Валерия Арчугова
Я все никак не могу определиться – проза или поэзия. Но думаю и не надо. Проза – место для самых разных тем. А поэзия у меня бывает двух типов – про чувства или социальный юмор. Что вам нравится больше?
Гуманизм
Картавые люди всех в мире добрей —
Они не умеют рычать на людей.
А лысые будто сияют как солнце.
И нет человека кавайней японца.
Все низкие люди легки как перо,
Высоким – удобно мыть очень окно.
Для близоруких все крайне красивы.
А дальнозоркость – почти суперсила.
Быть неуклюжим нелепо подчас,
Но столько историй смешных он припас!
Заики обычно классно поют.
«Плюшкин» же в доме создаст вам уют.
Худышки – компактны, пухляшки – мягки.
А нелюдимы все духом крепки.
Все минусы в плюсы ты поверни,
Не важно – снаружи, важно – внутри.
Создатель
Нимаси – обычный студент Соляриса. И как всякий обычный студент он работал над курсовой. Но это был не просто научный текст, как у какого-нибудь сопливого первокурсника. Это был целый проект с эмпирической частью – экспериментом с созданием гуманоидов.
Пока у него получалось всё очень стандартно. Без косяков, на четверку потянет. Но и без изюминки. Такая работа не могла дать старт такой желанной научной карьере.
Вот, к примеру, гуманоид 243 живет стандартной жизнью. Берет шаблоны, которые заложил ему в голову Нимаси, выполняет их удовлетворительно и удовлетворен своей жизнью. Нисколько не отличается от предыдущих 242 гуманоидов и его это не волнует.
А надо, чтоб волновало! Нимаси добавляет амбиций и стремлений в очередную группу образцов.
Получается 2 группы испытуемых. Одни всё также удовлетворительно выполняют шаблоны из головы и живут среднестатистической жизнью, но теперь страдают от этого. Появились даже самоубийцы! Любопытно, конечно, но без практической пользы.
Другие же трудились. Они брали шаблоны Нимаси и доводили их до совершенства. Получались великолепные образчики, пятерка была в кармане. Но всё же чего-то не хватало.
Студент долго не мог понять, что же не так. И за сутки перед защитой курсовой дошло! Они же не создают ничего нового!
Нимаси вскочил с постели и начал работать. К вечеру получилась крохотная группа гуманоидов. 765А читал шаблоны в обратном порядке. 896B брал кусочки шаблонов и создавал новые. А 357F вообще добавлял к своим шаблонам результаты жизнедеятельности других гуманоидов!
Студент был счастлив. На его крохотный планете целых 30 гуманоидов создавали что-то новое! Творили! О боже, да курсовую с творцами возьмут даже в научный журнал! Пусть они просто перерабатывают то, что уже есть, главное – результат выходит уникальным!
Гипотетический успех кружил Нимаси голову. Он решил экспериментировать всю ночь перед защитой. И, конечно, допустил ошибку. В программный код одного гуманоида поместил греческие буквы вместо латинских. И дал жизнь 123-дельта.
Заметил он это только в очереди к аудитории. Исправлять что-то было уже поздно. Оставалось только сказать, что это его преднамеренно задуманная проба и сослаться на продолжение работы к диплому.
А гуманоид 123-дельта не исполнял шаблоны удовлетворительно. Он даже не делал их совершенными. И не мастерил из них что-то новое. Он создавал свои, непохожие ни на что, прекрасные вещи, которые даже брали за шаблоны творцы вокруг него
– О боже, это уже не творец, это же гений! – подумал Нимаси – это тянет на целую докторскую!
И убил 123-дельта, пока никто не украл его идею.
Муза
Я не пью полгода, не курю всю жизнь.
Не встречаюсь с мужчинами – приличная дама.
Я такая чистая, что аж тошнит.
Но мне муза кричит: «Давай больше драмы!»
Извлекаю из сердца вспоминания,
Как курила, пила и встречалась с женатыми.
Но к музе приходит вдруг осознание,
Что надо работать со свежими датами.
Подключаю разум, воображение.
Пытаюсь чувствовать гипотетически.
Получается прозы изображение,
Поэзия – не выходит практически.
Что ж, муза, знаешь, по воле твоей
Я бухаю, курю и ласкаю всех дам.
Быть хорошим поэтом вдвойне тяжелей —
На пути к Терпсихоре разрушаешься сам.
Дракон
Мы оба были маленькие, но я был больше.
Мы проводили вместе всё время, что есть на земле.
Вместе играли, вместе рвали глупые Сашкины рисунки, вместе дерзили мальчишкам, вместе воображали себя королевами мира.
А ещё ей нравилось смотреть, как я пускаю огненные шарики, летаю выше облаков и пытаюсь мурлыкать. В такие моменты я видел, как отражается мой огонь в её глазах, она почти парит вместе со мной и задорно смеется.
Потом мама сказала, что рвать рисунки Сашки плохо – это же брат, он старался. А еще оказалось, что и с мальчишками ругаться опасно. Просто потому что они сильнее. Да и вообще, дерзить не принято в обществе.
Она после этого как будто выросла. А я как будто стал меньше. Но мы всё равно были вместе почти всё время, отстаивали свою позицию перед вредными учителями более деликатными способами, сами выбирали, что делать сегодня вечером, строили громадные планы и воображали себя королевами мира.
Я пускал огненные шары, отражающиеся в её глазах, мурлыкал, вызывая задорный смех. Только летать она со мной уже не ходила. А одному мне быстро наскучило.
Она выросла ещё. И больше не могла всегда отстаивать свою позицию. Ведь директор может и уволить штатную журналистку за неверные слова. И не делала всего, что хотелось. Потому что жить на что-то надо. Потому что вокруг люди. Глупые люди почему-то стали важнее её самой.
А я стал таким маленьким, что помещался в кладовку. Там она меня и оставляла. Без солнечного света огонь перестал зарождаться во мне.
Но как прежде, вечерами, я мурлыкал для нее ради улыбки, и мы всё ещё мечтали стать королевами мира.
Теперь она не взрослеет. Стареет. И совсем не заходит в мою кладовку – как будто забыла.
Только я всё слышу через щель. Слышу, как она вздыхает о потраченном времени. О сгубленном здоровье. И о том, что цели и планы на новый год так и остаются только целями и планами.
И о том, что время кончается, а она так и не стала королевой мира. И уже точно не станет.
Этого я выдержать не мог. Собрав последние силы, отряхнув многолетнюю пыль, я вылетел к ней и пустил огненный шар, забавно мурлыкая.
Пусть я летел почти у пола, пусть моё пламя меньше спичечного, пусть я уже шептал, но этого хватило для начала. Она вспомнила меня, глаза зажглись, смех зазвучал.
Посадила на плечо: «Давай будем проводить вместе всё время, что есть на земле, и станем королевами мира!»
И мы станем. Ведь всё ещё впереди
Паладин
Паладин в сияющих доспехах наконец закончил свое обучение.
И теперь он давал клятву.
Он ждал этого так давно.
Не лгать.
Помогать слабым.
Ставить самые сложные цели и идти к ним.
Отстаивать свои идеалы в любой ситуации.
Соблюдать законы.
Быть преданным друзьям.
Эти строки будто выгравировали у него в мозгу. И каждую ночь он повторял «Не лгать, помогать слабым, ставить самые сложные…».
Первое же его задание было щекотливым. Дочь мэра пропала. А нашел паладин ее в борделе. Влюбилась малолетняя глупышка. Он понимал, что отцу сообщать о месте ее нахождения не стоит – казнят за попрение чести дома. Пришлось солгать.
И вот, в клятве появились изменения.
«Не лгать, если только это не во благо»
Потом горожане просили его убить большого красного дракона. Но паладин еще не овладел всеми заклинаниями, у него бы просто не хватило сил. Он умер бы, оставив город без защитника.
Клятва опять меняется
«Помогать слабым, если от этого не умрешь»
«Ставить самые сложные НО ДОСТИЖИМЫЕ цели и идти к ним»
В другой раз он не стал доказывать умирающему, что главнее всего в жизни – быть честным и справедливым. Потому что споры не облегчили бы участь тяжело больного. Паладин просто соглашался с несчастным во всем.
И уже не в любой ситуации отстаивал свои идеалы.
Было очень тяжело нарушить закон. Но тот закон был несправедлив. Молодого парня наказали по ошибке (или может даже за взятку). Паладин обязан был его освободить.
«Не нарушать законы, если они не противоречат морали»
Но самое тяжелое было – убить друга. Паладин был предан ему до конца. Его темные заклинания считал экспериментами, его убийства – случайными жертвами боя, его злые решения – просто ошибками. Но когда темная сторона друга захватила того полностью, пришлось открыть свои глаза. И убить.
«Быть преданным друзьям, до тех пор, пока они еще твои друзья»
Паладин больше не повторял слова клятвы перед сном. Слишком много «когда» и «если».
Он теперь знал: клятва не может дать тебе четкий путь, а лишь показать направление. Это у него ещё есть.
Проснись!
Я знаю девчонку ровно как ты,
Только боялась она высоты.
Боялась она очень многих вещей:
Побед, неудач, простуды и вшей.
Боялась влюбиться и тут же пропасть.
Боялась взлететь высоко и упасть.
Боялась компаний и лживый друзей.
Боялась вообще агрессивных людей.
Боялась так сильно, до дрожи в ногах.
Был страх даже жить. Но в этих местах
Она не нашла спасения, и ты
Побойся сегодня с ней высоты.
Дыши – и вдыхай каждый глоток.
Забудь на мгновение, что мир так жесток.
Подумай о том, что нельзя изменить,
И постарайся на это забить.
Постой – и послушай все звуки вокруг.
Подумай о том, кто последний твой друг.
Подумай о навыках и новостях,
Фокус оставь на козырных мастях.
Проснись – и очисти все мысли в себе.
Поверь, наконец, не только судьбе.
Вставай – ведь мир вокруг только твой.
Пойдешь покорять его ты со мной?
1
Меня бесят твои ресницы.
И глаза твои бесят тоже.
Мы могли бы с тобой напиться,
Но так бесит твой друг Серёжа.
Меня бесит, когда ты ту'пишь,
И когда слишком умный – тоже.
Меня бесит, когда ты куришь,
И твоя слишком наглая рожа.
Меня злит, что ты пришел раньше,
Я ещё совсем не готова.
Меня бесит, что я тебя младше,
Ржешь над этим ты снова и снова.
Меня бесят орущие бабы
И их все лупоглазые дети.
Бесит, что мои руки так слабы,
И что ты самый лучший на свете.
Меня злит, когда глючит компьютер.
Злюсь на то, что ты часто не рядом.
Меня бесит, что деньги на ветер
Я бросаю под совести взглядом.
Меня бесит, что надо работать.
Злит, когда слишком много ленюсь.
Меня бесит, что я вся в заботах.
Что так просто сказал ты «женюсь».
Меня бесит, что часики тикают,
И что деньги всё время кончаются.
Злят подъезда пьяные жители,
И что быдло мне часто встречается.
И сама я себя так бешу,
Когда злюсь на всё подряд в мире.
Лишь с тобой я спокойно дышу,
Обнимаясь в нашей квартире.
Мастер
Ко мне приходит девочка лет пяти, приносит свою простенькую электронную игрушку.
– Тетя Элис, посмотри, он чего-то не включается. Если что, я заплачу, у меня смотри как волосы быстро растут, может, лысым полезно будет, – хихикнула дошкольница.
– Давай-ка сюда… Да, тут провода поплавились, волшеботок не идет как надо… А что, разве тебе волосы не нужны? Может, ну ее, эту электронику, в мячик лучше поиграешь?
– Ну тетя Элис, ну какой мяч! Почини, пожалуйста! У меня уже все отсыпано для оплаты, мне мама разрешила!
Хочу спорить дальше, но одергиваю себя. Я ей не мать, пусть сами решают. Чиню, забираю порошок, отправляю его в контору. Действительно, лысым полезно будет.
Я чинила электронику разных мастей уже 50 лет, еще в школе начала. Хотя, конечно, было бы правильнее сказать «чиню волшеботонику». Про электричество теперь помнили разве что совсем глубокие старики, жившие вторую сотню лет каким-то чудом. Точнее, известно каким – покупкой молодости у бедных и несчастных.
Моя прабабушка, когда я была ребенком, рассказывала, что раньше электричество было в каждом доме и стоило разумных денег. Что интернет передавали по воздуху за копейки. И что технологии были доступны всем, а супер инновации можно было купить всего лишь за деньги.
В какой-то момент все это пропало. Электричества не стало. На замену пришло волшебство. После недолгого замешательства всю существующую систему перестроили под новый тип энергии. Который нельзя было просто поменять на деньги. Для покупки надо было отдавать кусочек себя.
Поэтому я не любила клиентов-детей. Меня больше радовали богатеи с навороченными имплантами. Там обычно дел минут на пять, а счет я выставляла как за двухдневную работу. Потому что не должен человек обладать рентгеновским зрением, только потому что ему повезло родиться в богатой семье. И ладно бы, он еще отдавал за это своего только что рожденного ребенка. Нет, он всего лишь купил младенца у обнищавшей дурочки, ради, мать его, рентгеновского зрения!
Никогда не понимала этого стремления к волшебнизации. Природа дала нам все, что надо. Я работаю только при свете дня. Готовлю на открытом огне. Ложусь спать с заходом солнца, а просыпаюсь с рассветом. Читаю книги, пишу письма. Наверно, с таким подходом мне бы сложно было найти работу, если бы не мои «золотые» руки. Семейное дело и знания, передающиеся из поколения в поколения, что-то еще да значат.
Никогда не пользовалась волшебством, хоть и могла себе позволить не тратить свою жизненную силу, а просто купить чью-нибудь. Не пользовалась, даже когда умирал в болях отец. И после диагноза «бесплодие» не приняла щедрое предложение медсестры. И даже когда был выбор между ампутацией ног и волшебными имплантами – я выбрала первое.
Ноги – не руки. А именно руки нужны для работы. При всем моем неприятии использования волшебства, я очень любила с ним работать. Все эти механизмы, провода, действие элементарной физики в самых навороченных механизмах – поэзия! Я очень легко просыпалась рано утром, ведь новый день нес новые трудовые задачи.
Мне скоро 65. Но благодаря работе мозг чист и свеж. Зрение тренируется на разномасштабных деталях, и у меня все еще единичка без всяких очков, линз и имплантов. Только вот руки начали дрожать. Почти год назад. Скрывать уже невозможно. Вызов на разговор с начальством не стал для меня неожиданностью.
Я думала, что меня просто уволят. Но они предложили оплаченную операцию на руки. Не из средств конторы. Клиенты, которым я очень нравлюсь, чуть ли не в очередь выстроились, чтоб либо отдать чуток своей молодости, либо даровать мешочек из запасов чужой. Мне надо подумать.
И почему я не сразу ответила категоричным отказом? Какое – подумать? Какой гребанный имплант? Какое, к черту, волшебство? Пусть останусь без работы, без любимого дела, без причины вставать по утрам! Пусть! Зато верна принципам!
Я шла на операцию как на плаху. Только решила все сделать по-своему. Не взяла пожертвования ни одного из клиентов – ни бедного, ни богатого. Не потратила запасы денег на литры чьей-то крови. Нет. Сделала все по-честному. Обменяла зрение на волшебные руки.
И теперь не просто безногая тетя Элис чинит ваши вещи лучше всех в округе. Теперь она это делает абсолютно вслепую. Но все также мастерски.
Ожидание усиливает желание
Смотрит как зверь на добычу
И выпускает дым изо рта.
Я внутри уже вся мурлычу,
А он говорит «досчитай до ста».
Я сбиваюсь на третьей цифре,
Потому что плавится мозг,
А слова превращаются в шифр,
Лишь смеюсь на каждый вопрос.
А мы ведь еще только в ванной,
До спальни совсем далеко.
Пульс становится совсем рваным,
И дышать мне совсем не легко.
Гипнотизирую губы,
Их владельца мне не пронять.
Он решает, когда что-то будет,
Мне остается лишь ждать.
И я жду как хорошая девочка,
Хоть уже все плывет пред глазами.
Ведь награда – близкая весточка,
Наслаждаться ей буду часами.
Инстателочка
Привет, мои хорошие, любимые, родные!
Сегодня расскажу я вам, как жопу накачать.
Я ноготочки делаю и красочное мыло,
Еще советы девочкам могу я раздавать
Всем добренького утречка, проснулись – улыбнулись!
И станете успешными, как я и папа мой.
Накрасились, покушали и к фоточкам вернулись,
Ведь ракурсы удачные – такой труд, ой-ой-ой!
Под голенькими кадрами я напишу цитату
И буду удивляться, что мне дикпики шлют.
Я думаю, что бедные все сами виноваты,
Могли бы ведь, как я, закончить институт.
Могли бы жить шикарно и дорого, как я.
Ходить по ресторанам, сотрудничать в инсте.
Но не хотят трудиться, как солнышко сияя,
Лишь ходят на работу и вечно в маете.
Я вот открыла студии загара, маникюра.
А денег дал мне папа всего-то миллион,
Еще он дал директора, немного клиентуры.
Сама я всё! И ведь таких успешных – легион.
Своей головой
А мне мама говорила,
Что пятерки – это сила.
И теперь, как неудача,
Я сижу и горько плачу.
Прочитала в одной книжке:
Косы дергают мальчишки.
Теперь знаю наперед:
Коли любит, точно бьет.
А еще сказала тетя
Мне про «женские заботы».
И теперь, как муж готовит,
Совесть всю меня изводит.
И дамы без косметики
Не выглядят красивыми.
Ведь из рекламы тетеньки
Накрашены – счастливые.
Советники бесчисленны,
Но ты подумай сам,
Живешь ты по чьим мыслям
И чьим вторишь словам.
Потом реши уверенно,
Где мнение твое.
Теперь живи размеренно,
Держась лишь за свое.