Самые знаменитые сказания и легенды - читать онлайн

Глава первая Злые вести из-за моря

В обширном пиршественном зале короля геатов[1] Хигеляка чадили смоляные факелы и жарко пылали толстые поленья в очаге. В зале было душно. На дворе растеплело, снег сделался рыхлым, а из-под него уже пробивались тоненькие, тихо звенящие ручейки. Однако дрова подбрасывать в очаг не переставали, и лбы сидящих за трапезой воинов покрывались испариной. Хмельной медовый напиток беспрестанно подливался в оправленные серебром рога. В дальнем углу четыре огромных пса не сводили глаз с пирующих и напряженно ждали, когда кто-нибудь бросит им недоглоданный мосол. Трапеза подходила к концу. Король откинулся на резную спинку своего высокого кресла.

– Уж не заснул ли наш королевский бард Ангельм? – вопросил он зычным голосом. – Так разбудите его, а он пусть разбудит звуки своей лютни[2] да потешит нас песнопениями!

В это самое мгновение высокий и тонкий Ангельм как раз и вошел в зал, держа в руках неразлучную лютню, поклонился королю, но не униженно, а с достоинством. Вторым поклоном бард приветствовал всех остальных сидевших за столом. Его ясный взор взметнулся к небу, голос зазвучал звонко и чисто: Ангельм запел один из гимнов, принятых в первые века христианства:

Этот взлетающий к небесам голос, эти новые, еще малознакомые, но такие привлекательно-таинственные слова как бы очищали души слушателей, освобождали их от груза грубого, примитивного и жестокого язычества.

Но прежние представления оставляли умы и души медленно, сопротивлялись, как вросшие в землю корни столетних дубов…

Вдруг неожиданно песня прервалась, послышался какой-то шум у дверей, слуги ввели гостей. Они явно были чужеземцами, приплывшими в страну геатов сразу же после того, как море очистилось ото льда. Тот, что постарше, был скорее всего их капитаном; его сопровождали еще полдюжины моряков. Нахмурившийся было Хигеляк, готовый наказать того, кто помешал ему слушать барда, гостеприимно поднялся со своего сидения навстречу пришельцам. Он усадил их рядом с собой, движением руки приказав освободить место за столом. Рога были вновь наполнены медом, слуги внесли круглые подносы, на которых горой высились огромные куски дичины, зажаренной на углях.

А Ангельм все перебирал и перебирал тонкими пальцами струны своей лютни. И песня его все звучала и звучала под то стихающий, то вновь нарастающий шум застольной беседы.

– О! – воскликнул, прерывая певца, тот, что казался капитаном прибывших моряков. – Хигеляк, славный король геатов! Твой мудрый бард коснулся в своем песнопении именно того, с чем мы прибыли в твою страну. Выслушай наш странный и печальный рассказ.

Говоривший устремил пристальный, зоркий взгляд бывалого моряка на Хигеляка и голосом грустным и взволнованным начал свое повествование.

– Слушайте меня, великий Хигеляк и все доблестное воинство! Вы, конечно, знаете о могущественных королях датчан, что в былые времена добывали победу всего несколькими взмахами своих острых мечей! А в недавние времена Хродгар, взойдя на датский престол, покрыл славой свое королевство. И молодые парни все захотели служить в его войске, и так велика сделалась королевская рать, что решил он построить невиданный доселе пиршественный зал, чтобы мог этот зал вместить все доблестное воинство. Чтобы они, все вместе, могли праздновать свои победы, наполнив оправленные в серебро и золото рога, вспоминать свои ратные подвиги и привечать гостей, сколько бы их ни приплыло к датским берегам. И так огромен и великолепен этот зал, что нет ему в мире равных. Он даже, осмелюсь сказать, богаче и роскошнее, чем тот, где принимает нас сегодня радушный хозяин, господин наш, король Хигеляк. Король Хродгар над парадным входом прибил позолоченные рога могучего оленя и свой пиршественный зал назвал «Хеорот», что на нашем языке означает «Олень».

Сопровождавшие капитана мореплаватели согласно покивали головами, а тот продолжал свой рассказ, и невыразимая печаль звучала в его голосе:

– Но увы! Лучше бы крышей ему послужила раскидистая сосна, а столом пень от старого дуба, лучше бы стены, защищающие его от морских ветров, были сплетены из простых ивовых прутьев…

В это время предупредительный слуга подошел и вновь наполнил рог говорившего медовым вином. Капитан отхлебнул из рога, но, не допив, глубоко задумался, продолжая держать его в руках.

– Почему же это? – спросил Хигеляк. – Разве обрушилась крыша этого прекрасного сооружения или случился пожар?

– Ничего этого не случилось, король Хигеляк, – покачав головой, ответил капитан.

– Ну и слава Всевышнему! – отозвался король.

– Ты слышал, о чем пел твой бард? – отозвался капитан. – Зло прячется по темным углам и оврагам, в лесной глухомани и на дне зыбких болот.

– Ну и… – поторопил его Хигеляк, перестав улыбаться и устремив пристальный взор на капитана.

– И вот что скажу я тебе, славный король геатов. Даже королю в его веселье надо об этом помнить и остеречься того, кто может в ночной черноте услышать радостный смех и победные гимны пирующих.

– Кто может услышать? – переспросил Хигеляк, и все сидящие за столом примолкли, словно прислушиваясь.

Однако снаружи не доносилось никаких звуков, кроме рокота разбуженных теплым весенним ветром волн.

– Ты хочешь знать, кто услышал? – вскочив с места, чуть ли не прокричал капитан. – Грендель! Грендель – ночное чудище, человек-волк, Грендель – приносящий смерть. Таится он в самых глубинах прибрежных болот. Там он дремлет в зловонной гнилой темноте и смотрит свои темные, злые сны. Но звуки лютни, радостный смех и заздравные песни потревожили его сон. Нет для него ничего досаднее человеческой радости. Потому что убийца радости он по сути своей. Побрел он туда, откуда доносились ненавистные ему звуки. Шел по болотам, по бесплодной земле, поросшей бесполезным, сорным кустарником, и оказался у дверей прекрасного Хеорота. Двери стояли настежь, король Хродгар не привык осторожничать, да и зачем бы?

Примолкшие слушатели невольно стали кидать настороженные взгляды по темным углам, как бы вдруг испугавшись, не затаился ли там тролль[4], или гоблин, или еще какой-нибудь дух зла…

– И Грендель двинулся прямо в зал, – устало продолжал рассказчик. – Он был полон ненависти к людям, к их радости и веселью. К тому времени пир уже затих, и люди Хродгара безмятежно спали, устроившись на мягких звериных шкурах. Грендель жаждал человеческой крови. Он напал на людей с такой быстротой, что никто не успел даже вскрикнуть.

Но когда оставшиеся в живых проснулись на рассвете, Хродгар недосчитался тридцати своих танов[5], и только кровь на стенах да безобразные гренделевы следы в кровавых лужах поведали им страшную ночную повесть…

Слушатели сидели потрясенные, безгласные, безмолвные от ужаса.

– Злые вести приплыли к нашим брегам, – нарушил молчание Хигеляк. – О страшных делах поведал ты нам, капитан!

– И конца этим страшным делам не видно, – отозвался тот, залпом допив остаток хмельного меда и отложив в сторону рог. – Этот дух зла и смерти не знает утоления своей жажде злодеяний. Ни уговорить, ни умолить его нельзя, нет возможности купить его золотом или богатыми угодьями. Злобный и кровожадный, бродит он, не зная ни сна, ни покоя. Жажда крови и мести людям за то, что они познали истинного Бога, владеет им безраздельно. Он убивает, кого только может, поэтому Хеорот опустел, и лишь таясь и прячась от Гренделя, злополучные даны могут спасти свою жизнь.

– О, отважный Хродгар тоже должен прятаться? Никогда не поверю я в это! – воскликнул Хигеляк.

– О нет, – отвечал ему капитан. – Его защищает сам Господь, которого Гренделю не дано познать. Но Хродгар стареет, и сердце его не может превозмочь печали.

Из груди воинов, сидевших на длинных скамьях и, затаив дыхание, слушавших страшную повесть, вырвался печальный и сочувственный вздох. Охватившее их невольное оцепенение отпустило, они разом зашевелились, заговорили, зашумели.

Один из танов короля Хигеляка, высокий, мускулистый, светловолосый, не спускал твердого взгляда своих серых внимательных глаз с капитана датчан и слушал его внимательнее других. Точно рассказ моряка взволновал его душу сильнее, чем прочих. Это был сын сестры короля геатов, первый и лучший из его воинов, Беовульф.

Он стремительно поднялся со своего места и решительными шагами направился к высокому резному трону, на котором восседал Хигеляк.

– Господин мой, – сказал он, прямо глядя в глаза королю Хигеляку, – я прошу твоего разрешения отправиться в плавание.

Он кинул быстрый взгляд на некоторых своих друзей: Вэгмунда, юного Хондсио, на Скаэфа; ему показалось, что при пляшущем свете факелов он читает одобрение в их глазах.

Хигеляк пристально посмотрел на блестящего воина и любимого племянника и, помедлив всего лишь одно мгновение, ответил:

– Я, может, и отпущу тебя, только прежде поведай, что ты задумал.

– Задолго до того, как я родился на свет, – отвечал ему Беовульф, – отец мой, Эдгето, убил одного человека из племени Вюльфингов. Опасаясь кровной мести этого могучего племени, он отправился вместе со своей молодой женой и немногочисленной дружиной бороздить моря и даже вынужден был заняться морским разбоем. Однажды шторм прибил его корабль к датским берегам, и при дворе Хродгара этот невольный пират нашел приют, а в лице самого короля обрел такого друга, какого редко можно встретить в беде. Хродгар не просто приютил моих родителей и меня, когда я появился на свет. Он заплатил Вюльфингам вергельд – выкуп и помирил отца с этим воинственным племенем, а когда мне исполнилось шесть лет, помог нам вернуться к родным берегам. А теперь, как я вижу, Хродгар сам нуждается в надежном друге, и пришло мне время заплатить долги.

Хигеляк глубоко задумался. Тревога пробежала по его лицу.

– Беовульф, – наконец произнес он, – сын сестры моей, ты мне ближе и роднее всех, сидящих за этим столом. Сердце мое обливается кровью от одной мысли, что ты отправишься в это далекое и опасное плаванье. Кто знает, не грозит ли оно тебе гибелью. Но благородному тану надлежит платить долги. Что ж, собирайся в путь. Но помни, отсюда, с высокого утеса, пара нетерпеливых глаз будет вглядываться в горизонт, ожидая, когда там мелькнет парус твоего корабля, возвращающегося на родину.

Глава вторая С попутным ветром – к датским берегам

Беовульф позвал с собой самых сильных и храбрых воинов. Всего числом четырнадцать, и пятнадцатый – сам.

Предзнаменования были добрыми.

И, не откладывая отплытие ни на день, он повел их по скалистой тропе к заливу, где на волнах покачивался стройный и изящный, с пестро раскрашенным драконом на носу, быстроходный военный корабль. Попутный ветер поспешил надуть их паруса. Боевые щиты, украшенные золотой чеканкой, поблескивали на улыбчивом весеннем солнце. Корабль скользил по волнам легко, точно веселый тюлень…

И очень скоро неусыпный страж, глядевший на море с высокого датского берега, приметил быстро приближающийся корабль. Он насторожился, приподнялся в стременах, прикрыл глаза ладонью. Сомнений быть не могло, это был военный корабль. Враги? Но почему тогда они не подбираются крадучись, как это обычно бывает? Их корабль с раскрашенным драконом на носу подплывает без страха, открыто. Вот уже и парус опал, обвис, потому что корабль движется между уступами фьорда[6] в полном безветрии. Вот они уже выходят на берег, и блестят их кольчуги, и сверкают на солнце мечи. Ого! Вот они затаскивают по прибрежному песку свое судно носом на сушу, укрепляют его канатами, чтобы прилив не смог сдвинуть его с места.

Береговой дозорный Хродгара взял тяжелое копье наперевес, дал коню шпоры и, рискуя свернуть себе шею, ринулся вниз, к берегу. Камни посыпались из-под копыт его рослого, сильного коня.

Дозорный насчитал пятнадцать человек, возившихся возле корабля. Он приблизился к ним настолько, что слышал, как позванивают их серебряные кольчуги, до него донеслись слова одного из них:

– Воздадим хвалу Господу за благополучное плаванье!

Кстати, говоривший был на голову выше всех остальных, широкогруд, крепок. Его светлые волосы разлетелись по ветру, когда он снял свой на мгновение вспыхнувший солнцем шлем.

Дозорный осадил коня прямо перед ним и, грозно потрясая копьем, потребовал ответа, твердо, но вполне уважительно:

– Кто вы? Чьи вы воины, кому служите? Зачем ваш корабль принес вас по морской дороге сюда, к брегам моей родной страны? Знайте, что я охраняю этот берег столько лет, сколько вы еще пока не прожили на свете. Поэтому ни один враг, ни один разбойник, являвшийся, чтобы отнять наши жизни и завладеть нашим золотом, не топтал еще этой земли. Вы явились сюда, не таясь и не скрываясь, однако ни один из вас не произнес пароль, не показал мне никакого знака от моего повелителя, короля Хродгара, или какого другого разрешения от датских военачальников, дозволяющих причаливать к нашим берегам. Правду сказать, я никогда еще не встречал мужа такой силы и такой красоты, как ваш предводитель! Его облик дышит благородством, если только вид его не обманчив.

Затем он обратился к самому Беовульфу:

– Скажи мне твое имя и имя твоего отца, и откуда вы все прибыли и зачем. И поскорее. Так будет лучше для всех нас.

– Не беспокойся, славный воин, – отвечал ему Беовульф. – Хоть мы и прибыли на боевом корабле, хоть ты и видишь на нас кольчуги и в руках мечи, мы не собираемся сражаться с твоим народом. Нас ждет совсем другая битва. При дворе короля Хигеляка (может быть, ты слышал об этом славном короле геатов) узнали мы о тяжком горе, постигшем Хродгара и его дружину. Знаменитый и мудрый Хродгар в беде, и вот мы здесь, чтобы помочь ему побороть зло. Непобедимого зла не бывает, потому что велик Господь, на которого мы уповаем.

– Это так, – согласно кивнул дозорный.

– Ты спрашиваешь, кто я? – продолжал предводитель прибывших геатов. – Зовусь я Беовульфом. Я сын сестры короля Хигеляка. Со мной мои верные воины, мои братья по оружию, в чьем мужестве и благородстве прошу тебя не сомневаться.

Дозорный, продолжая сидеть в седле, минуту или две, сощурившись, пристально разглядывал геатов. Он уже долго жил на свете и, пожалуй что, неплохо разбирался в людях… Затем он кивнул, как бы соглашаясь со своими собственными мыслями.

– Да. Так! – произнес он наконец. – Я старый воин и, сдается мне, могу различить, где просто пустая болтовня, а где дело. Я готов поверить вашим словам, и в ваших истинных чувствах к Хродгару я не сомневаюсь. Сколько уж пролетело лет, а следом и зим, а Хродгар и его воины все не могут дождаться подмоги ниоткуда. Следуйте за мной, я укажу вам путь, что приведет вас к Хеороту.

– Повремени, – остановил его Беовульф. – Сначала надо здесь все уладить. Разве ты, старый воин, не помнишь, что в конце пути следует прежде всего позаботиться о лошади или о судне, на котором прибыл?

– Не тревожься, – откликнулся дозорный. – Мои люди позаботятся о твоем корабле. Они уберегут его от высокого прилива. И приберут на палубе и охранят надежно. Скорее в путь. И коли вы действительно отважны и храбры, как кажется, то не заставите моего короля ждать вас хоть минутой дольше.

И, тронув поводья, он направил коня по узкой тропе, что вилась между густо растущими кустами орешника и дрока.

Люди двигались друг за другом в затылок, тропа была слишком узкой, чтобы идти рядом. Лошадь дозорного шла шагом. Воины следовали за ней, и кованые кольчуги на них тихонько позванивали. Тропа пошла вверх, к гряде скалистого фьорда. Сверху отчетливо был виден боевой корабль геатов, покачивающийся на волнах прилива. Какие-то люди уже копошились возле него. Отсюда, с высоты, они казались крошечными черными муравьями, а сам корабль казался греющимся на солнышке тюлененком. Серо-голубые волны перекатывались до самого горизонта, а там за горизонтом была родная страна, дом, славный их король Хигеляк, который верил в них и ждал их назад с победой и, возможно, с богатыми дарами.

Тропа неожиданно свернула вправо и тут же оборвалась, потому что дальше уже вела вымощенная камнем широкая дорога. Прищурившись, Беовульф увидел, что она ведет к возвышающемуся над прочими, более низкими строениями великолепному сооружению. В ярких лучах солнца оно казалось сказочным дворцом. А дорога производила впечатление нацеленной на него стрелы.

– Вон там находится Хеорот, – махнул в сторону дворца береговой дозорный. – Дорога приведет вас прямо к парадному крыльцу. Я должен вернуться на берег, мой долг призывает меня нести дозорную службу. Но вы уже не собьетесь с пути. – И заметив, как какой-то невысказанный вопрос мелькнул в глазах Беовульфа, поспешил заверить его: – Не тревожьтесь о своем корабле, за ним присмотрят не хуже, чем вы это сделали бы сами.

И не говоря больше ни слова, он развернул свою лошадь и быстро пропал из виду в зарослях орешника и дрока. Беовульф и его спутники двинулись вперед.

Дорога пошла чуть под уклон, удаляясь от каменной гряды фьорда. Затем она потянулась через зеленые пастбища, на которых паслись стада коров и табуны лошадей, а после повела их ячменными полями, на которых изумрудом отливали дружные, уже сильно подросшие всходы. А за полями виднелись людские поселения. Возле домов играли ребятишки. Тут же вертелись собаки, и в лужах валялись домашние свиньи. Женщины, занятые всякими хозяйственными делами – кто в ступах растирал зерно, кто накручивал пряжу на веретено, – поднимали глаза, с недоумением провожая взглядом чужестранцев.

Сейчас, при ярком свете дня, ничто не наводило на мысль об ужасах, рассказанных мореплавателями при дворе Хигеляка. Все казалось таким мирным, таким спокойным.

И вот они уже почти поравнялись с Хеоротом. Пиршественный зал короля Хродгара точно взметнулся к небу. Все пятнадцать без смущения поднялись на парадное крыльцо, над которым были прибиты вызолоченные рога огромного оленя. В дверях их встретил один из танов короля Хродгара. Он задал им те же самые вопросы, что и дозорный на берегу:

– Кто вы, чужеземные воины? Зачем вы прибыли в военном облачении, как добрались сюда и что вы ищете здесь, на пороге знаменитого пиршественного зала короля Хродгара?

Воины Беовульфа расположили свои закаленные в боях щиты рядами вдоль наружной стены. Лесом выросли прислоненные к стене ясеневые с железными наконечниками копья. Пришедшие присели на гостевую скамью, стоящую на широком крыльце. Между тем приближенный короля продолжал вопрошать:

– Откуда у вас эти украшенные золотом щиты? Эти серебряные кольчуги, и шлемы, и великолепные копья, которыми вы уставили всю стену?

Беовульф отвечал ему:

– Что до того, кто мы есть, то я племянник короля Хигеляка, сын его родной сестры. Со мной мои верные воины, мои братья по оружию. А для чего мы здесь – мы об этом поведаем самому королю, потому что именно его касается то дело, с которым мы прибыли в ваши края. Приветствуй славного короля данов от нашего имени и спроси, выразит ли он желание говорить с нами.

– Что ж, – отвечал им тот, которого звали Вульфгаром.

Он, кстати сказать, был высокого рода и известен как храбростью своей, так и мудростью необычайной.

– В вас вижу я благородную повадку, – продолжал он. – Я доложу нашему доброму королю и вернусь к вам с его ответом.

С этими словами Вульфгар поспешил к Хродгару, восседавшему во главе стола в окружении приближенных. Подождав, пока король обратит на него внимание, он произнес:

– Там, на крыльце – геаты, прибывшие из-за моря, преодолевшие пространство волн и бурь. Ведомы они неким воином по имени Беовульф. Они ждут твоего разрешения предстать перед тобой и поведать тебе о цели своего появления, о славный король наш! Коли мне будет позволено подать совет, я думаю, прими их и позволь им говорить. Они выглядят храбрыми воинами, и оружие их таково, что им владеют люди кровей благородных. Это не какие-нибудь бродяги. А Беовульф, их предводитель, видно, что могучий воин, сильный и мудрый.

Король кивнул. И тут же Вульфгар ввел в зал геатов, знаком приказав до поры оставить оружие на крыльце.

Поистине великолепным и неподражаемым показался пришедшим Хеорот, пиршественный зал короля данов Хродгара. Пол был выложен широкими отполированными разноцветными каменными плитами. Стены были увешаны оружием и искусно вырезанными из моржовой кости белоснежными украшениями. В зале пылали целых три очага, и дым от них устремлялся к потолку, находя свой путь в небеса. За длинными столами сидели воины Хродгара. На столах высились груды золотистых овсяных лепешек и ароматного дымящегося мяса. В руках у каждого – по рогу в серебряной оправе, наполненному хмельным медом. Сам король, широкоплечий и седовласый, восседал на возвышении в самом дальнем конце стола, так что геатам пришлось пройти через весь зал. Шум голосов утих. Все замерли, глядя на пришедших. Король, облокотившись на резные подлокотники, не сводил глаз с самого высокого из геатов, с гордо поднятой головой остановившегося перед его троном.

Глава третья Тень смерти по ночам

Беовульф тут же угадал в старом короле давно забытые черты, которые отражали одновременно и твердость характера, и спрятавшуюся за этой твердостью сердечную доброту. Однако знакомые черты к тому часу поблекли и увяли. Щеки избороздили глубокие морщины, на лице лежала печать печали. Борода, спадавшая на шитый золотом нагрудник, была совсем седой.

– Так вот каким ты стал! – воскликнул король. – Я помню тебя ребенком, не выше холки Гарма, любимой моей собаки. Я помню Эдгето, отца твоего, женатого на единственной дочери славного короля Хретеля, который был отцом и Хигеляку, геатов мужественному королю. И хоть тебя, о Беовульф, не видел я годов немало, узнал бы я тебя и среди сотни воинов! Что, однако, привело тебя сюда, какой волной прибило к брегу? Уж не убил ли ты, как твой отец в былые годы, кого-нибудь из Вюльфингов и мести их избегнуть хочешь, или надо помочь тебе с выкупом, сын мой? Как вообще ты жил все эти годы, поведай мне и воинам моим.

Беовульф поклонился Хродгару, а за ним отвесили поклон и его спутники.

– Приветствую тебя, король и отец датчан! – торжественно произнес Беовульф. – Ты спрашиваешь, как я жил? Что ж, юность я свою провел в битвах и не без славы. Но вот в наших землях эхом пронеслось поганое имя Гренделя. Заезжие мореходы поведали нам о Хеороте, самом прекрасном пиршественном зале, какие существуют и существовали на земле. Рассказали они и о том, что становится это дивное сооружение совершенно бесполезным, как только на землю опускается темнота. И не только бесполезным, но и опасным. Потому что, говорят, по ночам тут у вас бродит тень смерти.

– Или, лучше сказать, сама смерть, – тихонько проговорил кто-то из датчан, стараясь не прервать речи славного геатского воина.

– И вот люди мои, вернее, лучшие и мудрейшие из них, сказали, что долг мой призывает меня ринуться на помощь Хродгару, доброму и могучему королю данов. Почему они назвали именно меня? Ведь не все знают, что ты, король, в свое время спас моего отца от мести яростного рода Вюльфингов и дал за него выкуп.

– Тогда почему же? – спросил Хродгар-король.

– Потому что они сами, и не раз, могли убедиться в том, насколько я силен. Потому что они сами видели, как многажды я возвращался из темных глубин страшных битв, и кровь, которая капала с моих рук, была кровью моих врагов. Пятерых кровожадных чудовищ-великанов изрубил я на кусочки и думал уже, что удалось мне смести весь их подлый род с лица нашей прекрасной земли. Но еще и морские чудища вызывал я со дна и убивал их, одно за другим. Освободить род людской от всей этой нечисти было призванием моим. Видно, призвал меня к этому сам Господь. А теперь – Грендель! Я должен сойтись с ним в смертельной схватке, вот почему я здесь!

Легкий шепоток пробежал по рядам датских воинов, но никто не решился вмешаться в беседу Хродгара и его знаменитого гостя.

– Прошу тебя, опора и надежа всех данов, выполни всего одну мою просьбу, – продолжал Беовульф, по-прежнему стоя перед Хродгаром с гордо поднятой головой. – Я пересек бурное море, рискуя жизнью, я проделал вместе с моими воинами такой дальний путь, что, право же, я заслужил это.

– О чем же ты просишь, скажи яснее, – повелел Беовульфу Хродгар.

– Я прошу тебя вот о какой милости. Позволь мне и моим воинам, нам и только нам, освободить тебя и весь твой народ от смерти, являющейся сюда по ночам.

– Но как же… – начал было Хродгар.

– Прости, но я еще не договорил, – осмелился перебить его Беовульф. – Я слышал, что Грендель так презирает весь род людской, что не пользуется никаким оружием, да и не боится ни копья, ни меча. Что ж. И я не убоюсь ничего и вооружаться также не стану. Думаю, что государь мой Хигеляк был бы невысокого мнения обо мне, коли мой меч двинулся бы туда, куда моя нога боялась бы ступить. Пусть мои руки постоят за мою жизнь. И пусть Господь рассудит, кому должно достаться ледяное объятие смерти. Грендель, я полагаю, поступит по своему обычаю: проникнет в Хеорот, чтобы набить свою утробу нашими телами. Если, конечно, сможет. Если сможет, говорю я. Но если вдруг пробьет мой час, я думаю, вам и хоронить будет некого. Грендель уволочет наши бренные останки в свои зловонные болота. Вам, данам, саваны для нас шить не придется. И если вдруг вправду так случится, то отошлите Хигеляку мое оружие. Это наследство, полученное мной от деда. Но пусть, однако, судьба так развернется, как она сама судила.

– Что ж, посмотрим, какова будет воля Всевышнего, – вздохнув, сказал Хродгар. – Я знаю, Беовульф, что ты явился к нам, побуждаемый добрым чувством дружбы и в благодарность за тот прием, который твой отец когда-то получил при нашем дворе. То, что случилось с Эдгето, твоим отцом, грозило бесконечной и непримиримой враждой. Он убил Хатлафа, воина Вюльфингов. Но геаты страшились войны, которая неизбежно бы вспыхнула, вернись твой отец на родину. Поэтому ему не было туда пути, его сограждане все равно бы прогнали его. И тогда он повернул свой корабль, направив его к датским берегам. В то время я только-только вступил на трон, еще совсем молодым человеком. Я заплатил за Эдгето, купив ему прощение: послал я Вюльфингам старинные сокровища, а Эдгето обещал мне твердо больше не начинать вражды.

Хродгар помолчал немного, устремив взгляд куда-то в пустоту.

– Язык мой тяжелеет и немеет, и сердце разрывается на куски, как я подумаю о том, скольких прекрасных воинов унес проклятый Грендель. Ты посмотри, видишь, сколько за моим столом теперь пустует мест! А ведь какие были храбрецы! Мечи их были продолжением руки! Отвагой бились их сердца. Не хотели они покидать на ночь Хеорот. А наутро… Наутро, как только заливало солнце все своим янтарным блеском, так в каплях крови отражался этот блеск, и воинов моих становилось все меньше числом, все меньше… Но что это я? Забыл законы гостеприимства? К столу садитесь, гости дорогие! Друзья, освободите для Беовульфа и всех прибывших с ним почетные места!

За столом вновь стало шумно, пирующие усадили геатов на почетные скамьи, приветствуя их радостно, потому что с их появлением мелькнул у каждого из присутствующих луч надежды. Все повеселели. Все, кроме одного.

Унферт, сын Эгклафа, любимый шут короля, который вечно был при Хродгаре и старался не отойти от него ни на шаг, нахмурился, затуманился взор его. Зависть ужалила его в самое сердце. Был он по сути своей человеком недобрым, завистливым и злоязычным. Тщеславие съедало его, и всегда хотелось ему быть на виду, и красоваться, и вызывать улыбки одобрения и восхищения. Он подождал, пока утихли возгласы приветствий и даны успели осушить за здоровье прибывших по полному рогу пенного медового напитка. Тогда поднялся он и, насмешливо глядя в глаза высокому и статному предводителю геатов, сказал с издевкой:

– Ага! Ты тот самый Беовульф, тот истинный глупец, хвастун несносный, который в юности затеял состязаться с Бреккой, сыном Бенстана, кто дольше проплывет в ледяных волнах? Ха-ха-ха! Решил похвастаться, рискуя жизнью! И ради чего? Ради какого дела? А просто так, ради самого хвастовства! Хотя тебя предупреждали те, кто был и старше и мудрее! Ну и чем кончилось твое хвастовство? Тем, что ледяные волны таскали тебя по морю семь долгих дней и семь долгих ночей, так что ты еле выжил. Сын Бенстана, Брекка, победил тебя в этом состязании. Так что не хвастай, бывает, счастье и тебе изменяет. Не стоит ли тебе поопасаться и не вызывать на бой самого кровавого из демонов, когда-либо существовавших на свете?

Беовульф усмехнулся и ответил ему незлобиво:

– Дружок мой, Унферт, твое лицо пылает от выпитого пенного меда, а язык твой не слушается доводов холодного разума. Ты попытался рассказать нам здесь о Брекке, сыне Бенстана. Но правды ты сказать не захотел. А правда проста, знаешь ли, очень проста, и заключается она в том, что ни один человек не может сравниться со мной в выносливости на волнах. Да, когда мы с Бреккой были еще безрассудными мальчишками, мы решили, что рискнем своими жизнями и отправимся по морю вплавь. В руках у каждого из нас к тому же должен был быть обнаженный меч – на случай встречи с разъяренным тюленем или острозубой рыбой-пилой. Брекка никак не мог сравняться со мной в скорости, и поэтому целых пять дней и ночей я плыл рядом с ним, чтобы не бросать его одного. Но тут сильное течение разъединило нас. Ветер исполнился небывалой ярости, шквалами налетая с севера, шторм потревожил опасных чудовищ, дремавших на дне. Один из этих монстров схватил меня, вонзил свои острые когти в мое тело. Но Господу было угодно, чтобы, извернувшись, я сумел ударить мечом прямо чудищу в сердце и тем самым спасти свою жизнь. Судьба благоволит к тем, кто всеми силами тоже старается отогнать от себя смерть! Затем понемногу добрался я до финских берегов. И знаешь, Унферт, ни разу не слыхал я о тебе ничего такого, что говорило бы о твоих геройствах, кровавых битвах и сражениях, из которых бы ты вышел победителем. И ничего такого никогда я о себе не рассказал, что было бы неправдой и чистым хвастовством. А ты? Быть может, надеешься ты скрыть, что отправил самолично на тот свет своих обоих братьев, чтоб одному завоевать сердце вашего короля, ни с кем не разделив его привязанности? Быстрый ум и острый язык не спасут тебя, дружище. Душе твоей гореть в геенне огненной, поверь мне. И вот еще что я хотел бы сказать тебе. Не думаешь ли ты, что если б был ты и умен и силен, то допустил бы, чтоб Грендель унес так много славных жизней и разорил бы Хеорот, заставив сердце Хродгара страдать и обливаться кровью. И тогда такому дураку, как я (как ты меня назвал), нужды бы не было высаживаться с дружиной храбрых воинов на датских берегах. Но Грендель понял, что безраздельно он может наводить ужас и убивать себе на радость, кого захочет. Чем ты тут помог своему королю, Унферт, сын Эгклафа, желающий опозорить меня перед лицом короля и уличить в пустом бахвальстве? Геаты покажут вскоре этой кровожадной гадине, на что они способны.

Хродгар с радостью и надеждой внимал этим речам. И все воины его с улыбкой не сводили глаз с Беовульфа.

И посрамленный Унферт понял, что все симпатии – на стороне пришельца.

– Ха-ха! – завертелся он волчком на полу, у ног короля. – Хорошо быть храбрым воином, но надо ведь и шутки понимать. Я тебя нарочно раззадорил, геат высокородный!

Но перевести в шутку свои недобрые речи он не сумел. Никто даже не улыбнулся его выходке. Беовульф вновь занял свое место на скамье, взял в руки рог и осушил его одним глотком. Тут за тяжелой занавеской послышались женские голоса и тихий смех. Занавеска дрогнула, и в зале показалась Велтеов, королева, в пурпурной мантии, темноглазая и темноволосая, в головном уборе из чистого золота, держа в руках большую золотую чашу.

Беовульф не был с ней знаком, потому что она была второй женой рано овдовевшего Хродгара, но по одеждам, драгоценным уборам и горделивой осанке он сразу догадался, что это нынешняя супруга короля. Мужчины, бывшие в зале, приветствовали ее радостными возгласами. В сопровождении прислужниц, несущих за ней украшенный драгоценными камнями сосуд, она прежде всего подошла к королю и протянула ему золотую чашу, желая ему хорошо и весело провести время за пиршественным столом. Дальше она двигалась от воина к воину, предлагая каждому глотнуть из золотой чаши, которую следовавшие за ней женщины постоянно наполняли. Когда подошла очередь Беовульфа, то королева, приветствуя в его лице всех прибывших с ним геатов, сказала:

– Великий принц геатов! Я благодарю Господа за то, что Он услышал мои молитвы, удостоил меня поднести чашу с пряным вином тому, кто, я уверена, освободит мой истерзанный народ от страшного чудовища.

Осушив чашу, Беовульф ответил ей так:

– Я знаю твердо, королева, что или заслужу любовь датчан, или погибну в жестокой схватке с Гренделем. Иного не дано.

Королева милостиво ему кивнула. Ей понравился ответ Беовульфа. Женщины удалились. А вскоре, как только солнце устремилось к горизонту, встал со своего резного трона и Хродгар. Сон уже начинал туманить взор его все еще зорких глаз. Он точно знал, что Грендель явится в Хеорот, лишь ночь накроет землю черной своей сетью и черные тени безмолвно расползутся по земле. Воины Хродгара поднялись вслед за ним. Король подошел к вождю геатов, сердечно обнял его за плечи.

– Никому когда-либо вступавшему на эту землю, – сказал он, – не оказывал я такой чести. Но тебе я говорю: «Будь в Хеороте, как дома у себя. Считай его своим. Освободи его от нечисти. И тогда корабль твой вернется к родным брегам, просев по самую палубу от нагруженных на него даров».

Глава четвертая Кровавое сражение

Сопровождаемый всеми своими воинами, домочадцами и слугами, Хродгар удалился вслед за супругой в опочивальню. Геаты закрыли двери Хеорота на все замки и засовы, хотя и знали, что это их не сможет защитить от Гренделя. Разве что минутой раньше они узнают о его приходе, когда он начнет ломиться в двери.

Все воины-геаты устроились на лавках на ночлег. Беовульф, стоя у своей постели, воскликнул:

– Грендель не сильнее и не храбрее меня! Что славы было бы мне заколоть его моим мечом? Нет! Я его встречу безоружным. Так сердце его скорее дрогнет, если увидит он, что жду я его без страха. И пусть рука Господня в неизъяснимой мудрости Своей протянется и поможет тому, кого найдет достойным!

С этими словами отважный вождь геатов опустил голову на подушку. Рядом с ним расположились его воины, готовые в любой миг вскочить и по первому же знаку ринуться на врага. И каждый из них был убежден, что наступающая ночь в его жизни – последняя, что не судьба ему вернуться домой и встретиться с любимыми детьми, женой, друзьями, увидеть снова островерхие крыши знакомых городов. Каждый думал о датских воинах, чьи жизни уже похитил Грендель как раз тут, в Хеороте, где по доброй воле в эту ночь расположились не даны, а они, геаты. Беовульф лежал без сна, прислушиваясь, поджидая. Ему не терпелось скорей схватиться с врагом, и одновременно его охватывала ярость при одной мысли о Гренделе.

А тем временем от подножья окутанных туманом холмов, из глубины смрадных болот шел кривыми тропами Грендель, пробирался к прямой мощеной дороге, чтобы как всегда дойти до Хеорота в полночь. Правда, давно уже там он не встречал поживы.

Он шел широкими, неслышными, быстрыми шагами к сияющему Хеороту. Огромный, черный, страшный. Дошел и дернул дверь. Дверные запоры взбесили его, и, навалившись плечом, он вырвал дверь с мясом. Эти люди посмели запираться от него! Он им покажет! Он прыгнул за порог. А! Люди! Здесь, точно, люди! Он протянул свои лохматые, когтистые ручищи и во мгновенье ока схватил того, кто расположился на ночлег с краю. И разодрал его как цыпленка. И, захлебываясь, стал пить теплую, живую человеческую кровь. Напившись, он швырнул разодранное тело наземь и протянул руку, чтобы снова схватить другого воина.

Но его руку перехватила другая рука.

И Грендель понял, что она не слабее его собственной. Его поганую черную душу уколол страх. И что-то ему даже подсказало, что лучше бы убраться назад к себе в болото – так было бы надежнее. Однако ему пришлось понять, что этой ночью он попал в совсем другой Хеорот, чем тот, который опустошал и обагрял горячей кровью людей, пред ним ни в чем не виноватых. В его глазах, зелено-мутных, как те болота, где он жил, мелькнул ужас. Такой же ужас, какой он до сих пор поселял в человеческих сердцах.

А Беовульф сжимал его когтистую руку все сильнее и сильнее, и уже затрещали у чудища кости.

Отвратительный монстр боролся теперь уже не за чужую плоть и кровь. Он просто жаждал свободы, но никак не мог вырваться. Он понял, что попал в ловушку.

Хеорот сотрясался, когда в жаркой схватке эти двое ударялись о его стены. Даны, ожидавшие событий вне Хеорота, дрожали от ужаса.

Но прекрасный Хеорот был так дивно построен, что какая бы битва ни происходила внутри, стены его не рушились. Падали со стуком скамьи, срывались со стен прекрасные украшения из резного дерева, слоновой кости и золота. Но постепенно звуки битвы сменились другими звуками, и новый ужас охватил датчан: кричал от боли враг людей и Бога – Грендель. Беовульф намеревался держать чудовище, не отпускать его, пока монстр не испустит дух.

Все воины-геаты обнажили мечи и были готовы разом ринуться на защиту своего вождя.

Но это было бесполезно.

Грендель, это сатанинское отродье, сумел так заколдовать все человеческие мечи, и копья, и кинжалы, что они не могли принести ему ни малейшего вреда. Прикоснувшись к его омерзительной шкуре, они становились мягкими, как воск.

И все же время его кончилось, и дни его иссякли, и смерть его была близка. И тут он понял, что значит вести войну со Всемогущим Богом. В этой войне победы не бывает. Силы начали оставлять Гренделя. Боль была нестерпимой. Он выворачивался, вырывался из последней мочи. Тут кости его затрещали, мышцы разорвались, рука выдернулась из плеча. Ночной убийца был на свободе.

Оглашая окрестности воплями и стонами, он скрылся в темноте. Смерть его шла за ним по пятам, потому что рана его была смертельна.

Беовульф тяжело опустился на сломанную скамью, ловя ртом воздух, пытаясь выровнять дыхание. Его воины столпились вокруг него, один за другим зажигая факелы от все еще тлеющих в очагах углей, с изумлением уставившись на нечто, что лежало у Беовульфа поперек колен. Один из воинов по имени Вэгмунд сказал:

– Хоть бы и демон, а не человек, все равно с такой раной он не проживет и дня.

– Во всяком случае наш бедный погибший Хондецио не остался неотомщенным, – заметил Беовульф. – Давайте прибьем этот трофей к стене. Пусть все смотрят, как удалось мне, безоружному, вырвать руку из плеча этого мерзкого чудовища. По крайней мере кое-кто не скажет уже, что мы бахвалимся попусту.

И полные восторга, с чувством одержанной победы, они пригвоздили мерзкую ручищу к потолочной балке как раз над резным креслом короля.

Первый луч солнца пробежал уже по поверхности мрачных болот, когда смертельно раненный монстр добрался, наконец, до своего обиталища.

Вскоре и датчане, пробудившись, поспешили к Хеороту. Кто б мог надеяться! Их встретил Беовульф, живой, хоть в шрамах и царапинах от мерзких когтей. Со священным ужасом взирали они на страшную мохнатую ручищу, длиной, пожалуй что, в три человеческих руки, с когтями дикого зверя на пальцах. Даже и сейчас всем казалось, что когти эти вот-вот вопьются в дерево потолочной балки.

Некоторые из данов оседлали лошадей и двинулись по кровавому следу, который оставил Грендель, пока не доскакали до непроходимых болот. Вода там бурлила и кипела зловонной кровью монстра.

Тем временем оставшиеся приводили в порядок пиршественный зал, вместе со слугами отмывая кровь со стен и ставя новые скамейки, заменяя украшения на стенах.

А иные, начав уже праздновать, устроили скачки или боролись друг с другом, а королевский скальд бродил по саду между деревьев, сочиняя хвалебную песнь в честь Беовульфа.

Наконец и король Хродгар появился, а с ним и его королева. Им все подробно поведал сам Беовульф, что и как было этой отчаянной ночью.

– Я думал, что смогу повалить его на лавку и буду душить до тех пор, пока черная душа его не покинет тела. Но он все же смог вырваться от меня, такова сила его невероятная. Но вы сами видите – долго он не проживет.

Хродгар пристально, в полном молчании, смотрел на страшный трофей. Потом медленно произнес:

– Да, долго он не проживет… Сколько горя мы видели из-за него здесь в Хеороте, который был построен для одной только радости.

– Горе больше не вернется, и радость поселится в Хеороте навсегда, – уверенно ответил Беовульф.

– И все благодаря тебе! – с жаром воскликнул Хродгар. – Будь твой отец жив, он должен был бы гордиться. И если жива твоя мать, то она может вознести благодарственную молитву Отцу нашему Небесному за то, что даровал ей такого сына. С этого дня и я тебя буду считать своим сыном, и нет такого, что бы я дал своим сыновьям, а тебе бы в этом отказал. Все, что захочешь, можешь у меня просить – отказу не будет.

И вот уже кипят приготовления в зале, все разбитые столы и скамьи заменили, и женщины из сундуков достали и повесили новые вышивки, где золотом были расшиты никем не виданные диковинные птицы со змеиными хвостами, и все факелы были зажжены, и пир приготовлялся такой, какого еще никогда не видывали стены Хеорота.

И когда пир был в самом разгаре, Хродгар сказал, обращаясь к своим воинам:

– Ну а теперь час настал, друзья мои, одарить дарами геатов. Они их доблестно заслужили.

И все тут же поднялись со своих мест, и вышли, и вернулись с богатыми приношениями.

Король Хродгар, прославленный сын Хельфдана, подарил Беовульфу шитый золотом стяг – в качестве знамени его победы. К тому же он преподнес ему шлем, и тончайшую кольчугу, не толще кожи лосося, и старинный меч. Но и это было еще не все. Вслед за этим король, опора и надежа всех датчан, повелел привести восемь белых лошадей. У каждой лошади была золоченая уздечка. А одна из них была под боевым седлом, украшенным изумрудами. Это было королевское седло. В него усаживался Хродгар, отправляясь на битву. И всегда возвращался обратно – цел и невредим.

Затем хозяин Хеорота приказал принести ценные дары каждому из спутников Беовульфа, старинное воинское облачение и оружие, еще и выкуп в золотых монетах за того геата, который был убит Гренделем.

Тут пир начался такой пышный, такой великолепный, какого не видел даже славный Хеорот.

И появился бард короля, и заиграл на лютне, и спел хвалебную оду в честь победителя страшного монстра:

Глава пятая Снова ужас и смерть

Пир длился и длился, казалось, целую вечность. Все вместе – воины Хродгара и воины Беовульфа в этот день наелись как короли. Рога, оправленные в серебро и золото, то и дело наполнялись пенным медом. Казалось, печаль и горе покинули всех навсегда. И страх растаял. И успокоились сердца. О чем тужить, чего бояться? Ведь Грендель, страшный, кровожадный монстр, – мертв. Его поганая кровь вытекла через рану, вскипела и свернулась в смрадном его болоте. Господь творит Свои чудеса несчетно, держа весь мир в руке Своей и взирая на него недреманным Оком!

И не знали они все, и не догадывался никто из них, что час окончательного торжества еще не настал. Но человеку не дано знать, что с ним случится, так уж устроено промыслом Божьим…

Настала ночь. Король и королева удалились в свои покои. Удалились и геаты, уставшие от страшной ночи накануне. А воины-датчане остались, как в былые благостные времена, в Хеороте на всю ночь. Каждый расстелил свою постель, в изголовье прислонив к стене золоченый щит и повесив над головою шлем. Копья выстроились рядами, точно мгновенно выросший лес. А тонкие кольчуги, выкованные искуснейшими мастерами, так и оставались надетыми на них. Это соответствовало обычаю данов – быть готовыми к битве в любой час, в любую минуту, в любую секунду, по первому же зову короля. В эту ночь они заснули спокойно и глубоко. За этот глубокий сон одному из них придется заплатить своей жизнью…

…В глубинах темных болот, там, где бродят черные тени и клубятся злые туманы, страшная мать Гренделя поджидала сына. Дождавшись его, покалеченного и умирающего, задумала она месть. Была она такой же кровожадной, как сын ее, таким же исчадием ада, с одним только отличием: ей было дано любить. Она любила своего сына. И поэтому была еще страшнее. Он просто убивал. Она жаждала мести.

Откуда взялись они, эти чудища, эти страшилища, эти мерзкие твари? Как попали они в эти смердящие болота, зеленые, как ядовитая плесень? Старые люди говорили, что произошли они от Каина, убившего своего единственного брата, сына своего отца. Что будто от него пошло это проклятое племя, отвергающее Отца Небесного и отвергнутое Им.

И вот поднялась со дна эта страшная мать страшного монстра и достигла Хеорота, где мирным сном спали датские воины.

Услышав ее тяжелые шаги, вскочили они на ноги, схватив в руки мечи и щиты, во мгновенье ока защитив головы шлемами.

Не желая вступать с ними в битву, мать Гренделя схватила одного из них и, перекинув его через плечо, умчалась назад, в свои болота, крепко держа когтями добычу. А добычей ей стал Эшер, самый близкий друг и советник короля. Наутро король, узнав о случившемся, весь дрожа от горя и гнева, приказал позвать к себе Беовульфа.

Даже не догадываясь о ночной трагедии и хорошо выспавшись, Беовульф, проснувшись, первым делом подумал о том, как он пойдет к королю Хродгару и спросит его:

– Все ли спокойно? Мирно ли прошла ночь?

Но когда они свиделись, Хродгар ответил ему:

– Нет данам ни спокойствия, ни счастья. Нет больше на свете Эшера, старшего брата Эрмлафа, друга и товарища моего, чьим советам я доверял больше всего, с которым мы плечом к плечу бились с врагами. О эта проклятая ведьма, она мстит нам за твою победу над ее кровожадным сыном. Годами он терзал моих людей. И вот явился ты, и за одну ночь его не стало. Где теперь эта страшная тварь, терзающая тело друга моего любезного, пьющая его кровь?

Люди говорили мне, что видели они не одного, кого называли они Гренделем, а двух чудовищ. И вроде бы та, вторая, была похожа на женщину.

Где нам искать ее? Я слышал, что живут чудовища и нелюди в тайных местах, где ветры бродят между скал, в волчьих логовах, где сбегающая с каменных уступов вода находит путь под землю. А там, под землей, клубятся черные туманы и странные деревья поднимают свои ветви прямо из воды болотной, и покрыты они бывают льдом нетающим, и корни их в болотной жиже вьются змеями. А по ночам освещается болото изнутри каким-то странным, красным светом, и дна его никто еще не мерил. И если охотники из лесу выгонят оленя и собаками его затравят, то зверь скорее примет смерть, чем ринется вперед, к болотам этим страшным. И вся надежда наша снова – на тебя, о Беовульф, сын Эдгето! Где прячется мать Гренделя – найди ее, если решишься, если посмеешь! К ногам твоим лягут горы золота и древних сокровищ, если выиграешь ты и эту битву!

Беовульф отвечал королю так:

– Пусть утихнет твоя печаль! Для каждого из нас бывает лучше, когда мы за своих друзей мстим, а не оплакиваем их до своего последнего часа. Все мы смертны, и час пробьет для каждого из нас. Крепись, сильнейший в этом королевстве! Вставай! Отправимся с визитом к этой даме-монстру. Я обещаю тебе: нигде не найдет она убежища, ни в какой норе под землей, ни на дне самого глубокого озера. Потерпи еще один только день. Большего я у тебя и не прошу.

В ответ на эти речи престарелый король, точно юноша, быстро поднялся на ноги, благодаря Бога за то, что он только что услышал.

Королю подвели его оседланного коня. Он тронул поводья. Конь двинулся в путь. Следом за королем шли оруженосцы. Беовульф не отставал от Хродгара. Вся его дружина неотступно следовала за ним.

Сначала следы чудовища привели их в лес, затем потянулись к скалистым холмам, и снова – вниз, по узеньким и скользким тропам, по которым никто из них ни разу не хаживал. Затем они поравнялись с купами каких-то странных, мрачных деревьев, а внизу… внизу разливалось озеро, вода в нем была кроваво-красной и точно кипела. Все задрожали от ужаса, хоть и были испытанными воинами и людьми не трусливого десятка: на скале, нависшей над самой водой, лежала окровавленная голова Эшера.

Отважные воины протрубили в боевые рога и обнажили мечи. В бурлящей воде, точно в кипящем котле, извивались змеи, какие-то еще неизвестные, фантастические чудища.

Беовульф прикрепил к поясу свой меч. На нем была кольчуга, которая защитит его от когтей той, которую он жаждет отыскать. Подаренный Хродгаром прекрасный старинный шлем обережет голову, когда он опустится туда, на страшную глубину, к зыбучим пескам на дне.

Но тут вдруг заговорил Унферт, приближенный короля и его шут, не разлучавшийся с ним никогда.

– Возьми-ка лучше мой меч, Беовульф, – сказал он. – Люди зовут его Хрунтингом. Его клинок пропитан древним ядом и закален кровью в боях. Он еще никогда никого не подвел, и тот, в чьих руках он находится, всегда одерживал победы.

Беовульф перевел испытующий взгляд с лезвия на Унферта, потом снова – на поблескивающий серым клинок. Странно. Унферт, который насмехался над ним и оскорблял его, сейчас выглядел и доброжелательно, и серьезно. На лице его читалось искреннее раскаяние. Беовульф колебался только одну минуту.

– Благодарю тебя, друг, за то, что ты хочешь одолжить мне свое оружие, – сказал он, отстегивая свой меч и отдавая его одному из геатов. – С Хрунтингом я наверняка одолею эту женщину-волчицу. Или уж больше никогда не поднимусь со дна.

Затем он повернулся к королю.

– Хродгар, повелитель данов, – взволнованно сказал он. – Я отправляюсь в страшные места, и придется ли нам снова свидеться, рассудит судьба. Если я не вернусь, прошу тебя дары, которые ты так великодушно мне преподнес, отошли Хигеляку, моему родичу и господину. Все, кроме меча, который ты мне подарил. Пусть им владеет Унферт. Пусть это будет для него как дар от друга и в возмещение ущерба, если Хрунтинг погибнет вместе со мной. А теперь пришла мне пора прощаться, – продолжал Беовульф растроганно. – Прошу тебя, великодушный и щедрый повелитель, если я не вернусь, то стань отцом всем, кого я после себя оставлю. Позаботься о них. А ты, Унферт, не откажись от старинного роскошного меча, пусть он пребудет в твоих руках. Либо мы с Хрунтингом добьемся славы, либо судьба сгонит меня с этой земли!

Договорив, он, взмахнув мечом, прыгнул в озеро, ни от кого не дожидаясь ответа. Тяжелые воды сомкнулись у него над головой.

Глава шестая Кончина болотной ведьмы

Все вниз, вниз и вниз скользил Беовульф, в холодную колышущуюся глубину. Сколько прошло времени? Может быть, час, а может быть, и целый день. Со всех сторон, то справа, то слева, страшенные, клыкастые чудовища нападали на него, пытаясь вонзить свои острые клыки в его плоть. Великий меч Хрунтинг мелькал у него в руке и помогал ему отбиться.

Наконец его ноги коснулись дна, и в то же самое мгновение мать Гренделя, болотная ведьма, набросилась на него. Она сжала его руками, не менее сильными, чем обладал ее ужасный сын, она попыталась вонзить в него свои острые когти, которые были не короче, чем у Гренделя. Она повлекла его куда-то, не разжимая страшных объятий, потащила в самые темные глубины. Затем борьба переместилась в какую-то пещеру, вход в которую находился под водой. И, по-прежнему не отпуская, она стала с ним вместе подниматься все вверх и вверх, пока они не оказались в странном, кем-то когда-то выстроенном зале для битв. Через отверстие в крыше, выходившее к островерхой, отдаленной скале, лился неприятный серо-зеленый свет, под ногами хрустел темный песок.

Беовульф отчаянным рывком развел сжимавшие его руки и, размахнувшись, с силой опустил Хрунтинг на голову ведьмы-волчицы. Вся пещера зазвенела от этого удара, но меч, в первый раз с тех пор как был выкован, не сумел как следует укусить, и в следующий миг ведьма вновь набросилась на Беовульфа. Тот покачнулся и рухнул под ее нестерпимой тяжестью, а она все пыталась и пыталась вонзить в него кинжал, добраться до того места, где билось его благородное сердце. Но кольчуга, которую подарила отважному герою королева, не позволила чудищу добиться своей цели. Тогда, рыча и скаля страшные кривые зубы, ведьма стала терзать тело Беовульфа когтями. Но и когти ее тоже не справились с замечательной кольчугой. Собрав все силы, Беовульф отшвырнул ведьму и во второй раз, вложив всю свою мощь в удар, обрушил на нее Хрунтинг. Но нет! Ее заколдованная шкура отбрасывала оружие, каким владели люди, точно прутики, которыми размахивала детская рука.