Прижимая здоровой рукой Акеми к себе, я успокаивал её, как мог:
– Ну, что ты плачешь, родная, я ведь живой… Всё будет хорошо… Не плачь…
Когда мы вошли в прихожую квартиры, Акеми нагнулась, чтобы помочь мне разуться.
– Не надо, я не такой уж беспомощный, – остановил я её, – это могу и сам…
В небольшой гостиной, куда меня завела Акеми, веяло домашним уютом и теплом. Мебели было немного: легкий небольшой диванчик, компьютерный стол с компьютером, пара плетённых стульев и журнальный столик. На полу плетённая циновка ¬– татами. Две раздвижные двери вели в соседние комнаты.
– Дети там, – указала Акеми на одну из дверей, – но сначала прими ванну после дороги и переоденься, а я их сейчас буду кормить… У тебя есть сменная одежда?..
В моём саквояже были рубахи, пара брюк, трико и все туалетные принадлежности. Бриться я начал после ранения, а до этого носил небольшие усы и бороду – а ля Че Гевара. Я ему подражал, потому, что внешностью очень был похож на него…
Мне хотелось увидеть малышей, поэтому долго в туалетной комнате не задержался. Вошёл в боковую комнатушку, где была Акеми с детьми. На плетённом татами, лежащем на полу, был разостлан футон – матрас для сна, а на нём, из-под тонкого одеяльца, смотрели на меня раскосыми глазёнками две темноволосые головки. Дети только что поели. Я присел на корточки около футона и не знал, как к ним прикоснуться, а они, увидев меня, заулыбались, показывая по два прорезавшихся зуба под верхней губой.
Акеми начала менять детям памперсы. Тут уж я принимал самое активное участие и рассмотрел: где мальчик, а где девочка. Лицами они были абсолютно похожи друг на друга.
– Как назвала детей?
– При оформлении документов на детей в нашем районном муниципалитете меня зарегистрировали как мать-одиночку, и я дала им свою фамилию – Ямашита. Девочку назвала Акико, мальчика – Акира. Очень хотела назвать русскими именами, но тогда бы у меня были затруднения с регистрацией в Центре благосостояния. А это страховки, ежемесячная материальная помощь и медицинское обслуживание…
Уложив детей спать, Акеми, обняла меня и сказала:
– Ты так возмужал и такой стал большой…
– Всего на три сантиметра подрос. Теперь метр восемьдесят восемь… Ты скажи, как управляешься одна с детьми?
– Я не одна. В Центре благосостояния при муниципалитете мне выделили оплачиваемую помощницу. Она работает полный рабочий день. Ты мне по телефону говорил, что сегодня прилетаешь, поэтому я дала ей выходной…
За завтраком Акеми мне рассказывала о покупке квартиры.
– В новом доме я купила трёхкомнатную квартиру за 400 тысяч долларов. Из твоих денег взяла только двести. Добавила свои, те, что были у меня раньше и призовые, которые получала на соревнованиях. Я ведь за 2014 год стала чемпионкой префектуры и заняла второе место в первенстве страны. Спортсменам была положена государственная дотация при покупке жилья. Теперь у нас своя квартира…
После завтрака мы с Акеми собрали детей, взяли документы и направились в районный муниципалитет, где написали заявление на регистрацию брака. В Японии проблем с регистрацией нет. На следующий день получили свидетельство о браке и подписали брачный контракт. В Японии это обязательно. Всё имущество пополам. Детей переписали на меня и дали им уже мою фамилию – Вирта. Гуляли по улицам пока дети не проголодались.
Ночью мы лежали с ней на футоне, расслабленные и счастливые. Дети спали, а мы обнявшись тихо разговаривали.
– Ты воевал на передовой? – спросила она меня, – я так молилась за тебя. Просила и Будду, и Христа сохранить твою жизнь для меня и наших детей… Ты убивал?..
– В меня тоже стреляли не шариками от пинг-понга…
Чувствовалось, что она ничего не знает о войне на Донбассе. Пришлось мне провести с ней разъяснительную беседу и рассказать, что происходит на несчастной Родине моих предков.
– А ты знаешь, по нашему радио и телевидению говорят и показывают совсем другое, – сказала она, – будто на Украине террористы воюют против законного правительства, а Россия – агрессор, помогает им и даже участвует в войне».
– Ну, вот… Теперь ты жена террориста. Если узнают, что я воевал за ДНР, то меня экстрадируют в Украину, как преступника… Давай договоримся: будем всем говорить, что кисть мне оторвало осколком при обстреле города украинскими вооруженными силами, когда я был в гостях у дедушки и бабушки…
На другой день пошёл в детдом за выписными документами. Там мне администрация учинила допрос с пристрастием. Я рассказал свою версию. Мне поверили. Очень сочувствовали. Познакомился с помощницей, работающей у Акеми. Жещина лет пятидесяти была очень деловитой и хозяйственной. Она обеспокоенно интересовалась: не прерву ли я контракт с нею? Я её успокоил и сказал, что она может продолжать работу столько, сколько сама посчитает нужным.
Мне надо было думать о работе чтобы содержать семью. Денег у меня в банке пока хватает, но проценты не очень большие, их на расходы не хватит. Посетил секцию стрелкового спорта. Я, как ни как, был чемпионом Токио в прошлом году по стрельбе из пистолета. Пострелял и убедился, что левая рука, не то, что правая. Нет, результаты были тоже неплохие, но перспектива – не выше пятого места в соревнованиях. Пуля в пулю уже не положишь. И тут я вспомнил о футболе. А почему бы и нет!? Потренироваться, вспомнить молодость. Тряхнуть, наконец, стариной в двадцать лет… Поговорил с Акеми и рассказал о своём намерении, предупредив, что если план удастся, то она будет видеть меня дома гораздо реже.
Моя команда, где я некогда стажировался и даже был записан в резерв, как говорится, влачила жалкое существование. Была в зоне вылета в третий дивизион. Конечно, меня тренеры вспомнили и предложили приходить на тренировки. До закрытия заявочного окна оставалось три недели и тренер рискнул включить меня в дозаявку, не обращая внимания на инвалидность. Правда, медкомиссию предложено было пройти. Здоровье было хорошим. Со мной подписали предварительный контракт до конца сезона.
Конечно, я был полностью не готов к играм, что выяснилось сразу же на первой тренировке. Мячом владел неплохо, но что касается физической подготовки, то здесь выглядел бледновато. Да и лишние килограммы давали о себе знать. Но тренер, помня меня мальчишкой, поверил в меня.
Начал я тренироваться по индивидуальному графику. С утра до вечера, с настойчивостью японского самурая совершал кроссы, прыгал с мешком песка на плечах, совершал приседания на одной ноге, затем на другой. За две недели сбросил злосчастные пять килограммов веса, но самое главное, перестал задыхаться при нагрузках. Тренер обратил внимание на мою высокую стартовую скорость при очень хорошей координации тела и предложил поменять амплуа – из форвардов перейти в плеймейкеры, или проще – стать игроком в центре поля, который начинает все атаки своей команды и гасит атаки противника.
– Думаю, что твоя способность понимать действия игроков команды противника и оказываться на пути направления их атаки, – сказал он, – поможет нам в игре.
Шесть лет обучения в футбольной Академии, конечно, не прошли для меня даром. Я научился многим футбольным хитростям. Финтами мог обвести один в один любого игрока, а то нескольких сразу. Мой внушительный корпус позволял вести силовую борьбу при отборе мяча, но самое главное – я отдавал филигранные пасы партнёрам. Культура паса – это одно из основных действий в футболе. Футбол коллективная игра. Можно собрать вместе одиннадцать виртуозов, но, если они будут играть каждый индивидуально, только для себя, никакой игры не получится. Мне это говорили тренеры в Академии, и я это хорошо усвоил. Не жадничал, но и не боялся вступать в единоборство и обводку.
Второй круг моя команда начинала игрой с лидером дивизиона, и мои партнёры чувствовали себя как-то обречённо. Линия защиты состояла из возрастных парней даже старше меня, плеймейкера исполнял игрок, которому было за тридцать. С ним у меня сразу не сложились дружеские отношения. Он почувствовал, что я ему замена и на тренировках старался меня даже травмировать. Но моя реакция позволяла вовремя убирать ногу или голову от столкновений, а корпус у меня был дай Бог каждому: почти 90 килограммов при отсутствии даже намёка на жировые прослойки.
На игру я был заявлен запасным. В стартовый состав новичков не поставили. Их кроме меня было еще двое – выпускников местной футбольной Академии. Они были, как и я, ещё не опробованы в официальных играх.
К концу первого тайма мы уже проигрывали со счётом 0:2. Их плеймейкер, верзила под метр девяносто, переигрывал в центре поля нашего и точными пасами подключал к атаке то левого, то правого вингеров – полузащитников своей команды. А дальше форвард с атакующими полузащитниками в нашей штрафной творили своё «черное» дело, «расстреливая» нашего вратаря и в упор, и издали. А он, совершая невероятные сейвы, спасал нашу команду от верных голов. «Тащил» всё, что летело в его ворота.
Перед самым свистком судьи на перерыв наш плеймейкер всё же оказался травмированным при столкновении с форвардом противника и тайм доигрывал прихрамывая. В перерыве тренер решил заменить левого вингера и травмированного плеймейкера. На поле вышли я и юркий парнишка – восемнадцатилетний воспитанник нашей футбольной Академии. Мне он на тренировках очень понравился: хорошо видит поле и прекрасно открывается для атаки. Первое моё столкновение с плеймейкером противника произошло сразу же в начале второго тайма, когда он, владея мячом, не помышляя ни о каких тонких финтах, рассчитывая только на грубую силу, решил обойти меня, играя, что называется «кость в кость». При этом, он использовал не только корпус, но и локти. Я устоял, а судья поставил штрафной в нашу пользу. При следующем столкновении с ним, мячом уже владел я. Исполнив финт Зидана и, оставив плеймейкера далеко позади себя, сделал пас парню, вышедшего на замену вместе со мной. Против него защитники нарушили правила.
Опасный «стандарт» вблизи штрафной площадки противника мы с ним разыграли, как по нотам. Все игроки сгрудились в центре штрафной, ожидая навес туда, а он мягко набросил мяч на меня, стоявшего в метрах пяти от штрафной и, по мнению защитников, не представлявшего никакой угрозы. Поэтому меня никто не опекал. Я принял мяч на грудь, опустил его на середину голени левой ноги и совершил, так называемый, «теннисный топ-спин» даже не удар, а скорее, бросок стопой ноги. Мяч, взмыв над головами защитников, получив соответствующее вращение, резко «клюнул» вниз под перекладину. Вратарь даже не шелохнулся! При счёте 1:2 наша команда вдруг заиграла более вдохновенно и напористо. Игра «в одни ворота» превратилась в игру на встречных курсах. Я раз за разом выигрывал стычки с плеймейкером противника и подпитывал пасами вингеров – игроков, бегающих по бровке поля, а порой и сам врывался в штрафную, обыгрывая по нескольку защитников и сбрасывая мяч под удар своих форвардов. За пять минут до финального свистка судьи, мы отыграли второй мяч. Этот матч закончился вничью, что можно было приравнять к победе. Ведь мы отобрали очко у лидера.
Дома Акеми меня встретила бурным восторгом. Игру она смотрела по телевизору и видела все перипетии матча.
– Максим, ты был бесподобен. Я так переживала за тебя, даже испугалась, что от волнения молоко в груди пропадёт…
Молоко у неё не пропало. Правда, мы начали подкормку детей разными смесями и кашками. Они росли крепенькими и не болели. Все прививки им в положенные сроки делала патронажная сестра, регулярно посещавшая нас.
Семейная жизнь моя внешне была безоблачной. Есть любимая работа, есть любимая жена, детки, но по ночам мне снились мои боевые товарищи, и живые, и погибшие. Снился часто Филипп, как он тащил раненного меня под миномётным огнём в наш отряд, всё время повторяя: «Мальчик, ну, потерпи ещё немного, всё будет хорошо, всё будет хорошо…». А я стонал… От стона просыпался… Просыпалась и Акеми. Она гладила мое лицо своими теплыми ладонями и успокаивала меня. Я снова засыпал и снова во сне стрелял и стрелял… У детей начали резаться зубки на нижней десне. Они капризничали, плохо ели и плохо спали. Мы с Акеми вставали и брали по ребёнку на руки и бродили по комнатам, убаюкивая их. На тренировки я приходил плохо выспавшимся. Это заметил тренер и сделал мне замечание. Акеми упросила помощницу некоторое время поработать круглосуточно. Та согласилась. Это избавило меня от переживаний во время игр на выездах.
А наша команда стала уверенно подниматься вверх по турнирной таблице, не проиграв ни одной игры в оставшихся встречах. Я окончательно укрепился на позиции плеймейкера, а бывший плеймейкер перешёл в защитники, играя в этом амплуа достаточно уверенно. Мы с ним подружились, и он с удовольствием передавал мне все тонкости японского футбола. Он имел большой опыт игры в высшей Джей-лиге и теперь доигрывал контракт в команде второго дивизиона, готовясь стать футбольным судьёй.
Сезон мы закончили на девятом месте – укрепившись ровно в средине турнирной таблицы. Со мной руководство команды заключило трёхлетний контракт, по которому я не имел самовольного права на его разрыв, но руководство имело право меня продать любому клубу. Заработная плата меня устраивала, она была очень высокая.
Детки мои подросли. В середине декабря им исполнился год. Они уже не ползали по комнатам, а ходили. Мы с Акеми с ними разговаривали на русском и на японском. Акеми окончила водительские курсы и купила автомобиль. Я не хотел садиться за руль, ссылаясь на нервы. Терпения у меня не хватало стоять в пробках. С тётей Галей я регулярно разговаривал по телефону. Моя двоюродная сестра Валя закончила донецкую консерваторию по классу виолончели и теперь играет в симфоническом оркестре города Санкт-Петербурга.
Новый сезон 2016 – 2017 годов начался для нашей команды весьма успешно. Мы возглавили турнирную таблицу. И тут владелец контрольного пакета акций нашей команды получил весьма заманчивое предложение – продать меня клубу Джей-лиги за довольно приличную сумму – 30 миллионов долларов.
Итак, я перешёл в другую команду. Класс игры в высшей лиге, конечно, был не сравнимо выше, но и я уже был совсем не начинающим. Посмотреть на мою игру болельщики покупали билеты задолго до даты проведения матча в их городе. А посмотреть было на что. Почти в каждой игре я забивал. Причём делал это артистически и с изяществом. К перерыву в играх мы подошли, оказавшись на втором месте в турнирной таблице. В январе команда ушла в отпуск.
Всё свободное время я проводил с семьёй. Дети уже вовсю болтали на русском и японском языках. Им пошёл уже третий год. В ортопедическом Центре мне изготовили муляж кисти руки, и я его пристёгивал к культе, когда ходил по улицам. Он сильно был похож на настоящую кисть. Меня узнавали на улицах, болельщики просили автограф.
Но это были для меня, как говорится, только «цветочки». Когда по центральному телевидению, наконец, стали показывать правду о гражданской войне на Юго-Востоке Украины и японцам показали кадры хроники, в которых они увидели весь ужас войны: разрушенные дома, убитых мирных жителей в посёлках и городах Донбасса, то репутация правящей хунты Украины в глазах японцев оказалась сильно подорванной.
«Ягодки» для меня начались, когда по телевидению прошла передача об интернационалистах многих стран, сражающихся в рядах ополчения. Диктор объявила, что среди них был и гражданин Японии. Далее были показаны кадры, где я награждался боевым орденом ДНР.
Накануне со мной встречалась группа журналистов этой телекомпании и один из них сказал:
– Мы просматривали хронику телепередач Донецкого телевидения и нас заинтересовал сюжет, в котором вас в госпитале награждали орденом за боевые заслуги. Вы принимали участие в войне на Донбассе… Почему?..
Я решил всё выложить начистоту:
– Моим воспитателем и Учителем в течении десяти лет был (тут я назвал фамилию погибшего при землетрясении Учителя) – прямой потомок известного рода самураев. Когда от обстрела «Градами» погибли мирные жители Донбасса, мои дедушка и бабушка, их соседи и дети – я решил отомстить в полном соответствии с одной из заповедей самураев: «Проявляй великое сострадание и помогай людям». Я это сделал согласно букве и духу Бусидо – кодексу самурая…