Глюк ухмыльнулся, завибрировал, теряя чёткие очертания, и расплылся голубым туманчиком по полу избы. Красивые завихрения его расползлись по щелям между некрашеных половиц. Я тупо смотрела на представление, жалея, что закрыла дверь в сени, отчего свет солнечного дня не мог пробиться внутрь сумрачного помещения. Оглянулась на дочь. Моя голоногая тинейджерка невозмутимо чмокала жвачкой. Она даже не слышала этого жуткого завывания призрачного старикашки, который только что растворился в пыльном воздухе избы. Дочь вынула пуговки наушников, заметила:
– Классно слинял дедулька. Горелой проводкой воняет. Ну, мать, на фига мы сюда припёрлись?
– Доча, ты не волнуйся, здесь ничего страшного… – попробовала заикнуться я.
– Ой, крыска! Кис-кис-кис… – моя сдвинутая на компьютерных играх Лизавета уже подбиралась к здоровой серой крысе, нагло сидевшей на скамье.
– Она не ручная!!!
Если бы меня кто-нибудь слушал! Лизхен уже приглаживала шкурку на спине серой зверюги. Та прибалдела то ли от удовольствия, то ли от наглости моей безбашенной тринадцатилетней дочурки.
Я бочком подвинулась к окну и открыла рамы, а потом и поседевшие от времени ставни. Солнце рванулось внутрь сквозь заросли матёрой тёмно-зелёной крапивы. Мне стало как-то спокойнее. Открыв второе окно избы, я принялась осматривать нечаянно свалившееся на нас наследство. Розоволапая крыса, к разочарованию Лизхен, грузно свалилась с лавки и протопала в нору, аккуратно выгрызенную в кухонной перегородке. Мне почему-то показалось, что полуовал крысиного хода раскрашен в виде радуги.
Пауки в доме расселились по всем углам, их серебристые тенёта цеплялись за одежду, прилипали к волосам. Я расчистила стены и потолок большой комнаты приготовленным веником из полыни, дочь тряпкой протёрла стулья, широкую скамью вдоль стены и массивный обеденный стол.
– Сходим за водой? – громко спросила я подключённую к «Авторадио» Лизавету, постукивая парой вёдер.
– А по щучьему повеленью? – попробовала возразить Лизхен.
– Ты взрослая девочка, во-первых. А во-вторых, правильно надо говорить «По щучьему велению, по моему хотению, ступайте вёдра к колодцу сами»!
Вёдра в моих руках дёрнулись и лихо потащили меня в сторону открытых окон. Причём, каждое тащило к своему окну. Я врезалась в стену, дужки выскользнули из моих замороженных растерянностью пальцев, вёдра выплыли в распахнутые окна. Сверхдовольная доча выскочила за ними следом. Пока я приходила в себя, заполненные водой вёдра вплыли обратно и приземлились около печки на дубовую скамеечку-крепышку. Мой ребёнок запрыгнул с подоконника в комнату:
– Они в колодец сами ныряли! – расчёсывая покусанные крапивой ноги весело рассказывала Лизавета. – Я за ними бегом! Они от меня! Гравитация в чистом виде!
– Гравитация… – промямлила я, подозрительно озираясь вокруг. Хотя я человек реальный, на душе внаглую скребли кошки, а желудок подтянулся к самому горлу.
На физиономии дочуры появилось знакомое шкодливое выражение, поэтому я закричала:
– Стой!
Она быстро что-то зашептала. Я приготовилась удирать. Как ни странно, ничего не случилось. Лизавета надулась, как мышь на крупу.
– Почему у меня не получается?! – возмутился ребёнок, исподлобья глядя на меня прищуренными голубыми глазками.
Я облегчённо выдохнула и постаралась убедить её:
– Ничего не случилось. Нам просто показалось. Это глюк какой-то, как вирус в компьютере… Наверное, это эксперимент неудачный. Что-то где-то сломалось…
– Мать! Какой эксперимент?! С вёдрами? Не могла чего умнее придумать? Или это ты всё подстроила?
– Нет, конечно! Чтобы я своего ребёнка пугала! Это, наверное, в городе научное магнитное, например, поле… Точно! Вёдра ведь железные! – обрадовалась я похожему на реальность объяснению.
Дочь ухмыльнулась:
– Они из бересты, между прочим. У этого ведра только обод из металла, да дужки алюминиевые.
– Ну вот, обод, дужки…
– А ещё высшее образование! – укорило меня дитятко. – Смотри! Алюминий не магнитится так просто.
Иногда я забываю, что в детских карманах можно найти много полезного. На этот раз Лизавета достала подарочный магнит от молочной фирмы, который я, помнится, прикрепила недавно к холодильнику. Для вывешивания записок с распоряжениями, то есть с просьбами к малолетней дочери. Юниорка на месте доказала правоту своих слов. Мне крыть было нечем. Я как-то не привыкла носить в кармане набор юного физика, химика, биолога и заодно терминатора.
– Думаю, нам ничего не стоит трогать без необходимости. Продадим дом, уедем домой. Завтра документы подпишем…
Ребёнок не дал мне договорить:
– А давай не будем продавать! Пусть у нас дача будет! На лето! До города недалеко, верно? Будем на выходные сюда ездить, как дядя Фёдор в Простоквашино! Ворону заведём, комп привезём, крыска уже есть, кошку у соседей возьмём на воспитание, цыплят…
Мне резко поплохело. Безответственная Лизавета нарисовала мне картину сумасшедшего дома на выезде.
– Нет, ни за что! – как можно твёрже заявила я, пытаясь на корню прихлопнуть дочкину фантазию.
Дочура ласково так заулыбалась. Впрочем, мы обе хорошо знали её возможности заговорить кого угодно. Тем более, что в душе я была бы не против проводить время именно здесь, где колодец – в двух десятках метров от крыльца, а светлая речка течёт сразу под небольшим обрывом немного дальше, где старый лес с кряжистыми соснами окружает деревушку в дюжину бревенчатых домов, а упитанные кошки греются на завалинках… Так! Стоп! Это же никуда не годится! А мои занятия в литературном кружке? А песчаный пляж в центре города с зонтиками и раздевалкой? А удобства цивилизации?!
– Нет!
Лизавета скромно опустила глазки. Неожиданно заявила:
– Я знаю, почему не получилось! Если рассуждать логически…
– Ты о чём, ребёнок? – мне показалось, что пора волноваться.
Девочка громко затараторила:
– По щучьему велению, по моему хотению, тряпка, вымой пол сама!
Я не успела предотвратить очередное событие из ряда вон. Половая тряпка, уложенная мною в сумку, с сухим электрическим потрескиванием высвободилась из неё и улетела в окно в сторону реки.
– Куда?! – высунулась ей вслед Лизавета.
Но тряпка оказалась неуправляемой, как и многие события в нашей жизни…
– Видимо, надо поконкретнее задания давать, – попробовала я объяснить расстроенной дочери.
– Это как на компе? Ну, пробел, запятая или ещё какой символ? Чтобы комп понял? Ты думаешь, тряпка на микросхемах? – заинтересовалась Лизавета.
– Наверное, нет… Но что-то общее у всего сущего есть, может и в тряпке встроено некое…
Закончить я не успела, так как тряпка вернулась. Она влетела в дом и отряхнулась, как мокрая собака. Брызги разлетелись по всему полу, по стенам и, естественно, по нам. У меня перехватило дыхание от холодной речной воды. А это дикое устройство для мытья принялось обрабатывать пол так рьяно, что мы с Лизой одновременно заскочили на скамейку, спасая свои ноги.
– Ура! Заработало! – процитировала своего любимого автора дочура.
Я с тоской смотрела на выходки тряпки, понимая, что из такого экзотического дома мою Лизавету никакими коврижками не выманишь. Наш «Пентиум» просто отдыхает!
– Эй, кружка, по щучьему велению, по моему хотению, принеси молока!
– Без коровы!!! – панически вставила я, обречённо наблюдая, как моя любимая кружка в красный горошек направляется по знакомому маршруту.
– Ну, мать, думаешь, она сама не сообразит?
– Кто, кружка?!
– Она не «кто», а «что», – поправила меня в чём-то грамотная дочура. – Раз вещи управляемые, значит, они и соображаемые.
– Ты уверена, что соображаемые, как ты говоришь, обязательно и управляемые? Судя по твоему поведению…
– Мать, что за манера переходить на личности? Это непродуктивно и непедагогично.
Зря я ребёнка таскала по творческим вечерам и в литкружок, ой, зря. Разговаривать-то она научилась, а вот думать о последствиях… Этому учат другими методами. И желательно – отцы. Наш папочка слинял на свободу от пелёнок и ответственности, когда Лизе было месяца три.