Полицейский участок Шефердс-Айленд располагался в здании бывшего универсального магазина, поделенного за последние годы на несколько десятков крохотных офисов. В памяти Чейза сохранилось смутное впечатление о чем-то гораздо более внушительном, но, с другой стороны, последний раз он бывал здесь много лет назад, еще мальчишкой, непоседой и озорником, воспринимавшим полицейский участок как прямую и явную угрозу. В тот день, когда его притащили сюда за «причинение ущерба» цветнику миссис Гордимер – деянию совершенно неумышленному, – потолок казался выше, помещения просторнее, и каждая дверь – воротами, за которыми таится неведомый ужас.
Теперь Чейз видел это здание таким, каким оно и было на самом деле – старым, обшарпанным, усталым.
Лорн Тиббетс, шеф полиции, выглядел так, словно его вырастили специально, с учетом тесноты помещений. Если для полицейских существовали какие-то требования по росту, то он еле-еле дотягивал до обязательного нижнего уровня. Плотный, широкоплечий, Тиббетс прекрасно вписался в летнюю форму, дополненную добавлявшей росту шляпой, призванной, как заподозрил Чейз, скрывать лысину. В целом начальник полиции напоминал Наполеона в хаки.
Недостаток роста Тиббетс компенсировал любезностью и учтивостью. Проскользнув между теснящимися столами и каталожными ящиками, он приветствовал Эвелину с преувеличенной уважительностью, положенной женщине ее социального статуса.
– Миссис Тримейн! Прошу извинить за то, что вынужден пригласить вас сюда. – Он взял ее за руку, но утешающий жест только напугал Эвелину, которая нервно попятилась. – Ужасная ночь, да? Просто ужасная. Представляю, как нелегко вам пришлось.
Эвелина пожала плечами – то ли отвечая на вопрос, то ли пытаясь высвободить руку из цепких пальцев.
– Вам сейчас, конечно, трудно. Не хотел беспокоить сегодня, но вы же понимаете… Столько бумаг, столько отчетов, и все нужно заполнять. – Тиббетс бросил обманчиво рассеянный взгляд на Чейза. Похоже, островной Наполеон был вовсе не прост, и от его внимания не ускользало ничто.
– Это Чейз, – сказала Эвелина, разглаживая рукав, на котором пальцы Тиббетса оставили одной лишь ей заметный след. – Брат Ричарда. Приехал сегодня утром из Коннектикута.
– Да, конечно. – В глазах у шефа полиции что-то мелькнуло. – Я видел вашу фотографию в школьном спортзале. – Он протянул руку. Пожатие было крепким, как часто бывает у мужчин, пытающихся компенсировать недостаток роста. – Ту, на которой вы в баскетбольной форме.
Чейз удивленно моргнул:
– Неужели она до сих пор там висит?
– Спортзал – это что-то вроде местного зала славы. Вы были в… дайте подумать… да, в выпуске семьдесят первого года. Лучший центровой университетской команды. Я прав?
– Удивительно, что вы все это знаете.
– Я и сам играл в баскетбол. Средняя школа Мэдисон, штат Висконсин. За мной рекорд по свободным броскам и набранным очкам.
Что ж, Чейз легко представил Лорна Тиббетса на баскетбольной площадке – этакий неистовый карлик. По крайней мере, такой образ вполне сочетался с могучим рукопожатием.
Дверь вдруг распахнулась.
– Эй, Лорн?
Тиббетс с усталым вздохом повернулся к молодой женщине, выглядевшей так, словно ее принесло сюда ветром с улицы.
– Вернулась, Энни?
– Ага, как плохой пенни. – Она перебросила потрепанную сумку с одного плеча на другое. – Так когда я получу официальное заявление, а?
– Когда оно у меня будет. А теперь проваливай.
Ничуть не убоявшись грозного требования шефа полиции, Энни повернулась к Эвелине. Две эти женщины вполне могли бы встретиться в разделе модного журнала, посвященного созданию нового имиджа. Энни – с растрепанными волосами, в бесформенном свитшоте и джинсах – определенно выступала бы под ярлыком «Прежде».
– Миссис Тримейн, – вежливо сказала она, – знаю, вам сейчас нелегко, но время поджимает, и мне нужно от вас хотя бы несколько слов для…
– Энни! Ради бога! – досадливо оборвал ее Тиббетс и повернулся к сидевшему за первым от двери столом сотруднику: – Эллис, выведи ее отсюда!
Эллис вскочил со стула, словно его подбросила пружинка.
– Идем, Энни. Давай шевелись, если не хочешь попасть за решетку.
– Ладно, иду. – Энни толкнула дверь. – Что творится, а! Девушке не дают выполнять свою работу.
– Это Энни Беренджер, – объяснила Чейзу Эвелина. – Ричард считал ее лучшим репортером. А теперь вот нам проходу не дает.
– Энни винить трудно, – вмешался Тиббетс. – Ей ведь именно за это и платят, разве нет? – Он взял Эвелину за руку. – Идемте, не будем терять время. Поговорим в моем кабинете. Во всем этом аквариуме единственное приватное место.
Кабинет Лорна находился в дальнем конце коридора, по обе стороны которого располагались тесные, как кладовки, комнатушки. Свободное пространство здесь съежилось до предела. Все занимала мебель: письменный стол, два стула, каталожные ящики. В углу, всеми забытый, увядал папоротник. Удивительно, но при такой тесноте кабинет выглядел аккуратным, четко организованным и чистым – на полках ни пылинки, папки сложены, бумаги рассортированы по двум подносам – «Входящие» и «Исходящие». На стене, на видном месте, красовалась табличка: Чем мельче пес, тем крепче клыки.
Тиббетс и Эвелина сели на стулья. Третий, принесенный из соседней комнаты, стул заняла секретарша-стенографистка. Чейз отошел в сторонку, с удовольствием разминая затекшие ноги.
Но удовольствия хватило минут на десять, а потом накатила усталость. Внимание растекалось, и ему приходилось делать над собой усилие, чтобы понимать, о чем идет речь. Чейз чувствовал себя тем самым чахнущим в углу папоротником.
Тиббетс задавал вопросы, а Эвелина отвечала своим обычным тихим, навевающим сон голосом. В ее изложении картина трагического вечера получалась довольно ясная и связанная. В шесть часов вся семья села обедать. Говядина со спаржей, на десерт – лимонное суфле. Ричард, как всегда, выпил бокал вина. Самый обычный разговор, обсуждали последние городские сплетни. Говорили о снижении спроса, о росте производственных расходов. Ричард беспокоился из-за возможного иска по делу о клевете, поскольку последняя публикация огорчила Тони Граффама. Потом разговор перескочил на экзамены Филиппа и оценки Кэсси. Какие чудесные в этом году лилии… надо бы привести в порядок подъездную дорожку. Типичный семейный обед.
В девять Ричард ушел – поработать в офисе. По крайней мере, так он сказал. А Эвелина?
– Я отправилась спать.
– А Кэсси и Филипп?
– По-моему, они ушли в кино.
– Значит, все разбрелись по своим делам.
– Да. – Эвелина опустила голову. – Вот, собственно, и все. А в половине первого мне позвонили…
– Давайте вернемся к тому разговору за обедом…
Все началось сначала. Эвелина излагала тот же вариант, добавляя кое-где какую-то незначительную деталь или, наоборот, упуская ту или иную мелочь, но в целом ее рассказ не менялся. Собирая остатки сил, Чейз пребывал в некоем промежуточном состоянии между сном и бодрствованием. Ноги немели, мысли замедляли ход, и уже даже пол представлялся вполне приемлемой заменой кровати. По крайней мере, в отсутствие других горизонтальных поверхностей. В какой-то момент он почувствовал, что соскальзывает по стене…
Чейз вздрогнул и открыл глаза – все с недоумением смотрели на него.
– Ты в порядке? – заботливо спросила Эвелина.
– Извините. – Он тряхнул головой. – Похоже, я устал сильнее, чем думал. Где тут можно выпить чашечку кофе?
– Пройдите по коридору, – сказал Тиббетс. – В конце найдете кофейник да еще диванчик. Почему бы вам не подождать там?
– Иди, – кивнула Эвелина. – Я скоро освобожусь.
Упрашивать его не пришлось. Выскользнув за дверь, Чейз направился на поиски кофейника. Проходя по коридору, он заглянул за первую попавшуюся дверь и обнаружил туалет. Следующая комната оказалась запертой, а в третьей было темно. Присмотревшись, Чейз увидел кушетку, несколько стульев и сваленную в углу мебель. Его внимание привлекло окно на боковой стене – оно выходило не на улицу, а в соседнюю комнату, где за узким столом сидела незнакомая женщина.
Чейза она не видела, о том, что за ней наблюдают, не догадывалась и смотрела прямо перед собой. Что-то в ней – неподвижность, молчаливость – заставило его подойти ближе. Он вдруг ощутил себя охотником, неожиданно натолкнувшимся в лесу на замершую в напряженной позе косулю.
Чейз тихонько закрыл за собой дверь и, не включая света, шагнул к окну. Это было одностороннее зеркало, и женщина по ту сторону могла видеть только собственное отражение, а он мог видеть ее. Их разделяло лишь полудюймовое стекло. Подсматривать, конечно, неприлично, но Чейз ничего не мог с собой поделать. Он чувствовал себя героем фантастического романа, мухой на стене, наблюдателем-невидимкой.
И еще эта женщина…
Она не блистала красотой, не выделялась умопомрачительным нарядом или какой-то особенной прической. Линялые джинсы, не по размеру широкая футболка с эмблемой «Бостон Ред Сокс». Каштановые волосы заплетены – явно наспех – в косичку. Парочка прядей выбились и висят у виска. Косметики – самая малость, а может, и нет совсем, но лицо из разряда тех, которые не нуждаются в макияже. Такие лица встречаются на страницах каталогов, где модели обнимают козленка или сгребают листья. Здоровый цвет кожи с легкой тенью загара. В общую картину не вписывались разве что глаза, серые или голубые. Чейз уже приметил припухлость вокруг век. Плакала? Догадка подтвердилась, когда женщина смахнула упавшую на щеку слезинку. Потом оглянулась и, не найдя ничего подходящего, наклонилась и вытерла лицо краем футболки. Жест получился беспомощный, какой-то детский, подчеркнувший ее беззащитность и уязвимость. Почему она сидит там, одна, такая несчастная? Кто она? Свидетельница? Жертва?
Женщина подняла голову и посмотрела прямо на него. Чейз инстинктивно подался назад, хотя и знал, что она видит не его, а лишь собственное отражение. На лице ее застыло выражение усталого безразличия. Да, – говорило оно, – я выгляжу ужасно, и мне наплевать.
В замке звякнул ключ. Женщина вздрогнула, выпрямилась и замерла на мгновение в напряженной позе. Потом еще раз вытерла лицо и гордо вскинула голову. Глаза ее опухли, на футболке темнели пятна от слез, но во взгляде светились твердость и даже дерзость. Она напоминала изготовившегося к битве, но и перепуганного до чертиков солдата.
Дверь открылась – в комнату вошел деловитый мужчина в сером костюме, без галстука. Незнакомец выдвинул стул. Ножки чиркнули по полу, и Чейз вздрогнул от удивления – звук получился неожиданно громкий. За стеклом, вероятно, стоял микрофон, и звук передавался на динамик в той комнате, где находился он сам.
– Мисс Вуд? – начал мужчина за стеклом. – Извините, что заставил ждать. Я – лейтенант Меррифилд, представляю полицию штата. – Он протянул руку и улыбнулся, как бы говоря: Я твой приятель. Твой лучший друг. Я здесь только для того, чтобы все поправить.
Женщина – пусть и после секундной паузы – пожала протянутую руку.
Лейтенант сел, устроился удобнее и сочувственно посмотрел на мисс Вуд.
– Вы, должно быть, устали, – голосом заботливого друга произнес он. – Все в порядке? Готовы продолжить?
Она кивнула.
– Вам зачитали ваши права?
Снова кивок.
– Насколько я понял, вы отказались от присутствия адвоката.
– У меня нет адвоката.
Ее голос прозвучал совсем не так, как ожидал Чейз. Мягкий, с легкой хрипотцой и дрожащей низкой ноткой, безотказно действующей на суровое мужское сердце.
– Если хотите, можем пригласить, – предложил Меррифилд. – Правда, это займет какое-то время, и вам придется еще немного потерпеть.
– Я только хочу рассказать, что случилось.
По губам лейтенанта скользнула тень победной улыбки.
– Что ж, пусть будет по-вашему. Давайте начнем. – Он поставил на стол кассетный магнитофон и нажал кнопку записи. – Пожалуйста, назовите ваше имя, адрес и место работы.
Женщина глубоко вдохнула.
– Меня зовут Миранда Вуд. Я живу на Уиллоу-стрит, дом 18. Работаю редактором в «Айленд геральд».
– То есть в газете мистера Тримейна?
– Да.
– Давайте перейдем к событиям прошлой ночи. Расскажите, что случилось. Постарайтесь ничего не упустить. Я хочу знать, какие события привели к смерти мистера Ричарда Тримейна.
Руки и ноги вдруг занемели. К смерти мистера Ричарда Тримейна… Чейз подался вперед, к холодному стеклу. Взгляд его не отрывался от лица Миранды Вуд. Что он видел? Невинность, мягкость. Какая милая маска! Какое отличное прикрытие!
А ведь это любовница моего брата, – внезапно дошло до Чейза, и он весь обратился в слух.
– Мисс Вуд, давайте вернемся на несколько месяцев назад. К тому времени, когда вы познакомились с мистером Тримейном. Расскажите о ваших отношениях.
Миранда посмотрела на свои сцепленные руки. Стол, на котором они лежали, представлял собой типичный образец офисной мебели. Кто-то выцарапал на нем инициалы – Д. М. К. Кто? Такой же бедолага, как она? Такой же ни в чем не повинный простак, ставший жертвой обстоятельств? Она даже ощутила какую-то почти мистическую связь с этим ее неведомым предшественником, также сидевшим здесь перед полицейским, также сражавшимся за свою жизнь и свободу.
– Мисс Вуд? Пожалуйста, ответьте на мой вопрос.
Миранда подняла голову. Лейтенант вежливо ей улыбался. Улыбчивый палач.
– Извините, я не слышала… отвлеклась.
– Я спрашивал насчет мистера Тримейна. Как вы познакомились?
– Мы познакомились в редакции «Геральд». Я пришла туда около года назад. Мы вместе работали.
– И?…
– И… – Она перевела дыхание. – Ну и… сблизились.
– Кто был инициатором этого, как вы выразились, сближения?
– Он. Начал приглашать меня на ланч. Объяснял, что надо обсудить те или иные дела. Поговорить о газете… об изменении формата…
– По-вашему, это обычное явление, что издатель так тесно общается с редактором?
– В большой газете – может быть. Но «Геральд» – газета маленькая. В ней нет явно выраженного разделения. Все сотрудники занимаются всем… понемногу.
– Итак, вы познакомились с мистером Тримейном в редакции.
– Да.
– А когда вы начали спать с ним?
Вопрос прозвучал резко, и она вздрогнула, словно от пощечины, и выпрямилась:
– Все было не так!
– Вы с ним не спали?
– Нет… то есть да… Да, спала, но это случилось не сразу, а через несколько месяцев. Я не хочу, чтобы вы думали, будто мы пошли на ланч, а потом сразу оказались в постели!
– Понятно. Ваши отношения носили, так сказать, более романтический характер. Вы это пытаетесь сказать?
Она сглотнула. Молча кивнула. В его изложении ее история представала в каком-то ином свете и звучала глупо и банально. Романтический характер. В голой, неприветливой комнате сами эти слова казались до невозможности пошлыми. И вообще все выглядело ужасно.
– Я думала, что люблю его, – прошептала Миранда.
– Что вы сказали, мисс Вуд?
Она повторила громче:
– Я думала, что люблю его. Иначе бы не спала с ним. Отношения на одну ночь – это не мое. Я даже романов не завожу.
– Но в этот раз завели.
– Ричард был другим.
– Каким другим?
– Не таким, как все! Его не только машины да футбол волновали. Ему было интересно то же, что и мне. Наш остров, например. Прочтите статьи, которые он писал, и вы поймете, как он любил этот городок. Мы говорили об этом часами. И я не видела в наших разговорах ничего зазорного. – Она печально вздохнула, опустила глаза и чуть слышно добавила: – Я думала, он не такой… По крайней мере, он казался… особенным…
– А еще он был женат. Но об этом-то вы знали. Миранда понурилась:
– Да… знала…
– Знали, что у него двое детей.
Она кивнула с несчастным видом.
– Вы закрутили роман с женатым мужчиной. Неужели вам было наплевать, что три ни в чем не повинных человека…
– Неужели вы считаете, что я об этом не думала? – вскинулась Миранда. Глаза ее блеснули гневом. – Думала. Дня не проходило, чтобы не думала. Просыпалась и думала. Ложилась спать и думала. Я ненавидела себя. Думала о его семье. Об Эвелине. О близнецах. Я чувствовала себя… Не знаю… как будто попала в западню.
– В западню?
– Да. Любовь стала западней. Или то, что я принимала за любовь. – Она помолчала. Неуверенно пожала плечами. – Может быть, я и не любила его по-настоящему. То есть не любила настоящего Ричарда.
– И что же привело вас к столь удивительному прозрению?
– То, что я узнала о нем.
– А что вы узнали о нем?
– Как он обращается с людьми… как использует. Например, своих работников.
– Итак, вы увидели настоящего Ричарда и разлюбили его.
– Да. Я перестала с ним встречаться. – Миранда выдохнула, словно самое трудное, самое болезненное осталось позади. – Это было месяц назад.
– Вы злились на него?
– Скорее, чувствовала себя преданной. Обманутой. Все оказалось ложью.
– Так вы рассердились на него?
– Наверное.
– Получается, вы целый месяц злились на мистера Тримейна.
– Иногда. Но еще больше я злилась на себя. За то, что была такой дурой. И он не оставлял меня в покое. Постоянно звонил, говорил, что хочет все вернуть.
– Это вас тоже злило.
– Конечно.
– Злило так, что вы решили его убить?
Миранда вскинула голову:
– Нет.
– Злило так, что вы схватили кухонный нож?
– Нет!
– Злило так, что вошли в спальню – вашу спальню, где он лежал голый на кровати, – и ударили его ножом в грудь?
– Нет! Нет! Нет! – выкрикнула она и всхлипнула. Отраженный эхом звук собственного голоса в этой голой, холодной коробке показался ей чужим криком. Миранда уронила голову на руки. – Нет… – Она начала подниматься со стула – хватит с нее этих ужасных вопросов и…
– Сядьте, мисс Вуд. Мы еще не закончили. Миранда послушно опустилась на сиденье.
– Я не убивала его. – Голос предательски дрогнул. – Я же говорила, что нашла его на моей кровати. Вернулась домой, а он лежит…
– Мисс Вуд…
– Когда это случилось, я была на берегу. Сидела на скамейке. Я же говорила! Но никто не слушает. Никто не верит. Никто…
– Мисс Вуд, у меня есть еще несколько вопросов.
Ответить Миранда уже не могла – по ее щекам катились слезы, и лейтенант Меррифилд слышал только всхлипы. Подождав немного, он выключил магнитофон.
– Ладно. Сделаем перерыв на час. Потом продолжим.
Миранда не шелохнулась. Она слышала, как скрипнул стул, как Меррифилд вышел из комнаты, как закрылась дверь. Немного погодя дверь снова открылась.
– Мисс Вуд? Я отведу вас в камеру.
Миранда медленно поднялась и повернулась к выходу. Стоявший у порога молодой полицейский доброжелательно улыбнулся ей. Судя по нашивке, его фамилия была Снайп. Она смутно помнила, что видела его когда-то, в прошлой жизни… до тюрьмы. Да, точно. Однажды, на Рождество, он разорвал ее штрафной талон. Галантный жест. Интересно, что он думает о ней теперь, когда все считают ее убийцей.
Миранда послушно вышла за ним в коридор. В дальнем углу лейтенант Меррифилд вполголоса доказывал что-то шефу местной полиции Тиббетсу. Дабы не мешать им, вежливый Снайп повел задержанную в противоположную сторону. Но далеко она не ушла – сбилась с шагу, споткнулась и остановилась.
В другом конце коридора стоял и смотрел на нее незнакомый мужчина. Никогда раньше Миранда его не видела, потому что если бы видела, то наверняка бы запомнила. Засунув руки в карманы, он стоял неприступным препятствием, огромный, широкоплечий. Стоял прямо перед ней в тесном коридорчике. На полицейского незнакомец не походил. У копов стандартная внешность, а этот человек в их стандарты не вписывался – небритый, растрепанный, в мятой рубашке. Больше всего Миранду встревожило то, как он смотрит на нее. Не с равнодушным любопытством постороннего. Нет, куда враждебнее. Он смотрел на нее глазами судьи и присяжных, взвешивал факты и готовился объявить виновной.
– Идемте, мисс Вуд, – сказал Снайп. – Нам за угол.
Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы шагнуть вперед, к этому устрашающему препятствию. Он отступил, и, проходя мимо, она ощутила его обжигающий взгляд, услышала, как он затаил дыхание, словно не желая дышать одним с ней воздухом, словно одно лишь ее присутствие отравляло атмосферу.
Последние двенадцать часов с ней обращались как с преступницей – надели наручники, сняли отпечатки пальцев, обыскали, проверив даже самые интимные места. Ее допрашивали, называли убийцей, унижали. Но только сейчас, под взглядом этого незнакомца, она почувствовала себя мерзкой, презренной тварью. И тогда в ней вдруг вспыхнул гнев. Неукротимый, всепоглощающий.
Миранда остановилась и посмотрела на него. Их взгляды встретились. Ну же, черт возьми! Кто бы ты ни был, посмотри на меня! Посмотри хорошенько. Ты смотришь на убийцу? Доволен?
Смотревшие на нее сверху глаза были темны, как ночь. Но потом в глубине их что-то мелькнуло. Неуверенность? Растерянность? Как будто то, что он увидел, не совпадало с тем, что он представлял.
За спиной у нее открылась дверь. Быстрые шаги…
– Боже, – прошептал голос.
Миранда обернулась.
Эвелина стояла у двери туалета, замерев на полушаге.
– Чейз, это… это она…
Незнакомец быстро подошел к Эвелине и предложил руку. Она вцепилась в нее, словно в спасательный канат.
– Боже… – беспомощно прошептала вдова. – Я не могу… не могу ее видеть.
Миранда предпочла бы убежать, но ее парализовало чувство вины. То, что она сделала этой женщине, всей семье, было ужасно. Она принесла им горе. И пусть не она убила Ричарда, грех навсегда останется на ней. Как и вечная мука.
– Миссис Тримейн, – тихо сказала Миранда, – мне очень жаль.
Эвелина уткнулась лицом в плечо незнакомца.
– Чейз, пожалуйста… Убери ее отсюда.
– Он любил вас, – продолжала Миранда. – Я хочу, чтобы вы знали это. Он не переставал любить вас.
– Уберите ее отсюда! – крикнула Эвелина. Чейз повернулся к полицейскому.
– Пожалуйста, – спокойно сказал он. – Уведите ее.
Снайп взял Миранду за руку.
– Идемте, мисс.
– Я не убивала его, миссис Тримейн! – крикнула Миранда через плечо. – Вы должны поверить мне!
– Дрянь! – завопила Эвелина. – Грязная шлюха! Ты сломала мне жизнь!
В следующий момент вдова оттолкнула Чейза и шагнула к Миранде. Глаза ее горели, лицо, и без того бледное, стало белым как мел. Наверное, так мог бы выглядеть ангел мести.
– Ты сломала мне жизнь!
Эхо этого пронзительного крика звенело у Миранды в ушах до самой камеры.
Обессиленная, она переступила порог и остановилась. Дверь захлопнулась. Шаги Снайпа стихли вдалеке. Миранда осталась одна. В клетке.
Стены обступили ее с четырех сторон. Миранда попыталась перевести дыхание и поняла, что задыхается. Она проковыляла к окну и попробовала дотянуться до решетки, но не смогла. Миранда подтащила к стене матрас, свернула и встала на него, но и тогда ее роста хватило ровно настолько, чтобы заглянуть за подоконник и втянуть глоток свободы. Там, за окном, светило солнце. Она видела верхушки тополей за забором, пару крыш, парящих в небе чаек. Миранда вдохнула глубже и почти ощутила запах моря. Боже, какой же он сладкий! Она схватилась за решетки с такой силой, что они врезались в ладони. Прижала к подоконнику лицо. Зажмурилась. И приказала себе успокоиться и не паниковать.
Я невиновна. Они должны мне поверить.
А если не поверят?
Нет, черт возьми. Не думай так.
Соберись и сосредоточься на чем-то другом.
Тот мужчина в коридоре. Кто он? Эвелина называла его по имени. Как? Да, Чейз. В памяти что-то шевельнулось. Похоже, она уже слышала это имя.
Миранда ухватилась за ускользающую мысль. Чейз. Чейз. Кто-то произносил это имя в ее присутствии. Надо вспомнить голос, связать его с именем. Надо…
Память как будто распахнулась, и из ее хранилища зазвучал голос Ричарда. Я не виделся с братом уже много лет. Мы разошлись после смерти отца. Впрочем, Чейз всегда был проблемным ребенком…
Вот оно что. Миранда открыла глаза. Но возможно ли такое? Эти двое были абсолютно разные. Она представила Ричарда – голубоглазый, русые волосы, загорелое, обветренное лицо. И Чейз… темный, смуглый… Ни малейшего сходства. Братья? Трудно поверить. Но только это могло объяснить его холодный, презрительный взгляд. Он считал ее убийцей Ричарда и, столкнувшись с ней в коридоре, не смог скрыть отвращения и ненависти.
Миранда опустилась на матрас. Легла, устроившись так, чтобы видеть клочок голубого неба и облако. Август. День будет жаркий. Ее футболка уже пропиталась потом.
Она закрыла глаза и постаралась представить себя парящей в чистом небе чайкой… Интересно, как бы выглядел сверху остров?
Не получилось. Вместо острова она видела перед собой обвиняющие глаза Чейза Тримейна.