Слово «эпоним» пришло в науку из греческого языка (др.-греч. ѣπώνѣμος – «давший имя») и обозначает божество или героя, в честь которого тот или иной народ или географический объект получили свое имя. На то, что подобный образ существовал и в отечественной традиции, указывает форма «русичи» в «Слове о полку Игореве». Суффикс – ичи, обозначающий детей по отцу, является патронимическим, и о том, что с его помощью от имени легендарных прародителей образовывались названия славянских племен, свидетельствует уже ПВЛ: «Радимичи бо и Вятичи от Ляховъ. бяста бо 2 брата в Лясѣх. Радимъ. а другому Вятко и пришедъша. сѣдоста Радимъ на Съжю. (и) прозв(а) шася Радимичи. а Вятко сѣде съ родомъ своимъ по Оцѣ. от негоже прозвашася Вятичи»48 – «Радимичи же и вятичи – от ляхов. Было у ляхов два брата – Радим, а другой – Вятко; и пришли и сели: Радим на Соже, и от него прозвались радимичи, а Вятко сел с родом своим на Оке, от него же получили свое название вятичи». Специалисты отмечают, что «перенос этнонимических обозначений на царя и обратно – норма архаической семантики»49. Но то, что признается нормой для древнегреческой или ветхозаветной традиции вдруг становится совершенно неприемлемым для ряда ученых, как только речь заходит о происхождении Руси. Хоть в данном случае словообразовательная конструкция в «Слове о полку Игореве» совершенно определенная, русофобы всех мастей изо всех сил пытаются доказать, что никакого представления о первопредке Русе у наших предков в Средневековье не было, а сама форма «русичи» является выдумкой автора «Слова» и нигде больше не употребляется.
Однако в 1852 г. при ремонте подвала одного из домов в чешском селе Кралск был случайно обнаружен подземный склеп с погребальными урнами и двумя камнями со сделанными на них надписями. На одном из камней кириллицей было высечено слово РУСИЧ. Находку осмотрел чешский археолог В. Кролмус, а впоследствии и еще несколько человек, сделавших по его просьбе свои прорисовки надписей, что существенно снижает возможность мистификации50. Если данная надпись подлинная, то это означает, что кто-то из русов жил в этом регионе. Был ли он местным жителем или приезжим купцом, неизвестно, но в первом случае надпись должна была быть сделана достаточно рано, в эпоху после Кирилла и Мефодия и до внедрения в Чехии латинского алфавита. Кроме того, в ряде чешских родов (Дрславичей, Рыжмберков, Черниных) в XI и последующих веках было в ходу имя или прозвище Рус. А.В. Флоровский считает, что первоначально оно едва ли имело этническое значение и могло обозначать русого в противопоставлении черному, однако в случае использования его в качестве обозначения цвета едва ли оно ограничилось только этими родами, и мы вправе ожидать его гораздо более широкого распространения. Русское происхождение приписывается роду Рыжмберков, а знаменитый моравский дом Жеротинов вообще претендует на родство с русскими князьями51. Целый ряд фамилий в средневековых далматинских актах указывает на присутствие там русов: Русиничь (1182 г., в Задре), Русиновикь (1253 г., в Дубровнике) и, что самое показательное, Русичь (1364 г., в Сплите). Также географическая карта Лондонской псалтири второй половины XIII в. помещает на Нижнем Дунае около Венгрии народ «Ruscitae», по всей видимости искаженное «русичи»52. В армянской литературе первое упоминание о русах датируется началом Х в., а само их имя дается в форме «рузики». Тысячелетием ранее Птолемей на берегах Вислы упоминал племя рутиклеев. Вполне вероятно, что оба этих названия также является искаженным словом «русичи»53. Мы видим, что форма «русич» не только существовала в Средневековье, но и фиксируется за пределами Древней Руси в тех регионах, где в древности жили русы.
Образ Руса присутствует и в одном отечественном памятнике, правда достаточно позднем, а именно «Сказании о Словене и Русе». Происхождение «Сказания» остается непонятным, время его возникновение теперь определяют первой третью XVII в.54 Самые ранние его образцы дошли в сборниках конца 1630-х – начала 1640-х гг. Почти все исследователи отмечают интерес «Сказания» к происхождению новгородских топонимов, использование данным памятником мотивов новгородского фольклора и, по всей видимости, его создание именно в главном центре Северной Руси. А.В. Лаврентьев даже связал его с новгородским митрополитом Киприаном (1626–1634), высказывалось также предположение о создании текста в период шведской оккупации Новгорода55. Следуя библейской традиции, данный текст начинает повесть о происхождении нашего народа с разделением всей земли Ноем между своими сыновьями: «Лето от сотворения света 2244 по потопе во 2-е лето по благословению отца своего Ноя Афету излиявшуся на заподныя страны и на северныя даже и до полунощныя. По мале же времяни правнуцы Афетовы Скиф, Казардан отлучишася от братии своей… И от сих породишася сынове и внуцы, и умножишася зело, и прозвашася по имени прадеда своего Скифа Скифия Великая. И бысть межу ими распря и междоусобие и крамола многа тесноты ради места. Начальнии же их родители тогда княжаху единого отца дети пяточислении, им же имена суть: 1-е Словен, 2-е Русь, 3-е Болгор, 4-е Коман, 5-е Истер. От сих же племяни во время последнее и каган сыроядец искочи, яко же греческая история глаголет. Князем убо скивским Словену и Русу мудростию и храбростию в роде своем всех превозшедшим, и начаша размышляти с подданными своими, глаголюще сице: «Или только всей вселенней, иже под нами ныне, егда несть во жребии праотца нашего Афета еще части земли благии ко вселению человеком угодны, слышахом бо от отцов своих, яко благословил есть праотец наш Ной прадеда нашего Афета частию земли западнаго всего и севернаго и полунощного ветров. И ныне убо, братие и друзи, послушайте совета нашего, оставим вражду нашу и нестроение, иже тесноты ради творится в нас. И подвигнемся убо от земли сея и поидем от рода сего нашего после дней света сущии во жребии прадед наших, иде же нас приведет счастие и по благословению праотца нашего Афета». И люба бысть речь сия Словенова и Русова всем людем. (…)
Лета 3099 (2409 г. до н. э.) Словен и Рус с роды своими отлучишася от Ексинопонта и от роду своего и от братии и хождаху по странам вселенныя, яко крылатии орли прелетаху пустыни многии, ищуще себе места на селение; и во многих местех почивающе и мечюще их, и нигде же не обретоша себе селения. 14 лет пустыя места и страны обхождаху, дондеже дошедша езера некоего великого, Моиска зовомаго, последи же Ирмер проименовася во имя сестры их Ирмеры. Тогда волхвование повеле им наследником места того быти. И старейший Словен с родом своим и со всеми, иже под рукою его, седе на реце, зовомой тогда Мутная, последи же Волхов проименовася во имя старейшаго сына Словенова, Волхова зовома.
Лета 3113 (2395 г. до н. э.) великий князь Словен поставиша град и именоваша его по имени своем Словенеск, иже ныне зовется Великий Новград, от устия великого езера Ильмера по реце Волхову полтретья поприща. И от того времени новопришельцы скифы начаша именоватися словяня, и реку некую, во Ильмерь впадшую, прозваща во имя жены Словеновы Шелони, во имя же меньшаго сына Словенова Волховца проименовавша Оборотню протоку, иже течет из великая реки Волхова и паки обращается в него, больший же сын Словенов Волхов бесоугодник и чародей лют бысть тогда и бесовскими ухищрении мечты творя многии, и преобразуяся во образ лютаго зверя крокодила, и залегоше в реце Волхове путь водный и непокаряющихся ему овых пожираше, овых же опровержаше и потопляше. Сего же ради людие тогда невегласи окаяннаго того богом нарицаху и Грома его или Перуна нарекоша; и белоруским бо языком гром Перун имянуется. Постави же он, окаянный чародей, нощных ради мечтаний градок мал на месте некоем, зовома Перыня, иде же и кумир Перунов стояше. И баснословят о сем волхве невегласи, глаголюще в боги его, окояннаго, предтворяюще, истинно же о сем, окаянном волхве, испытано, яко зле разбиен бысть и удавлен от бесов в реце Волхове. (…) Другий же сын Словенов Рус вселился на месте некоем разстоянием от Словенска Великаго, яко стадий 50, у Соленого Студенца созда град между двемя реками и нарече его во свое имя Руса. Реку же, ту сущую едину, прозва во имя жены своей Ипорусии, другую же реку проименова во имя дщери своей Полисты. И иныи градки многии Словен и Рус поставиша и нарицаху их во имена князей своих Словены и Русии. От начала света до потопа лет 2242. От потопа до разделения язык 530 лет. От разделения язык до начала Великого Словенска, иже ныне Великий Новград, лет 341. И живяху между собою Словен и Рус в любви велицей. И завладеша тамошних краев многими странами. По них же сынове их и внуцы княжаху по коленом своим и налезоша багатства много мечем своим и луком, и обладаша же и северными странами и по всему Поморию, даже и до предел Ледовитаго моря…»56
Даже самое первое рассмотрение текста «Сказания» указывает на его достаточно сложный состав. С одной стороны, перед нами безусловно книжная традиция. В восприятии Иафета как библейского предка европейских народов, и, в частности, славян, данное произведение следует традиции, заложенной еще ПВЛ. Однако буквально сразу после этого, называя Скифа правнуком Иафета и непосредственным предком славян, автор «Сказания» кардинально отходит от всей предшествовавшей древнерусской летописной традиции. Расхождение с ней, да и со всей остальной славянской традицией, еще больше увеличивается утверждением того, что родными братьями Словена и Руса были Болгор, Коман и Истер. Если относительно Болгора неясно, кого автор имел в виду – предка кочевников-болгар или южнославянский народ, воспринявший их имя, то Коман является прародителем куманов-половцев, т. е. неславянского кочевого племени. Кто скрывается под именем Истер (Истр – античное название Дуная), также непонятно, однако объясняющая это имя следующая фраза («От сих же племяни… каган сыроядец искочи») позволяет предположить, что под ним подразумевался аварский каган, владения которого располагались именно на Дунае. Кроме него европейцам был известен только один каган – хазарский, однако его государство находилось не на Дунае, а на Волге. Поскольку все эти кочевники появлялись на исторической арене не одновременно, а через определенные временные интервалы, можно предположить, что имена последних трех братьев были придуманы каким-то образованным книжником. Очевидно, что ни о каких Болгоре и Комане как братьях Словена и Руса применительно к середине III тыс. до н. э., к которому они отнесены текстом, говорить не приходится. Точно так же книжное происхождение имеет и библейская датировка от сотворения мира.
Таким образом, даже если предположить, что в основе предания о переселении Словена и Руса на север Восточной Европы действительно лежала древняя устная традиция, уже в самом начале текста мы видим достаточно сильное ее искажение книжником, что ставит перед нами необходимость проверять достоверность каждого элемента «Сказания», поскольку точно мы не знаем, где книжник более или менее точно передал устное предание, а где что-то присочинил от себя. В книге «Великое начало. Рождение Руси» приводились последние результаты изучения палеоДНК, которые показали, что гаплогруппа R1a1, основными носителями которой являются славяне, появляется в Восточной Европе гораздо раньше указанной в «Сказании» даты переселения туда Словена и Руса. Древнейший образец данной гаплогруппы с Южного Оленьего острова датируется 5000–5500 до н. э. Два других образца гаплогруппы R1a1 были обнаружены у представителя хвалынской энеолитической культуры V–IV тыс. до н. э. на Волге близ Саратова и у обитателя поселения Сертеи VIII в Верхнем Подвинье, жившего на рубеже V–IV тыс. до н. э. Таким образом, уже в VI–IV тыс. до н. э. носители данной гаплогруппы занимали достаточно обширную территорию Восточной Европы, очерчиваемую треугольником Онежское озеро – Верхнее Подвинье – Саратов. Понятно, что сама по себе гаплогруппа еще не свидетельствует, что ее носитель говорил именно на том или ином языке, однако совершенно независимо от этих генетических исследований лингвист О.Б. Ткаченко датировал начало контакта финно-пермской языковой общности с протославянами именно VI тыс. до н. э. Следует также отметить, что на памятнике Сертея II, датируемом серединой III тыс. до н. э., была обнаружена характерная для финно-угров гаплогруппа N1c.
Утверждение, что град Словенск, отождествляемый с Новгородом, был основан в III тыс. до н. э., вызывает однозначную реакцию историков, особенно с учетом того, что древнейшая из найденных в Новгороде мостовых датируется 953 г. Понятно, что при дальнейших раскопках вполне могут быть обнаружены и более ранние следы поселений, однако с учетом того, что вопрос о существовании Новгорода в период призвания Рюрика остается до сих пор дискуссионным, ничего, кроме явного скепсиса, утверждение «Сказания» об основании города на Волхове в 2395 г. до н. э. вызвать не может. Если Словен назвал основанный им город Словенском, то его брат поступил точно так же и «у Соленого Студенца созда град между двемя реками и нарече его во свое имя Руса». Речь идет о Старой Руссе, которая упоминается в летописях с 1167 г. К единому мнению о происхождению названия города, равно как и о времени его возникновения, ученые так и не пришли. Поскольку соль весьма ценилась в древности, вполне возможно, что люди стали обитать на этом месте еще до возникновения древнерусского города. Сравнительно недавно в Старой Руссе археологи обнаружили артефакты, предположительно относящиеся к эпохе раннего металла (I тыс. до н. э. – начало I тыс. н. э.), как об этом было сказано в газетной публикации. В официальном же отчете датировка несколько иная: период неолита – раннего металла (III–I тыс. до н. э.). Понятно, что до окончательного исследования этих предметов и продолжения раскопок в городе какие-либо выводы делать преждевременно.
Само название «Ексинопонта», от которого Словен и Рус двинулись на север, также плод книжной образованности, а не устной традиции. Следует добавить, что археологи не фиксируют в середине III тыс. до н. э. следов миграции «от Ексинопонта» (Черного моря) к Ильменю и его окрестностям. Однако во второй половине II тыс. до н. э. на севере Восточной Европы действительно появляется новое население – носители культуры сетчатой керамики. Как показал М.Г. Косменко, данная культура стала распространяться на северо-запад из Поволжья, где в ту эпоху существовали фатьяновская и балановская культуры. Последние принадлежали к числу культур боевых топоров и с материальной стороны были настолько близки друг другу, что ряд ученых рассматривает их как одну археологическую культуру. Однако в антропологическом отношении фатьяновцы и балановцы заметно отличались, и поэтому правы те археологи, которые выделяют их в две самостоятельные культуры. На основании комплексного анализа имеющихся данных в названном выше исследовании мною было показано, что балановцы были древнейшими русами. Поскольку какая-то их часть вместе с представителями других племен приняла участие в сложении культуры сетчатой керамики и ее распространении на север, вполне возможно, что память об этом событии и отразилась в «Сказании о Словене и Русе». Ряд подробностей данного текста находит свои аналогии в археологических данных. Как уже отмечалось, люди обитали на территории будущей Старой Руссы уже в эпоху культуры сетчатой керамики. «Сказание» утверждает, что потомки Словена и Руса «обладаша же и северными странами и по всему Поморию, даже и до предел Ледовитаго моря», а фатьяноидная керамика фиксируется археологами на южном берегу Белого моря. Как следует из текста «Сказания», главная деятельность обоих братьев на их новой родине заключалась в основании городов и переименовании водных объектов. О городах было сказано выше, что же касается гидронимов, то в этом отношении весьма интересными представляются выводы лингвистов, поскольку они дают представления о языке древних обитателей будущей Новгородской земли. Как утверждает «Сказание», река «Волхов проименовася во имя старейшаго сына Словенова, Волхова зовома». Анализируя данную форму, В.Л. Васильев относит ее к пласту древнеевропейской гидронимии, многочисленные примеры которой, в том числе и реки Полисты, названной в честь дочери Руса, он фиксирует близ озера Ильмень. Появление этих гидронимов в регионе он связывает именно с расселением там фатьяновцев во II тыс. до н. э.57 М. Фасмер считает, что гидроним Полисть был образован от слав. полый, ср. половодье, полая вода58. Согласно «Повести о Словене и Русе» последний назвал эту реку в честь своей жены Порусии, а сам «у Соленого Студенца созда град между двемя реками и нарече его во свое имя Руса». Название реки Порусья впервые упоминается в письменных источниках под 1498 г. Хоть форма эта архаична, однако, как отмечает В.Л. Васильев, она не изначальна: «Но исследователи уже давно обратили внимание на то, что в глубокой древности река именовалась иначе. Сегодня имеются достаточные основания отождествить р. Порусью с летописной р. Руссой в Приильменье: «…И нарекошася Русь рекы ради Руссы, еже впадоша в езеро Илмень». Следы исконного гидронима Русса сохранились до сих пор, во-первых, в названии озеро Русское (т. е. «относящегося к р. Руссе»), из которого вытекает Порусья, во-вторых, в названии древнерусского города Руса на реке Порусье (сегодня – Старая Русса), продублировавшем исконный гидроним. Эту исконную форму нельзя трактовать изолированно от ряда гидронимических параллелей в ареале древней и современной Балтии: реки Русса, возможно, Руза в Подмосковье, Русска в Верхнем Поднепровье, Руса в бывшей Курской губернии, прусск. Russa, Russe, Russe-moter, куршск. Russe, Rosse, Rusnis, правый рукав Немана, Русская в границах бывшей Жомойтской земли и некоторые другие. В.Н. Топоров соотносит название южноприильменской Руссы с лит. rusėti, rusnуti «медленно течь» – на наш взгляд, предпочтительнее сблизить название с лит. rausvas «красноватый», лтш. Rusa «ржавчина», сербохорв. рус, словен. rus «красный, желтый». Смена гидронимической формы Русса на Порусья произошла не позднее XV в. и была опосредована названием города Руса или даже названием всей прилегающей к городу области (документально известно, что эта область в средневековый период именовалась Руса или Околорусье)»59. Разделяя норманистский символ веры о происхождении названия нашей страны, в другой своей статье он был вынужден признать, что «даже форма гидронима Руса не позволяет видеть в его основе скандинавский этноним», поспешив при этом сделать следующий вывод: «Возможно, что имя приильменской р. Русы получено от балтов, а не от скандинавов»60. Понятно, что многие современные ученые готовы приписать корень рус- хоть скандинавам, хоть балтам, лишь бы не признавать его славянское происхождение. Однако в данном случае для нас важно первичное название реки Руса, которое трансформировалось в Порусье лишь в Средневековье. По вполне понятным соображениям В.Л. Васильев обошел молчанием время возникновения гидронима Руса в Приильменье. Однако поскольку само это название трактуется им как балтское, а весь пласт древнеевропейской гидронимии в новгородских землях, по его мнению, балтоцентричен, то из его рассуждений следует вывод, что и само возникновение имени реки Руса в данном регионе должно быть отнесено ко времени распространения там сетчатой керамики, или, по терминологии В.Л. Васильева, появления фатьяновцев во II тыс. до н. э. Таким образом, если соотносить описанное в «Сказании о Словене и Русе» расселение наших далеких предков на севере Восточной Европы с археологическими и лингвистическими данными, то название переселенцами реки в Приильменье Русой следует связать с появлением там выходцев из Поволжья, в составе которых были носители фатьяновской и балановской культур.
Тысячелетия спустя после этого события один иностранный источник вновь упоминает братьев Словена и Руса и притом именно в связи с тем самым регионом, где некогда жили древнейшие русы, т. е. с Поволжьем. Речь идет о сочинении «Моджмал ат-таварих», написанной в 1126 г. анонимным мусульманским автором. Тегеранская рукопись этого сочинения 1126 г. перечисляет семь сыновей Иафета: Чин, Тюрк, Хазар, Саклаб, Рус, Майсак (его сын Огуз) и Кимари (= Киммериец, его сыновья Булгар и Буртас)61. Как видим, родоначальники славян и русов здесь также считаются братьями различных кочевых народов, что еще более сближает этот восточный источник с отечественным «Сказанием о Словене и Русе». О последнем «Моджмал ат-таварих» сообщает: «Рассказывают также, что Рус и Хазар были от одной матери и отца. Затем Рус вырос и, так как не имел места, которое ему пришлось бы по душе, написал письмо Хазару и попросил у того часть его страны, чтобы там обосноваться. Рус искал и нашел место себе. Остров не большой и не маленький, с болотистой почвой и гнилым воздухом; там он и обосновался.
Место то лесистое и труднодоступное, и никогда ни один человек не достигал того места… Рассказывают также, что у Руса был сын, которому в схватке с каким-то человеком разбили голову. Он пришел к отцу весь в крови. Тот ему сказал: «Иди и порази его!» Сын так и сделал. И остался такой обычай, что, если кто-либо (русов) ранит, они не успокоятся, пока не отомстят. И если дашь им весь мир, они все равно не отступятся от этого. И один другому у них не оказывает доверия. Когда родится сын, отец кладет ему на живот меч и говорит: «Вот тебе наследство!»62 Поскольку в тексте фигурирует эпоним «хазар», то очевидно, что первоначально речь идет о месте где-то относительно недалеко от Волги. Указание на родство Руса с Хазаром, по всей видимости, объясняется тем, что правители только двух этих народов в Восточной Европе носили титул хакана. Скорее всего, именно эта одинаковая титулатура правителей и подтолкнула автора «Моджмал ат-таварих» к предположению о родстве между собой русов и хазар. Что касается острова, на котором поселился Рус, то еще Н.С. Трухачев доказал, что островом русов, о котором неоднократно писали мусульманские авторы, был Рюген. Таким образом, автор XII в. соединяет здесь сведения о восточноевропейских русах, граничащих с хазарами, со сведениями об острове русов других восточных источников, т. е. рассматривает их в качестве одного народа. В этом контексте больший интерес представляет и приводимое им объяснение своеобразной мстительности русов, являющееся, по его утверждению, результатом случившегося из-за раны полумифологического прецедента, ставшим народной традицией. С этой записанной восточным автором легендой перекликается сообщение автора польской «Великой хроники» о происхождении племенного названия живших на Рюгене ран: «Также рани или рана называются так потому, что при столкновении с врагами они обычно кричат «рани, рани», т. е. «раны, раны»63. Данный клич живших на этом острове славян, да еще превратившийся в их племенное самоназвание, сам по себе достаточно необычен и получает свое объяснение лишь в сопоставлении с известием «Моджмал ат-таварих». У других славянских племен, будь то на востоке, западе или юге Европы, подобный боевой клич не фиксируется источниками, что говорит в пользу его возникновения из какого-то обычая, присущего только данному племени. Таким образом, сведения автора «Моджмал ат-таварих» не только объясняют происхождение племенного названия ран, но и в очередной раз доказывают тождество острова русов восточных авторов с Рюгеном, равно как и то, что славяне этого острова составляли один народ с русами Восточной Европы. Представление о единстве обеих групп русов, как это следует из обозначенных им границ, встречается и у византийского историка XV в. Леоника Халкондила: «Россия простирается от страны скифских номадов до датчан и литовцев»64. Интересно отметить, что название ран как одного из наиболее воинственных западнославянских племен оказывается однокоренным с аналогичным наименованием воинов и войны в индоиранских языках: иран. rana «воин» из авест. rana «воин, боец», rana «стычка, спор», а также др.-инд. rana «битва, сражение»65. Данное обстоятельство указывает на весьма давние контакты ран-русов с индоиранцами.
По поводу Славянина «Моджмал ат-таварих» сообщает: «И Славянин пришел к Русу, чтобы там обосноваться. Рус ему ответил, что это место тесное (для нас двоих). Такой же ответ дали Кимари и Хазар. Между ними началась ссора и сражение, и Славянин бежал и достиг того места, где ныне земля славян. Затем он сказал: «Здесь обоснуюсь и им легко отомщу». (Славяне) делают жилища под землей, так чтобы холод, который бывает наверху, их не достал. И он (Славянин) приказал, чтобы принесли много дров, камней и угля, и эти камни бросали в огонь и на них лили воду, пока не пошел пар и под землей стало тепло. И сейчас они зимой делают так же. И та земля обильна. И много занимаются они тороговлей…»66 В данном фрагменте интересна не только констатация конфликта славян с хазарами, но и два момента, находящие параллели в отечественной летописи. Это описание бани, которая, если верить автору ПВЛ, так поразила апостола Андрея у предков будущих новгородцев, и подчеркивание обильности славянской земли, на которую ссылались послы при призвании варяжских князей («Земля наша велика и обильна…»). Поскольку в генеалогии «Моджмал ат-таварих» упоминается Хазар, то очевидно, что она возникла до Х в., когда Хазария была окончательно разгромлена Святославом. Уже Саид ибн ал-Битрик (ум. 939) среди многочисленных потомков Яфета называл, в частности, ат-турк, ат-тагазгаз (токуз-огузов), ал-хазар, ар-рус (русов), ал-булгар (волсжских булгар), ас-сакалиба (славян)67