Незнакомая дородная женщина вела меня длинными темными коридорами. Я семенила за ней, оглядываясь по сторонами, стараясь запомнить входы и выходы и унять бушующий внутри страх.
Все произошло так быстро, что я с трудом могла опомниться.
Пользуясь властью и силой, меня и Агве схватили стражники, будто позорных воровок привязали веревками к лошадям и повели по городу людям на потеху.
Две кочевницы, которых тащил на расправу сам начальник городской стражи, – ни у кого даже мысли не возникло, что меня с Агве оклеветали.
Нам в лицо шипели, извергали проклятия, обзывали – разве что камнями не били.
В какой-то момент Агве не выдержала и упала, схватившись за сердце. Шедшая впереди лошадь протащила ее тело по брусчатке еще несколько метров, прежде чем стражники соизволили отреагировать на мои крики о помощи.
Только вместо того, чтобы позвать лекаря, противный боров гнусно усмехнулся и распорядился отрезать веревку от лошади и бросить Агве там, где она лежала.
Просто посреди города и лютующей толпы горожан, еще недавно с такой охотой любовавшихся моим танцем, а теперь похожих на пустынных падальщиков.
Как я ни упиралась, желая остаться с Агве, меня никто не слушал. Лошадь потащила меня дальше, вплоть до ворот замка, и уже там, будто желая унизить меня окончательно, начальник стражи буквально макнул меня лицом в дерьмо…
– Эй, шевелись! – прикрикнула на меня женщина-сопровождающая. – Принц распорядился тебя отмыть. Нельзя гневить его высочество.
– Принц… – недоверчиво прошептала я, вспоминая лицо своего спасителя.
И спасителя ли?
Когда я упала к его ногам, на холеном аристократическом лице не было ничего, кроме презрения к замарашке.
Вороные волосы, бледное лицо с острыми скулами и ледяным взглядом. Такого жуткого, замораживающего взгляда я не видела ни у кого – синие глаза принца выглядели неживыми и в то же время пронизывающими. Подобный застывший взгляд бывает у окоченевших трупов – когда зрачки кажутся стеклянными, а душа уже покинула тело.
И вначале этот самый принц собирался уйти в замок, ведь ему было плевать, что будет со мной дальше, но потом передумал. Я так и не могла понять, что именно заставило «мертвого» изменить намерения и даже защитить меня от новых ударов, но ничего хорошего от него не ждала.
Никто не испытывает жалость к таким, как я. Где-то был подвох.
– Ты идешь там? – опять окликнула меня женщина. – Если думаешь сбежать, не советую – поймают и клеймят.
Несмотря на ее деланое равнодушие ко мне, смотрела женщина так, будто волочила за собой не девушку, а ядовитую гюрзу.
– Почему вы на меня так смотрите? – не выдержала я. – Я разве сделала вам что-то дурное?
– Кочевница… – коротко бросила она, сплевывая на пол. – Дома, где вы ночуете, подвергаются проклятьям. Это давно все знают.
– Глупое суеверие, – воспротивилась я. – И я не прочь сама покинуть это место, если вы не заметили.
Она поджала губы, но ничего не ответила.
Я же подумала о том, что, быть может, удастся убедить принца в этом мифе. Пусть меня отпустит, если не хочет, чтобы проклятие спустилось на замок.
Подумала и тут же решила, что лучше стану помалкивать.
Кто знает, как может отреагировать аристократ. Вдруг подобно своему папочке, издавшему много лет назад указ о запрете въезда в крупные города кочевников, тоже поведет себя неадекватно.
Да и сам король тоже наверняка в замке, и озлобленный Кляус, я уверена, уже доложил, что принц соизволил спасти «кочевницу» от заточения.
– А как вас зовут? – продолжала расспрашивать я женщину, чтобы поддержать хоть какую-то видимость беседы.
– Шуша, – с неохотой ответила она, толкая одну из дверей в коридоре. – Проходи, тут купальни для слуг.
Я недоверчиво заглянула внутрь.
После произошедшего я не ожидала для себя ничего хорошего – от всего чуялся подвох.
Купальни оказались каменным мешком в подвальных помещениях: сюда не проникал солнечный свет, пахло сыростью, факелы на стенах трещали от непомерной влажности – а все из-за того, что из-под замковой стены пробивался бурный ключ, наполняя подобие крошечного бассейна, вода из которого уходила уже менее бурным потоком в другую стену.
Я поежилась. Мы с Агве привыкли мыться в реках и ручьях – вода там в солнечные дни нагревалась до приемлемых температур. Зимой же всегда за пару монет можно было договориться с банщиками.
В замковых купальнях даже такой «роскоши» не было позволено, но и выбирать не приходилось.
– Спасибо, – поблагодарила я, принимаясь раздеваться, когда же осталась в одном исподнем с платьем в руках, спросила: – А где я могу постирать одежду?
– Нигде, – буркнула Шуша. – Оставляй здесь, я принесу тебе другую.
– Но платье…
– Его сожгут.
Произнесла она это безапелляционно.
Я могла бы сопротивляться, но только по одному тону Шуши стало ясно – отберут и сожгут. Мое алое танцевальное платье, красиво звенящее при каждом шаге, будто рождающее мелодию, – его безжалостно уничтожат.
И я принялась сдирать с ткани самые дорогие сердцу нашивки, впервые понимая слова Агве о милых сердцу монетках с особым трепетом. Потому что с каждой было связано особое воспоминание.
Но успела оторвать только две: ту, что подарила мне духовная мать, когда я впервые очнулась на ее руках, – золотистый кругляш с чеканным профилем пра-пра-пра-прадеда нынешнего короля, и ту, которую заработала первым танцем.
– Не смей портить! – завопила Шуша и выдернула у меня из рук платье. – Иди в воду, кочевница. Не заставляй принца ждать.
Женщина толкнула меня с борта купальни, я же, хватаясь руками за воздух, не сумела удержаться и рухнула в ледяную воду.
Тело тут же обожгло морозом, а из легких выбило воздух. Я ухнула на самое дно, которое оказалось ниже, чем я думала, испугалась, забарахталась. В ладони по-прежнему сжимала монеты, но выпустила их в отчаянной попытке выплыть.
Казалось, уже все, но ноги нашарили каменное дно, и я оттолкнулась, в пару гребков достигла воздуха и с хрипом вдохнула.
Догребла до бортика и бессильно повисла на нем. Ледяная вода уже не казалась такой холодной, но это была лишь иллюзия, я понимала – нужно выбираться. Иначе замерзну.
Шуши уже не было, так же как моего платья. С новой одеждой она тоже не торопилась…
Это казалось идеальной возможностью побега, если бы я не была почти голой – в мокрой нижней рубахе, облепляющей тело. В таком виде я точно никуда отсюда не денусь.
Да и ребра побаливали после ударов.
Задрав мокрую ткань повыше, я принялась себя осматривать.
Шрам под грудью саднил, и я по привычке прислушалась к сердцу – как всегда, ровное биение, без сбоев. Иногда мне казалось, что мы живем с ним совершенно отдельной жизнью. Я переживала, боялась, радовалась, а оно просто качало кровь в организме.
И в то же время я знала, что все дело в магии Агве и ее предков.
Когда она нашла меня умирающей на ночной дороге – девчонку с раной в груди, – то молилась за меня несколько недель, ухаживала, не отходила ни на шаг, лишь бы вытащить с того света. И сделала это.
Я очнулась, но о том, что было до раны, не помнила. Не знала, кто мои настоящие родители, где я росла, кто на меня напал. Ничего. Чистый лист. Разве что имя всплыло в памяти – Эмма.
И вот сгинула Агве… Я могла только молиться за нее, но ее завет уже стучал в моей голове набатом: «Сейчас я твой покровитель, и только моя любовь тебя держит на этом свете. И когда я умру, ты должна найти замену. Чем быстрее, тем лучше…»
Посему выходило, что времени у меня оставалось немного.
Внезапный звук шагов заставил вздрогнуть.
Я торопливо опустила рубашку вниз и крикнула:
– Эй, кто здесь? Шуша?
Вместо ответа дверь купальни отворилась, впуская незнакомого мне мужчину. Он был высок, молод и хорошо сложен. Не похож на тех грубых стражников, что меня вели, но тоже в форме и с ножнами на перевязи.
Безошибочно найдя меня взглядом, он заговорил, и голос его раздался эхом по сводам:
– Ты же кочевница? Я тут по приказу принца.
Даже в тусклом свете фонарей было понятно, что мужчина разглядывает меня и мое тело, так идеально видное под мокрой тканью.
Только этого не хватало!
Не имея другой возможности прикрыться перед незнакомцем, я бросилась к купальне и нырнула в воду.
Он усмехнулся и сделал несколько шагов вперед.
– Судя по тому, что описал принц, тебя били сапогами. А значит, его высочество либо преувеличил, либо ты железная, раз так бодро от меня улепетываешь.
– Вы кто такой? – я отплыла от «берега» подальше, хотя руки сводило от холода.
– Младший королевский лекарь, – мужчина повернулся нашивкой к свету факела, чтобы я разглядела получше. – Вылезай, я тебя осмотрю.
Я помотала головой.
Глупо, наверное. В такой ледяной воде я и минуты не продержусь, но вот так просто выйти перед молодым мужчиной почти в чем мать родила я тоже не могла.
Те лекари, к которым я иногда приводила Агве, всегда были старыми, и никакого стеснения перед ними не возникало.
А тут…
– Вылезай, простудишься! – Мужчина присел на корточки у края бортика и протянул мне руку так доверительно. – У тебя уже губы синие.
В его взгляде я не читала ненависти, даже у дородной Шуши злобы было больше.
– Отвернитесь, – буркнула я.
На что получила:
– И не подумаю. Не знаю, что ты там себе напридумывала, но в твоей худосочной тушке меня интересуют исключительно целостность ребер и отсутствие опасных зараз. Еще не хватало, чтобы в замке появились холера или сифилис.
Я скривилась, ощутив себя оскорбленной. За кого меня приняли? За уличную девку?
Но, не имея других вариантов, из воды все же вылезла.
Мужчина наблюдал за мной со стороны, равнодушно скрестив руки на груди.
– Ребра точно не сломаны, – вынес вердикт он, даже не коснувшись меня ни разу.
– Да сдались вам эти ребра, – огрызнулась я.
– Мне – нет. В целом я вообще предпочитаю ребра свиные, запеченные в собственном соку. Я, собственно, и собирался после дежурства отобедать, но раз принц сказал…
Похоже, в замке все скакали вокруг принца бодрыми горными козочками, не смея перечить.
– Раз ребра целы, то можете идти, – огрызнулась я, обнимая себя руками, чтобы хоть немного согреться.
Шуши с одеждой не было, и я начинала подозревать, что женщина не собирается возвращаться. Кочевниц она не любила, а если я тут замерзну, ей, может, только на руку будет. Нет меня – нет проклятий на замок.
– Как бы не так. – Лекарь отлип от стены и приблизился. – Нужно тебя осмотреть. Возможны внутренние кровотечения. И опять же сифилис. Снимай рубаху!
– Что? – возмутилась я. – Ни за что.
– Снимай, говорю. – Он закатил глаза к потолку и потянулся к ножнам. – Я устал после дежурства, хочу есть и спать. А тут ты… Я что, в игрушки играть пришел? Снимай, или срежу это тряпье сам и осмотрю силой. Принцу скажу, что ты буйный пациент, и мне поверят. Или что ты там думаешь, я груди женской в своей жизни не видел? Да по десять раз на день, всех форм, цветов и размеров.
Все это он произнес абсолютно ровно и спокойно.
Я прониклась.
В отличие от Кляуса, взгляд лекаря не был липким и лапающим. И в отличие от мертвенно-голубого взгляда принца – совершенно не пугал.
Я подчинилась, стащила мокрую рубаху, оставшись в чем мать родила.
Взгляд лекаря при этом даже не изменился. Домогаться до меня он тоже не собирался.
Ощупал ребра – будто у курицы мясо на базаре – деловито, но мягко. И руки у него были теплыми, что в нынешних обстоятельствах воспринималось очень даже животрепещуще.
– Как твое имя?
– Эмма.
– Покашляй, Эмма, – приказал он.
– Кхе-кхе, – выдавила я, ведь до этого старалась даже не дышать…
Сердце все так же билось ровно, хотя мужчина напротив был очень даже симпатичен, но внутри никакого отклика не вызывал.
– Внутренних повреждений тоже нет, – констатировал мужчина. – Так, а это что?
Он провел пальцем по шраму на сердце, и все очарование момента мгновенно испарилось.
– Не ваше дело, – пробурчала я, вновь закрываясь руками. – Ну что, посмотрели? Сифилис нашли?
– Бог бережет тебя, никакого сифилиса, – отозвался лекарь, вставая и отходя от меня. – Можешь одеваться.
Я покосилась на свою мокрую рубаху – меньше всего хотелось сейчас натягивать на себя ледяную ткань.
Посмотрел на нее и лекарь, сразу понимая, что другой одежды мне никто не принес.
– Тебя явно решили испытать на прочность. Люди в замке не любят кочевников, Эмма.
– А вы? Вы тоже нас не любите? – зачем-то спросила я.
Он посмотрел на меня с некой озадаченностью, задумался, но все же ответил:
– Мне все равно. Мое дело лечить, а не любить.
С этими словами мужчина ушел, закрыв за собой двери, а я даже не спросила его имени.
Хотя он был первым человеком в замке, отнесшимся ко мне почти по-человечески.
Прошло еще минут двадцать, и двери открылись повторно. Это была Шуша с одеждой.
Бросив мне в руки серые тряпки, она недовольно гаркнула:
– Давай пошевеливайся. Лекарь Кэрлайл приказал тебя накормить, а потом вести к принцу. Быстрее, чего копаешься? Что за день-то такой! Еще похлебку на кочевницу переводить.
«А вот и имя», – мысленно улыбнулась я. Кэрлайл – надо запомнить.
Ричард
Я зашел в свою опочивальню, и слуги захлопнули за мною двери.
Мне же оставалось задаваться единственный вопросом: что еще пять минут назад я делал в части замка, предназначенной для слуг?
Да, я приказал отмыть кочевницу и привести потом ко мне.
Но зачем? Чистая блажь.
Казалось бы, на этом все, но я остановил себя на полпути в коридоре, ведущем к купальням.
Что я там забыл?
Зачем туда шел?
Словно очнулся от сна и тут же испугался этого наваждения.
Развернулся, отправился к себе. По пути встретил одного из младших лекарей и приказал ему идти туда, куда еще недавно направлялся сам, – в купальни – проверять, не повредили ли кочевнице удары Кляуса.
После этого я ощутил себя чуть спокойнее и, лишь очутившись в своих покоях, осознал, насколько нелогичным и странным было мое поведение.
Отец ненавидел кочевой народ.
Утверждал, что произошедшее со мной восемнадцать лет назад – следствие проклятой магии одной из них.
И что магия эта опасна, способна убивать и лишать разума.
Вдруг и эта беловолосая уже начала плести свое колдунство? А я попал под чары?
Это бы многое объяснило.
Я подошел к бару и налил себе вина. Выпил кубок залпом.
Немного успокоился.
Я наследный принц, будущий король, мне никто не указ.
Она моя игрушка и находится не в казематах только благодаря моей милости.
Хочу – помилую, хочу – брошу собакам.
Только вначале…
Мою мысль прервали. Дверь распахнулась, и в комнату вплыла Таисия.
Как всегда прекрасная и очаровательная.
Я застыл, любуясь ею. Темноволосая, темпераментная, с колдовскими глазами цвета ночи.
Каждый раз, видя ее, я с трудом мог отвести взгляд, будто она мое личное наваждение, заставляющее разум пылать страстью.
– Мой принц, – произнесла она, и от ее голоса по спине будто прошли мимолетные удары молний.
Если бы не приличия, я бы желал овладеть Таисией прямо здесь и сейчас. На этом расписном ковре, моем ложе, столе. Где угодно, лишь бы…
Даже слова давались мне с огромным трудом:
– Слушаю, дорогая невеста.
– Ваш отец в гневе, – все так же невозмутимо и с легкой томностью начала она. – Я была в зале приемов, когда начальник стражи Кляус рассказал о вашей необдуманной выходке, мой Ричард. Освободить кочевницу и воровку! Чем вы только думали?
Не знаю, чем я думал в том момент, но сейчас, глядя на свою будущую жену, думал чем угодно, только не головой.
Мысли отказывались складываться во что-то членораздельное.
– Я старался поступить справедливо, – все же нашел нужные слова. – Возможно, девушка невиновна.
На красивом лице Таисии скривились губы, и тотчас это выражение исчезло. Невеста вновь смотрела на меня с обожанием.
– Невиновных кочевников… – Таис подошла ближе, коснулась моего плеча ладонью, чуть склонилась, приближаясь к уху, и шепнула: – …не бывает. Они все опасны…
– Я так не думаю, – возразил я, но как-то слабо.
И вновь Таис обошла меня по кругу, ее тонкий пальчик чертил на моих плечах неведомый узор, и там, где она меня касалась, расплывался жар желания, дурманящий голову.
– Вы еще слишком неопытны, мой любимый. Она могла вас одурманить, избавьтесь от нее. Не гневите отца.
Я помотал головой.
С каких пор Таис стала заботиться о моем отце? Весь последний год я только и слышал от нее, что пора старику пустить на трон молодых. Мысленно моя невеста уже примеряла корону и рожала от меня наследников. И тут…
– Ты что, ревнуешь? – догадался я. – К кочевнице?
Она остановилась, посмотрела на меня из-под своих густых ресниц и кокетливо опустила их вниз.
– Мой милорд, я знаю, вы добросердечны и даже наш брак – мезальянс. Принц и дочь лекарки – немыслимый союз. Поэтому ничего удивительного в том, что я ощущаю себя не в своей тарелке, узнав, что вы приволокли в замок другую женщину и проявили к ней невиданную доселе щедрость. Она вам понравилась?
Я вскинул бровь кверху. Таис всегда старалась быть со мной честна, зная, как я ненавижу ложь. И сейчас, признавшись, что все дело в элементарной женской конкуренции, она выглядела поистине расстроенно.
А мне не хотелось, чтобы Таис страдала.
– Допустим, приволок в замок ее Кляус, я лишь не позволил свершиться несправедливости. Ты ведь знаешь начальника охраны, он любит приврать в свою пользу, а девушка и вправду не выглядела воровкой.
– Раз так, отошли ее. – Таис сделала шаг ко мне, прижалась мягкой грудью. Она вскинула на меня свой колдовской молящий взгляд, и я нервно сглотнул. – Пусть идет. Не место тут таким, как она. Выгони! Выстави за дверь. Даруй свободу.
Я задумался.
Может, Таис права? Я спас девчонку, и я же могу прогнать беловолосую. Да она и сама с радостью уйдет, если ей приказать. Кочевница, что с нее взять.
Я уже собирался согласиться с невестой, кивнуть и пообещать выполнить ее просьбу, но проклятое сердце будто опять молнией прошибло, и слова так и не слетели с моих губ. Вместо этого я прохрипел:
– Я подумаю над твоим предложением. А сейчас уйди, я хочу побыть один.
– Ричард… – не поняла смены моего тона Таисия. – Что случилось?
– Уйди! – рявкнул я, едва стоя на ногах из последних сил.
Свалиться в приступе перед невестой было бы ужасным позором.
Испуганно отпрянув, Таис приложила руки к лицу и всхлипнула, прикрывая слезы. Так и убежала.
Я же ощутил себя ничтожеством, ни за что накинувшимся и расстроившим женщину, которая меня любит.
Стоило остаться одному, как я осел на ближайший стул. Долго вдыхал воздух, а в глазах темнело.
Возможно, стоило вызвать лекаря, чтобы осмотрел, что со мной, но людей, которым я бы доверил в замке этот деликатный вопрос, просто не существовало.
После смерти матери Таис мой отец не доверял никому, и, хоть моей невесте передался дар врачевания по наследству, ее привлекать я тоже не желал. Я вообще не хотел, чтобы она занималась ле́карством – это не дело для будущей королевы.
Шли минуты, зрение начало возвращаться, сердце успокоилось – и я вздохнул с облегчением. Очередной приступ прошел.
Тихий стук в дверь прервал мои размышления.
– Кто?
– Ваше высочество, – раздался незнакомый голос, – вы приказывали привести кочевницу.
Ах да, точно… Беловолосая.
– Войдите, – бросил я, и двери тихо приоткрылись, впуская двоих: ту служанку со скотного двора и кочевницу.
Красного платья на девушке теперь не было, вместо него на ней болталось серое застиранное платье, наподобие тех, что носили самые бедные горожанки.
Несколько латок на видных местах, но явно не лучший наряд для аудиенции с принцем. Да и с размером было что-то не так.
– Что это на ней? – смерив взглядом девчонку, спросил я.
– Простите, мой принц, – пробормотала служанка. – Ничего иного не нашлось. Но ведь чистое… это главное.
Я скривился.
Это мне было решать, что главное, а что нет.
– Пойди прочь, – махнул я рукой служанке, а когда она ушла, сел в кресло и задумчиво уставился на кочевницу.
Она стояла, так и не шелохнувшись с тех пор, как оказалась тут, открыто меня не разглядывала, но я видел, как из-под опущенных ресниц блуждает ее любопытный взгляд. По комнате, столам, дорогим вазам, украшениям.
Неужели решает, что отсюда украсть?
– Итак, как тебя зовут? – задал я вопрос.
Девчонка вздрогнула и подняла лицо, так что я смог его лучше разглядеть: странная, в чертах не было ни одной приметы, присущей презираемому всеми народу. Кожа скорее обветренная дорогой, чем смуглая от рождения. Глаза – чистая зелень, таких не бывает у темноволосых и темноглазых кочевых. Из-за цвета кожи они всегда выглядели так, будто измазались в грязи, но эта девушка была иной.
– Эмма, – ответила она ровно и сухо.
Если она и боялась, то вида она не подавала.
– Ты ведь не кочевница, – произнес я очевидное. – Как оказалась среди них? Тебя украли? Где настоящие родители?
Ее глаза округлились, она замотала головой.
– Нет. Вы заблуждаетесь. Меня никто не крал. Меня удочерила одна их тех, кого вы зовете кочевниками, Агве. Это добрая и праведная женщина, она никогда не делала дурного. Наоборот, только добро. Там, где мы путешествовали, все знают ее только по благим поступкам.
– Начальник стражи так не считает, – напомнил я. – Тебя обвинили в воровстве? Сколько украла?
Щеки Эммы вспыхнули, а кулаки сжались. Ничего себе! Проявлять пусть и скрытую агрессию против принца крови?! Она идиотка? И за меньшее всыпали плетей.
Но я пока просто наблюдал и ждал ответа.
– Ваш начальник стражи – подонок, – выдохнула Эмма. – Мы ничего не крали, никогда и ни у кого. Я лишь танцевала, а Агве гадала.
– Гадание запрещено, – напомнил я. – Указом короля.
Девушка прикусила губу и промолчала, не найдя что ответить. А после все же продолжила:
– Но мы все равно ничего не крали. Просто этот ваш… как его – Кляус. Он захотел… – Она задохнулась от возмущения и покраснела.
– И чего же он захотел? – склонившись и прищурившись, поинтересовался я.
Эмма подбирала слова.
Мне же отчего-то становилось даже смешно.
То ли она искусно играла в святую недотрогу, то ли просто притворялась дурочкой, но при взгляде на тонкую девичью фигурку, симпатичную мордашку, пухлые губки я сразу понимал, чего именно захотел Кляус.
Другое дело, почему она ему отказала и расцарапала лицо, словно дикая кошка? Насколько я слышал, девочки-кочевницы рано познавали взрослую любовь, а после не чурались за пару монет составить компанию состоятельному мужчине.
Так почему эта отказала?
– Он мерзкий похотливый толстый козел! – остервенело выдохнула беловолосая.
– Дерзко, – усмехнулся я и напомнил: – Ты вообще-то говоришь о начальнике моей стражи. И за клевету на столь высокую особу тебя могут высечь или снять кожу.
– Но это правда! – В голосе ее мелькнули обида и нотки бессилия.
Впрочем, и без этого я ей верил.
Повалить в кровать симпатичную девку было вполне в духе Кляуса. А уж с его нелестными характеристиками я был согласен тем более. Стало быть, начальник стражи мне в действительности лгал. А я не люблю лгунов.
Это облегчало во многом мое решение – Таис просила послать восвояси кочевницу, и я мог бы это сделать прямо сейчас, но что-то пока удерживало.
Нечто мимолетное и неудержимое, висящее прямо в воздухе.
Мое любопытство.
– Танцуй, – приказал я, решив, что за будущую доброту достоин хотя бы танца.
– Что? – будто не расслышав, переспросила она.
– Танцуй, – еще раз произнес я. – Мне интересно узнать, на что именно купился Кляус.
Зеленые глаза нехорошо блеснули.
– Не буду, – будто отчеканив, отказала она мне.
МНЕ! Принцу!
Гнев взметнулся в моей груди. Что она себе позволяет вообще? Я ее спас, по моему приказу ее отмыли, да она ноги должна мне целовать!
– Что значит не будешь? Я приказываю!
– Нет, – воспротивилась упрямица, сделав едва заметный шаг назад, чем все же выдала свой страх. – Это так не делается. Я танцую только по вдохновению, а не потому, что кто-то так решил.
– Я твой принц, будущий король!
– Я кочевница, у меня нет королей…
От застлавшей глаза злости я вскочил на ноги. Да что эта беловолосая о себе возомнила?!
– Если я прикажу, тебе отрубят ноги и ты больше никогда не сможешь танцевать.
– Мне уже все равно, – ни капли не испугавшись, ответила она. – Меня и так за сегодняшний день лишили всего: Агве бросили умирать, платье сожгли, кибитку расколотили, а лошадей забрали. Можете бросить меня в тюрьму, но я не стану танцевать по указке.
– Ах так… У меня было желание даровать тебе свободу, но ты упустила шанс. – Я смерил взглядом гордую девицу, понимая одно – не отпущу, принципиально. Таис усмирит собственные желания, но эта – Эмма – она упьется своею гордостью. – Тогда я отберу у тебя самое дорогое для кочевника – простор и небо. Ты не покинешь стены этого замка, а станешь прислуживать здесь, пока я не решу иначе. И я посмотрю, на сколько тебя хватит среди тех, кто ненавидит подобных тебе, Эмма!