Один
Немилосердно солнце жгло
Проезжую дорогу,
Мой дух неистово влекло
Твердить молитву Богу,
Мой дух неистово влекло
Тонуть в глазах, как в море,
И неба хмурое чело,
Застыв в притворном горе,
Лучами слало мне привет
Безудержно и дико,
И отраженьем мнился свет
Божественного лика.
Пурпурной краской красил даль
День – вдумчивый художник,
Мольберт поставив, как скрижаль,
На облаков треножник,
Барханов ленту выводил
Неровными мазками
И зачарованно следил
За мной и облаками.
Чадрою скрыта от тебя,
Единственный, желанный,
Платок в ладонях теребя
И роз благоуханный
Вдыхая терпкий аромат
С безудержной тревогой.
Как вдохновлён влюблённый взгляд
Тобою и дорогой!
Как Бог на свете, ты один…
Важней Аллах иль милый?
Увы, ответ, мой паладин,
Найти в груди нет силы.
Два
Дождь струями змеился по стеклу,
Скользили капли, красками сверкая,
И искрами сиреневую мглу
Художник-вечер красил, высекая
Огнивом чувств возвышенный мотив
Моей любви, которой нет сильнее.
Шептали клёны, кроны наклонив,
Что ты один на свете всех милее.
Нет никого прекраснее тебя.
Как гамма звуков воплощалась песней!
Косынку трав в ладонях теребя,
В сад крался сумрак. Ничего чудесней,
Поверь, любви на белом свете нет.
И под дождём тебя заметив с розой,
Рванулась я, заката тусклый свет
Поэзией наполнив, а не прозой.
Хмель губ твоих солёных, как вино,
Пригубив, я по капле выпивала,
И мгла деревьев сонных полотно
С тоской во взоре страстно обнимала.
Три
За лесом солнце показалось,
Словно в готическом окне,
Я с одиночеством осталась
В который раз наедине.
Томится сердце от разлуки,
Вздымается в тревоге грудь,
И слух устало ловит звуки,
Чтоб в них, как в море, утонуть.
Небес хрустальная громада
Простёрла длани надо мной,
Читая ясно в бездне взгляда
Души свидание с весной.
Любовь в душе цветёт, как роза,
Душа жива одной мечтой,
И окружающая проза,
Увы, шипы на розе той.
Любовь есть Бог, а Бог – блаженство,
Что вера в Бога дарит нам,
И наших тел несовершенство
Подносит смерть к своим устам,
Целуя плоть, глядит сердито
И ненавидит чувств огонь.
Заката золотом умыта
Небес раскрытая ладонь.
Четыре
В небеса устремилась душа,
В полумраке разлита прохлада,
Ветер, в кронах тревожно шурша,
Тает в сумраке сонного сада.
Алой краской раскрасил закат
Холст аллей, утонувших в тумане,
Горб луны облаками распят
На перстах кровоточащей длани.
И с улыбкой застыв у окна,
Я слежу очарованным взглядом,
Как лукаво колдует весна
Над цветов разноцветным нарядом.
Где же ты, мой возлюбленный друг?
Сердце так стосковалось по ласке,
Стремясь в нежном объятии рук
Утонуть, словно кисточка в краске.
Даль дорожек таит силуэт,
Что так дорог душе одинокой.
Томно вечер – романтик, поэт
Пишет стансы красе синеокой.
Мы не вместе. Я снова одна.
И с тоской удлиняются тени,
И плывет утомлённо луна
За чредою неясных видений.
Вся вселенная скрыта сейчас
В тусклых бликах на ветхой скамейке,
В восхищенном сиянии глаз,
Обращённом к весне-чародейке.
Пять
Там, где ты, – мой единственный дом,
Без тебя на душе одиноко.
Волей злобного рока ведом,
Как всегда, от меня ты далёко.
Как всегда… Томно стелется даль,
Так загадочна и горделива,
Горько сердца читает печаль
У окна прикорнувшая ива.
Слились тени в проёме окна
Гаммой красок унылого цвета,
И с тоскою взирает луна,
Как в пастельных тонах тает лето.
Для меня существуешь лишь ты,
И тебя никого нет дороже,
Тусклым нимбом застыли цветы
В бездне клумб вдоль садовых дорожек.
Диска красного огненный луч
Режет сумрак кровавою дланью
За грядою нахмуренных туч,
Не подвластен земному страданью.
Не подвластен… С гримасою кот
Скалит зубы в подобье улыбки,
И в окна заколдованный грот
Льются блики, неясны и зыбки.
На столе нераскрытый Коран
И письмо, не дочитано мною,
И понурых небес океан
Освещаем колдуньей луною.
Шесть
Под луною сверкала грязь,
Серебрясь у могильных плит,
Облаков украшала вязь
Одиноких небес монолит.
Разрывалась от боли грудь,
Стыли слёзы осколком льда,
Свой луна продолжала путь
В безысходное никуда.
Из теней ночь плела узор,
Пеленая заката длань,
И повсюду читал мой взор
Мрак и кладбища глухомань.
Дней бессмысленных круговерть
В вечность, словно вода, текла,
И с косою старуха смерть
Скорбный дух мой давно ждала.
Пускай сладок твой будет сон
В сей обители тишины.
Дух любовью к тебе пленён,
Усыплён колыбельной весны.
Всё казалось мне, что ты жив
И что умер ты не всерьёз.
Ветер, мрачен и молчалив,
Гладил золото русых кос,
Извивался змеёй туман,
Тая, в сумерек рвался даль,
Глаз бездонных таил океан
Охватившую сердце печаль.
В душу ужасом ночь лилась,
Поднялись мертвецы из могил,
На телах их сверкала грязь —
И мой крик тишину огласил.
Боль страдания и тоска
В горьком крике моём слились
И, вздыхая, луна свысока
Осветила путь в новую жизнь.
Семь
Пусть спит сном праведных твой дух
В лучей неярком свете,
Игрой на арфе скорбный слух
Надрывно ранит ветер.
Кровавым заревом закат
Ложится мне на плечи.
Как тускл и горестен мой взгляд!
Как томно тает вечер!
Что смерть? Что жизнь? Всего лишь сон!
Всего лишь сон, не боле!
Мир в мрака омут погружён,
Покорен горькой доле.
Мир в мрака омут погружён —
Прекрасней нет сюжета,
Когда он в строчках воплощён
Несчастного поэта.
В моих стихах… А что стихи?
В них правда жизни скрыта,
Мечты неясные штрихи,
Печаль разлук разлита.
Кроваво-красный диск в глаза
Глядит, нависнув низко,
И по щеке скользит слеза,
И в отраженье диска
Пылает вдохновеньем взор,
Безумьем созиданья.
Набат церковный. Туч узор.
И нега ожиданья.
Восемь
День выдался на редкость знойным,
Я на свиданье к тебе шла,
За солнцем, огненным конвойным,
Тропинка узкая вела.
Дорожки сада до беседки
Меня, ликуя, довели.
Бутоны роз, её соседки,
Пурпурным цветом расцвели.
И я в прохладе на скамейке
Ждала, мой друг, что ты придёшь.
Лучи дыханьем чародейки
Моих ресниц ласкали дрожь.
Ты всё не шёл. И длань Морфея
Мне веки смежила. В тиши
Листала вдумчивая фея
Страницы горестной души.
Христос нёс крест (немой страдалец!)
Под улюлюканье толпы,
И ветер, призрачный скиталец,
След окровавленной стопы
Его лобзал. Потупив взоры,
Все вдаль потерянно брели,
Зари ажурные узоры
Туч бороздили корабли.
Путь на Голгофу был так труден,
И в света огненном чаду
Домов заброшенных посудин
Сжигало солнце череду.
Пришли. И узников распяли.
И я смотрела на кресты.
И скорби мрачные скрижали
Сжимали с жалостью персты.
И слёзы капали на платье
Под нимбом слипшихся волос.
Моей душе явил распятье
Сын Человеческий – Христос.
Проснулась я от поцелуя:
«Чудесный видела я сон!»
Ты ж, розы губ моих целуя,
Шепнул, любя: «С тобою он!»
Девять
Был чёрен вечер, жёлты фонари,
И диск луны клонился к изголовью,
Душа алкала золота зари,
Желало сердце жить твоей любовью.
Опять одна. Вновь плахою кровать
Спешила обессиленное тело
В который раз безжалостно распять,
Прибив к кресту гвоздями неумело.
Скользили тени, словно мишура,
И плоть мою безудержные страсти
Терзали от заката до утра.
Взирая из окна раскрытой пасти,
Ночь щурилась. Полуслепая мгла
Страданья духа горестно читала,
И ужаса холодная игла
Немую плоть безжалостно пронзала.
Что в рук твоих плену не утонуть
Осознавая, в спальне я томилась,
Пытаясь тщетно без тебя заснуть,
Хоть за день и изрядно утомилась.
Скажи, зачем разлук сжигает жар,
Когда быть вместе – всё, что в жизни надо,
По капле пить божественный нектар
Зелёных глаз чарующего взгляда,
Лобзать уста, которых слаще нет,
И обнимать неистово и дико,
Встречать вдвоём загадочный рассвет
В сиянье солнца огненного лика?
Скажи, зачем ты снова не со мной,
И от любовной жажды сердце стонет,
Едва слезу полоской заревой
Небесный свод задумчиво уронит?
Ответа нет, и нужен ли ответ?
Мы будем вместе поздно или рано
В краю чудес, где грусти места нет
И расставанья сброшена сутана.
Десять
Угрюмо осень обнажила сад,
Где мы с тобой друг друга полюбили,
Небес узорный разукрасил плат
Закат-художник в авангардном стиле.
Плескались в лужах тенью облака,
Стволы деревьев в их зеркальной глади
Топили листья, глядя свысока,
Как силуэты тают в вод тетради.
На арфе ветер горестно играл,
Уныло струны издавали звуки,
Вонзая в сердце миллионы жал
Тоскливою мелодией разлуки.
Дорожек мокрых обнимала длань
Опавших листьев золотые краски,
Земли и неба размывая грань
Чарующей божественностью сказки,
Пленительным сияньем серых глаз
Задумчивого вечера в беседке
И прелестью твоих бессвязных фраз
О чувствах, что отныне стали редки.
Ты нынче стал так скуп на похвалы
И на свиданья не спешишь, как прежде.
Застыли одинокие стволы
В косых лучей расплывчатой одежде…
Размыв границы неба и земли,
Лобзали блики волосы и плечи.
Я всё ждала в застенчивой дали
С моей любовью долгожданной встречи.
Одиннадцать
Как звучит надтреснутый хрусталь,
Так на сердце горестно и больно,
И внимает утомлённо даль
Моим думам, хмурясь недовольно.
Снег игриво водит хоровод,
Длань снежинок жатву собирает,
И таит унылый небосвод
Скорбь души, что по тебе скучает.
На стволах деревьев, как слеза,
Стынет бликов чередою иней,
И пейзаж бросается в глаза
Белою безжизненной пустыней.
Мы не вместе. Я опять одна,
И платок пуховый греет шею,
И тоской безудержной пьяна
Моя грудь. Закату-ворожею
Шлю привет движением руки,
Чётки красок пальцами сжимая.
Как шаги тревожны и легки!
Мирозданье взглядом обнимая,
Жду тебя. Ты снова не со мной.
Суждено ли рядом быть, не знаю,
И в тумана шали кружевной,
Как свеча, потерянно пылаю.
Снег кружит, целуя щёк овал…
Свет, ликуя, бликов отраженьем
Силуэт вдали нарисовал,
Хрупких душ влекомый притяженьем.
Двенадцать
Стеная, даль в тумане утонула,
В кровавой пелерине облаков.
Во мраке тьмы душа моя уснула,
Не находя ни дна, ни берегов,
Во мраке тьмы не находя спасенья
От ревности и зависти людской.
Луны осколок, жаждая воскресенья,
На небе замер старицей с клюкой.
Уныло тени стлались по аллее
Дорожкой света, золотом огней,
И мне казалось, нет тебя милее,
Во всей вселенной нет тебя нежней.
Дорожкой света небо рисовало
Любимый образ на мольберте туч,
Вонзая жадно огненное жало,
Ночь чёрных кос игриво гладил луч.
Сад Гефсиманский выводил пред взором
Угрюмый сумрак в мареве мечты,
Чертил туман причудливым узором
Его под шалью скорбной высоты.
Рыдала даль. Затейливо и дико
Воображенья жар терзал мой дух,
И отраженье ангельского лика
Тоскливой песней ранило мой слух.
Всё поцелуй Иуды мнился взгляду,
Сад Гефсиманский обнимал закат.
Плесните-ка во мрак бокала яду:
Оковы жизни – самый горький яд.
На Тайной Вечере испив Христовой крови,
Апостолы (двенадцать их число)
Пленили разум. Ели, хмуря брови,
Предательства постигнув ремесло.
Ты всё не шёл, и я ждала напрасно
Твоих шагов услышать сладкий шум…
Как на душе восторженно и ясно
От охвативших сердце горьких дум!
Тринадцать
Зловещие тени за мною крадутся,
Зловещие тени пугают меня,
И алые сполохи в сумерки рвутся,
Мой дух за собой в неизвестность маня.
Зловещие тени всё ближе и ближе,
И ужас животный по жилам течёт.
Ночь кровотеченье заката залижет
И спать примостится ко мне на плечо.
Зловещие тени связали мне руки
И чёрным платком завязали глаза,
И контур луны, умирая от скуки,
Дрожа, проглотила небес бирюза.
Ужели не сон? В поднебесье парю я,
И ветер целует волос моих вязь,
О счастье любви безответно горюя,
На мраморе щёк влаги слёз не стыдясь.
Повязка снята. Обнажённое тело
Моё украшает слуг чёрта алтарь.
От страха и ужаса я онемела,
И кровью окрасилась туч киноварь.
От страха и ужаса белым вдруг стало
Лицо, что пылало как солнца картуш,
И сердце пронзило коварное жало
Эдемского змея, ловца наших душ.
Под труб какофонию, флейт завыванье
Ко мне приближается сам Сатана,
Нечистою силой Врагу на закланье
Душа христианки, увы, отдана.
Он смрадным дыханьем в лицо моё дышит,
Сухими губами касается губ,
И крика о помощи друг не услышит,
Который один во вселенной мне люб.
Никто не поможет душе моей грешной,
Никто не поможет, никто не простит,
Лишь скатится капля тоски безутешной
С моих помертвевших навеки ланит.