На основе песни "Дагон" известной группы КиШ, родился не совсем стандартный, но, надеюсь, интересный Слэш.
Мир менялся на глазах,
Зов стихий в людских сердцах
Посеял первобытный страх, посеял страх…
Самого Дагона сын из морских пришел глубин
То был судьбы недобрый знак… недобрый знак ©
КиШ «Дагон»
Я проснулся от шороха. Открыл глаза. Темно. Ещё даже не рассвет, а только неясная дымка над морем, предвещающая о начале нового дня. Встал, пить хотелось последние дни неимоверно. Пока наливал себе воды, краем сознания уловил какое-то шевеление за окном. Подошёл к окну, и едва не подавился водой: к воде ползли, шли люди. Волны лизали их промокшие тела, кто-то даже подвывал от ужаса, но продолжал ползти… в море. Я выбежал на пляж, стал тормошить ближайшего ко мне парнишку. Он шипел, плакал, отбивался от меня и в то же время умолял:
– Помоги, пить!
Схватил его в охапку и поволок в дом. Пока наливал воды, он вскочил и бегом бросился в море. Люди шли как сомнамбулы.
– Неужели у меня тоже начался ЗОВ?
Я сам не понимал, зачем я приехал сюда буквально бросив и работу, и дом, в котором жил последние 7 лет.
За последние 60 лет наш мир претерпел большие изменения. Люди узнали, что такое ЗОВ. С каждым годом всё больше людей жаловались на жажду, которую не могут утолить, и проснувшись однажды утром, бросали всё и приезжали к морю. А впоследствии и вовсе бросались в него. Постепенно количество таких людей росло, и медики даже пытались их лечить. Создавали институты, исследуя этот феномен. Тех, кто ушёл в море, не находили. Они будто растворялись в воде.
Сначала наступала жажда.
Потом навязчивая потребность быть у воды.
И в какой-то определённый момент, человеку требовалось войти в воду, иначе он просто умирал.
При этой стадии все пациенты говорили что в голове звучит набатом ЗОВ. Их звало море.
***
Запись в дневнике: «Я опять теряю ум…»
Снова в голове появился странный шум
Но сегодня я начал звуки различать
Это чей-то зов, мне пред ним не устоять ©
КиШ «Дагон»
Шёл дождь. Я сидел в придорожном кафе и пил кофе. Смотрел на людей, суетливо бегающих у торговых прилавков. Подошла официантка, и я попросил счёт. Закрыл глаза, втянул носом воздух, и голова закружилась от аромата свежесваренного кофе, круассанов с шоколадом, морского бриза, и неожиданного запаха вереска.
– Не понял, откуда здесь вереск? – слова сами вырвались от неожиданности у меня.
– Так тут недалеко, на берегу, целое поле вересковое, – официантка появилась как из-под земли, – только не ходили бы вы туда. Там недавно пропала семья. Там вообще часто люди пропадают.
– Занятно. Я как раз искал поля с видами на море. Люблю фотографию, знаете ли. Старинным способом, камерой.
– Я вас предупредила. Думайте сами.
Я расплатился и вышел на улицу.
«Камера при мне. Время есть. Пойду, посмотрю на это поле чудесных исчезновений. Да и дождь как раз перестал».
Отчего-то мне не было страшно. Будто кто-то меня туда вёл. Я прошёл до конца улицы, и увидел слева, недалеко от крайних домов, поле цветущего вереска. Оно тянулось полосой вдоль песчаного берега, и волны моря, разбиваясь об этот песок белыми барашками, создавали умиротворённую картину предзакатного пляжа, переливавшегося всеми цветами радуги в преломляемых от росы лучах солнца.
***
Давно я не был в таком ударе. Фотографировать было уже невозможно. Когда солнце уже село, а роса давно испарилась под настойчивым натиском тёплого ветра, я лежал в траве у песчаной кромки поля с закрытыми глазами в полудрёме, и услышал его: шум моря, сплетающийся с едва слышным голосом. Я открыл глаза и вгляделся туда, откуда слышался этот голос. С моря поднимался ночной туман, и в нём мелькала неясная тень.
– Помоги.
Я вскочил, и побежал на звук.
– Где ты?
– Помогиии-и-и!
Я увидел в прибрежных волнах что-то шевелящееся. Рванул туда, и с трудом поймав скользкое от воды и какой-то слизи тело, стал вытаскивать его на берег. Но едва вытащил на сушу, как спасённый мужчина (в процессе спасения это стало очевидно) попытался вырваться, всхлипнул и еле слышно пробормотал:
– Нельзя… от воды… далеко… нельзя… умру.
– Чем я могу тебе помочь?
– Побудь просто рядом.
***
За окном гроза, а мои глаза лезут из орбит —
страшен в зеркале мой вид! ©
КиШ «Дагон»
Кое-как, собрав сухие ветки выброшенные морем на пляж, я развёл костёр недалеко от моего «утопленника». Приглядевшись, я понял: мой новый знакомец не человек. Ну, или не совсем человек.
Вообще, он был даже красив: Длинные, белоснежные с фиолетовыми тонкими прядками волосы. Классическая фигура пловца, с широкими плечами, канатами мышц, узкими бёдрами. Прямой нос, глаза с немного вздёрнутыми внешними уголками невероятного василькового с серебряными звёздочками цвета, пухлые губы. Ресницы длинные и пушистые, того неповторимого графитового оттенка, которого безуспешно добиваются многие поклонницы макияжа в стиле смоки-айс.
Почему не человек? Да всё просто. У него перепонки между пальцев на ногах и руках, и на уровне роста волос за ушами небольшие аккуратные жабры. Я их увидел, когда он откинул волосы. Он был ранен в плечо небольшим гарпуном. Такими пользуются обычно при ловле не самой крупной, но норовистой рыбы. Я помог его вытащить. На нём были надеты весьма фривольные плавки не скрывающие, а скорее даже подчёркивающие его достоинства.
Я не мог отвести от него глаз, и когда наши взгляды случайно встретились, я сглотнул внезапно загустевшую слюну, а в его глазах я отчётливо заметил вспышку.
– Как тебя зовут? – спросил я.
– Адрианон. А тебя?
– Данила.
Да, вот такое нехитрое имя придумали мне родители. Да и подходило оно мне по мнению многих. Я не очень высокий, примерно, сто семьдесят шесть сантиметров ростом. Каштановые волосы, серые глаза, нос слегка вздёрнут, но пропорционален. Вот фигура у меня всегда была хорошая: полный набор культуриста. Не зря предки были кузнецами.
– Почему тебе нельзя отходить от моря?
– Я живу там. И многие с суши уже перебрались к нам. Только, им там не так хорошо, как тем, кто уже родился в море, – тихо ответил Адрианон.
***
К утру от его раны не осталось и следа. Мы договорились с ним ещё встретиться. Я рассказывал ему в каком доме я живу, приглашал на пикник у воды, и вообще всячески показывал ему что он мне нравится. Потому что если я не хочу его потерять, то скрывать свою симпатию не надо.
По мне, так лучше получить в глаз, чем мучиться месяцами. И он меня не разочаровал: весь заалел, а глаза так полыхнули, что я еле удержал себя в штанах.
Утром он уплыл. А я, добрался до дома, глянул на себя в зеркало, шарахнулся от него при виде своего вурдалачьего вида от недосыпа, и решил сходить в душ. Потому что песок, наверно, был у меня даже в носу и ушах. Стоя под тёплым душем с закрытыми глазами, я вспоминал глаза Адрианона, а рука сама тянулась к паху. От напряжения там уже ныло, и я позволил себе расслабиться.
Обхватив член рукой, стал неспешно двигать, а на пике я вдруг почувствовал, что на меня смотрят его глаза. От этого меня накрыло ещё сильней, и я с рычанием кончил, до звёздочек в глазах жмурясь и держась дрожащей рукой за стену. Ноги еле держали, я кое-как обмылся и завалился спать.
***
Все прокладывали путь к морю сквозь иную суть,
Кто-то полз к воде.
Ветхий старенький причал был в его судьбе
как начало всех начал ©
КиШ «Дагон»
Сегодня он опять мне снился. Блеск его глаз, его губы, волосы, нежные руки. Проснулся я ещё более не выспавшимся, чем был перед сном. Стояк меня замучил. Я почти не ел, спал урывками, и меня безумно тянуло море.
Кое-как встав, я решил прогуляться по пляжу, поплавать. Залил в термос-кружку любимого кофе, взял лёгкое полотенце и вышел к своему лежаку. Под шелест волн мне удалось задремать.
Мягкие волосы, сладкие губы. Сон. Вдруг я почувствовал лёгкие прикосновения к плечу. Открыл глаза, и увидел Его.
– Адрианон? – Сердце сделало кульбит.
– Привет, Данила.
– Решил всё же прийти в гости? – улыбнулся я.
– Да. Предлагаю начать с плавания. – И рассмеялся увидев моё выражение лица.
Мы наперегонки плавали до буйков, потом вдоль берега к гроту, который был метрах в двухстах от моего пляжа. Он рассказал, что в этом гроте часто бывает, и даже показал своё любимое место отдыха. Это была небольшая площадка надводных скал. В отлив она поднималась над уровнем моря почти на метр, а в прилив уходила под воду примерно на тридцать сантиметров.
Мы притащили туда мангал и жарили рыбу, смеялись, снова купались. А вечером оттуда был прекрасный вид на закатное солнце, медленно погружающееся в море.
Он с улыбкой достойной Мадонны, сидел, смотря на закат и свесив ноги в воду. Я подошёл, присел рядом, и окончательно решив обнаглеть, приобнял его за плечи. Он повернулся ко мне лицом, взглянул на меня, и я утонул в том жарко пылающем огне голода, который бушевал в глубине его глаз. Он сам потянулся ко мне. Я с глухим стоном устремился ему навстречу.
Мы целовались как безумные. И я даже не успел понять, как остался без плавок. Просто в какой-то момент почувствовал его нежные, тонкие пальчики на своём каменном члене. Я целовал каждый изгиб его прекрасного тела, поднимался к ключицам, и медленно спускался к задорно торчащим соскам. Потом скользнул вниз, стал выцеловывать дорожку от колена по внутренней стороне бедра к паху. Когда почти дошёл до него, услышал как мой Адри, с силой втянул носом воздух и откинувшись на спину, застонал. От открывшегося мне вида у меня сорвало все предохранители. Я лизнул головку его члена, с которой потекла прозрачная капля, и жадно, с причмокиванием, втянул его член в рот. Он подался бёдрами ко мне.
– Данечка, ещё, – постанывал он с трогательными всхлипываниями.
Я обслюнявил свой палец, и стал аккуратно разминать его сладкую, тугую дырочку, при этом переходя от члена ниже и наконец лизнул его анус. Он извивался и хрипел, умолял войти в него скорей. Я продолжал его ласкать и постепенно ввёл два пальца. Найдя нежный узелок простаты, начал его массировать, и Адри не смог удержаться, с вскриком выгнулся поднимая бёдра и кончил себе на живот. А я поднялся к его губам, снова стал его целовать, и одним плавным движением вошёл в него. После оргазма он был настолько расслаблен, что только и успел ойкнуть, а потом нас захватили ощущения. Я вдалбливался в него, сжимал его попку руками, рычал и рыдал от нахлынувших чувств:
– Мой! Мой, никому не отдам!
И он повторял:
– Мой ласковый, сильный, только мой.
Много позже, когда мы уже лежали и отдыхали, лениво переговариваясь, он спросил:
– Ты слышишь ЗОВ?
– Мне кажется, что иногда Да. Но порой, кажется, что нет.
– Значит, у нас ещё есть время.
– Ты о чём?
– Пока ты ещё не ушёл жить в море, ты мой.
– А потом?
– А потом, ты будешь во власти Дагона, владыки морей.
– А ты?
– А я, его младший сын. И нам придётся нелегко. Потому что он хочет, чтобы я стал его гласом и жрецом в храме богини.
***
Все прокладывали путь к морю сквозь иную суть,
Кто-то полз к воде.
Ветхий старенький причал был в его судьбе
как начало всех начал ©
КиШ «Дагон»
Прошло ещё несколько недель. Полных страсти и счастья недель. Адри так и не решился мне объяснить, что он имел в виду, когда сказал: «я буду во власти Дагона, владыки морей». Да и что даёт статус «гласа и жреца» тоже было непонятно. Он лишь сказал, что не имеет всё это смысла, пока я не уйду в море, так как, перерождаясь, человек полностью теряет память о своей жизни на земле, и когда я пропаду в море для перерождения, я его забуду. Именно тогда я стал вести свои записи. Я отчаянно не хотел забывать, ведь я полюбил, и был любим. Может всё и произошло быстро, но кто сказал, что такие чувства не могут стать единственными?
Уже близился конец июня, и я пришёл к морю с любимой мною черешней, чтобы увидеться с Адри. Я ждал его долго у нашего, уже ставшего традиционным, костра на пляже у вереского поля. Иногда поглядывал на часы, всё больше беспокоясь, и записывал прошедший день в дневник. Уже и полночь, а его всё нет.
«Что-то случилось» – думал я, всё больше волнуясь. Как вдруг, внутри меня будто что-то взорвалось. Солнечное сплетение запекло как огнём, уши заложило, и сильно закружилась голова. Я со стоном упал на песок. Мне не хватало воздуха, чтобы дышать. Сквозь марево подступающего беспамятства, я подумал, что море добралось до меня, и крепче вцепился в свои записи. Интуитивно поняв, что не смогу больше нормально дышать пока не войду в море, я пополз. Когда я уже практически полностью погрузился в солёную воду моря, появился мой Адри. Он увидел что со мной.
– Время пришло, – Печально сказал он.
– Надеюсь, что смогу завоевать тебя, мой хороший, ещё раз.
Уже затухающим сознанием, я заставил себя сказать:
– Люблю, – и упал в воду, теряя сознание.
Адрианон ещё долго сидел у костра, оплакивая своего любимого. На его шее сверкнул небольшой каплевидный кулон из сапфира, и словно пробудил его. Адрианон решительно глянул на луну, и нырнул в море. Он отправился к отцу.
***
Дагон был доволен.
Его Шестой наложник, только что осчастливил его известием о том, что в скором времени у него будет гон, и это означает новые икринки, и новые малыши. И в этот раз он намерен их защитить от этого голодного папашки. Он уже предвкушал эти три дня гона. Как сладко будет вбиваться в этого своенравного обращённого. Как будет втрахиваться в него без устали, чтобы тело Шестого приняло его семя, и тогда, он позаботится, чтобы Шестой метал икринки в отдельной купальне.
И приставить охрану к икринкам. А не как в прошлый раз: Едва появились две икринки, как новоявленный папаша увидев их, в ярости набросился и сожрал их.
Это было в его природе. Организм обращённого был настроен на зачатие, но при появлении икринок, они у него вызывали только ярость и желание съесть их. Только через пару дней он приходил в норму, и понимал что натворил, и с воем катался по полу, от тоски и злости на себя.
Дагон хотел ещё детей. Адрианон был последним помётом его супруга. Впоследствии ни один помёт из его гарема не доживал до сознательного возраста.
Были ли виной обычные склоки наложников, их голод при метании икринок, или просто халатность охраны, но результат был один. Детей не прибавлялось. Гон у наложников был не частым, а супруг давно покинул Дагона, ещё в младенчестве Адрианона подвергнувшись нападению пограничной медузы.
Дагон даже подумывал о расширении своего гарема. Но пока не попадалось ему среди обращённых, интересного ему наложника. Ежегодно Дагон устраивал смотрины обращённых, чтобы выбрать себе нового наложника, охранников, да и просто распределить их на разные работы и одарить своих вассалов.
***
Адрианон вошёл в покои своего отца. Тот сидел в кресле, у водопада пузырьков с анемонами, и довольно улыбался о чём-то думая.
– Отец, спокойных течений.
– Спокойных, сын. Ты что-то хотел?
– Да, отец. У меня есть просьба, личная.
– Я тебя слушаю.
– Мне понравился один обращённый. Я хочу взять его супругом. Позволишь ли ты мне?
– Сын, мы много раз говорили об этом. Ты должен стать моим гласом, жрецом. А им не положены плотские утехи. Надеюсь, ты ещё не успел ни с кем совершить ничего?
– Успел отец.
Дагон нахмурился, и зло ответил:
– Тогда мне остаётся только женить тебя, на рождённом в море. Обращённый не может стать твоим супругом. И если я не выберу его для себя, то ты сможешь побороться за него, как за наложника. Если он тебя узнает.
– Отец, ты же знаешь что они теряют память при обороте!
– Знаю. И я своё условие сказал. Если он тебя вспомнит, то ты сможешь побороться. Если нет – то ты с ним не увидишься. Ты знаешь, что есть шанс на возвращение его памяти и условия, при которых это происходит. Срок 2 недели после смотрин.
В хронике моей есть последняя глава,
К сожаленью в ней обрываются слова
За последний год из рыбацких деревень
Сгинул весь народ, в тот туман,
Что каждый день с моря заходил
В глубь материка
Я свидетель был – опустели берега. ©
КиШ «Дагон»
Свет. Выключите свет. Что ж так плохо-то? Я вчера пил? Открываю глаза и, вижу что над головой светит солнце, но как-то неправильно. Не пойму в чём дело. Словно оно светит через аквариум полный воды. Лёгкая рябь на воде не даёт обзора, но и то, что вижу, выбивает из колеи.
– О! Очнулся. Как будем тебя звать? – спросил мужчина за стеклом, и постучал по нему.
– Где я? Кто… кто я? – с ужасом понимаю, что не помню, кто я, и как тут оказался.
– Ребят! Тут свеженький. Глядите какой, даже чешуйки ещё не наклюнулись. И член ещё как у человека, облизнулся подошедший на зов мужчина. Ребят, пока он не совсем орыбился, давайте его того, ну вы поняли.
– Тебе бы всё трахать, – противно засмеялся второй подошедший моряк.
– Эх, ну ладно. Всё равно Дагон за него пистонов вставит. Он уже его ищет. Сыночек Дагона подсел на него. Прикиньте, он с ним спал, и у Дагона, есть теперь сомнения, что он забудет себя. Видите ли, истинные, после секса способны помнить себя при перерождении. А этот, – он пнул ногой аквариум со мной – видать просто рыбёха, раз не помнит себя.
Меня сразу отпустило.
«Вспомню, обязательно, только вот пройдёт боль».
Рыбаки какое-то время ещё плыли, а затем стали суетиться, и махать руками кому-то в море. Потом я увидел, как к нам приблизилась волна, и на её гребне стоял красивый мужчина, с развитой мускулатурой, большими руками и широкими плечами, узкой талией, и в одной повязке-юбке с чешуйками до середины бедра. Его волнистые длинные волосы на ветру красиво развевались и сама собой пришла мысль:
«Владыка Морской».
Рыбаки поклонились и стали просить его наградить их уловом за их службу. Он кивнул, и они резво перевернули аквариум со мной в море. Я упал кулём в воду, и сперва, думал, захлебнусь, но скоро понял, что спокойно дышу в воде. Владыка морской поманил меня пальцем, и моё тело само, без сопротивления подплыло к нему.
– Хорош, – одобрительно сказал Владыка рассматривая меня. – Если бы не обещание, забрал бы сразу себе в гарем. Но уж раз обещал, даю тебе 2 недели. Вспомнишь себя – отпущу, а не вспомнишь – будешь моим наложником. Нареку тебя Седьмым.
Меня отбуксировали на какой-то рыбёхе как на лошади, в рифы, почему-то выросшие как решётка. Внутри моей «камеры» был большой цветок анемоны и неизвестный мне вид мелких рыбок рядом с ней.
У своих конвоиров – мужчин огромной комплекции, лысых, абсолютно одинаковых на лицо – я спросил:
– Ребят, мне бы покушать, да и дела свои тоже не дремлют.
В ответ один заржал, а другой сказал:
– Видишь анемон? Это для твоих не дремлющих дел. А рыбки для всего остального. Еду принесут скоро. Располагайся.
– А как пользоваться-то?
– Сам смотри, – и опять загоготали.
Я подплыл к анемоне, с сомнением посмотрел на неё и отвернулся. И вдруг почувствовал, как её лепестки прошлись по моему заду, обнимая его. С ужасом повернулся и осознал что это такое «биде». Аккуратно сел на него, сделал свои дела, и стал думать, где бумага-то, всё же гигиена вещь нужная и в воде. Ко мне подплыли рыбки и стали нырять к анемоне, и я почувствовал, что эти рыбки меня пощипывают за зад.
– Чудны дела твои, господи, – подумал я уже с истеричным смешком. Рыбки оказались «ассенизаторами», и тут же поймал себя на мысли, что не всё так плохо у меня с памятью, если вспоминаю господа.
Я решил немного поспать, пока мне не принесли еды, и лёг на нашедшуюся в углу постель из водорослей, запакованных в какой-то прозрачный чехол-матрас. Почудилось что он из плёнки похожей на желатиновую корочку.
Разбудил меня звук стукнувшихся друг о друга камней. В комнате стоял молодой парнишка, было в нём что-то смутно знакомое, но пока только в образах. Он смотрел на меня глазами полными слёз, его губы дрожали, и он держал видимо мою тарелку с едой.
– Ты забыл меня, моё солнце. Как мне вернуть тебя? – сказал он.
– Ты мне знаком. Пока у меня болит голова, но я определённо тебя знаю, малыш, – именно так мне хотелось его называть.
– Как тебя звать? – спросил я его.
– Ты должен это вспомнить, и тогда мы будем вместе, мой любимый.
– Что ж, значит будем вспоминать, – сказал я, и взяв тарелку посмотрел в неё. Там лежали какие-то водоросли и кусок рыбы.
– А есть нормальная еда?
– Тебе она больше не подходит. Теперь ты обращённый. Гокан.*
Определившись, кто такие – Гоканы, я приуныл. Мой малыш мне много рассказывал о морских пределах, старался проводить со мной больше времени, но, как только я пытался выяснить своё прошлое, замолкал. Так прошла неделя, и мой малыш уже начал впадать в тоску. Его тянуло ко мне, как и меня к нему. Но сначала я должен был вспомнить.
***
За собой тащил свою мокрую тетрадь
Из последних сил что-то пробовал писать…
А затем нырнув скрылся под водой.
Зашумел прибой, унося его с собой ©
КиШ «Дагон»
Сегодня я проснулся рано. Малыш ещё не пришёл. С каждым днём он всё больше нервничает, ведь я так и не вспомнил кто я, и как его зовут. Каждый раз, когда он приходит, я с трудом сдерживаюсь, он очень мне нужен.
В моё скромное жилище кто-то вошёл, пока я приводил себя в порядок после сна. Я подумал, что это мой мальчик, и вышел к нему с радостной улыбкой, но это был не он.
Владыка Дагон осмотрел меня, и сказал:
– С сегодняшнего дня, тебя начнут готовить в мои наложники, так как очевидно что ты так и не вспомнил.
– У меня ещё есть время, – возразил я.
– Нет. Сегодня он придет к тебе последний раз. И после этого ты начнёшь готовиться. На празднике, посвящённом новым обернувшимся, я оглашу свою волю. Тебе предстоит стать моим. Завтра тебе урежут плавники, и начнут готовить к моим размерам и прихотям.
– Каккким прихотям? Каким размерам? – глаза мои становились всё больше и больше.
– Ты же не думаешь что роль нижнего будет у меня? – сказал он, оскалив зубы в подобии улыбки.
– Я как-то не задумывался о вас в таком ракурсе.
– А теперь задумаешься. Я не люблю долгих прелюдий, поэтому готовить тебя под меня будут мои слуги. Намажут, растянут, доведут до нужного состояния. А пока, завтракай, и прощайся с мальчишкой. Его ты больше не увидишь.
Он ушёл, а вместо него тут же пришёл мой мальчик. Я в ужасе кинулся к нему и рассказал, что мне сказал его отец. Он обнял меня несмело, и начал покрывать поцелуями мои волосы, плечи, ключицы. Его губы были влажными от тихих слёз.
– Ты отдашь меня ему? – спросил я.
– У меня нет другого выхода, любимый. Тебя не выпустят со мной. И биться с Дагоном за тебя я не могу. Он это предусмотрел. Единственный, кому нельзя кинуть вызов, это он. Он слишком хочет тебя для себя. Боюсь, даже если ты всё вспомнишь, он не захочет тебя отдать мне.
– Как я могу этого избежать?
– Ты должен вспомнить.
– Как?!! – воскликнул я в отчаянии. У меня в голове только смутные образы и отголоски чувств.
Я заметался по комнате, потом остановился, посмотрел на моего мальчика, и рванул к нему. Жадно припал к его губам, с остервенением проталкивая свой язык в его ротик. Услышал его стон, почувствовал, как он лихорадочно стал гладить мои руки, спину, бока. Его руки опустились на мой зад, и сжали его. Я вжался в него своим мгновенно появившимся стояком, подхватил его на руки и усадил на край стола. Кинулся на колени и сорвав мешающую мне тряпку с его бёдер, припал к его члену губами. Облизал и зацеловал его всего. С жаром вбирал его в рот, ласкал пальцами дырочку, слегка вводил палец, предварительно его смочив слюной. Он раскинул ножки и тихо постанывал, толкаясь ко мне бёдрами. Обхватив губами головку, я стал насаживаться ртом на его член. Когда почувствовал что он на грани, встал, и одним движением вошёл в него полностью. Его удивительные глаза распахнулись, и он, охнув, застонал громче, заливая свой живот семенем. Я не останавливаясь вколачивался в него, пока он, вскрикивая и бессвязно шепча что-то, подмахивал мне. И в тот миг, когда я, сжав его попку руками с силой вошёл в него кончая, я вдруг сам не понимая того, простонал:
– Мой сладкий Адри, только мой.
Он мгновенно встрепенулся, и счастливо засмеялся:
– Ты вспомнил, любимый! Ты вспомнил!
– Адри?
– Да!
– О боже, неужели эта пытка одиночкой закончится, – сказал я с улыбкой.
– Не думаю – вдруг услышали мы голос от входа, – тем более, что ты вспомнил только его имя. У входа стоял один из моих конвоиров.
– К тебе пришли. Подготовка будет проводиться уже в гареме Дагона.
– Какая подготовка? – спросил Адри.
– Как обычно готовят наложников, – ответил тот.
Адри вскочил и подлетая ко входу прорычал:
– Не смейте его касаться. Я к Дагону.
***
Когда Адри ушёл, мой конвоир сказал:
– Собирайся и пойдём. Дагон не отпустит тебя. Не тот у него характер. Да и старший сыночек его тоже своего не упустит. Дагон его пускает в свой гарем на развлечения. Но только когда сам теряет интерес. Первые пять наложников уже перекочевали к Антонию. Шестой сегодня сорвался в гон. Так что у тебя есть дня три на осознание и приведение себя в нужную форму. Это пока Дагон с Шестым не закончит.
– А что за гон? – спросил я.
– Течка. Ты поймёшь, когда начнётся твоя первая течка. Тебе будет всё равно что, каких размеров, сколько сразу, и как глубоко. Главное чтобы тебя трахали, – ответил тот и облизнулся.
– Ты будешь как в бреду, только орать и сношаться, хоть палку в тебя запихивай.
– Ужас.
– Ты привыкнешь. У твоего организма уже не совсем человеческие возможности. Приглядись внимательней к себе. У тебя теперь есть жабры, плавники. Правда их скоро отрежут, иначе ты трансформируешься в верхнего. А Дагону ты нужен нижним. Так же у тебя уже наклёвывается чешуя по хребту, на локтях, и других сгибах конечностей. А ещё у тебя член изменяться начал. Это видно пока только при эрекции, но ты присмотрись. На нём появляются наросты, он изгибается вверх и становится крупней. Да и дырка твоя тоже меняется. Становится эластичней, и как отрежут плавники, станет вырабатывать смазку. Появятся и органы для вынашивания икринок.
– Какие ещё икринки? – взревел я, уже вне себя.
– Обычные икринки. Обращённые обычно носят 21 день икринки. В среднем от четырёх до восьми штук за нерест. Затем мечут икру в заводи, и если их сразу не отсадить, то сжирают их сразу, как увидят. Инстинкт такой у вас. А потом, если за икринками будут ухаживать, то через 6 месяцев вырастут дети. И они будут рождёнными, а не обращёнными. А значит и права у них будут как у рождённых.
– Но как? Как может быть одновременно член и органы для вынашивания икры?
– Такова природа обращённых. Среди рождённых у всех эти органы есть изначально. Как я понял, в вашей связке Адрианон нижний?
– Мммм, ну да, – смутился я.
– Так он может и понёс уже от тебя?
– Не знаю, – у меня начиналась паника.
– Ладно, идём. Сначала подготовка, потом плавники. И не вздумай сопротивляться. Твоё тело подчиняется Дагону само, до тех пор, пока он тебя не отпустит, или пока является Владыкой.
Он вывел меня как на аркане, и завёл в небольшое помещение напоминающее хамам. Посередине был небольшой арык, а вокруг него лежаки примерно как полуторная кровать, но без спинок.
Меня уложили тут же подошедшие слуги на один из лежаков. Чем-то полили и стали массировать. Ощущения были, будто меня намылили. Потом окатили из ведра чистой водой. Опять смазали, но теперь уже маслом. Я понял, что на мне окончательно не осталось волос, нигде кроме головы. Прикрыли какой-то тряпочкой и сказали отдыхать.
Я лежал, и постепенно проваливался в дрёму. Вывело меня из этого состояния прикосновение к заду. Двое слуг, подойдя сзади, видимо решили начать меня «подготавливать». Я дёрнулся, но меня схватили за ноги и за руки, и что-то пробормотав, обездвижили, разведя по максимуму их в стороны. Мне стали массировать ягодицы, плавно всё более приближаясь к анусу. Я сжался, но возбуждение, не спрашивая моего мнения, всё же накатывало постепенно. Потом я почувствовал, что между ягодиц льётся что-то. Они меня смазывали. Когда один из них плавно вставил мне в анус палец, я стал сопротивляться, но обнаружил, что и в этом тело мне не подчиняется. И только умом я сопротивлялся изо всех сил. Постепенно они довели до трёх пальцев во мне. Второй начал ртом ласкать мой член, и я позорно сдался, не способный остановить своё возбуждение. Слёзы бессилия туманили моё сознание, а тело, раз за разом наливалось желанием и кончало на руки слуги, кушетку, и даже пол.
Не знаю сколько продолжали они меня растягивать, но в результате пяти оргазмов я был растянут на приличный кулак. Яйца мне пережали каким-то ремешком, и кончать мне стало сложней, а они всё продолжали доить меня, пока после очередного оргазма я не провалился в какое-то беспамятство.
***
Каждый день в умах росло
Необузданное зло ©
КиШ «Дагон»
Адрианон метался по коридору. Отец не хотел его принять. Он был занят своим Шестым, ожидал к вечеру начало гона наложника, и готовился. Наконец, отец позволил ему войти, и пока его массировали слуги, Адриан стал рассказывать, что Данила вспомнил его. И просил отменить приготовления в наложники. Подумав, что ещё есть время, пока будет гон Шестого, Владыка согласился отложить приготовления, но только если Адри успеет сам сказать об этом слугам.
Адриан рванул в гарем, и увидев обморочного Данилу, разогнал слуг.
– Успел! Успел! Мой хороший, они не отрезали тебе плавники, я успел.
***
Очнулся я в кровати, только не своей. Дёрнулся, но тут же был прижат к ней любимым телом Адри. И понял, что я вспомнил всё.
– Адри, я вспомнил! Так. Стоп! Что они со мной сделали?
– Слава богине не успели отрезать плавники! Но вот процедуры растяжки ты не избежал. Владыка любитель жёсткого, поэтому к нему готовят весьма долго. Адри был бледен и с тревогой смотрел на меня.
– Они сделали тебе больно?
– Ну… нет, наверно. Кончал я хоть и против желания, но не без приятных ощущений же.
– Мы это переживём. Главное, что теперь ты будешь со мной. Я обнял его и почувствовав снова как мой член встал, спросил:
– Что они мне подсыпали? Я хочу тебя до звона в яйцах, а ведь только недавно был выжат досуха.
– Это твой первый гон, любимый. И ты в него вступишь верхним, – его щёки запылали.
– А я уж постараюсь, чтобы потомство было у нас быстрей, чем Владыка доберётся до нас.
– Это ещё один ваш закон?
– Да. Если обращённый становится отцом, никто не в праве делать его нижним, и призывать в гарем. Но чтобы этого добиться, у нас осталось всего три-четыре дня. Ну может пять, если я смогу подмешать в воду Шестого траву атоллию.*
Он с улыбкой залез на меня, обхватив ногами мои бёдра, и поцеловал, рукой при этом лаская мой живот, и двигаясь ниже. Когда он обхватил мой член рукой, я подался ему навстречу, сцепив зубы и тихо постанывая. Он опустился к моим ногам и, обхватив губами головку, стал языком кружить вокруг неё. Мои яйца поджались, готовясь быстро разрядиться, но он пережал слегка основание члена, и немного погасив стремительность происходящего, продолжил ласкать меня ртом. Я подхватил его, и развернул к себе пахом.
Теперь мы могли ласкать друг друга ртом. Я втянул в рот его член, с уже бордовой головкой, пальцами оглаживая все неровности на члене, устроился так, чтобы он направлялся прямо в горло, и постарался протолкнуть его член. Когда у меня почти получилось, он стал с силой насаживаться ртом на мой член, и от этого я застонал, рождая вибрацию в горле. Его затрясло от возбуждения, и он толкнулся, не сдерживаясь, постанывая и вскрикивая, когда удавалось войти на всю длину. Я как в бреду нащупал его восхитительную дырочку, и аккуратно стал её массировать. Он стал рвано двигаться и из его дырочки стала вытекать смазка. Я аккуратно проникал в неё на одну фалангу, потом на две, потом двумя пальцами нащупал то местечко, при поглаживании которого он резко выпустил мой член и выгнулся на мне хрипя и кончая. Потом скатился с меня и лёг потрясённый, с затуманенными глазами. Я развернул его в коленно-локтевую, и аккуратно стал входить в него. Его дырочка была уже слегка припухшая, в смазке, и достаточно легко меня пропустила. Я стал двигаться мелкими толчками в нём, всё расширяя амплитуду движений, и когда уже не мог сдерживаться, насаживал его на всю длину рваным ритмом, от чего он стонал не прекращая, закинув назад голову, и помогая себе рукой.
Ощущения нарастали как лавина, и когда жар вырвался из меня оргазмом, голова моя кружилась, а ноги не держали. Я упал рядом с Адри, и он, достигнув пика через пару движений рукой, выплеснул семя на кровать, и тоже лёг.
– Пожалуй, надо помы… – было последнее что я смог сказать, и уснул.
Новой расы молодой
Вид родился под водой ©
КиШ «Дагон»
Проснулись мы от того, что кто-то скрёбся в дверь. Некоторое время, пока Адри забирал поднос с едой у слуги, я лежал и укладывал в голове все произошедшее со мной. Потом он выгнал меня с кровати, щекоча, и мы ввалились смеясь в душ. Смыли с себя следы ночных приключений, и довольные, целуясь и тиская друг друга, вышли к столу. На завтрак нас ждал воздушный омлет с креветками, салат из чуки, и кофе. Поев, мы продолжили стараться над продолжением нашего рода, справедливо полагая, что потом у нас не будет столько времени на приятное.
***
Дагон сидел и нервничал. Шестой никак не мог войти в состояние гона, а без него, он не подпускал Дагона к себе добровольно. Его уже два дня подготавливали, и слуга говорил, что Шестой на грани, но никак не сорвётся в бессвязное состояние разума, а без него, Дагону не светит к нему даже подойти. Шестой был крупным, мускулистым парнем, с пшеничной копной мелко вьющихся, длинных волос, и огромными, небесно-голубыми глазами. Дагону нравилось, что в гоне, этот парень настолько терял себя в ощущениях, что готов был подставляться даже под того, кого ненавидит, лишь бы получить своё.
В комнату торопливо вошёл слуга.
– Владыка, началось! – сообщил он с поклоном.
Дагон вскочил и торопливо последовал за слугой. Он вошёл в комнату с огромной кроватью, и стоявшим рядом с ней креслом, напоминающим пресловутое «гинекологическое» у людей. Только с крепежами для рук и ног.
В этом кресле сидел Шестой. Ёрзал, пытаясь выбраться, и шипел на всех кто приближался к нему. В анусе у него была вставлена внушительная пробка с хвостом, а член стоял колом.
– Ублюдок. Ты не станешь этого делать опять! Я не хочу!
– Врёшь. Ты хочешь, очень! – ответил довольный Дагон.
Он подошёл к креслу и стал поглаживать член Шестого, наблюдая как тот судорожно дёргается, шипя, но постепенно движения перерастают из попыток вырваться, в попытку прислониться пахом сильней к руке Дагона. И только тихие всхлипы и шипение выдают состояние Шестого.
Дагон скинул свой халат и взялся за хвост пробки. Лаская член Шестого, он стал двигать пробку в нём, прижимая её с каждым движением к тому месту, где должна быть расположена простата Шестого. И шестой, при каждом соприкосновении простаты и пробки стал прогибаться и всё сильнее стонать. С головки его члена уже стекала дорожка смазки, а из ануса смазка стекала на кресло и капала вниз, на пол. Шестой уже бессвязно что-то бормотал и стонал, мечась и подаваясь бёдрами навстречу рукам Дагона.
Дагон вынул пробку, и одним движением вошёл в анус Шестого, крепко ухватив его за член. Тот вскрикнул и забился в оргазме. Дагон, не обращая внимание на Шестого продолжил вбиваться в него, ритмично двигая и рукой на члене своего наложника, и когда сам достиг оргазма, чуть сильней сжал руку. Шестой уже вскрикивал и сильно прогибался в кресле сжимая ягодицы, что добавляло ощущений Дагону, и тот был доволен.
Как только Дагон отошёл отдохнуть от Шестого, его заменили слуги, вводя в наложника внушительного вида имитатор, и двигая им. Тот кричал, метался, и умолял отпустить его руки, но пока Дагон не разрешил этого сделать, ни кто не отпустил его. Как только руки Шестого освободились, он стал ласкать свой член и подаваться навстречу игрушке, пока не кончил и отключился. Его унесли, обмыли, и уложили на кровать лицом вниз. Смазали анус маслом, и вернувшийся Дагон вошёл в бессознательного Шестого, продолжив то, за чем пришёл.
Так начался марафон гона Шестого, продлившийся четверо суток, и прерывавшийся на сон Дагона, омовения и принятие пищи. Шестого кормили через зонд, обмывали и чистили, во время передышек Владыки, пока наложник был в бессознательном виде.
К концу гона Шестой был не в состоянии даже двинуть рукой, а довольный Дагон объявил ему, едва тот пришёл в себя, что тот понёс от него, и через положеный срок его переведут в отдельный «садок» для выведения икринок.
Истерику Шестого он слушать не стал, уйдя в свои покои. Его больше сейчас интересовало, смог ли чего-то достичь Адрианон, или в гареме Дагона всё же появится новый, красивый, и выносливый наложник.
***
Адрианон и Данила эти дни тоже провели с пользой и утром того дня, когда Дагон решил узнать о них, уже радовались тому, что скоро будут родителями. Адри летал по покоям счастливо напевая, а Данила лежал на диване заложив руки под голову, и с улыбкой наблюдал за своим мальчиком.
– Вижу вы всё же смогли узаконить свои отношения, – сказал Владыка стоя у входа.
Адрианон напрягся и сказал:
– Владыка. Я прошу дать разрешение на полноценный союз с Данилой, как с равным.
– Он не рождённый, а обращённый. Это невозможно, – ответил Дагон.
– Но он верхний, и он отец моих икринок. И это уравнивает его в правах с рождёнными.
– Вы успели сделать икринки? Шустрые! – Дагон даже восхитился изворотливости Адри.
– Да. И, надеюсь, ты не пойдёшь против собственных правил.
– Хорошо. Я согласен. Но будет и условие.
– Какое?
– Данила станет равным, но докажет это право, если вы сохраните все икринки отложенные тобой.
– Отец, ты же знаешь, что все их сохранить не удавалось уже лет тридцать никому.
– Знаю. Это моё условие.
Данила встал, и обнял Адри.
– Мы согласны – ответил он.
***
Жизнь будет гораздо проще и приятнее для каждого человека, если мы будем добрее друг к другу. Тогда мир станет лучше. ©
Том Хиддлстон
Когда пришло время откладывать икринки, Данила проводил Адри в отдельный садок. Адри уже лихорадило и он всё время хотел есть. Начались приступы агрессии. Даня трогательно заботился о своём ласковом мальчике, старался его не оставлять, а Адри с каждым часом всё больше впадал в лихорадочное состояние и временами не узнавал Данилу.
И вот, ночь. Данила утомлённый за день, прикорнул на диванчике у садка. Адри проснулся от приступа тревоги и почувствовал, что его сильно мутит. Он начал метаться по садку, чувствуя что его распирает, и из него что-то вот вот выйдет. Данила проснулся, и понял что началось. Он подбежал к Адри и постарался его успокоить, но тот его не узнавал, и даже пытался укусить. Тогда Данила ловко схватил Адри за руки, и сняв с того кожаные наручи, связал их и стянул на запястьях Адри.