Судя по тому, что узоры внутри прямоугольника на полу выглядели совсем не так, как их изобразил вчера Хром, ковер в какой-то момент времени успел составить компанию буфету.
– Привет, ковер. Я по тебе даже соскучился. Чё за мультики покажешь?
В прямоугольнике красовалось всего несколько линий, поэтому раздумывать особо было не над чем, – то ли пуля, то ли палец, то ли помада. Когда рядом возникла еще и круглая хрень с крышкой, похожая на пудреницу, Хром решил – точно помада.
– Баба, ну, – проговорил он. – Это я и так знаю. Притарахтела в ночи, ты, походу, еще отсутствовал.
Махнув рукой, он зевнул. Захотелось сплюнуть, потому что сосало в желудке не от голода, а от отсутствия утренней сигареты, но Хром сдержался. Харкаться там, где живешь, не принято ни в одном кругу местных, и не только джентльменов, и не важно, что он тут меньше суток. Было бы прекрасно, если отпустят сегодня – проблем с работой ему не надо. Богдаша, конечно, если что, прикроет, даже несмотря на родившую супругу, но до этого хорошо бы не доводить.
Справляя малую нужду в ведро, Хром с холодным недовольством – нужно его сильно довести, чтобы выбесить, – прикидывал, сможет ли хоть пару раз отжаться или лучше не кантовать отбитые бока. Так-то по работе он регулярно форму поддерживал в качалке, но простую зарядку с детства не пропускал, даже когда болел, и сейчас давать слабину тоже не собирался. Потому, отойдя к стене, шумно втянул воздух носом и медленно, по-стариковски, присел. Стекла в книжной полке задребезжали.
– Ладно, не истери, – сдался Хром на третьем приседе. – Сам чувствую, что мандец. Хоть понаклоняюсь. Лучше мне жвачку организуй, в вазочке лежала. А то во рту – как… Ладно, сказал же! Видишь, уже встал.
Размахивая руками из стороны в сторону, как курица общипанными крыльями, он с небывалой тоской думал о душе, зубной щетке в стакане рядом с тюбиком пасты, горячем кофе и жаренной на сале картошке, которой вдруг захотелось так сильно, что хоть вой. Когда стекла полки звякнули с ноткой особого возмущения, Хром обернулся. На пыльных справочниках лежали полпачки жвачки и яблоко.
– И то спасибо, – хмыкнул он, вгрызаясь в свой «завтрак».
Перед тем как снаружи послышались шаги, Хром еще раз обратил внимание на прямоугольник на полу, только теперь там не было вообще ничего – даже тех узоров, что он сам намалевал. Пусто. Дотащился до кресла, плюхнулся в него, весь на измене, и неотрывно смотрел, как в дверь поочередно заходят вчерашние тощий человек-табуретка, Бабай, девчонка и, последним, дылда в темно-зеленой брендовой толстовке. Стоимость ее Хром однажды узнал на одном подохранном объекте с космическими ценниками и тогда еще подумал, что людям совсем деньги девать некуда, раз они тратят такие суммы на шмотье, которое он бы и задаром не носил. Ладно, задаром бы, может, и носил, но вряд ли бы ему такое пошло. А дылде шло, он был сегодня как те пацанчики в рекламе, типа закос под дворовых ребят, но при понтах. Этот модник допинал до Хрома ближайшую коробку и сел на нее, расставив ноги. Вдоль его локтя, под закатанным рукавом толстовки, Хром увидел татуху – «Бей первым».
– Ка-ка-как здоровье, Вася? – псевдозаботливо поинтересовался Шиза, краем глаза все равно следя, как Бабай заходит сбоку почти за самую спину Хрома и становится там, держа руку на поясной кобуре.
– Не жалуюсь, – произнес Хром, затолкнув жвачку языком за щеку. Надо было выплюнуть. Теперь, когда начнут бить, он ее проглотит.
– Это ха-арашо, – кивнул Шиза. – Давай сделаем с т-т-тобой та-а-ак, чтоб и дальше не на что было жаловаться. Мы с т-тобой не до… ну… не дотрещали про человечка а-адного.
Хром быстро глянул в сторону Винни, которая стояла вместе с тощим у двери, лицо у нее было незаинтересованное и расслабленное, но мускул на щеке все равно дернулся. Выглядела она на зависть бодро, учитывая произошедшее недавно, а вот человек-табуретка читался как открытый справочник по садовым растениям: от него волнами исходили негодование, злость и горечь. Убитые не были ему сильно близки, но общее с ними детство не могло оставить его равнодушным. Шиза выпрямил руки, вытягивая их и щелкая пальцами, что, видимо, входило в его привычки, поэтому Хром, тоже по привычке, отметил, что вены чистые. И ногти будто отполированные, чего ждать от такого персонажа было сложно. Тем более от коней – у них же автомастерских по всему городу больше, чем у некоторых прыщей на жопе. А еще Хром заметил, что волосы у Шизы будто уложены, как из салона, и блестят, и пахнет от него странно – ландышами, что ли. От бабы приехал? Так Хром не помнил, чтоб девки из клубешников такими пользовались, тем поядренее подавай. Да и вообще такой запах нечасто встречал, разве что давным-давно у бабушки в буфете стоял флакон духов. На нем тоже ландыши были.
– Все, что знал, я уже рассказал, – медленно и спокойно повторил он, на секунду улавливая чужой страх – тощий у двери испугался, что их командир без долгих предисловий перейдет к делу.
– Ой, к-какой ты душный, – цокнув, Шиза вытащил из кармана пассатижи и с деланым равнодушием подкинул их в ладони. – По-хорошему, значит, н-н-никак.
Винни стояла, как и прежде, – как статуя, а человек-табуретка сглотнул и отвернулся. И без подсказок провидения ясно: то, что может произойти с Хромом, скорее всего, происходило раньше, и не раз. Чужих методов он не осуждал, на самом деле, пара ногтей не то же самое, что оконце в затылке. Хром не увидел, а представил себя лежащим среди елок на снегу и смотрящим в небо стеклянными глазами, но в душе ничего плохого не откликнулось. Точно не сегодня.
– На, – он шлепнул ладонью прямо Шизе на колено и растопырил пальцы. – Только инфы в моей башке от этого больше не станет.
Тот на мгновение вышел из образа, чуть дернулся от неожиданности, но быстро взял себя в руки. Пожал плечами, мол, извиняй, братан, раз так, значит, так, и подтянул рукава толстовки выше. Хром руку не убирал, но чувствовал, как колено у Шизы напряглось. Потом тот схватил его за запястье и принялся пристально разглядывать палец за пальцем, будто решая, с какого начать. Человек-табуретка у двери ожидаемо сдался первым:
– Шиз, ты в натуре это делать собрался?
– А я не-не-не знаю, это от Васи за-за-зависит, – произнес тот, наклоняясь еще ближе к Хрому и сверля его взглядом. – Вась, слышь, п-последний раз спрашиваю. Или я ть-тебе… н-нос отгрызу.
Сложно было понять, блефует или нет, но что-то внутри подсказывало Хрому, что Шиза на такое способен. Если и вез своего гостя сюда точно без намерений пришить, то теперь, после двух смертей, надеяться, что он отстанет просто так, было бы совсем тупо. Хром двинулся в кресле, чтобы сесть удобнее, но на плечо легла рука Бабая, и он оставил эту попытку.
– Я ему верю, – внезапно прозвучало за спиной. – Сам покумекай, Шиз, он бы щас мог насвистеть нам, чтоб мы его отпустили, а потом дорулить до своих и приехать тележить уже с друзьями.
– Так нету у-у-у него д-друзей, – заметил Шиза, продолжая сверлить Хрома сузившимися в точки зрачками. – Он сам по себе, а-а-адиночка.
– Друзей нет, – кивнул Хром. – Но есть те, кто мне должен.
– А ты, т-типа, а-авторитет? Тебе, типа, ссутся долг не отдать? А если не отдадут, то чё будет, Вась? Трусами за-а-акидаешь, как м-меня?
– А у тебя, смотрю, пунктик на этом.
Взгляд у Шизы сразу прибавил в весе пару тонн, и Хром подумал, что вот сейчас его точно будут бить. Главное, чтобы опять не по лицу. Но Винни, дошагав до Шизы, стукнула того кулаком в плечо, привлекая внимание. Нахмурившись, Шиза мигом вскочил и навис над ней, сверкая глазами. Человек-табуретка и Бабай, как показалось Хрому, на месте девчонки точно бы стухли, но она даже головы не опустила.
– Ты чё, тоже п-пожалела бедного Ваську? Ж-женская с-а-а… сука… лидарность? – спросил Шиза, а она, не отступая, проговорила медленно и с расстановкой:
– Я бы тебе втащила, но слишком у тебя сегодня красивое лицо. Да и люблю я тебя. Уважаю, ценю, прислушиваюсь, как и все мы, но не буду тебе подыгрывать, когда ты совсем берега теряешь. Ты же сам видишь, какой он, был бы чмом – сразу бы просек. А он нормальный мужик, по своим понятиям живет, не по чужим.
Хром мысленно даже присвистнул: вот так, при других, ставить под сомнения решения командира… Понятно, чего Шиза теперь был такой разъяренный. Даже без особых способностей это легко читалось по его напряженной спине и затянувшейся минуте молчания.
– И что теперь п-предлагаешь, отпустить этого долбанутого, нах?.. – Шиза наконец убрал пассатижи в карман и сложил руки на груди, но остался стоять на том же месте.
Человек-табуретка шикнул:
– Сам же нас за ругань гоняешь, на!
– Леший, завали. Это не ругань, это ф-факт. Я его с-сейчас отпущу без компромата, а завтра вас всех п-п-положат на Козлах.
На Козловской, как помнил Хром, у коней была самая топовая точка. Даже сам когда-то думал на своей птичке прилететь, под капотом все перебрать. Если уж они за Козлы боятся, значит, плохо дело.
– Да ни к кому я не пойду, – очень устало, а потому искренне произнес он. – Мне ваши проблемы не тарахтели, вы сами тем более. Мне бы помыться, пожрать и отоспаться, а не бежать про вас рассказывать. Я знать не знаю вообще, что про вас рассказывать, кому и с каким интересом, я просто, сука, хочу домой! Что непонятного тут? Вам самим охота постоянно думать, что я свалю и стукану на вас, пока вы спите? Жрать мне таскать сюда, ссанину за мной выносить. А я напомню, что скоро не только ее. Кто это будет делать?
Человек-табуретка, который Леший, выразительно сморщился, а Бабай кашлянул в сторону. Шиза, не обращая на Хрома внимания, словно вместо него была пустота, обратился к Винни:
– Ты же з-знаешь, что нам надо за-за-затихариться. Я н-никуда его сейчас не отвезу.
– Мы можем взять его в дом, – ответила та, и Шиза громко хмыкнул:
– Ага, и с-сидеть на одном диване по вечерам, смотреть с-сериалы.
– Я парашу не буду выносить, – вклинился Леший. – И так на этой неделе сортиры мою.
– Завали, сказал же! Чё т-ты заладил!
– Я за него отвечаю, – сказала Винни. – Если он что-то вычудит, пристрелю, а потом спросишь с меня.
– Влюбилась, что ли? – Шиза сощурился издевательски, потом приблизился к Хрому и навис уже над ним, пальцами сгребая футболку на его груди. – Если надумаешь с-свалить раньше, чем я скажу, то ва-а-абще не свалишь. У нас елка б-большая во дворе, п-под ней закопаю. С того света будешь на белочек с-смотреть.
Леший у двери выдохнул с облегчением, а Хром покосился на Винни: у нее, конечно, свой интерес пообщаться с ним поближе, и совсем не любовный, но спасибо и на том.
– Короче, правил у нас для тебя три: за забор не выходишь, пацанов по фигне не дергаешь, грязь не разводишь, – пояснял Бабай по пути в дом.
Они топали по расчищенной от снега дорожке из красивой тротуарной плитки мимо заснеженных можжевельников и других, не знакомых Хрому кустов. В новых условиях от сопровождавших он чувствовал почти облегчение. Оно и верно: «не сри там, где ешь» отлично работает и относительно потенциальных жмуров. Походу, у коней правил тут было намного больше, чем те, что они озвучили для гостя. А вот таких гостей, как Хром, судя по всему, не наблюдалось практически никогда. Леший молча лыбился себе под нос, а Бабай, дернув ручку входной двери огромной домины из коричневого кирпича, аж подпрыгнул от нетерпения.
Шагнув за ним внутрь, Хром обрадовался, оказавшись в тепле и уюте посреди небольшого холла-прихожей. Правда, уют здесь был из разряда коммуналки, где у всех комнат общие хозяева. Сама нора, вероятно, строилась еще в нулевых и обстановочкой уж больно походила на мажорские хоромы тех времен. Хром вспомнил, как однажды еще живой отец взял его с собой «в гости» в похожую домину, тоже зимой. Ему было лет шесть, и он бегал вокруг огромной деревянной беседки с хозяйской дочкой и кидался снежками, пока в доме его батя толкал ее бате белый конфискат (эта инфа уже позже пришла – после того, как Хром переболел менингитом). В больнице он впервые особенной чуйкой узнал и про гибель отца, и про то, что его самого, мелкого, нашли без сознания где-то на обочине под Береславкой. А бабка потом все любила повторять, что бог отвел, но Хром с тех пор верил только в две вещи. Первое – продаваться нельзя никому. И второе – у ее бога, походу, какое-то уродское чувство юмора.
Сейчас эта теорема снова доказывалась тем, что люди, совсем недавно отпинавшие его ногами по почкам, теперь пристально следили, как он разувается и пихает ноги в розовые тапочки, а затем провожали по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж к двери с наклейкой в виде лупоглазой японской мультяшки – как на шкафчиках в детском саду, только для взрослых. На соседней двери была такая же, только с двумя машинками.
– Сортир вот, – кивнул Бабай, махнув шокером в сторону более узкой двери напротив. – С этажа не сходишь, в коридоре не трешься.
– Это уже пять правил, – заметил Хром.
– Слышь, дядя, ты меня не учи, – беззлобно буркнул тот и, стукнув по «анимешной» двери кулаком, добавил чуть громче и уже не ему: – Толян, тут гости к тебе!
Открывший, знакомый по прошлому дню громила, возмущался недолго. Узнав, что так решил Шиза, заткнулся сразу и пропустил Хрома внутрь. Там на удивление было чисто и по-спартански: шкаф, широкая кровать, постеры с полуголыми нарисованными бабами и тачками, стол с компом у окна и диван с теликом на противоположной стене. Почти гостиница.
– И чё, я весь день теперь его пасти должен? – угрюмо заныл все еще недовольный Толян. – У меня вообще-то планы!
– Планы-хуаны… Ты Шизу слышал? Он ночь не спал, Антошу успокаивал. Сказал никому никуда не ходить, сидеть тише травы, или ты следующим после Кирюхи хочешь лицом в пол?
Хрому, конечно, интересно было бы узнать, что имелось в виду под «успокаивал» – в его представлении Шиза кого-то если и мог успокоить, то только одним способом. Проверять не хотелось, поэтому он молча кивнул Толяну и пропихнулся в комнату. Тот, уныло покачав головой, указал ему на диван. Когда за Бабаем закрылась дверь, а Хром почти отъехал на мягком в мир снов, его несильно ткнули по ноге:
– В карты играешь? – спросил явно скучающий Толян.
– Ага, – кивнул Хром, разминая затекшую шею. – А новая колода у тебя есть?
– Чё, мазанные не любишь? – заржал тот, нашаривая в ящике стола запечатанную пачку самых беспонтовых, какие у Галины на кассе продавались рублей по двадцать.
В ответ Хром мрачно усмехнулся. Привыкнуть к новой колоде получится не сразу, но заняться все равно больше нечем, пора и здоровяка «обработать», как говорил батя. Вот только Хром, в отличие от родителя, рассчитывал из этого дома выйти не вперед ногами, а желательно на них.