Какой эпизод из детства повлиял на мое мировоззрение? Какое решение мной было тогда принято? Как это решение повлияло на мою жизнь?
Я сидел в своем кабинете за рабочим столом и каждые три минуты обновлял сайт, не отводя взгляда от монитора компьютера. Ждал ответа из США, что вот-вот должен был долететь по интернет-нитям ко мне в промозглую Москву. Гонка, лотерея, поцелуй Фортуны – как только не называли покупку билетов счастливчики, успевшие занять место на Burning Man. Монотонное постукивание ручкой по столу и сосущее ожидание внутри одновременно обременяли и успокаивали.
Перед кабинетом располагалась небольшая приемная – комната ожидания для клиентов и партнеров. Сам кабинет был просторным, c видовыми окнами от пола до потолка. Сквозь тяжелые темно-серые шторы проглядывали огни улицы. На белых стенах вырисовывались силуэты машин, статичных фонарей и бесстрашных дорожных рабочих, что в сильную метель убирали снег c эстакады.
Вдоль стен стояла мебель цвета темного дерева, набивные кресла, обтянутые светло-коричневой кожей. Я сидел за столом, и мой взор ненароком падал на стену у входа, где висел холст с пейзажем, написанный маслом. Поле, припорошенное снегом, тонкая дорожная колея, что ведет к трем голым березам вдалеке, – давно увиденная мной, но не забытая картина родного края. Философский мотив в тусклых, обесцвеченных светом красках олицетворял умиротворение и терпкое чувство ностальгии. Одного взгляда на холст было достаточно, чтобы развеять назойливую мысль и неосознанно дотронуться до воспоминаний o прошлом.
Вдоль боковых стен тянулись книжные шкафы. На полках в алфавитном порядке стояли книги, собранные за долгие годы путешествий. Недавно в кабинете появился новый атрибут, подарок близкого друга в знак благодарности за тысячи километров дорог, изъезженных в совместных путешествиях, – старинный коричневый глобус. Северное полушарие опрокидывалось вверх, тем самым давая возможность утаить что-то особенно важное в ядре Земли.
В центре комнаты стоял вытянутый прямоугольный стол из цельного массива дуба. На столе не было ничего лишнего: кожаный бювар, перьевая ручка, блокнот, ноутбук и небольшая коллекция фотографий в рамках.
Я всегда на несколько минут останавливал взгляд в этом углу: фотография годовалой дочери, совместная фотография c женой, сделанная в первую годовщину свадьбы на берегу озера Комо, фотография из последнего путешествия в Исландию, снимок с восхождения на Эльбрус… Не хватало только одной.
Наклонившись, я выдвинул нижний ящик тумбы. Из-под тонны бумаг и прочих копий подписанных документов я достал маленькую фоторамку. C фотографии смотрели женщина среднего возраста, с волнами длинных каштановых волос, спадающих на плечи, и мальчик четырех лет – мать и сын.
Мое детство выпало на 80-е годы. Родился и вырос я в Мотовилихе, классическом промышленном районе на окраине Перми. Мы жили в деревянном бараке с низким потолком и длинным узким коридором. Зимой часто отключали отопление. Помню, как мама затыкала щели в оконных рамах поролоном и сверху заклеивала бумагой. По ночам включали масляный обогреватель, но и он не спасал.
Наша семья не отличалась хорошим достатком и почитаемым статусом. Бывало, несколько дней подряд приходилось есть только яичницу и макароны, прилавки и полки магазинов пустовали, a если что-то завозили, нужно было отстоять пятичасовую очередь, занимать которую нужно было с пяти утра. Мать и отец, как и все жители района, были простыми людьми. Мама работала медсестрой в больнице, а отец – на военном заводе.
Правда, немного погодя в нашей семье появился дополнительный заработок. После работы отец собирал сложную систему из скороварки, трубок, самодельного охладителя и до глубокой ночи гнал самогон. По всему дому стояли фляги с брагой. Этот запах невозможно забыть даже спустя десятки лет. Вскоре в доме появились тараканы, но чего не сделаешь ради денег и c чем только не смиришься.
Помню, как в наш дом тянулись вереницы алкоголиков. Хриплые голоса, погасшие глаза с синевой под ними, распухшие лица, часто украшенные ссадинами. Немытыми руками пьяницы протягивали отцу грязные, скомканные деньги. Было противно наблюдать за этим. Но, как говорится, деньги не пахнут.
Выручка шла, отец даже перестал справляться с потоком посетителей и начал гнать еще больше. Из-за этого стал раньше уходить c работы и чаще отпрашиваться. Но сгубила папу и нашу семью его привычка дегустировать алкоголь, которая вскоре переросла в зависимость. После пробы отец становился неуправляемым, хоть внешне и был весел.
– Как слеза! – восхищался он, шатаясь из комнаты в комнату, пока мать не выгоняла на улицу проветриться. Родители стали все чаще ссориться. А добродушный на первый взгляд смех все чаще становился криком.
Однажды отец в алкогольном дурмане случайно вместо самогона продал соседу бутыль c питьевой водой.
Клиент, как обычно бывало, некрепко держа пакет c мелочью, высыпал ее на стол, отец старательно все пересчитал и выдал прохладную бутылку. Правда, через час сосед прибежал с выпученными глазами. Я даже не знал, что они могут так раскрыться под опухшими веками. Он стал орать на отца и сильно ударил его в челюсть, на пол упали брызги крови.
Я находился в гостиной, дверь в которую была открыта, и мог слышать все, что происходило на кухне, откуда доносился голос соседа. Тот жаловался, что только с третьей рюмки понял, что ему продали обычную воду. Отец оправдывался, говорил, что случайно перепутал бутылки.
Инцидент быстро замяли. Наверное, единственной хорошей чертой отца была разговорчивость, я бы даже сказал, способность заболтать любого. Через пару минут сосед уже стоял в дверях c двумя бутылками самогона и стесанными костяшками.
Но после его ухода последовала вторая волна криков: теперь отец кричал на мать, что та в ванной намыливала белье. Он обвинял ее, что именно она специально оставила бутылку с водой рядом с его «рабочим местом», чтобы «процветающий бизнес» пал на дно. Мама не оправдывалась, не говорила, что уже месяц не заходила на кухню, потому что невозможно было готовить в воцарившемся смраде. Она не упрекала отца в том, что из-за него не построила крепкой семьи…
Мать молча слушала, только изредка кивала. Когда же слова у отца иссякли, послышался грохот чего-то тяжелого, упавшего на пол. После – тихий женский плач. Мне стало страшно, и, громко заплакав в унисон, я спрятался под обеденным столом возле стены.
Картина происходящего надолго застыла в моем сознании. Словно кто-то сделал скриншот на телефоне. Тогда я по-настоящему сильно испугался и с тех пор стал заикаться. Мне потребовались годы, чтобы справиться с проблемой и перестать чувствовать себя неполноценным. О том, какой метод сработал в моем случае, я расскажу во второй части книги.
Последнее, что я запомнил из того дня, – как хлопнула дверь за мамой, которая вошла в гостиную. Сквозь мутные от слез глаза я узнал ее по белой нитке с маленьким блестящим крестиком на шее. В уголке ее губ запеклась кровь. Она взяла меня на руки и крепко прижала к груди. Мы просидели еще несколько минут на полу, мама дрожащей рукой гладила меня по голове, а я тихо плакал.
В коридоре послышался скрип паркета, я поднял голову и заметил силуэт отца в дверном проеме. Он смотрел на меня, я – на него и захлебывающимся голосом пытался произнести: «П-п-па-п-п-п-па…» В следующую секунду я уже слышал его быстрые шаги по коридору и щелчок дверного замка. Мама крепче обняла меня, и я снова заплакал. В следующий раз я увидел отца только через тридцать лет, но об этом позже.
Теперь в моих руках был последний артефакт того времени. Из хрупкой металлической рамки я достал потускневшую фотографию и выправил изогнутый левый край. Теперь все члены семьи воссоединились на одном снимке. На обратной стороне значилась надпись: «Орловы. 1987 год».
1. Вспомните ключевые события из вашего детства, которые оказали влияние на формирование вашей личности.
2. Обратите внимание на то, какое у вас отношение к этим событиям.
3. В рамках вашего отношения какие у вас возникают ощущения?
4. Устраивают ли вас эти ощущения? Делают ли они вас ресурснее и сильнее?