Школа для двоечников - читать онлайн

ГЛАВА 1. ЛИНЕЙКА

Эта глава о том – что бывает, когда плохо учишься в школе… И о том – почему в некоторых школах иногда творится форменный беспредел.

– Смотри, Мур! На директрису смотри! – Макарова толкала Мура в бок, и эти её вечные острые локтевые толкания ему были сейчас особенно неприятны.

– Чего я там не видел? – отбрыкивался Мур, не желая смотреть в указанном направлении.

– На начес её смотри! – Макарова, приподнявшись на цыпочки, отчего юбка её задралась до головокружительной высоты, двумя руками насильно повернула муровскую голову вправо.

– Ну? – Муру сегодня было лень сопротивляться.

– Праздничный у неё начёс сегодня, не видишь, что ли? До небес почти. Чикуля!* – прокомментировала Макарова.

– Ну, и мне-то… – Мур отвернулся.

– Ты не наблюдательный, Мурёнок. Когда у неё такая копна на черепе – это всегда по нашу душу!

– В смысле? – вяло поинтересовался Мур, игнорируя уменьшительно-ласкательное склонение своей фамилии, от которого он всегда заливался краской и злился.

– В смысле чего‑то она опять придумала для расправы над нами, – терпеливо пояснила Макарова.

– Ещё ни разу эти расправы ей не помогли, – совсем уж равнодушно зевнул Мур.

– Так‑то да… Но она постоянно совершенствуется, – заметила Макарова.

– Ну и ладно…

Расшевелить Мура сегодня было невозможно. Похоже, опять были проблемы дома, о которых он не любил распространяться.

– Ну я тебя предупредила, – и Макарова оставила Мура в покое, к его великому облегчению.

– Может же эта Макарова из мухи элефанта раздуть, – вздохнул Мур и нехотя побрёл в свой класс.

Однако Макарова оказалась права. После третьего урока созвали линейку на первом этаже. Школьный народ толпился в недоумении, завуч Валерия Сергеевна выдергивала двоечников из своих классов и выстраивала их в первый ряд. Макарова, которую тоже волокли из своего 10 Б, торжествующе поглядывала на Мура, мол, чего я тебе и вдалбливала час назад.

Когда всех расставили согласно табели о рангах, в центр на своих толстеньких коротких ножках выкатилась директриса. Торжественно глядя на двоечников, выстроенных по росту в первом ряду, она начала свою пламенную речь. Начиналась речь, как обычно, перечислением всего плохого, чего сделали двоечники во вверенной ей замечательной школе (эту часть Мур даже не слушал – знал наизусть). А закончилась совершенно неожиданно:

– Отныне и прямо с завтрашнего дня эти люди (директриса обвела полыхающим гневным взором первый ряд) будут переведены в другую школу! В специальную школу для двоечников!

– …

– И не будут позорить больше школу нашу! – добавила она после многозначительной паузы чуть тише и значительнее. Но эта зловещая фраза громом прозвучала в небывалой доселе в стенах этого здания тишине.

Школьный народ безмолвствовал. Народ не знал, радоваться ли этому факту или нет. Будет ли жизнь без двоечников в этой школе так же нескучна и прекрасна, как раньше? И вообще, кроме того, что выселяемые двоечники плохо учились, других отклонений за ними не наблюдалось. Мур из 10 А так вообще был красафффчик. Это признавали все девочки, даже из 11-х. А без мини‑юбки Макаровой мужская половина учебного заведения даже не представляла себе школьных перемен.

– Мы чё, дебилы, что ли? – сиплым басом спросил Сизов, двоечник из 11 В. – Не имеете права!

Его поддержал нестройный гул товарищей по успеваемости, не понимающих ещё, к чему всё клонится.

– Сизов! – директриса не скрывала своей директорской радости. – Вас не в школу для олигофренов переводят, если ты это имел в виду. А в школу для двоечников – для тех, кто учится на двойки и не желает учиться ни на какие другие оценки. Хотя и может, между прочим! Там будут собраны двоечники со всего города, и вы будете чувствовать себя в своей тарелке.

– Мы и так в своей тарелке! – не сдавался Сизов.

– НАША тарелка больше не для вас, – с особым нажимом на первое слово типа сострила директриса. – Завтра за вами приедет персональный автобус и доставит вас к новому месту учебы. Прошу не опаздывать.

– Ага, щас! – грубо прервал её Сизов, который гордился и славился тем, что не боялся грубить никому, даже скорой на расправу директрисе.

– Впрочем, можете опаздывать, – милостиво разрешила она ему, улыбнувшись, что было совсем уж не по-директриссински. – Мне абсолютно все равно, или, по-вашему, фиолетово. Вы уже не наши ученики. Линейка окончена, все по классам! – рявкнула она и, колыхая своим начёсом, покинула честное собрание.

– Кто-нибудь чё-нибудь понял? – спросил Сизов у собратьев по выселению.

– Чего непонятного? – Макарова протиснулась в середину стянувшихся в кольцо двоечников. – Выселяют нас, чтобы не портили успеваемость. Такая печалька*.

– Кому нужна эта их грёбаная успеваемость? – не унимался Сизов.

– Директрисе нужна, кому ж ещё! – сказала всезнающая Макарова. – Знаешь, как её каждый раз в министерстве имеют за нас.

– Ну и пусть имеют, мы‑то здесь при чём?! – горячился Сизов. – Мы никого не трогаем… Спокойно себе учимся, грызём этот, как его, гранит… И всё такое.

– Ну ты, Сизов, и тупой! – сказала Макарова, покрутив пальцем у виска.

– Сама тупая, – заорал Сизов истеричным голосом, почти сорвавшимся на плач.

Он всегда чувствовал себя неуязвимым в этой школе, где младшие боялись, а учителя старались не связываться с грубияном. А тут так запросто взяли и выпинули в другую школу, даже не интересуясь его – сизовским – мнением. Беспредел какой-то, а не школа!

ГЛАВА 2. ОТЕЦ

Эта глава о том – как плохо бывает человеку, когда не с кем поделиться своими проблемами… И о том – почему переход в новую школу – это всегда интересно.

Мур пришёл домой, в свою коммуналку, и, открыв дверь ключом, долго стоял в коридоре, не решаясь пройти. На душе было неспокойно. Дома успокоить было некому.

Наконец, после того как из соседской комнаты высунулся любопытный нос бабки Нины Григорьевны Непроливайкиной, он разулся и прошествовал в свое жилище, находящееся в конце тускло освещённого общего коридора.

За столом, как всегда, сидел отец, брезгливо ковыряясь вилкой в трёхглазой яичнице собственного приготовления и запивая её водкой.

– Меня в другую школу перевели, – сообщил он отцу. Потому что надо было кому‑то сообщить.

– Денег нет! – отрезал отец, опрокидывая в себя рюмку.

– Там и не надо, – вздохнул Мур.

– Тогда вперёд! В другую школу! – прокричал отец театрально и уронил пьяную голову на стол.

Мур вывинтил у него из‑под руки сковородку и отправился на кухню её мыть, по дороге спрятав оставшуюся водку под диваном.

На кухне, погрузив закопчённую посудину под струю воды, он обречённо уставился в окно.

– Опять отец напился? – бесшумно материализовался на кухне сосед Артём Витальевич.

Мур кивнул, одновременно здороваясь и отвечая на вопрос.

– Пошли со мной пообедаем, – пригласил Артем Витальевич. – Не могу один есть, ты же знаешь.

– Если хотите, я с вами просто посижу, – сказал Мур. – А есть мне чего‑то не охота.

– Случилось что, а, Устин? – спросил сосед, накрывая на круглый стол в своей комнате и разливая по тарелкам свой знаменитый харчо.

– Да так… Ничего особенного, – ответил Мур, поморщившись. Он не любил, когда его называли по имени – оно ему не нравилось, казалось слишком старинным, вернее стариковским. Фамилия, хоть и кошачья, звучала лучше. Он принялся вяло бултыхать ложкой в супе. – В школу меня в другую переводят.

– Что за школа? – заинтересовался сосед.

– Для двоечников, – покраснел Мур. И уставился в суп.

– Не знал, что бывают такие школы, – удивился Артём Витальевич. – И что ты двоечник, тоже, извини, не знал.

Мур пожал плечами, продолжая изучать суп.

Артём Витальевич ложкой плюхнул ему сметаны в тарелку и пододвинул нарезанный ровными ломтиками хлеб.

– А почему ты вдруг двоечником-то стал? – спросил он. – Если не секрет, конечно…

– Да так… Надоело всё, – ответил Мур. – Неинтересно, непонятно, скучно. Училки все – истерички. Нормально объяснить ничего не могут, сразу орут. Школа – это не для меня, – подвёл он итог.

– Знавал я одну двоечницу с таким же настроем, – улыбнулся Артём Витальевич. – Умная была девчонка, но принципиально на двойки училась. А потом все экзамены на пятёрки сдала. И речь такую на выпускном произнесла, что все учителя попадали с каблуков… В общем, пообещала всем, что откроет школу для двоечников, которые утрут нос всем отличникам.

Мур усмехнулся:

– И где она теперь?

– Не знаю… – Артём Витальевич отвёл глаза, уставился в окно. – Замуж вышла за богатого иностранца вроде бы. Уехала в дальние страны, за моря-океаны… – Он произнёс это с грустью, и Мур понял: видимо, что‑то у них с той двоечницей было. Типа любовь. Но озвучивать свои догадки не стал. Помолчал немного, дав соседу попутешествовать по детству.

– Может, это она приехала и создала эту школу? – вдруг оживился Мур.

– Вот завтра и узнаешь, – подмигнул Артем Витальевич. – Доедай суп. Сейчас чай с тортом будет.

Мур кое‑как доел суп, к торту даже не притронулся и отправился восвояси.

– Я бы на твоём месте так не переживал, – сказал ему уже у двери Артём Витальевич. – Ведь никогда не знаешь, чем закончится очередная история в твоей жизни, но пока она длится, цени каждый момент.

– Угу, – мрачно кивнул Мур.

– А вообще, переход в новую школу – всегда интересно, – крикнул вслед Артём Витальевич. – Я тебе даже завидую.

Но Мур считал, что завидовать тут особо нечему.

ГЛАВА 3. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!

Эта глава о том, что иногда реальность бывает во сто крат лучше, чем её ожидания… И о том – почему деревянная швабра во сто крат круче электронной.

Утром, когда Мур подошёл к школе, он увидел всех своих братьев-двоечников, а также сестёр под предводительством Макаровой, толпящихся около входной двери. Несмотря на трескучий мороз, тётя Клара, размахивая шваброй, внутрь их не пускала. А уборщицу тетю Клару боялись все. Она работала в этой школе с момента её – школы – рождения, знала не только родителей, но и прародителей нынешних учеников, и даже те до сих пор её боялись. Иногда, чтобы вызвать в школу чьего-нибудь очень занятого работой родителя-бизнесмена или даже депутата, учителя обращались к ней. Тетя Клара звонила неуловимому родителю и приказным тоном повелевала явиться в школу в означенное время. И родители являлись всегда, подобострастно кланяясь при входе монументальной женщине со шваброй, заискивающе поднося ей подарочки да сувениры. А мэр так однажды новую электронную швабру с кнопочным управлением подарил – сама моет, сама вытирает и сопровождает процесс мытья полов приятной вальсовой мелодией. Швабра стоит в кладовке у тёти Клары как музейный экспонат и регулярно протирается от пыли. Работать же она предпочитает проверенным способом – с помощью деревянного орудия труда, сколоченного ещё первым трудовиком данной школы.

– У меня приказ директора не пускать вас, оглоедов, сюда больше никогда! – провозгласила тётя Клара, опираясь на деревянный раритет. – Сейчас за вами автобус приедет. Так что кыш отседова!

Сизов побоялся вступать в бой с тётиклариной шваброй, но торжественно пообещал всем прямо сейчас уйти домой и написать жалобу в Министерство образования за то, что несовершеннолетних детей держат на трескучем морозе и не пускают получать желанные знания. Но осуществить обещанное не успел – из‑за угла появился автобус. И какой автобус! Новенький, двухэтажный, ярко-красный, со словами на «лбу»: «Добро пожаловать, друзья!».

Автобус остановился у входа, с водительского сиденья выпрыгнул водитель в синей форме с золотыми пуговицами и в белых перчатках.

– Прошу садиться, друзья, – склонился он в полупоклоне, открывая двоечникам, как каким-нибудь суперотличникам, дверь в салон. А девчонкам так даже руку предложил – помог подняться по ступенькам, деликатно отвернувшись, когда поднималась Макарова в своей суперминиюбке.

Тётя Клара, не видавшая со времен открытия школы такого отношения к подрастающему поколению, остолбенела со шваброй наперевес.

Водитель, закрыв дверь автобуса, поворотился к ней передом и поклонился чуть ли не до земли. Затем резво запрыгнул на своё сиденье, и автобус, будто круизный лайнер, мягко отчалил от школы, провожаемый восхищенными взглядами прилипших к окнам оставшихся учеников.

– Всем задротам** счастливо оставаться! – прокричал Сизов на прощанье, высунувшись в окно автобуса.

…Всю дорогу двоечники обалденно молчали, лишь изредка переглядываясь. В автобусе было тепло и вкусно пахло карамельками. В кармашке каждого сиденья лежали пакетики с разноцветными леденцами, и младшеклассники к концу путешествия осмелели настолько, что стали забрасывать их в рот целыми горстями. Но, когда увидели школу, в которой им предстояло учиться, про леденцы забыли.

Даже Гарри Поттер в знаменитом Хогвартсе не видел такой красоты! Величественное здание с колоннами, больше похожее то ли на дворец, то ли на пятизвездочный отель в каких-нибудь Арабских Эмиратах, чем на рядовую школу, встречало их знакомым уже автобусным слоганом на воротах: «Добро пожаловать, друзья!».

– Крутяк! – озвучил всеобщее восхищение Сизов.

Остальные потрясённо молчали.

– Может, нас не туда привезли? – прошептала Макарова, хлопая наращенными ресницами.

– Наверное, мы не в тот автобус сели, – подал голос Мур и закашлялся.

– В тот, в тот, – не дал им долго сомневаться водитель в белых перчатках. – Следуйте за мной, друзья.

Двоечники покорно последовали.

Ворота гостеприимно распахнулись, и по вычищенной от снега широкой дороге все потопали к дверям. У которых их поджидала прелестная молодая женщина, над чьей головой, на двери, из золотых букв складывались не менее прелестные слова: «Школа для двоечников».

– Крутяк! – опять восхитился Сизов и гордо расправил доселе сутулые плечи. Впервые со времен вступления в школьную жизнь он чувствовал себя великой личностью. И даже почти что нобелевским лауреатом.

– Добро пожаловать, друзья! – сказала женщина, ожидавшая их под табличкой, и пригласила всех внутрь, где дар речи опять покинул обалдевший народ.

– Меня зовут Ольга Артуровна, – представилась женщина, – я директор этой школы. Её построила моя мама, которой, как и вам, довелось учиться в средней школе на одни двойки. Познав все прелести жизни рядового российского двоечника, она решила создать такую вот альтернативу. Сейчас вы можете осмотреться, прогуляться по школе, а ровно через 20 минут, когда закончится урок и дети освободятся, всех милости прошу на второй этаж, в ресторан, где мы все вместе будем обедать и знакомиться.

Директор поклонилась двоечникам, что было совсем уж ни в какие ворота, и ушла по своим делам.

ГЛАВА 4. ВЕЛИКИЕ ДВОЕЧНИКИ

Эта глава о тех – чья карьера не задалась с самого начала… И о том – почему ничто не смогло их вышибить из седла.

– Ничего себе директриса у них! – присвистнул Сизов.

– И никакого начёса! – оценила Макарова.

Младшеклассники начали несмело разбредаться в стороны.

Сизов пошёл искать туалет.

Макарова прилипла к огромному зеркалу в вестибюле.

А Мур отправился по коридору влево, рассматривая портреты выпускников школы, украшавшие стену. Около каждого портрета он притормаживал и внимательно читал информацию под ним. Невозможно было поверить, что все эти известные личности – хирурги, артисты, футболисты, журналисты – тоже были такими же, как и он, рядовыми двоечниками. Но так оно, судя по табличкам, и было.

Вот, например, Надежда Мухатаева – бизнесмен из Самарской области по части разведения оленей. Поставщик оленины для самых взыскательных ресторанов мира. Мур попытался вспомнить, где находится Самарская область, и вспомнил лишь, что уж точно не на Крайнем Севере.

У Надежды Мухатаевой тоже были двойки по географии, но это не помешало ей (а может, наоборот помогло) развести оленей в центре России и обогатиться до состояния миллионерши. Выглядела дамочка дорого-богато.

Константин Плохов – ректор университета. Этому двоечнику даже фамилия не помешала хорошо устроиться в жизни. Сей факт Мура, постоянно комплексующего из‑за своей фамилии, особо порадовал.

Евгений Овчинников вообще космонавт. Не то чтобы Мур мечтал о такой профессии… Он вообще о будущем не задумывался. Но, прочитав, что Евгений был двоечником по физике, фразу своей физички: «Садись – два. Таких не берут в космонавты!» – сейчас вспомнил. И порадовался за космонавта Овчинникова.

На противоположной стене висели более известные, если не сказать великие, двоечники. Некоторых из них он знал в лицо. Кто ж не знает Пушкина! Отпетого, оказывается, двоечника по математике, да и по всем связанным с цифрами наукам. Или кто не знает Чехова, который, прежде чем стать великим писателем, дважды оставался в школе на второй год. В третьем классе – из‑за плохих отметок по арифметике и географии, в пятом классе – из‑за сплошных двоек по греческому языку. Теперь-то Греция, небось, читает его в переводе на греческий…

Особо удивил Ньютон – один из создателей классической физики, математик и астроном, выпускник Кембриджского университета. Точно такой же портрет худшего ученика в классе по математике висел в теперь уже бывшей муровской школе.

А про Билла Гейтса кто бы мог подумать?! Ему родители обещали платить деньги за каждую пятёрку! Мур бы повёлся, а этот нет. Билл игнорил родительские подкупы, вырос и заработал на другом. Что, конечно же, тоже обнадёживает.

А Нобелевская премия по литературе учителей двоечника Уинстона Черчилля повергла бы в шок. «Добрые» училки считали будущего премьер-министра Великобритании самым глупым учеником в классе, за что его, в компании других двоечников, в частной школе в Аскоте, всегда пороли от души. Неужели он их всех простил?

А вот бедняге Циолковскому, похоже, и порка не помогала, и даже карцер, куда его регулярно сажали за двойки. Отца космонавтики за плохую успеваемость сначала оставили на второй год во втором классе, а потом и вовсе исключили из школы… Что не помешало Костику через шесть лет успешно сдать экзамены на звание учителя и получить официальное направление от Министерства просвещения.

Особенно порадовал Мура Гоголь, который улыбался ему в усы с последнего портрета. Надпись гласила, что в школе за сочинения писатель всегда получал плохие оценки. А ведь ещё только вчера учительница перечисляла им его гениальные произведения и задала на дом читать «Мёртвые души». Прочитать произведение этого великого двоечника страшно захотелось, тем более что галерея из известных личностей привела его прямиком в библиотеку.

Вообще-то, Мур очень любил читать, но ото всех скрывал свою любовь. Немодно считалось в его время увлекаться чтением, тем более такому отпетому двоечнику. Поэтому библиотека Мура впечатлила не столько красотой своей, сколько количеством книг. Между которыми то там, то сям дремали коты, вполне себе настоящие и упитанные. Столько книг (да и котов тоже) в совокупности он не видел никогда.

Полки от пола до потолка красивые, деревянные, корешки книг просились в руки, пушистые разноцветные кошачьи хвосты свисали как закладки. Мур взял «Мёртвые души», слегка побеспокоив огромного мейн-куна, и, забыв обо всём на свете, погрузился в мягкое кресло и в чтение. Через 15 минут его отыскала Макарова и, повосхищавшись размерами мейн-куна, потащила в ресторан.

Там уже умопомрачительно вкусно пахло свежеиспечёнными булочками и толпы местных двоечников приветствовали новеньких, радостно нахлопывая в ладоши. Сизов, шагая по зеленой ковровой дорожке, даже помахивал им рукой, как будто он кинозвезда на церемонии «Оскара».

Когда все расселись, Ольга Артуровна, зачитывая новые фамилии, познакомила их с одноклассниками. При упоминании своего имени каждый из вновь прибывших вставал и кланялся публике.

Когда церемония представления закончилась, Ольга Артуровна сказала:

– Я не буду долго утомлять вас правилами поведения в нашей школе, потому что правил, как таковых, у нас почти не имеется. Скажу только: вы можете учиться, можете не учиться, можете прогуливать уроки и заниматься самостоятельно – как пожелаете, главное, чтобы, когда пришла пора сдавать экзамены, мы заткнули за пояс все остальные школы, всех отличников, стобалльников и прочих выпендрёжников! – последние слова она сказала с таким жаром, что все местные двоечники, как один, взревели: «Да! Мы их сделаем!»

– Как это?! – удивился Сизов, которому до сего момента все очень даже нравилось. Но сдавать экзамены лучше отличников – это уж, извините… – Так мы не договаривались! – выкрикнул он нервно.

– Это будет не трудно, я вас уверяю, – успокоила его Ольга Артуровна. – Учиться у нас легко и интересно, скоро вы убедитесь в этом сами. Если вам не понравится какой‑то учитель, вы всегда можете от него отказаться, поменять, выписать другого. В нашей школе главный – ученик и его интересы!

Преподаватели, стоящие полукругом позади Ольги Артуровны, мило улыбались, будто бы ничего ужасного сейчас в их адрес не говорилось.

– Она, что ли, намекает на то, что стучать можно на училок? – спросил Сизов у Макаровой.

Та лишь пожала плечами.

– Круть! – прокомментировал Сизов.

– Чего круть? – хмуро переспросил Мур. – Будешь бегать и стучать?

– А че? Она ж сама разрешила, – кивнул в сторону директрисы Сизов.

– Не по-пацански это, стучать, – сказал Мур, представив, как Сизов пойдёт в учительскую нашёптывать всякие гадости на учителей. Его аж передёрнуло.

– Ага, они‑то всегда на нас кляузничают, – моментально завёлся Сизов. – А нам, значит, не по-пацански…

– Во-первых, именно они на нас ещё не кляузничали, так? – завёлся и Мур. – Во-вторых, кто сказал, что ты должен быть как они?

Сизов затих, поскрёбывая затылок, в котором копошились новые мысли.

Ольга Артуровна между тем пожелала народу приятного аппетита, и все приступили к обеду. Аппетит у новеньких был зверским, а кушанья были поистине ресторанными. Только однажды Муру удалось отведать нечто подобное – на свадьбе, куда пригласили их с отцом в прошлом году. Всё остальное время на завтрак-обед-ужин и просто на перекус он употреблял яичницу. И даже уже не боялся закукарекать.