С самого раннего детства Казмер Сзабо хотел найти клад. Его воображение будоражили мысли о сокровищах, описанных Р. Л. Стивенсоном, одну из книг которого – ту самую, что посвящена пиратам – он прочёл от корки до корки, несмотря на крайнюю нелюбовь к знаниям и учёбе. С тех пор прошли десятилетия, однако алчный огонь в душе Казмера так и не погас. Эта не вполне осознанная тяга, хранимое в тайне от окружающих и даже от самого себя желание стать корсаром и разбогатеть, конечно, в большой степени объяснялось тем, что он так до конца и не повзрослел – его воспитание, начиная с тринадцати лет, было предоставлено улице. Даже женившись на такой же, как он, простой девушке и обзаведясь двумя очаровательными детьми, он порой позволял себе помечтать о драгоценных камнях и о горах золота, укрытых в незапамятные времена в глубоких тайниках.
Такая душевная незрелость, а также неспособность Казмера обеспечить семье достойный уровень жизни, конечно, только усиливались духом времени, ведь в девяностые, пропитанные духом махинаций и криминала, люди нередко преступали закон, чтобы разбогатеть. Впрочем, эти потаённые мечты, уже вполне оформившиеся в различные приёмы получения легальной и полулегальной прибыли, с переменным успехом приносившие ему средства к существованию, так и остались бы мечтами, если бы однажды не произошло событие, коренным образом повлиявшее на отношение господина Сзабо, мелкого предпринимателя, к жизни.
Дело было как раз после Пасхи, когда они всей семьёй выбрались на ярмарку. Казмер уже потратил определённую сумму на пиво; столько же поглотили аттракционы и детские леденцы. Он начал присматривать какой-нибудь маленький, но симпатичный подарок и для супруги – и вдруг ощутил, как она сильно сжала его локоть.
Обернувшись в направлении, указанном Гизеллой, он едва не выругался. Там виднелся красно-золотой шатёр, в котором, судя по вывеске, находилась великая прорицательница мадам Ильдико. Господин Сзабо явственно ощутил исходящую оттуда угрозу своему кошельку. Прежде чем он успел сформулировать достаточно веские аргументы contra, из его груди вырвался вздох разочарования. Это сделало все дальнейшие споры бессмысленными, так как Гизелла, почувствовав, что её муж просто упрямится и ищет повод увильнуть от встречи со сверхъестественным, силком потащила его в логово мадам.
Подобно всем обывателям, супруги Сзабо отличались любовью к разного рода суевериям, однако Казмер, будучи мужчиной, наличие у себя подобной черты характера всячески отрицал. Тем не менее, поспорив исключительно для виду, он с затаённым удовлетворением ступил внутрь, в наполненную загадочными тенями обитель потустороннего.
Казмер надменно улыбнулся и, потерев свой второй подбородок, гладко выбритый по случаю воскресенья, смело взглянул в глаза старой, как он полагал, мошеннице.
Мадам Ильдико смогла его удивить. По виду она едва разменяла четвёртый десяток, и лишь лёгкая паутинка морщинок у глаз свидетельствовала о том, что подлинный её возраст значительно больше.
Прорицательница носила яркое, цветастое платье, оставлявшее обнажёнными руки. Тёмные, явно крашеные, волосы сплетались в причудливый узел, удерживаемый старинной бронзовой заколкой. Кожа мадам Ильдико, такая же бледная, как и у четы Сзабо, выдавала в ней горожанку. Прямой нос, высокий лоб и – подумать только! – голубые глаза на вполне заурядном лице указывали на то, что их обладательница является, скорее, словачкой, нежели цыганкой.
Казмер, недолюбливавший и втайне побаивавшийся цыган, насмешливо фыркнул – предки «мадам» не имели ничего общего с окутанным мрачными легендами племенем, пришедшим в незапамятные времена в Европу с Востока – то ли из Египта, то ли из далёкой Индии. Впрочем, Индия всегда славилась своими сокровищами, особенно драгоценными камнями. Приободрившись, он решил воспользоваться приятной прохладой шатра, по крайней мере, на то недолгое время, необходимое, чтобы развенчать миф о всеведении великой прорицательницы.
– Гизелла, я не знаю, зачем мы сюда пришли. Ведь мадам Ильдико – я, конечно, не хочу никого обидеть – даже не цыганка. Вероятно, я уже слишком взрослый для подобных розыгрышей…
Говоря так, Казмер пренебрежительно скривился, как делал всегда, когда торговался на базаре. Возможно, он даже разрешит этой Ильдико погадать ему или его жене – впрочем, за чисто символическую сумму. Посмеявшись вдоволь, он уйдёт победителем, настоящим героем, особенно в глазах своего старшего, Виктора, который рос весь в него.
Ответом ему стало молчание. Казмер обернулся – и обнаружил, что жена вместе с детьми уже покинула шатёр.
– Казмер, а кто вам сказал, что я цыганка? – Голос мадам Ильдико – холодный и удивительно чувственный одновременно – источал высокомерие, принудившее посетителя почувствовать себя неотёсанной деревенщиной.
– Я… Что… Откуда вы знаете моё имя? – возмутился он. Уже произнося эти слова, Казмер начал мысленно ругать Гизеллу. Конечно, та уже побывала здесь накануне и обо всё договорилась. Свойственная ему недюжинная проницательность – результат долгих лет работы на рынке – недвусмысленно подсказывала – он и впрямь стал жертвой злой шутки, за которую жена жестоко поплатится, как только они придут домой.
– Ваше имя поведала мне ваша жена, – мягко улыбнулась мадам Ильдико. – Нет, отнюдь не высшие сферы, как вы бы ожидали от меня услышать. Присаживайтесь, пожалуйста.
Тело подчинилось машинально. Казмер грузно сел на стоявший тут же стул с прямой спинкой. Мадам Ильдико, с чьих уст не сходила загадочная улыбка, заняла позицию с противоположной стороны небольшого, покрытого тканью с вышитыми изображениями необычных существ и магических символов, столика.
Пластиковый, как подозревал Казмер, столик показался знакомым, такие можно увидеть в любом кафе-шантане. Он и сам однажды перепродал небольшую партию этого товара. Любопытство и наглость торговца возобладали над сдержанностью, и Казмер приподнял ткань, чтобы осмотреть стол. Действительно, белый пластик.
– Вы что-то ищете? – спросила Ильдико с едва скрываемым раздражением. – Это обычный столик, оставьте его в покое.
– Конечно, мадам. Можно, я закурю?
– Когда выйдете наружу. Казмер, – голос прорицательницы вновь стал проникновенным, – ваша жена приходила ко мне вчера и просила составить гороскопы для неё и членов её семьи.
Казмер сглотнул. Можно только предполагать, во что обошёлся этот визит Гизеллы семейному бюджету. По своему опыту он знал, что обращаться в полицию в таких случаях бесполезно – у Ильдико и ей подобных там всё схвачено.
– Вы можете не верить в судьбу, но она предначертана свыше, и никому из нас её не изменить. Когда вы родились…
– Докажите! – негромко сказал Казмер. Он видел её насквозь, эту Ильдико. Аферистка и её сообщники, они как-то «подцепили» его несчастную легковерную жену – и сейчас взялись за него, стремясь обобрать до нитки.
– Мы не в суде, господин Сзабо, и я не обязана вам ничего доказывать. Могу лишь сказать, что в девятилетнем возрасте, когда вы даже не подозревали о существовании Гизеллы, равно как и она – о вашем, вы тайком выкурили свою первую сигарету. Вы купили её у одного из одноклассников и уединились в одной из подворотен у школы. Потом вам сделалось дурно. Всю дорогу до дома вас тошнило, и во время ужина…
– Как вам это удаётся? – потрясённый Казмер почувствовал, что краснеет. И вновь неземная улыбка тронула уста мадам Ильдико.
– Я трачу на вас время, за которое вы не заплатили, господин Сзабо. И раскрывать вам секреты мастерства, которые далеко превосходят ваши способности к пониманию, не собираюсь.
Слова эти, словно оплеуха, взбесили Казмера. Он уже собирался встать, когда взгляд его упёрся в глаза мадам. В этот момент он почувствовал, что силы оставляют его – и медленно опустился на стул. Парализованный страхом, он сидел, как кролик перед удавом, слушая биение собственного сердца и жадно внимая каждому слову, изрекаемому ведьмой.
– Да, ты правильно меня назвал в своих мыслях, Казмер. Я – ведьма, та, что ведает. А теперь слушай главное: тебе предстоит обрести сокровище, равного которому ты не можешь себе и представить.
Острые когти страха, впившегося, казалось, в самую душу Казмера, на миг ослабили свою мёртвую хватку. Он почувствовал облегчение, даже робкую надежду разбогатеть… или обрести силу.
– Могущество, которое дарует это… сокровище, столь чудовищно, что способно уничтожить слабую душу. В незапамятные времена предмет этот, называть который в месте, где нас могут услышать посторонние, я опасаюсь, сокрыли от глаз людских, дабы с его помощью более не творились дела, величие которых соперничает с их невыразимой, гнусной жестокостью.
– … И я буду обладать… он станет моим? – Казмер, чей голос всё-таки дрогнул, едва скрывал торжествующую ухмылку.
Мадам Ильдико звонко рассмеялась.
– Я слышу голос человека, желающего обладать петлёй, накинутой на его шею! Ладно, Казмер, Гизелла заплатила мне и попросила предупредить об опасности, которая угрожает твоей жизни.
– И какова эта опасность? – Казмер, уже ощущавший себя магом, почти равным Ильдико, вновь полностью владел собой.
– Тебе этот предмет не принесёт ни желаемого величия, ни силы, ни богатства. Если ты попытаешься оставить его себе, тебя постигнет участь по-настоящему жуткая и омерзительная. – Ильдико сделала паузу и пристально посмотрела в глаза собеседнику. Казмер почувствовал, будто с него сдирают кожу живьём – столь могучей была воля прорицательницы. Казалось, Ильдико читает его, как раскрытую книгу, переворачивая страничку за страничкой своими тонкими, холодными пальцами.
Когда мадам заговорила снова, в её голосе слышалась горькая насмешка.
– Понимаю… Ты всё-таки не веришь мне до конца. Знаешь, я даже почти хочу, чтобы ты мне не поверил, но я дала клятву, а это многое значит в нашем деле… И знай: единственный способ для тебя сохранить рассудок и жизнь – это самому отдать сокровище, когда за ним придут.
– Но что это за сокровище? – спросил Казмер; он чувствовал себя обманутым.
– Ты поймёшь сразу же, как только увидишь.
Он встал, повинуясь жесту мадам Ильдико, и направился к выходу. Уже находясь на пороге, он не выдержал и обернулся.
– Но как я узнаю, что сокровище хотят отнять?..
На сей раз смех, в котором ощущался пронизывающий до костей холод полярных широт, поверг Казмера в полное замешательство.
– О, ты всё поймёшь задолго до того, как тебе позволят с ним расстаться!