вы говорите?
Виконт ответил не сразу. Он был в смятении, и я не стала его торопить.
– Я пытался приготовить зелье правды.
Я ахнула.
Глупый, глупый мальчишка! Запрет на зелье правды был введен еще несколько столетий назад – как и на любое другое зелье, воздействующее на человеческие чувства без ведома того объекта, на который оно было направлено. А после Великой войны наказание за нарушение этого запрета именно в отношении зелья правды было настолько ужесточено, что варить его решился бы разве что полный безумец.
– Я подумал, как было бы славно, если бы на завтрашнем экзамене Джейкоб Журне во всём сознался прямо в присутствии ректора. Я спросил бы его о том реферате по травоведнию, а он не смог бы солгать. Мы завтракаем в одной столовой зале, и я наверняка сумел бы как-нибудь добавить ему в чай несколько капель отвара.
– Что ты наделал? – простонала я. Я впервые обратилась к нему на «ты», но разве сейчас это было важно? – Но я всё еще не понимаю, как ты встретился с ректором? Он что, застал тебя в лаборатории и понял, что именно ты готовишь? А ты… ты убил его?
– Нет, конечно, нет! – Стивен замотал головой. – Лоренца, как вы могли такое подумать? Всё произошло случайно. Должно быть, его высочеству тоже не спалось, и он отправился в лабораторию, чтобы убедиться, что его помощники подготовили всё, что нужно для практической части завтрашнего экзамена. И он открыл дверь именно в тот момент, когда я бросил в котелок ягоды омелы. Наверно, я переборщил и взял больше ягод, чем требовалось. Я торопился и нервничал.
Я кивнула. Как ни странно, но безобидные вроде бы ягоды омелы в сочетании с некоторыми другими ингредиентами становились весьма опасными, и обращаться с ними при варке зелий следовало очень осторожно.
– Возвращайтесь в свою спальню! – скомандовала я. – И не смейте выходить оттуда до утра! Я сама пойду за помощью.
Он смотрел на меня растерянно, ничего не понимая. А время шло, и каждая упущенная секунда могла ухудшить состояние его высочества.
– Я скажу, что это я готовила приворотное зелье. В такое поверят скорее, чем в то, что этим занимались вы. Девушки чаще прибегают к подобным средствам. А вас здесь не было, слышите?
Мне показалось, Стивен даже перестал дышать, не веря в то, что от меня услышал.
– Но, Лоренца, а как же вы? – наконец, пробормотал он. – Вы пострадаете из-за меня!
– Полагаю, что ректор, когда придет в себя, будет более снисходителен к ошибке глупенькой влюбленной девицы, чем к ошибке лучшего студента Алнора. Он считает меня неумехой, поэтому не удивится, что я неправильно поняла рецепт. А двойка за поведение для меня куда менее принципиальна, чем для вас. Я-то не собираюсь поступать на королевскую службу, и свой диплом покажу разве что своему отцу. А он и без этого знает, что я – отнюдь не образец примерного поведения.
– Но вы подвергнетесь осуждению со стороны преподавателей и студентов! – всё еще пытался возразить он.
Но я лишь пожала плечами:
– Ну, так что же? Вы-то будете знать правду и не станете меня судить. И я же смогу рассчитывать на вашу поддержку?
– О, конечно! – он схватил мою руку и стал покрывать ее поцелуями. – Всегда, когда бы вам ни потребовалась помощь, я буду рядом.
– Ну, полно, полно, – я высвободила руку и подтолкнула его к двери. – Ступайте же, Стивен! Вас не должны здесь видеть.
Но он задержался на пороге и послал мне еще один благодарный взгляд. А потом, когда его шаги стихли в конце коридора, я бросилась в другую сторону – к тому зданию, в котором находились комнаты преподавателей.
Через полчаса Алнор гудел как растревоженный улей. Его высочество унесли во флигель, который он занимал. Туда же стеклись все маги, которые хоть что-то смыслили во врачевании. Конечно, мне туда пойти не позволили.
Начальник охраны академии – седоусый высокий мужчина, имени которого я не знала, отвел меня в сторону и строго сказал:
– Думаю вы понимаете, мадемуазель Бельфор, что я вынужден вас задержать. Надеюсь, что с его высочеством всё будет хорошо, и вы отделаетесь легким испугом и минимальным взысканием. Но до тех пор, пока всё не прояснится, вы будете находиться в карцере.
Я кивнула. Несмотря на то, что слово «карцер» звучало устрашающе, это было лучше, чем вернуться в свою комнату – там меня не оставили бы в покое, и каждый студент академии счел бы своим долгом выразить мне свое негодование.
Называемая карцером комната оказалась вполне пригодной для обитания. Здесь было сухо и тепло. Да, обстановка не могла похвастаться изысканностью, но здесь были и стол, и кровать, и даже отдельный закуток для справления естественных нужд.
– Прошу вас, сообщите мне, как только появятся новости о здоровье ректора!
– Разумеется, мадемуазель, – начальник охраны был настроен отнюдь не враждебно. – Но сразу хочу сказать, что каким бы ни оказалось состояние его высочества, суда вам не избежать. Вы совершили преступление, предусмотренное магическим кодексом, и должны будете ответить по закону. Но если вы наймете хорошего адвоката, то, возможно, наказание не будет слишком строгим.
Адвокат месье Шамони, который навестил меня на следующий день, произвел на меня хорошее впечатление. Некоторый недостаток опыта компенсировался у него желанием проявить себя наилучшим образом. Прежде всего, он процитировал мне магический кодекс и не стал скрывать, что многое будет зависеть от того, восстановится ли здоровье ректора до заседания суда.
– Несмотря на то, что приворотное зелье относится к классу зелий чувств, чье применение строго запрещено, конкретно это зелье всегда рассматривалось особо. В его использовании часто уличаются особы весьма высокого положения, а потому наказание за это преступление невелико. Все понимают, что это зелье (да-да, запомните это, мадемуазель!) имеет весьма краткосрочный эффект, и его применение совершенно нецелесообразно. Но разве объяснишь это тем, кто безответно влюблен?
Я посмотрела на него с удивлением. Вот уж не думала, что адвокаты так хорошо разбираются в магических зельях.
Он усмехнулся в ответ:
– Я тоже когда-то окончил Алнор, мадемуазель Бельфор. Но не будем отвлекаться! Ваша ситуация осложняется тем, что в результате ваших действий пострадал человек. И не просто человек, а ректор нашей академии, брат короля! Будем надеяться, что это происшествие не приведет к тяжелым последствиям для его здоровья. Насколько мне известно, он уже пришел в себя.
О, как меня порадовала эта новость! И пусть сама я знала, что не виновна в том, что случилось с его высочеством, я понимала, какой груз сейчас лежал на душе Стивена.
– Всё будет зависеть от того, как именно будут трактовать связь между вашими действиями и травмой, которую получил герцог Алнорский. Думаю, никому не придет в голову утверждать, что вы изначально имели намерение причинить вред его высочеству. А если так, то судить вас будут только за приготовление приворотного зелья с отягчающими обстоятельствами. Если же ректор письменно изволит вас простить, то, возможно, отягчающие обстоятельства вовсе не будут упоминаться. Кажется, вы весьма умело наложили повязку на его рану и применили одно из заклинаний лекарей. А значит, как могли, пытались минимизировать причиненный вами вред. Полагаю, всё обойдется, мадемуазель Бельфор.
– Не дури, Алекс! – Дэвид неодобрительно поцокал языком. – Этим демаршем ты ничего не добьешься, только настроишь против себя его величество. Не понимаю, зачем тебе это.
Мой кузен герцог Дэвид Реймс был из тех, кто не любил плыть против течения. И мою нынешнюю затею не осуждал, нет – просто не понимал.
Заседание Государственного совета, членами которого мы оба являлись, было назначено на три часа пополудни, и нам уже было пора выезжать во дворец. Собственно, я и сам понимал, что мое выступление ничего не изменит – полтора десятка напыщенных ослов в париках всё равно примут то решение, ради которого и собираются. Но это не значило, что я мог промолчать.
Мы прибыли во дворец вовремя – автор законопроекта маркиз Бланмарше как раз взял слово.
– Полагаю, никому из присутствующих не нужно объяснять важность предлагаемой мною меры, – сказал он и обвел взглядом сидевших за овальным столом членов совета. Но наткнулся на мой скептический взгляд и вздохнул. – Ну, что же, тогда я повторю всё то, что уже изложил в сопроводительной записке. Бюджет Верландии уже который год имеет отрицательное сальдо. И если мы ничего не сделаем для исправления ситуации, то страну ожидает невиданный прежде кризис. Поэтому введение дополнительного налога представляется весьма разумным.
Я уточнил:
– Налога, который будут платить только крестьяне, торговцы и ремесленники?
Бланмарше не уловил в моем вопросе подвоха и подтвердил:
– Да, именно так, ваша светлость!
– Но если речь идет о благополучии всей нашей страны, то разве не правильнее будет, если бремя уплаты налогов вместе со своим народом разделит и аристократия? – вежливо поинтересовался я.
– Но это немыслимо, ваша светлость! – запротестовал маркиз. – Дворянство испокон веков было освобождено от этой повинности! И если мы поступим в соответствии с вашим предложением, то, тем самым, уравняем себя с чернью.
– Ну, что же, – не стал спорить я, – есть и другой вариант. Если у нас нет возможности увеличить доходную часть бюджета, то мы, по крайней мере, можем сократить расходную. Насколько я понимаю, основная статья расходов – это содержание королевского двора? Так почему бы нам не подумать, на чем мы можем сэкономить? Если его величество соблаговолит отказаться хотя бы от пары приемов в год, полагаю, этого будет достаточно.
Члены Совета возмущенно загалдели, но выступить против меня открыто никто не решился. Тем более, что все прекрасно понимали, что мой единственный голос ничего не решит. Так оно и случилось.
И когда вечером я ужинал с его величеством, тот строго попенял мне на мое неразумное поведение.
– Ты ведешь себя как мальчишка, Алекс! Человеку в твоем положении не пристало руководствоваться эмоциями. Зачем настраивать общество против себя? Придворные должны увидеть в тебе моего преемника, а не бунтаря, угрожающего их благополучию. Подумай об этом!
Дядя никогда не мог понять моего отца, ради любимого дела отказавшегося от трона – ему казалось это ребячеством. И во мне он пытался пробудить совсем другие качества, прежде всего – чувство долга перед своей страной. При этом он упорно старался не замечать, что именно этого – чувства долга – с избытком было у другого его племянника – Дэвида.
– Тебе следует снова жениться, – твердо сказал он после десерта.
Я стиснул зубы, чтобы сдержаться и не нагрубить королю. И выдержав паузу, ответил:
– Простите, ваше величество, но нет – я слишком хорошо помню, чем закончился мой первый брак. Бедняжка Агнесс не выдержала влияния моей магии и сошла с ума. Вы хотите, чтобы это повторилось?
– Агнесс была слишком слабым магом, – раздраженно возразил дядя. – Мы не учли этого, когда выбирали тебе невесту. Да, это была моя ошибка, но сейчас мы можем учесть ее и подобрать тебе магически одаренную девушку. Неужели ни одна из барышень, что были представлены ко двору в этом сезоне, не тронула твое сердце? А может быть, нам стоит поискать тебе будущую жену из монарших семейств соседних стран?
В нарушение придворного этикета я позволил себе первым подняться из-за стола. Я не хотел продолжать этот разговор. Прошло уже пять лет, но мне до сих пор снились кошмары по ночам. И пусть наш брак с Агнесс был браком по расчету, чувство вины перед ней так и не оставляло меня.
– Дядюшка снова настаивал на женитьбе? – сочувственно спросил Дэвид во время верховой прогулки на следующее утро. – Мне кажется, тебе давно пора было внять его совету. Он хочет, чтобы ты обзавелся наследниками, и династия Алноров продолжилась. Он мечтает вырастить из тебя будущего короля, а ты отчего-то противишься этому.
Я покосился на него и пустил лошадь галопом – не хватало выслушивать нравоучения еще и от кузена. Но Реймс не отставал.
– Дядюшке давно следовало понять, что на роль короля куда больше подходишь ты, а не я, – крикнул я, когда мы снова поравнялись.
– Не говори ерунды! – отмахнулся Дэвид. – По праву этот трон должен был принадлежать твоему отцу, и раз уж у его величества так и не появилось сыновей, то разве странно, что он хочет передать корону тебе? Ты – сын его старшего брата, а я – всего лишь сын младшей сестры. Да, во мне тоже течет кровь Алноров, но формально я – не Алнор, а Реймс.
Обычно я наслаждался утренней прогулкой, но на сей раз вернулся домой в весьма скверном расположении духа.
Месье Дебре – секретарь отца – встретил меня в двух часах езды от Алнора.
– О, ваша светлость, какое счастье, что вы уже здесь!
Мы сидели в таверне – моя лошадь устала, и на остаток пути мне требовалась другая. И сам я был голоден и едва держался на ногах.
– Отцу стало хуже?
Месье Дебре кивнул.
– Два дня назад его высочество почти встал на ноги. Сказал, что чувствует себя хорошо, и несмотря на возражения врачей, принял нескольких визитеров. А сегодня у него жар, и он снова впал в беспамятство. Возможно, это связано с волнением из-за суда, который как раз начался.
– Суд? – не сразу понял я. – Ах, да, над тем студентом, из-за которого пострадал отец.
– Именно так, ваша светлость! – подтвердил Дебре. – Только это не студент. Это – девушка.
– Девушка?
Я отнюдь не был противником женского образования. Более того, был членом нескольких благотворительных обществ, опекавших школы и училища для девушек. Но я искренне полагал, что Алнор – не место для них. Бытовой магии их могли научить и в других, более подходящих для этого учебных заведениях, а ничего другого им было и не нужно. И то, что лучшие преподаватели магического искусства тратили на них свое время и силы, казалось мне совершенно неразумным. Из них всё равно не получатся сильные маги, так для чего же стараться?
– Да, ваша светлость. Она готовила приворотное зелье и, кажется, перепутала ингредиенты.
Я осуждающе покачал. Чего еще можно было от них ожидать? Глупые курицы, которых отцы и старше братья отправляют в Алнор, надеясь, что диплом престижной академии поспособствует их выгодному браку.
– Кто она, Дебре?
– Некая Лоренца Бельфор, – мигом откликнулся мой собеседник.
– Бельфор? – удивился я. – Из кавайонских Бельфоров? Да они же бедны как церковные мыши. Как они могли позволить себе наскрести денег на ее обучение?
Я знавал некогда одного Бельфора – человека без чести и совести. Да и что можно было ожидать от тех, кто однажды предал свой род? Тогда, во время Великой войны, эта ветвь Бельфоров осталась в Верландии, вероломно убив главу своего рода, который был сторонником древней трактовки понятия «высшая магия». Предатели были щедро вознаграждены Джейкобом Четвертым, но это не пошло им на пользу.
– Мадемуазель Бельфор учится на бесплатной основе, ваша светлость, – пояснил Дебре. – Она прошла серьезный отбор при поступлении и до этого печального происшествия находилась в академии на хорошем счету.
– Даже так? – мое удивление лишь возросло. – Но если она оказалась достаточно умна, чтобы поступить в академию, то мне тем более непонятно, как она могла решиться на приготовление запрещенного зелья?
– О, ваша светлость, – Дебре позволил себе робкую улыбку, – вы же знаете, что это зелье, несмотря на запрет, в Верландии готовят сплошь и рядом. Влюбленные барышни думают, что оно поможет им приворожить объект их чувств, и уже не могут рассуждать разумно.
– Именно так, Дебре, – я кивнул, – именно так. И я надеюсь, что после этого случая отец согласится, что Алнор – не место для женщин. И эта девица должна быть отчислена из академии незамедлительно.
Секретарь заметно смутился.
– Простите, ваша светлость, но боюсь, его высочество думает по-другому. Не далее, как вчера он сказал, что не держит зла на мадемуазель Бельфор. Более того – он сделал письменное заявление, что отказывается от предъявления ей обвинений по поводу причиненного ему вреда. Полагаю, сторона защиты использует это заявление как основание для снисхождения.
– Но как такое возможно? – возмутился я. – Неужели отец не понимает, что если эта девушка не понесет заслуженного наказания, то уже завтра все девицы Верландии начнут варить приворотное зелье безо всякого стеснения? Нет, Дебре, этот процесс должен стать показательным – чтобы все, кто хотел таким мерзостным способом привязать к себе другого человека, поняли, насколько опасно это делать.
Я чересчур распалился, но у меня были на то основания. Семь лет назад такой же отвар приготовила влюбленная в меня Агнесс Понтуаз. Его эффекта хватило ненадолго – всего на один бал. Но этого оказалось достаточно. Неосторожный поцелуй на балконе, и ее семья посчитала, что я ее скомпрометировал, чем и воспользовался дядюшка, давно мечтавший меня женить. Думаю, знай Агнесс, чем это для нее закончится, она скорее полила бы этим зельем какой-нибудь куст в саду. А сколько еще судеб им было разрушено.
Я тяжело вздохнул и постарался отогнать воспоминания. Сейчас мне нужно думать о другом. Мне следовало остеречь других барышень и молодых людей от подобного шага, и для этого я мог сделать только одно – примерно наказать нарушительницу закона.
– Что ей может грозить за нарушение магического кодекса? – спросил я, не надеясь, впрочем, что секретарь знает ответ.
Но тот ответил и довольно бойко:
– Ей прекратят выплачивать стипендию и понизят отметку за поведение.
Я усмехнулся – иначе как издевкой над законом это и не назовешь. Она отделается легким испугом и снова примется за своё.
– Послушайте, Дебре, но должно же быть хоть что-то, что мы можем использовать в качестве отягчающего обстоятельства. Да, отец простил ее, но, быть может, есть какие-то нюансы, о которых он не знал сам. И которые, стань они ему известны, переменили бы его мнение о поступке этой девушки.