Когда Фриц взял стоявших под елкой гусар, то Маша увидала, что за ними стоял скромный, маленький человечек, который, казалось, терпеливо поджидал своей очереди. Его никак нельзя было назвать красивым: толстенькое его туловище держалось на маленьких, тоненьких ножках, а голова была чересчур велика. Одет он был очень хорошо, чисто, как человек благовоспитанный, и со вкусом. На нём была блестящая лиловая гусарская курточка с белыми шнурами и пуговками, такие же панталончики и красивые лакированные сапожки, сидевшіе на его ногах так ловко, что этому мог позавидовать любой Офицер. Одно было только забавно в человечке: поверх такого роскошного костюма он надел себе на плечи нескладный, похожий на деревяшку плащ, а на голову большую некрасивую шапку. Маше это сначала не понравилось, но затем она рассудила, что и крёстный носит некрасивый плащ и безобразную шапочку, но что это не мешает ему быть добрым, милым крёстным. Чем больше рассматривала Маша маленького человечка, тем больше нравилось ей его доброе и ласковое лицо. Особенно приятны были его большие выпуклые светло-зелёные глаза, в которых светилось самое милое добродушіе. Окладистая, завитая белая борода еще более оттеняла ласковую улыбку его ярко-красных губ.
– Ах! – вскричала Маша, – ах, милый папа, кому же принадлежит этот прелестный человечек, который стоит под елкой?
– Он будет принадлежать всем вам, – отвечал доктор, – тебе, твоей сестре Луизе и Фрицу. Он будет для вас щёлкать твёрдые орехи.
Тут доктор осторожно снял человечка со стола и приподнял его деревянный плащ: человечек широко-широко разинул рот и показал два ряда острых белых зубков. Маша вложила ему в рот орех, – щелк! и человечек разгрыз его, и скорлупка развалилась, а в руку Маши упало сладкое зернышко. Все поняли, что хорошенькій человечек происходит из знаменитаго рода Щелкунчиков и занимался ремеслом своих славных предков. Заметив, что Щелкунчик особенно понравился Маше, доктор Штальбаум отдал его на её попечение, прибавив при этом, что Луиза и Фриц также имеют полное право пользоваться им. Маша тотчас же взяла Щелкунчика в руки и заставила щелкать орехи, причем выбирала из них самые маленькіе, чтобы человечек не так широко разевал рог и не слишком утруждал себя. Старшая сестра Луиза также присоединилась к ней. и Щелкунчик очень охотно грыз для них орехи. В это же время и Фриц, утомленный маневрами и верховой ездой, услыхал веселое пощелкиванье орехов, подбежал к сестрам и стал от души хохотать над потешным человечком, который переходил из рук в руки и не переставал работать зубами. Фриц старался всовывать ему в пасть самые крупные и твёрдые орехи, и делал это так неосторожно, что вдруг при одном орехе раздалось – крах-крах! – и три зуба вылетели изо рта Щелкунчика, а подбородок его ослаб и отвис.
– Ах, милый, бедный Щелкунчик! – громко вскричала Маша и взяла его из рук Фрица.
– Туда же, хочет быть Щелкуном, а зубов порядочных не имеет! – ворчал Фриц. Давай мне его сюда, Маша! Он должен разгрызать мне орехи или пусть погибнет позорной смертью! Мне такие бездельники не нужны!
– Нет, нет! – проговорила со слезами Маша, не дам я тебе моего милаго Щелкунчика! Посмотри, как грустно он на меня смотрит и показывает мне свой раненый ротик. Ты безжалостный человек, – ты бьешь лошадей и расстреливаешь солдат!
– Так и следует, ты ничего не понимаешь! Щелкунчик всем принадлежит: давай-ка его сюда!
Маша заплакала и быстро завернула больного Щелкунчика в свой носовой платок. Заслышав шум, к детям подошли родители и крёстный Дроссельмейер, который, к огорчению Маши, вступился за Фрица. Доктор ІІІтальбаум, однако, сказал: «я отдал Щелкунчика под защиту Маши; я вижу теперь, что он в ней нуждается, и она, без дальних разговоров, может распоряжаться им, как хочет. Меня только удивляет, что Фриц требует услуг от человека, заболевшего при исполнении своих обязанностей. Как военный, он должен был бы, кажется, знать, что раненые выбывают из строя». Фриц очень сконфузился и отошел к другому концу стола, где его гусары расположились на ночлег и разставили часовых. Маша между тем собрала выпавшие зубки Щелкунчика, подвязала его больной подбородок белой ленточкой от своего платья и еще заботливее укутала в платок бедного малютку, казавшагося теперь очень бледным и испуганным. Она держала его на руках, укачивая как маленького ребенка, и в то же время рассматривала хорошенькие картинки новой книжки, полученной ею сегодня в подарок. Она, против обыкновения, очень рассердилась, когда крёстный, смеясь, стал расспрашивать её, зачем она возится с таким безобразным человечком. Вспомнив о странном сходстве между Дроссельмейером и Щелкунчиком, она серьёзно сказала:
– Мне кажется, милый крёстный, что если бы ты принарядился и надел такие же блестящие сапожки, как у моего милого Щелкунчика, то и тогда ты не был бы таким хорошеньким, как он!
Маша не поняла, почему папа с мамой расхохотались при этих словах и почему у Дроссельмейера покраснел нос, и он перестал громко смеяться. Должно быть, на это были какие-нибудь особые причины.