Книгу, связанную с детскими воспоминаниями и первоначально называвшуюся «Дай прошлому спокойно уйти», я начал писать сорок лет назад. Нет, это совсем не значит, что все эти годы я каждодневно трудился над ней днём и ночью, иначе получилось бы, наверное, не менее девяноста томов, как у великого классика. Просто тогда, в 1973 году, появились строчки коротеньких дневниковых записей, которые хранили детские впечатления о туристском походе по Северному Кавказу – по знаменитой всесоюзной «тридцатке», а недавно старую историю удалось восполнить по памяти и «настучать» на компьютере.
Писать о детстве – все равно что совершать путешествие во времени. Это непросто, потому что приходится будоражить воспоминания об ушедших людях и ушедшей стране. Осознание того, что прошлое невозвратно, тяготит: в нём уже ничего не исправить и не изменить. Оно было таким, каким было. И надо ли возвращаться в прошлое? Может, дать ему спокойно уйти и жить только настоящим? У меня нет достойного ответа на этот вопрос.
– Здравствуйте, я вернулся! – говорю я.
Мой дом встречает меня распахнутой дверью: вижу, как мама и бабушка хлопочут на кухне, готовят что-то вкусненькое – чак-чак или перемячи, а может, и то и другое, разогретый чайник пыхтит на плите – меня ждали. Папы, конечно, нет, он встаёт рано и уходит заниматься хозяйством, наверное, строгает и пилит что-то в мастерской. Братишка, радостный, выбегает навстречу с корабликом в руке, ему не терпится поиграть со мной. Я не возражаю, дорога не утомила меня, я сам давно ждал встречи с родными и очень по ним соскучился…
Когда я отправлялся путешествовать, я не представлял, что оно будет таким длительным и что мир столь необъятен и яростен. Я не был дома сорок лет: страсть к новым открытиям, ярким впечатлениям и эмоциям влекла меня в дальние странствия. Сорок лет я никак не мог остановиться и вот наконец вернулся, а в Санаторке, кажется, прошло лишь мгновение и ничего не изменилось. Здесь всё тот же 73-й год.
Нет, на самом деле, конечно, всё совсем не так: и мама, и бабушка, и маленький братишка – лишь смутные видения, вызванные причудливой памятью. Я вернулся к ним из того двухнедельного путешествия… как возвращаются астронавты после космической одиссеи. Мой санаторский дом напоминает гнездо, покинутое подросшими птенцами, – остались лишь скорлупки – запылённые окна, которые смотрят на меня помутневшими усталыми взорами. Равнодушно. Не узнавая. Ведь для них прошло сорок лет. С волнением заглядываю в стёкла – какая маленькая комнатка! И как мы всей семьёй в ней умещались? Там уже успели пожить чужие люди, но и они бросили дом после случившегося пожара на втором этаже. Никто не захотел его восстанавливать – настолько он состарился. Дому давно был необходим капремонт. Всё, начиная с сантехники и кончая крышей, с молчаливым укором требовало замены. Больше так жить было нельзя. Но ничего поменять не успели. Пожар разрушил жилище, и люди разъехались кто куда. Конечно, кроме Наиля, моего соседа сверху, и Валерки – брата Петры, которые в этом огне сгорели. Обычное для России дело – отпраздновали что-то и заснули, а зажжённая сигарета упала на диван и подпалила старое тряпьё, а потом огонь стал неторопливо пожирать стены, пока не вырвался наружу и не расцвёл пышным пламенем. Глупая, нелепая смерть. Она забрала многих моих детских товарищей.
Парадоксы времени ещё плохо изучены, и мы тешим себя надеждами на то, что оно нелинейно, а значит, невозвратность его слегка преувеличена. Хочется верить, что время – не поезд с билетом в один конец. И я начинаю рассуждать, как учила меня когда-то учительница математики Мунира Амировна: «Если задачка трудна и не сразу поддаётся решению, не надо расстраиваться. Представь, как тебе повезло! Лёгкую-то задачку, подставив готовые формулы, любой дурак решит. Ты должен найти собственный путь и разгадать секретик, скрытый от взгляда обычных людей. Жить – это значит решать хитроумные задачи и познавать непознанное, искать спрятанные сокровища и раскрывать сокровенное, даже если оно под семью замками за заколоченной дверью».
Дверь в подъезд моего дома, действительно, заколочена большими гвоздями – на сто пятьдесят, не меньше, судя по торчащим широким шляпкам. В моём детстве двери никто никогда не заколачивал, более того, они никогда не запирались. А зачем? В Санаторке не было воров. Был один «тюремщик», но и ему все доверяли. Если хозяева отлучались надолго, то ключи оставлялись в условленных местах, которые ни от кого не скрывались и всем соседям были хорошо известны – обычно клали под дверные коврики.
Окна зала распахнуты, они находятся столь низко над землёй, что ничего не стоит забраться через них в комнату. Так я и поступаю: в комнате мусор – старые газеты, отлетевшие от сырости обои, развалившийся диван. На потолке, там, где висела люстра, то и дело набухают тяжёлые капли – следствие недавно прошедшего дождя – и срываются вниз, отстукивая время вместо остановившихся от старости настенных часов. На их месте остались лишь крепления, и больше ничего примечательного, за что может зацепиться взгляд, но сердце сжимается среди обездоленных стен, и охватывает чувство вины, вполне соразмерное переживаниям блудного сына, вернувшегося к отчему дому.
На людей, несомненно, накладывает отпечаток то, в каких домах они жили. Вот я, например, вырос в стране незапираемых дверей, во второй квартире дома №8 санаторского посёлка и потому ощущаю некий дискомфорт в современных реалиях железных дверей и тяжёлых засовов. Я думаю, что неразумно вешать какие бы то ни было замки и сосуществовать в обществе закрытых дверей. Добровольно отказываться от общения, отгораживаться от природы, от неизведанных дорог и тропинок – ну не глупо ли? Неужели люди разучились доверять друг другу? Недоверие рождает недоверие, а только открытое сердце способно привести мир к добру и справедливости.
Обойдя зал и спальню, я заглядываю на кухню, потом в ванную – и везде стены, свидетели моего счастливого детства, навеивают тёплые воспоминания. Я понимаю, что мне повезло родиться и расти в моей славной могучей стране в тихих заботах и радостях. Невидимая защитная скорлупа оберегала меня, словно птенца, от воздействия яростного мира. Но птенец созрел для того, чтобы проклюнуться, и, ещё не умея летать, попытался сделать первые робкие шаги. Окрепнув, он стал всё дальше удаляться от родного гнезда, пока наконец не покинул его навсегда.
Я выбираюсь обратно на улицу и иду по небольшому посёлку. Везде встречаются новые, незнакомые мне люди, которые настороженно рассматривают меня. Берёзы в рощице, что начиналась в ста шагах от нашего дома, стали большими, правда, лес стал реже: сказалось влияние человека. Всё изменилось: появились новые дома, исчезли некоторые старые, и лишь одно осталось неизменным, что удивило меня: тропинки, по которым я ходил сорок лет назад, остались на прежнем месте. Да-да, всё изменилось за это время, а тропинки остались! Они не заросли и не изменили своих очертаний, они, как и стены дома, хранили память обо мне прежнем – коротко стриженном нескладном подростке в пластмассовых очках, уродовавших, как мне казалось, лицо. Кто знал, что через сорок лет такие очки войдут в моду и молодёжь будет носить их с удовольствием. Тогда же я чувствовал себя чужим в среде неочкастых сверстников, переживал по этому поводу и, гуляя в одиночку по лесным тропинкам, записывал в тетрадку слова.
Слова, как древние знаки, обладают магией, а поэтому не могут не хранить секретов. Настукивая ежедневно на клавиатуре буквы в слова, а слова в предложения, я с удивлением обнаруживаю, как параллельно с задуманными образами вне моей воли возникают неожиданные смыслы и ассоциативные связи, о существовании которых совсем не предполагал, даже не догадывался. Каждый день, садясь за компьютер, я продолжаю путешествие, которое начал когда-то двенадцатилетним подростком, мечтая найти скрытые сокровища. Но теперь я-то точно знаю, где таятся настоящие клады, и, совершая всё новые и новые открытия, понимаю: единственное, что никогда не может надоесть, есть счастье познания.