23 марта 2048 года. 7:30. Менск_
Вся жизнь слилась в единую бесформенную массу с размазанным и плохо воспринимаемым временем.
В тот момент я потерял ему счет, электрозак просто гнал вперед. Все стало каким-то нереальным, выдуманным, кем-то переписанным и чужим. Недоразумение, которое должно было вот-вот закончиться, – и моя каждодневная и обыденная суетливая жизнь, к которой я привык, вновь поглотила бы меня целиком. И казалось, для этого просто нужно проснуться.
Буквально позавчера я был добропорядочным гражданином. Востребованным в своей области специалистом. С достаточным количеством баллов, позволявших посещать обширный перечень заведений и принимать приглашения на различные мероприятия.
Положительная шкала позволяла находиться в списках премиум-класса, к кому наниматель обращался в первую очередь при поиске нужного специалиста. Это в свою очередь открывало возможность просматривать оставленные объявления на пару часов раньше, чем эти же объявления появлялись в общем доступе для субъектов с более низким рейтингом, что позволяло мне выбирать высокооплачиваемые работы, предлагаемые системой у добропорядочных нанимателей, не опасаясь того, что по завершении работы меня могли оставить без вознаграждения.
И вот – я никто. С отрицательной оценкой и нулевой перспективой. Окажись я сейчас на свободе, с такой шкалой до меня доходили бы лишь самые грязные и дешевые заказы от таких же, с пониженным рейтингом, нанимателей, которые в итоге могли спокойно, по завершении работ, оставить меня без денег.
С учетом рейтинга мои споры в суде рассматривались в самую последнюю очередь и при учете, что не истечет срок давности, который мог от случая к случаю варьироваться от двух до четырех месяцев. После этого добиться компенсации было уже нереально.
Да и обычно это было уже бесперспективно. Наниматели с фиктивной организацией растворялись сразу же после выполнения заказа. Даже если суд и выносил положительное решение, изъять средства было просто не у кого. Вылезти из такого отрицательного рейтинга стоит больших усилий и времени, а последнего в этом новом мире становилось все меньше и меньше.
С утра меня перевезли из провонявшей сыростью, холодной и покрывшейся плесенью камеры в полицейском участке в довольно аккуратное и дорого обставленное здание районного суда Менска.
Все это время меня сопровождали два боевых электромеханических андроида.
Еще совсем недавно их функцию, как, собственно, и многие другие, выполняли люди. Однако после большой войны и череды эпидемий людей стало не хватать. Тогда и было принято решение дополнить людей роботами, механическими и биологическими андроидами, биониками.
Среди остававшихся людей тоже не было взаимопонимания и мира. В основном люди все чаще проводили усовершенствования своего тела, принимая кибернетический облик.
Такие манипуляции с организмом позволяли оставаться востребованным в мире, где простому человеку отводилось все меньше места. В среде новых, постоянно расширяющихся технологических возможностей человек становился своего рода слабым звеном. Выполнять многие виды работ обычному человеку становилось все сложнее или невозможно вовсе.
Для людей были сохранены некоторые сферы труда, где они могли себя реализовывать и занимать, но было видно, что процесс направлен на сокращение популяции людей до предельного минимума.
Новое поколение людей с куда большей радостью отдавалось в объятия технологического модернизма. Людям уже было мало окружать себя прорывными технологиями, они стремились стать одной из ветвей этой технологии, хотели слиться с ней, не видя в покорно сгнивающем теле примера для подражания и перспектив.
Иногда мне и самому хотелось провести легкий апгрейд, тем более что финансы и рейтинг позволяли. Может быть, имей я в наличии чипы и биомеханические конечности, моя реакция на дороге была бы выше и мне не довелось бы в конечном счете оказаться в том плачевном состоянии, в котором на данный момент я пребывал. Тело изредка вздрагивало, может, от холода, может, от страха. Мысли в голове уже рисовали картину самого страшного наказания, которое было уготовано таким, как я.
За дверью периодически доносился голос.
Если не видеть того, кто говорит, то кажется, что за дверью милая, деловая женщина с нежным, тонким голосом. На деле это был робот, который монотонно зачитывал приговор.
Слышимость была не очень хорошей, но достаточной, чтобы в устоявшейся тишине выхватывать знакомые фразы, которые доносились из судебного зала: «пор ча государственного имущества», «проявление невнимательности».
Эти слова, словно удар молота по наковальне, заставляли меня каждый раз вздрагивать и нервно оглядываться по сторонам.
Казалось, что времена моих предков, живших сто, двести лет назад, о которых я читал в книгах, вернулись в новом облике.
Я не знал и не видел того, по ком сейчас проходило слушание. Однако судили его, судя по доносившимся фразам, за то же самое, за что скоро будут судить и меня. И вот через какое-то время бедолаге вынесли приговор. Женский голос смолк, а через пару секунд дверь в зал суда приоткрылась и послышались тяжелые шаги идущего впереди андроида, передвигавшегося ненатуральной механической походкой. За ним, опустив голову, закованный в электромагнитные наручники, шел осужденный. Замыкающим был второй андроид, следовавший за человеком.
На вид осужденному парню было около 20 лет. Среднего телосложения, со светлыми, опускавшимися до плеч волосами, частично закрывавшими лицо, но все же из-за хорошего освещения была видна его бледность. Взгляда парня в тот момент я не разглядел, но по очертанию лица и складкам на его губах в моем воображении сразу явилась картинка обреченности и опустошения. Возможно, все это было плодом моей фантазии и попыткой дорисовывать то, что я сам в данный момент испытывал.
Он был человеком, как и я, что было удивительно. Его ровесники с завидным фанатизмом баловались с улучшениями своего тела, а на этом не было видно ни одного хирургического воздействия.
Один из сопровождавших меня андроидов указал на освободившееся помещение, в котором уже дожидался судья.
В зал суда я вошел в такой же последовательности, в которой выводили парня.
Меня подвели к небольшой интерактивной трибуне в центре помещения со встроенным дисплеем и микрофоном. Андроиды сделали шаг назад, после чего застыли в покорном безмолвии.
В паре десятков метров от меня стоял судейский деревянный стол, намеренно приподнятый выше, чем располагался подсудимый. За судьей-андроидом возвышалась скульптура Фемиды в полный человеческий рост, окруженная с обеих сторон массивными колоннами с увенчанными у самого потолка капителями.
На стенах всего помещения выступали огромные барельефы, на которых были изображены сцены минувшего прошлого: классовой борьбы пролетариата, большой войны, но самая большая сцена, символизирующая союз человека и машины, располагалась прямо за Фемидой.
На барельефе в центральной части были изображены с одной стороны молодые, полные сил мужчина с женщиной, левее от них располагались сидящие старики в окружении играющих детей. С другой стороны был изображен человекоподобный андроид, за спиной которого, правее, были расположены более примитивные механические машины и роботы.
Располагаясь друг напротив друга, все трое направляли свои руки и взор к парящей над их ладонями пирамиде, внутри которой было вырезано всевидящее око, от которого в разные стороны исходили лучи.
В центре изображения между мужчиной и женщиной с одной стороны и андроидом с другой, под пирамидой, с вскинутыми вверх руками, смотря снизу на парящую пирамиду над ладонями взрослых, стоял ребенок, половина тела которого была заменена механическими деталями.
Все помещение было обставлено так, словно кто-то намеренно пытался подавить личность человека через тяжеловесную архитектурную композицию.
За столом величественно сидел андроид – одна из первых моделей судей. В отличие от сопровождавших меня механических это был биологический андроид, с большим набором тактильных датчиков и с более обширной эмоциональной базой, что делало его сильно похожим на реального человека, хотя и с заметно резиновой ненатуральной кожей.
Последующие модели в этом плане ушли вперед. Если особо не присматриваться, то спокойно можно было спутать человека с одним из таких андроидов, особенно в вечернее время. Единственное, что выдавало даже самую продвинутую модель робота, – глаза. По какой-то причине копирование именно этого органа давалось им с огромным трудом. К каким бы хитростям ни прибегали ученые и сами машины, глаза у роботов оставались неестественными и пустыми.
Перед зачитыванием статей, по которым меня судили, андроид учтиво поздоровался и поинтересовался моим самочувствием, хотя выглядело все это, скорее, как прописанный регламент по заранее запрограммированному алгоритму, за которым в реальности было полное равнодушие.
– Уважаемый Мартынов Константин Юрьевич, 2008 года рождения. Вы обвиняетесь в причинении тяжких телесных повреждений биомеханическому субъекту республики. Согласно УКР от 2040 года, вы обвиняетесь по следующим статьям:
Статья № 1232. Умышленное повреждение биомеханического субъекта, совершенное общеопасным способом и повлекшее причинение ущерба в крупном размере, влечет ограничение свободы на срок до десяти лет.
Статья № 2469. Действие либо бездействие биологического гражданина республики, повлекшее выход из строя биомеханического субъекта республики, влечет ограничение свободы на срок до двадцати трех лет.
Статья № 10245. Попытка сокрытия, уничтожения улик влечет ограничение свободы на срок до пятнадцати лет.
Статья № 234. Чтение, просмотр запрещенной информации, ее реализация, продажа влекут ограничение свободы на срок до пятнадцати лет.
Статья № 10101. Сквернословие влечет ограничение свободы на срок до трех месяцев.
Судья продолжал зачитывать обвинение, и в какой-то момент я перестал его слушать. Внутри бурлили эмоции, желание высказаться, воспротивиться, но страх останавливал, да и в целом такие действия были изначально лишены смысла. Перебивать судью было запрещено. За это могли накинуть еще статью и пару лет в придачу. А презумпция невиновности была упразднена еще в далеком 2022 году, выделив людей в категорию субъектов и лишив их возможности отстаивать свои права. Теперь суд был местом, где зачитывали обвинения и оглашали окончательный вердикт.
Все больше законы становились похожи на команды, по которым работали роботы. В них не было и не могло быть свободы действий. Поначалу люди приняли такой подход дружелюбно. Но чем сильнее искусственный интеллект вливался в жизнь людей, тем больше начинал переписывать мир под себя, а вместе с этим и менять самих людей, коверкая все, к чему прикасался.
Дождь за окном все сильнее барабанил по карнизу. От этих звуков, совпадающих с монотонным оглашением приговора, все больше клонило в сон.
Когда именно меня завели в машину, я не помню. В голове крутился окончательный приговор судьи, обжалованию который не подлежал. 99 лет в криотюрьме.
Сказать, что я был в шоке, – значит ничего не сказать. Апатия, безнадежность, паника одной волной накинулись на мой разум, пытаясь его разорвать на мелкие клочья. Я не видел света в этом тоннеле. Не понимал, что дальше делать.
Меня завели в электрозак, где усадили в отдельную клетку метр на метр, после чего андроид закрыл решетку и вышел из машины.
Дверь электрозака закрылась, погрузив всех в полумрак, который местами разбивал тусклый свет, падавший с маленьких окошек.
Вместе со мной в электрозаке сидело еще два человека. Это был тот самый парень, которого я видел ранее, и пожилая женщина. На вид ей было лет 70. Седые распущенные волосы, лицо, покрытое старческими морщинами, за которыми скрывался уставший от жизни, перепуганный взгляд. Ее синие глаза были наполнены страхом и обреченностью.
Мы сидели каждый в своей клетке, закованные в электромагнитные кандалы, окутанные невидимым, но ощущаемым каждым из нас чувством безысходности.
Женщина поглядывала то на меня, то на парня, пытаясь изредка, словно в доказательство своей невиновности, высказаться об ужасной ошибке судебной системы.
– Это недоразумение, – тихо бормотала женщина. – Я не должна быть здесь. Я ведь ничего не сделала, – маленькая слеза скатилась по ее уставшему и морщинистому лицу.
Бормотание пожилой женщины прервал спокойный женский голос из динамиков, расположенных по углам электрозака:
–Уважаемые биологические граждане, напоминаю вам, что в средстве передвижения следует сохранять молчание. Любое нарушение установленных правил карается последующим ужесточением наказания. Во время движения электрозака сохраняйте тишину. Запрещается говорить, переговариваться, жестикулировать, вставать, делать попытки побега. В отсеке установлены датчики, которые регистрируют ваше поведение. Любое отклонение от указаний карается ужесточением действующего наказания. В случае угрозы персоналу ваши действия будут квалифицированы как особо опасные и к вам будет применена сила, вплоть до полной ликвидации.
Так, в безмолвии, погруженных в свои мысли, нас повезли в криотюрьму.
Пока мы ехали через город, я пытался отвлечься от затягивающих в пустоту мыслей, вслушиваясь в различные звуки, доносившиеся за машиной. Голоса людей, гулявших этим временем по улицам города, механические звуки от других транспортных средств, проносящихся рядом с электрозаком. Там продолжала течь обычная жизнь, которую я вряд ли увижу в ближайшем будущем.
Многих под различными предлогами погружали в криосон, но мало кто оттуда возвращался.
Были новости о том, что кого-то разморозили, однако впоследствии появлялись другие новости – о суициде или полном помешательстве таких заключенных. Последних изолировали от общества в РНПЦ психологического здоровья, где они доживали свои последние дни, подальше от общественности.
Окна в электрозаке были закрыты мелкой решеткой, сквозь которую я видел лишь общие силуэты мелькавших за окном объектов. Любые попытки понять, по какой улице сейчас перемещается электрозак, были тщетны. Хотя в свое время мне казалось, что я отлично знал свой город, ведь периодически осуществлял наладку наружных датчиков видеоконтроля движения, устанавливал дорожные контроллеры.
Вскоре вместо высоких застроек в окошке стали мелькать деревья. Периодически я видел небо, затянутое темными тучами. Скорее всего, мы выехали на 2-ю Менскую кольцевую автомобильную дорогу.
Дождь продолжал моросить. Капли стучали по металлической крыше электрозака.
Я уже и забыл, когда была солнечная погода без этого мерзкого и странного, липкого дождя. Небо над республикой все чаще приобретало темно-фиолетовый оттенок, скрывая солнечный свет. В новостях во всю говорили об изменении климата и общем угрожающем положении всего человечества, ведь глобальные изменения в окружающей среде провоцировали появление новых смертельно опасных вирусов, которые убивали людей с невероятной скоростью. Казалось, что сама природа взбунтовалась против всего человечества и решила во что бы то ни стало положить ему конец.
Машина сбросила скорость, после чего стала круто поворачивать, по всей видимости, съезжая с кольцевой и выезжая на трассу М1.
Мы покидали городскую зону, последний раз остановившись около КПП, установленного на выезде из города.
– Опустить голову. Смотреть в пол, – раздался на этот раз грубый мужской голос из динамика.
В этот момент дверь электрозака открылась и внутрь заглянуло лицо человека в военной форме.
Машинально исподлобья я все же мельком посмотрел в его сторону. Этого было достаточно, чтобы увидеть невысокого, толстоватого человека, с налитыми кровью глазами и румяными щеками. Мужчина с нескрываемым отвращением заглянул внутрь электрозака, видимо, чтобы свериться по бумагам и пересчитать количество перевозимых заключенных.
После быстрого осмотра человек развернулся к андроиду и, проведя чипом по прибору, закрепленному на корпусе робота, дал разрешение на выезд за черту города.
Дверь закрылась.
До пункта назначения было около двух часов езды. Отъехав подальше от КПП, мы ощутили, как внутрь электрозака стала проникать приятная свежесть соснового леса, которая тут же навеяла сотни воспоминаний из казавшейся далекой и местами чужой жизни.
Если бы не сложившаяся ситуация, эти воспоминания можно было бы назвать приятными, но сейчас…
Мысли хлестали сознание воспоминаниями так же больно, как плеть хлестала плоть. Каких-то двадцать лет назад, в студенческие годы, я вместе со своими одногруппниками часто выбирался в лес на шашлыки. Хотя нельзя сказать, что на это у нас было разрешение, которое требовалось для выхода из города, тем более на нахождение в лесу. После военного конфликта многие вещи были ужесточены, но тогда еще все это подавалось в виде вынужденной меры и выглядело на общем фоне безумия, творившегося повсюду, как благо, а наши вылазки больше походили на бунтарство, экстрим и развлечение. Мир, ради которого можно было бы и потерпеть, но на деле оказавшийся страшнее всякой войны.
В какой-то момент дорога сильно изменилась. Водитель съехал с асфальтированного участка, и теперь наш путь пролегал через гравийный участок дороги и, судя по ямам, не первой свежести.
Сидушки были жесткими, поэтому ощущалась каждая колдобина. Я не знаю, как чувствовала себя женщина, но я уже после 20 минут езды ощущал боль в пятой точке от постоянной тряски.
Дождь усиливался.
За окном я видел лишь силуэты быстро сменяющихся темных деревьев, которые зловеще нависали над дорогой, по которой мы ехали, напоминая чем-то пасть монстра, решившего вот-вот сомкнуть свою челюсть и проглотить всех, кто был в ней.
Лучше бы так и стало. Стыд, страх и боль не покидали, а лишь усиливались от приближающейся неизвестности. Нас распределили в исправительную колонию № 23.
Среди граждан она именовалась как «железные гробы». Попадавших туда людей заключали в специальные саркофаги, погружая их в глубокий и долгий сон.
Я мало что знал об этих изобретениях. Слышал, смотрел по нейрообразовизору, но не более. Смотреть на такие вещи со стороны было сродни просмотру познавательных передач или обычных телепередач про космос, животных, природу. Интересно, необычно. Но оказаться в ситуации, когда твое сознание будет заковано в ледяные оковы, не вызывало более тех завораживающих чувств.
Мелькали новости, в которых рассказывалась предыстория создания криотюрем. О корпорации «Криодрим», о смерти ее создателя и его помощника в результате нападения психически неуравновешенного убийцы, которого там же и убили. Потом была попытка передать полный пакет власти над корпорацией искусственному интеллекту «Селена», однако из-за землетрясения и возникшего пожара, вызвавшего технический сбой, система была полностью уничтожена, а вместе с ней погиб и последний глава корпорации, по иронии судьбы получивший эту должность днем ранее. После чего перестала существовать и сама корпорация.
Малочисленные остатки технологий перекачивали в новую архитектуру, представленную китайскими союзниками в виде ASI Хайлон-1000. Суперискусственный интеллект.
Тогда этой системе передали контроль почти над всей государственной структурой. Многие чиновники полетели со своих насиженных мест, что обрадовало обычный народ. С одной стороны, люди ликовали, с другой – подсмеивались над затеей и говорили, что это бесперспективная идея.
Что поменялось с того момента? Ликование прошло, и смеха я уже не наблюдал. Все понимали, что искусственный интеллект взял под контроль слишком многое в жизни. Разговоры об этом ушли на кухню и шепотом, так как все понимали, что даже обычный телефон мог принимать любой разговор и прослушивать каждого.
После удачного эксперимента на государственном уровне власти страны решили внедрить искусственный интеллект во все структуры управления.
Но у всего есть своя цена. Мир, в котором мы оказались, – наша плата за самообман.
Хотели ли люди такой справедливости? Такого мира? Вряд ли. Картинки в нашем сознании всегда представляются более идеализированными.
ASI Хайлон-1000 был передовой разработкой Китая. Суперинтеллект, который в определенный момент взял всю полноту власти в свои интеллектуальные руки.
Какое-то время казалось, что наши элиты, президенты и военные еще удерживают власть, но последнюю власть президент потерял в тот момент, когда распустил большую часть силовых структур, оставив только урезанные вооруженные войска.
В городских условиях для обеспечения правопорядка стали появляться боевые механические андроиды, которые довольно быстро навели порядок, однако фактически подчинялись уже ИИ. Держал ли сам ИИ кто-то под контролем? Скорее да, чем нет. Элита, владевшая всеми ресурсами на территории, оставалась и подозрительно успешно процветала, что наводило на мысль о том, что в итоге ИИ стал обычным инструментом для манипуляции людей другими людьми, а не вехой новых свершений и передовых открытий, направленных на то, чтобы сделать человечество лучше.
Кто-то даже шутил что в республике давно нет президента, так как, кроме как в СМИ, его нигде и не показывали. В народ он не выходил, ни с кем не общался, никуда не ездил. А видео с его выступлениями записывались в какой-то студии, и с учетом технологий это могла быть обычная голограмма.
И пока я был законопослушным гражданином, меня это вполне устраивало. Спокойствие. Порядок. Уверенность в завтрашнем дне. Все, что требовалось от человека, это блюсти закон и порядок, выполнять свои функции и не вмешиваться в работу ИИ, которая по все чаще встречающимися лозунгами на улице и в СМИ предрекала светлое будущее для всех граждан, если все мы в едином порыве будем строить то самое общество будущего.
Вот только для самого человека в этом будущем места становилось все меньше и меньше, как, собственно, и самих людей. Видимо, для системы мы были изделиями с малой производительностью, которые следовало либо модернизировать, либо просто заменить.