Русланчик - читать онлайн

Школьные годы.

Еще в нежном школьном возрасте Русланчик обладал чувством гипертрофированного собственного достоинства, следствием которого было пренебрежительное отношении к своим соученикам. Ему всегда казалось, что его товарищи как-то недотягивают до его уровня, не понимают простого факта, что в разговорах с ним не могут претендовать на равенство, поскольку он, Русланчик, обладает неким сакральным знанием, данным свыше, и заключавшимся в том, что, не имея специальной подготовки ни в каком конкретном деле, дело это, как он считал, он знал намного лучше, чем любой эксперт, который, на худой конец, мог претендовать на роль мастерового. Так, например, на уборке школьной территории, он по умолчанию узурпировал роль руководителя и начинал отдавать команды куда и кому следует пойти, кому необходимо взять грабли, а кому спешить с мешком, кому мести двор, а кому выносить мусор. При этом на вопросы одноклассников, а почему, собственно, он сам не спешит оттащить очередной мешок на помойку, Русланчик с удивленным видом в ответ спрашивал: «Вы разве не знаете, что в любом деле нужен руководитель? Вы просто не понимаете, что я лучше вас знаю, что и кому надо делать». То ли потому, что его одноклассники не хотели с ним спорить, воспринимая его ни то как недоумка, ни то просто на грани гадливости, то ли потому что интересы их были настолько далеки от таких приземленных вещей как совки и грабли, они молча продолжали свое дело, а на него посматривали как на чокнутого.

Откуда взялась эта уверенность Русланчик и сам не смог бы объяснить, но, поскольку, она в той или иной мере подкреплялась признанием его роли сведущего человека, по крайней мере так он воспринимал молчание своих одноклассников, уверенность эта крепла в нем день ото дня. Правда все же не все признавали в нем этот дар небес. Его одноклассница, Леночка Привалова, в которую он был влюблен еще со второго класса, никак не хотела видеть в нем гения, а, напротив, считала его глупым и пошлым. А поскольку Русланчик явно не обладал чертами и статью Аполлона, а, напротив, был невысокого роста, значительно ниже своих сверстников, и при этом обладал непропорциональной фигурой на коротких и кривых ногах, то завоевать сердце красавицы Леночки шансов у него не было никаких. А завоевать ее сердце уж очень ему хотелось. Сколько раз он мечтал о том, как на школьной линейке директор объявляет, что благодаря Русланчику вся школа завоевывает первое место в каком-нибудь соревновании, и как после линейки Леночка смотрит на него влюбленными глазами и подойдя к нему говорит: «Русланчик, ты самый лучший, ты мой герой, я хочу с тобой дружить!» Но он остается холоден и непреступен, с гордостью отвергая ее дружбу – пусть теперь помучается, как мучился он много лет, пока она танцевала медляки на школьных вечеринках с другими парнями, а он жался по углам, поскольку не только Леночка, но и другие девочки не хотели с ним танцевать – уж очень он был непривлекателен – коротконогий и сгорбленный, с огромной головой, которую венчала копна неприбранных сальных волос. Нет, теперь он отомстит ей за годы страданий и унижения. Теперь настала ее очередь страдать!

Но Леночка и не думала страдать по Русланчику. Она была не только красивой, но и очень развитой девочкой, училась в музыкальной школе по классу фортепиано, и не просто хорошо играла, но легко импровизировала, любила фильмы Бертолуччи и с удовольствием читала Умберто Эко, выходные проводила в музеях, а каникулы вместе с родителями за границей. Русланчик же никогда не был ни в одном музее, о загранице знал только по рассказам одноклассников, а о существовании Бертолуччи и Эко не имел ни малейшего понятия, поскольку это было уже за пределами сакрального знания, переданного ему свыше. Он вообще старался не отягощать свой мозг излишней информацией, читая только то, что требовалось по школьной программе, да и то не в полном объеме. Учась уже в выпускном классе, он понятия не имел ни о живописи, ни о музыке, а его познания в литературе не выходили за хрестоматийные произведения Некрасова и Пушкина. Историю он не знал вовсе, считая ее изучение бесполезной тратой времени и копанием в хламе. Он пытался изучать экономику, но в связи со слабыми познаниями в математике, дело дальше введения в курс не продвигалось. Русланчик себя утешал тем, что он и без этого он найдет свою дорогу, веря в свое предназначение, начертанное ему свыше. По понятным причинам Русланчик никак не мог быть интересен такой девочке, как Леночка.

Леночку интересовал совершенно другой мальчик – Женя Давыдов, высокий красавец и большой умница. Женя был первым по физике и математике не только в классе, но и в городе, неоднократно занимая призовые места на олимпиадах. Он свободно говорил по английский с лондонским произношением, до 9 класса прожив в Англии, где работали его родители по линии Министерства культуры. Родители привили ему любовь к искусству, и он пропадал вместе с Леночкой часами в музеях и на выставках. Леночка была безумно влюблена в Женю, чем вызывала жгучую ревность Русланчика, который постоянно искал повода нагадить Жене, но не находил, отчего злился и сквернословил в его адрес.

Учителя относились к Русланчику индифферентно, не выделяя его из общей серой массы остальных учеников. Никто в школе не видел в нем никаких явных талантов, таких как у Жени, никто не видел в нем искры божей, которую стоило бы развивать. Единственный, кто относился к нему не нейтрально – была завуч школы. Связано это было с тем, что Русланчик рано нащупал ее слабое место и умел к ней подольститься. Он частенько говорил ей, что она лучше всех преподает, и что ему на ее уроках безумно интересно, хотя вела она английский язык, которого Русланчик толком не знал, говорить на нем не мог, но мог зазубривать огромные куски текста из учебника на заданную тему и почти без ошибок воспроизводить их в классе, хотя и с жутким акцентом. Забегая вперёд надо заметить, что и в будущем Русланчик так и не избавился от акцента, с трудом приобретя более-менее сносные навыки общения на этом языке, но частенько вызывая недоумение у носителей языка.

Безусловно, у них было много общего – и непривлекательная внешность, и отсутствие друзей, и неудовлетворенное либидо, которое приносило не мало страданий обоим. Игра подростковых гормонов нашла яркое отражение на лице Русланчика в виде угревой сыпи, которая делала его и без того непривлекательное лицо еще более неприятным. Половое влечение к объектам противоположного пола не находило удовлетворения – противоположный пол отвечал полным равнодушием. Не помогали и часы занятий онанизмом, приносившим удовлетворение лишь на короткое время. От неудовлетворенного влечения страдала и завуч, Альбина Петровна. Ей было без малого 30 лет, а она еще была не замужем, и в ближайшем будущем изменений в ее семейном положении не предвиделось. Была она невысокого роста, с огромными бедрами и абсолютно не имела груди. Даже нулевой размер лифчика оказался ей большим, и она не носила его вовсе. Эта грудь, вернее ее отсутствие, было вечной причиной ее страдания, начиная со школьного возраста, когда у других ее сверстниц стали появляться бугорки под футболками. Когда же у других девочек грудь выросла до разумных подростковых размеров, а у ее соседки по парте аж до третьего, она всерьез забеспокоилась – ее грудь оставалась по-прежнему нулевого. Сколько было походов по врачам, анализов, консультаций – ничего не помогало. Грудь не росла. Тогда-то один из врачей и прописал ей заграничные гормональные лекарства, которые должны были привести к формированию вожделенной груди. Но, вместо этого у нее неправдоподобно быстро стали увеличиваться в размере бедра и ягодицы. Она снова побежала к доктору, на этот раз к другому, но тот сказал, что таблетки были подобраны неправильно, и что надо немедленно бросить их принимать, но было уже поздно – колеса произвели непоправимые изменения в гормональной системе. Бедра достигли 68 размера, и это при росте метр шестьдесят, грудь не выросла, зато выросли усики над верхней губой. Понятно, что мужским вниманием она не была избалована. Девственности она лишилась только в 27 лет, поддавшись обману молодого проходимца, которому негде и не на что было жить. Молодой человек выдавал себя за гениального писателя, хотя и временно не печатающегося, в связи с чем испытывал материальные трудности. Познакомилась с ним она на богемной вечеринке, куда из жалости ее пригласила двоюродная сестра. Молодой человек проявил капельку заинтересованности, отвесил ей комплимент по поводу ее бедер, мол это признак красоты, который не каждому дано ценить, сказал, что маленькая грудь – признак аристократизма, и Альбина была сражена. Она сразу пригласила его к себе домой, где молодой человек и поселился, лишив ее девственности в первую же ночь. Но уже через неделю он исчез, унеся с собой те немногие сбережения, которые Альбине удалось скопить. Альбина через свою кузину пыталась найти незнакомца, но оказалось, что ни сестра, ни ее знакомые, у которых они были в гостях, толком не знают, кто этот молодой человек и как он попал в их компанию. Кроме его имени о нем никто ничего не знал, и больше никогда его не видел. С тех пор мужчин у Альбины не было. На память о единственном в ее жизни мужчине у Альбины осталась дочь, которой недавно исполнился год.

Школу Русланчик закончил с посредственными результатами, со средним баллом чуть выше трех. Мечтать о поступлении в престижный ВУЗ с такими оценками не приходилось. Поэтому Русланчик по совету Альбины и решил поступить в Педагогический, куда конкурса не было никакого. Вступительные экзамены все же сдать пришлось, но даже для него это не составило большого труда. Леночка поступила в Университет на Восточный, а Лева на физфак. Альбина же по-прежнему преподавала в школе.

А еще через год произошел развал Союза и все полетело в трамтарары. Дикая инфляция и разруха захлестнули страну. Все продавалось и покупалось. Шел процесс накопления первоначального капитала, создавались многочисленные кооперативы, приватизировались предприятия честным, но чаще все-же нечестным путем. Страну захлестнул бандитизм, происходила смена формаций, сопровождающаяся сменой систем ценностей. Вечные и непреложные отходили на задний план, вперед же выдвигались культ бабла и власти, которую оно давало. В магазины выстроились многочасовые очереди, люди пытались отоварить талоны на основные продукты, сигареты и водку, которые на некоторое время стали самой стойкой валютой, имевшей хождение среди населения, не имеющего возможности хранить сбережения в долларах по причине отсутствия каких-либо сбережений. Инфляция в стране достигла такого уровня, что рублевые цены иногда переписывались по два раза в день. Это было золотое время для предпринимательства в худшем его выражении. Полное отсутствие законности позволяло легко прятать сверхприбыли, а крыша какой-нибудь бандитской группировки давала мало-мальски сносную защиту от посягательств отморозков, расплодившихся в то время без счета. Одной из самых надежных считалась крыша ментовская, хотя и стоила дороже, чем крыша профсоюзов работников ножа и топора. Бояться наезда со стороны налоговой в этом случае не приходилось вовсе – все решалось по звонку, и уже сами менты договаривались с коллегами из других ведомств о стоимости проведения или же не проведения проверок и ездили на разборки к бандитам. Грохнуть могли и те, и эти, но с чиновниками имея знакомых ментов, которые могли вовремя надавить вполне законными методами, договориться было легче. А договариваться было о чем – шел передел, вовсю отчуждалась государственная собственность и надо было успеть ее подобрать. Приватизировались заводы, порты, карьеры, раздавались земельные участки, недвижимость переходила из рук государства в частные, все это за смешные деньги.

2. Ванечка.

Не стала исключением и тогдашняя академия наук, особенно ее питерское отделение, которым руководил академик Флеров. У академика был сын, Ванечка, который не пошел по стопам отца в науке и которого последняя интересовала только с точки зрения наживы. У молодого человека вообще не было высшего образования, которое и не требовалось для несложных финансовых афер, приносивших, однако, баснословные доходы. О законах экономики, так доходчиво изложенных Марксом в своих монументальных трудах, Ванечка не знал ничего, и про то что добавленная стоимость называется так потому, что возникает в результате приложения труда или же капитала к первоначальному продукту ничего не ведал. Поэтому он извлекал прибыль путем несложных операций с трансформацией средств производства и иной государственной собственности, а проще говоря путем их незаконной приватизации и продажи.

Опираясь на поддержку папы и создавая многочисленные товарищества и общества, он в очень короткое время умудрился прибрать к рукам различные объекты недвижимости, включая здания академических институтов, заключая от имени Академии договора на право управления недвижимостью с одной из своих компаний, которые немедленно стал сдавать в аренду всем желающим получить офис на территории ведомственного объекта. Помимо зданий, в которых непосредственно располагались академические институты, Академия владела огромным количеством активов, обеспечивающих их инфраструктуру. Среди этой собственности был жилой фонд – несколько домов, большая часть которых находилась в центре города, пионерские лагеря в Курортной зоне вдоль Финского залива, пансионаты и санатории для отдыха и оздоровления сотрудников и их семей, тысячи гектар земли, в былые времена использовавшихся для опытного земледелия или же отведенных под будущее строительство научных объектов или жилых домов для все увеличившейся по численности научной братии. Извлечение прибыли из этих лакомых кусков конечно же не требовало никаких познаний о добавленной стоимости, поскольку не предполагало никакого дополнительного труда и никаких дополнительных вложений. Все было предельно просто – необходимо было оформить переход права собственности к какому-нибудь ООО, создать которое было делом плевым, а затем продать отчужденный объект по сходной цене. Единственную сложность представляло создание видимости законности таких сделок. Поскольку разработка законов, позволяющих отчуждать практически безвозмездно государственное имущество, а по сути просто грабить государство, даже в то дикое время было делом непростым, то наиболее легким путем оказалось приобретение прикрытия проводимых махинаций со стороны правоохранительных органов.

Еще одной статьей доходов являлись тендеры, проводимые Академией среди научных коллективов. Ванечка принимал самое живое участие в выборе победителей. Как не трудно догадаться главным критерием при отборе являлись вовсе не значимость тематики и ожидаемого результата. Такие мелочи Ванечку не интересовали, а интересовало его заключит ли научный коллектив, получивший грант, договор на субподряд с одним из его ООО, или же еще проще, размер отката в живых деньгах. Он вел бесконечные переговоры с претендентами на грант, заменив собою комиссию экспертов, мнение которых в случае отрицательной оценки при принятии решения ставилось под сомнение и на этом основании игнорировалось. Всем претендентам Ванечка задавал один и тот же вопрос: «Ты уважаешь моего папу?», который конечно же был риторическим. «Сколько бы ты смог отдать от гранта? Ведь папе бы ты не отказал? Считай, что если ты это сделаешь для меня – ты это сделаешь для папы». Выигрывал тот, кто предлагал наибольшую сумму.

Очень тесные отношения связывали Академию и Комитет по науке при городском правительстве, в обязанности коего входила разработка программ развития наукоемких производств в регионе, на которые выделялся внушительный бюджет. Ванечка всеми силами старался наложить на это бюджет свою руку. Будь то тендер на закупку или подряд на оказание услуг, он непременно старался откусить от него увесистый кусок в виде отката, впрочем, делясь ими с нужными чиновниками, за что те охотно допускали его к подготовке торгов. Аппетиты его были непомерны, проценты по откатам редко когда были меньше тридцати, а при особо удачных сделках превышали половину. Оставшуюся часть, как правило, прибирало подконтрольное ООО, за получение контракта платившее дополнительную взятку. Не трудно догадаться, что о целевом использовании денежных средств речи не шло – средства эти просто-напросто до цели не доходили.

Через несколько лет такой активной предпринимательской деятельности активы академии сократились на порядок, а активы молодого человека стремительно росли, подтверждая закон, что если где то убыло, то значит где то прибыло. Поставленная на широкую ногу деятельность в скором времени принесла ощутимые результаты. В гараже на даче в Комарово стоял новенький Астон Мартин рядышком с Бентли, а под окном института – Порш и Ламборджини. На Английской набережной был выкуплен трехэтажный дворец с видом на Василевский остров, а на Лазурном берегу приобретена роскошная вилла с бассейном на первой береговой линии.

Постепенно Ванечка привык к ночному «светскому» образу жизни. Он проводил время в бесконечных элитных клубах, только членство в которых, не считая стоимости их посещения, обходилось по несколько десятков тысяч в твердо конвертируемой валюте, употребляя неимоверное количество спиртного, доводившего его до полной потери сознания к утру. Вскоре эти забавы стали казаться ему недостаточно острыми, и он пристрастился к кокаину. Уже через год он стал законченным наркоманом, употребляя не только благородный порошок, но и всякую психоделическую дрянь, что безусловно стало сказываться на его умственных способностях. Ему был нужен помощник, которому он мог бы доверить управление своими активами, вернее активами Академии, приносившими ему доход. И вот тут то судьба свела Ванечку с Русланчиком.

Встреча с Альбиной.

Русланчик влачил жалкое существование во время обучения в институте. Стипендии хватало только на проездной и на несколько булочек в буфете, а возможности заработать серьезно не было никакой, а значит не было денег ни на приличную еду, ни на приличную одежду. Поэтому питался он в основном супчиками из пакетиков, которые готовил себе сам, а носил одежду, оставшуюся еще со школьных времен, благо с тех пор он не поправился и одежда оставалась в пору, правда изрядно пообносилась. Разгружать вагоны в силу своей физической хилости он никак не мог, а больше никакой работы не подворачивалось. Изредка выпадала возможность подработать дворником, но вскоре и эта возможность пропала в силу отсутствия финансирования дворницкого труда. Русланчик стоял перед финансовой пропастью, которая готова была поглотить его целиком в самое ближайшее время.

Обучение в институте не представляло никакого труда, но было скучным и однообразным. Учился он спустя рукава, правда занятия не прогуливал и экзамены сдавал вовремя, хотя и на тройки, но на уверенные. Перспектив по окончании института, до которого оставался только один год, тоже не было никаких – роль учителя в школе мало улыбалась, но была единственной гарантированной возможностью хоть как-то устроиться – в школах была катастрофическая нехватка учителей. Правда он учился на экономическом факультете, который был открыт в педагогическом два года назад, и на который он после второго курса перевелся с географического, но кому нужен экономист с дипломом пединститута? От группы в тридцать человек, набранной четыре года назад, осталось только двенадцать, одиннадцать из которых были девчонки, а двенадцатым был он сам. Но несмотря на то, что Русланчик был единственным мальчиком в группе, да и одним из немногих на курсе, девушки он себе так и не нашел. Ну не хотели девчонки иметь с ним отношений, хоть и сами были не первыми красавицами – настолько он был антисексуален. Так что к своему 21 году он все еще оставался девственником. А либидо давало о себе знать, и единственным способом хоть как-то на время снять напряжение был старый верный способ, который он практиковал с начала своего полового созревания. Такой образ жизни мало способствовал нормальному обмену веществ, и его лицо по-прежнему покрывала подростковая угревая сыпь, которая хоть и стала значительно меньше, но имела прочную основу в виде недоедания и неудовлетворенного полового влечения и, как следствие, сбитого гормонального фона.

Настроение было самое что ни на есть пакостное, когда в один из серых осенних питерских дней Русланчик утром вышел из дому и побрел в институт своим обычным маршрутом. Моросил дождь, зонта у Русланчика не было – его зонт сломался, а купить новый не было денег. Он уже изрядно промок, когда вдруг неожиданно на углу Гороховой и Мойки рядом с ним остановился мерседес, обдав его фонтаном брызг из-под колес. Задняя дверца открылась и из машины появилась Альбина.

–Бог мой! Руслан! А я думаю: «Ты, или не ты». Как давно я тебе не видела! Как дела? Все еще учишься, надеюсь? Да ты совсем промок! Залезай-ка в машину, поговорим.

–Альбина Петровна? – опешил Русланчик. – Это вы?

А опешить было от чего. Во-первых, то что Альбина появилась из мерседеса, стоимость которого в то время в несколько раз превосходила стоимость квартиры, само по себе производило неизгладимое впечатление, которое еще больше усиливалось тем, что за рулем был шофер, а значит статус обладательницы роскошного авто еще более повышался. Во-вторых, боже, как она переменилась! От той уродины, которая была завучем у него в школе, не осталось и следа! Одета она была со вкусом и дорого, на ней был черный брючный костюм, короткий пиджак подчеркивал талию и грудь! «А ведь у нее не было груди, – вспомнил Русланчик, – вообще не было. А теперь появилась. Ничего себе!». Брюки обтягивали вполне привлекательные бедра. Это было какое-то чудо – размер бедер был явно на несколько размеров меньше по сравнению с той Альбиной, которую он помнил по школе. Да и ростом она казалась выше. На ней были строгие, но очень красивые черные туфли на каблуке средней высоты, подчеркивающие стройность ног. Лицо ее тоже изменилось до неузнаваемости – кожа была матовой и загорелой, на щеках играл здоровый румянец. И хотя красавицей назвать ее было нельзя, но видно было, что обладательница такой внешности регулярно посещает спа салоны и отдает должное заботам о своем внешнем виде. От нее приятно пахло духами, аромат которых Русланчик конечно же определить не мог, поскольку вообще не был знаком с парфюмом, но запах ему очень понравился. Но как она смотрела! Во взгляде не было ничего от той невзрачной, неуверенной в себе и обиженной на весь мир училки. На него смотрела явно состоявшаяся и знающая себе цену женщина.

– Ну чего ты застыл? Залезай в машину, а то вымокнем до нитки.

Альбина запрыгнула в машину и отодвинулась к противоположной двери, Русланчик неуклюже протиснулся вслед за ней и закрыл за собой дверь. Машина показалась ему огромной. Он неуверенно уселся в мягком кожаном кресле, слева от него опустился подлокотник, в который была вмонтирована трубка телефона. Рядом сидела Альбина, но Русланчику казалось, что это была не она, а фея из сказки, пригласившая его прокатиться в своей карете.

–Ну как ты? Рассказывай. Ты знаешь, я тебя как раз недавно вспоминала. Если помнишь, в школе меня никто не любил, ни дети, ни учителя, только ты относился ко мне как-то искренне. Мне даже иногда казалось, что ты был тайно в меня влюблен – пошутила Альбина.

Эта шутка заставила Русланчика густо покраснеть. Он что-то начал бормотать про то, что мол да, она ему всегда нравилась как учительница, что она тоже была единственной, кто понимал его, но как-то сбился и замолчал.

– Но теперь все в прошлом, многое изменилось, но об это после. Сначала расскажи о себе. Ты куда шел?

– В институт, у меня пара скоро начинается, учусь на пятом курсе. Скоро диплом.

– А что потом делать собираешься? Решил уже? Ведь не в школу же учителем?

– Не решил пока, да и чего решать, перспектив то никаких.

– Никаких перспектив? – переспросила Альбина. – Что так? «В жизни всегда есть место подвигу» – процитировала она в шутку. Знаешь ка что, давай ка я тебя подвезу в институт, а вечером встретимся. У меня дела до шести, а потом можно увидеться. Ты ресторан Кэт на Стремянной знаешь? Уютный, небольшой такой, я с хозяйкой дружу. Там спокойно поболтаем. Приходи туда в полседьмого. Хорошо?

– Хорошо, приду – пробормотал он.

Машина остановилась у здания института и Русланчик вылез на улицу. А как не хотелось ему покидать уютное кресло мерседеса! Он только немного согрелся в тепле, а тут опять надо выходить на дождь, в холод, хорошо, что осталось только добежать до входа в здание. Мерседес отъехал, и Русланчик побежал ко входу.

Встреча с Альбиной была настолько неожиданной, что ни о чем другом он уже думать не мог. «Как она переменилась, – вспоминал он по дороге к аудитории. – Как такое могло произойти? Ведь была уродиной конченой, а теперь выглядит как первая красавица. А какой взгляд! А как говорит! «В жизни всегда есть место подвигу», – вспомнил он ее фразу, сказанную ему с иронией в машине. Какой тут подвиг? Тьма беспросветная. Что за перемены такие с ней произошли? Откуда эта машина? Замуж что ли вышла? Ничего ведь не успела о себе рассказать. Какая красивая стала!». Вспоминая о том, какая красивая стала Альбина, Русланчик почувствовал эрекцию. «Вот черт, этого еще только не хватало! – испугался он, что кто-нибудь из окружающих увидит довольно ощутимый бугорок на брюках– черт знает что ведь могут подумать, надо быстрее за парту нырнуть. А кожа у нее какая! Как у артистки! Ему почему-то вспомнилась детское кино о снежной королеве и Елена Проклова в роли Герды, в которую он тайно в детстве был влюблен. Что же все это может значить?».

Понятно, что никакие занятия в голову больше не шли. Отвечал он на вопросы преподавателей невпопад, профессор на семинаре даже поинтересовался, не заболел ли он. Не помня себя, досидел он до трех часов, когда занятия в институте наконец то закончились. Но что было делать до половины седьмого? Оставалось еще три с половиной часа до встречи с Альбиной, и он отправился слоняться по городу.

Выйдя из института на Мойку, он повернул налево и побрел в сторону Исаакиевской площади. Дождь прекратился, хотя на улице было по-прежнему ветрено. Выглянуло солнце, и отражаясь в лужах рассыпалось по земле множеством солнечных зайчиков. Свет был такой мягкий, что создавалось впечатление какой-то неземной идиллии. Небо было не по-осеннему высокое, немногочисленные деревья переливались красными и желтыми красками, с них опадали листья, описывая в воздухе причудливые траектории и раскачиваясь в воздухе плавными движениями медленно падали на тротуар. При неожиданных порывах ветра опавшая листва взметалась ввысь и клубясь в воздухе в безудержном вихре неслась вдоль набережной, налетая на прохожих, инстинктивно отворачивающих голову и старающихся укрыться от ветра, и как бы нехотя опускалась на землю, когда порыв ветра наконец стихал, расстилаясь цветным ковром. Проезжающие машины выбрасывали из-под колес фонтаны брызг, искрящиеся на солнце и образующие в воздухе маленькие радуги по траектории своего полета. Одна из машин обрызгала Русланчика с ног до головы, но он не обратил на это внимание – так он был поглощен мыслями о предстоящим свидании с Альбиной. «Зачем она пригласила меня? О чем хочет поговорить? И почему я так волнуюсь, что такого во встрече с бывшей учительницей? – думал он. – Может хочет повспоминать школьные времена?». Но вспоминать школьные времена ему вовсе не хотелось. Не было там ничего хорошего, о чем бы он хотел помнить. Помнил он лишь обиду и постоянное унижение, унижение от своего нелепого вида, от того пренебрежения на грани гадливости, с которым к нему относились его одноклассники. Как ему хотелось, чтобы его тоже пригласили в компанию, в которой было шумно и весело, где шутили, смеялись, пели и заводили романы, и в которой ему не было места! «А может не ходить», – думал он, и тут же гнал от себя эту мысль, обвиняя себя в трусости.

Незаметно он добрел до Мариинского дворца. Перед ним возвышалась грозная фигура Императора. Он подошел к памятнику и в первый раз за свою жизнь рассмотрел выражение лица самодержца, уверенно восседающего на коне, поднятого волевой рукой на задние ноги, как бы перед препятствием. Ему почему-то вспомнился мультфильм про путешествие Нильса с дикими гусями, когда Нильс решил посмеяться над памятником гордому королю, а тот потом, сошедши с постамента, преследовал его по ночному городу, и если бы не заступничество деревянного человека, которого звали как-то вроде Розен Бом, или что-то близкое, пришлось бы Нильсу плохо. «Что за чертовщина в голову лезет!» – подумал Русланчик. Но выражение лица Императора было такое торжественное, столько уверенности в себе было запечатлено в нем, что это потрясло Русланчика. «Это знак! – мелькнуло в голове. – Наверное в этом есть смысл. Не надо отчаиваться, надо довериться судьбе».

Постояв перед памятником минут десять, он пересёк площадь и пошел в сторону собора. Свет на собор падал со стороны площади и купола отбрасывали его на фигуры ангелов, установленных на парапете крыши, которые от этого светились как бы изнутри. Русланчику вдруг стало так спокойно от этого зрелища, что на минуту ему представилось, что это, наверное, благословение свыше снизошло на него. Вдруг, нарушая идиллию, неожиданно рядом раздался взрыв. Прямо перед собой он увидел яркую вспышку и сразу же клубы дыма, сквозь которые было видно пылающий автомобиль. Раньше такое он видел только в кино. Как он потом прочитал в газетах, это была бандитская разборка, и в автомобиле находился лидер одной из бандитских группировок, ведущей войну с другой группировкой, недовольной результатами приватизации государственной собственности. Как было написано в газете, стреляли из ручного гранатомета с крыши здания напротив Астории. Через секунду раздался второй взрыв, и на воздух взлетела машина охраны, следовавшая за машиной бандитского авторитета. Взрывы были такой силы, что у Русланчика заложило уши, и несколько минут он ничего не слышал. «Ничего себе! – мелькнуло в голове у Русланчика. – Какого черта? Валить надо отсюда!». В ушах шумело, идеалистическая картинка была испорчена безвозвратно, но инстинкт самосохранения сработал четко, и, не дожидаясь продолжения разыгравшейся драмы, Русланчик быстро побежал в сторону Большой Морской. Пробежав метров пятьсот, он остановился отдышаться и осмотреться. Мимо пролетела милицейская машина с мигалкой и сиреной, люди с ужасом смотрели в сторону площади, спрашивая друг друга о том, что произошло. «Не город, а дикий запад какой-то, – подумал Русланчик, – хотя вот это жизнь! По крайней мере люди понимают из-за чего рискуют. А у меня что впереди?».

Немного успокоившись он побрел дальше по Морской в сторону Невского. Когда-то, до революции, это была одна из самых богатых улиц города, сплошь застроенная дворцами и роскошными особняками. В Советские времена в некоторых из этих зданий размещались организации, некоторые же дома были перестроены под квартиры, большинство из которых были коммунальными. Теперь опять все переменилось. Коммуналки стремительно расселялись, выкупались под офисы, под отдельные квартиры, отдельные дома выкупались целиком под отели, под бизнес-центры, кругом кипела работа по ремонту обветшалого жилищного фонда, все это происходило при непосредственном участии комитета по недвижимости при правительстве города. «Вот где денег то немерено, как было бы неплохо иметь знакомых, чтобы тоже приобщиться к процессу», – помечтал Русланчик. Но приобщиться ему не было никакой возможности, потому как никаких влиятельных знакомых у него не было.

Выйдя на Невский, Русланчик посмотрел на часы. Было уже четыре тридцать. До встречи было еще два часа. Очень хотелось есть, но денег, чтобы зайти пообедать в кафе не было. Снова пересекая Мойку, на этот раз в обратном направлении по Полицейскому мосту, и сделав таким образом полный круг, на противоположной стороне Невского проспекта, на углу с Большой конюшенной, рядом с домом Военной книги он увидел пирожковую. Вдруг, совершенно отчетливо он почувствовал запахи, доносившиеся из заведения, хотя, безусловно, это было лишь плодом его воображения – слишком велико для запахов было расстояние. Мозг тут же послал сигнал, бороться с которым просто не было сил. В кармане брякала мелочь, которой должно было хватить, чтобы купить хотя бы один пирожок. Русланчик не медля ни секунды, пересек Невский проспект и устремился к пирожковой. Там, как всегда, было людно. Система обслуживания была еще советской. Сначала надо было выбрать пирожки и напиток, разновидность последних была весьма ограничена и включала в себя бочковый кофе с молоком и бочковый же чай, затем пробить чек в кассе и с этим чеком получить выбранный набор у продавца в отделе. Касс было несколько, продавцов в отделе тоже было несколько, и хотя очереди в кассы были довольно длинными, двигались они относительно быстро. Минут за двадцать можно было приступить к поеданию пирожков, которое происходило стоя. В помещении пирожковой было установлено изрядное количество высоких круглых столов, за каждым из которых стоя могло уместиться человек пять. Русланчик пересчитал мелочь и выяснил, что хватает ему на пару пирожков с мясом и стакан кофе с молоком. Отстояв очередь в кассе, он получил вожделенные пирожки и стакан бочкового кофе у дородной продавщицы и примостился у столика у окна. Мимо проходили прохожие, проезжали машины, а он стоял у окна, глядя на суету за стеклом, и ел свои пирожки, наслаждаясь их вкусом. Он старался растянуть удовольствие как можно дольше, но скромная трапеза не заняла и десяти минут.

Покончив с пирожками, Русланчик вышел на улицу и по четной стороне Невского направился в сторону Маяковской. Он остановился ненадолго у здания бывшего бассейна на Невском 24. Вернее здание бывшего бассейна было сначала бывшей кирхой, закрытой в тридцатых и перестроенной под склад, а в пятидесятые перестроенной под бассейн, который опять перестраивали под кирху. Поглазев на стройку, он направился дальше. Малая Конюшенная, бывшая улица Софьи Перовской, также представляла собой большую строительную площадку – из проезжей улицы ее превращали в пешеходную, одновременно расселяя дома по примеру Морских улиц, превращая их в элитное жилье и не менее элитную коммерческую недвижимость.

Поглазев на стройку Русланчик двинулся дальше, и уже нигде не останавливаясь пошел в сторону Московского вокзала. Он пересек канал Грибоедова, миновал Фонтанку и совсем сбросив темп поплелся по направлению к Маяковской. Дойдя до перекрестка Маяковской и Невского, он перешел на противоположную сторону проспекта и свернул на Марата. Следующий перекресток был со Стремянной. Русланчик посмотрел на часы, весящие на угловом здании, они показывали 6 часов. Ждать еще надо было полчаса. Подойдя ко входу в кафе, Русланчик осмотрелся, но мерседеса Альбины ни около входа, ни поблизости от кафе не было. Вяло перейдя на противоположную сторону улицы Русланчик прижался спиной к дому напротив от входа в кафе и стал ждать, тупо уставившись на дверь. Он вспомнил, как однажды на школьной вечеринке, отупев от одиночества потому что с ним никто не хотел общаться, а всем вокруг было весело, кроме него, он решил напиться, купил портвейн в магазине и залпом выпил полбутылки, и как ему потом стало плохо, как он блевал в туалете, а потом сидел на ступеньках школы обхватив голову руками, а вокруг все плыло кругами. Как его нашла Альбина, уходя домой, как присела рядом, пожалела, стала утешать, не ругала, почуяв от него запах спиртного, а стала говорить, что одиночество не повод для выпивки, что у него все еще будет, ведь ему только семнадцать. Как он растрогался на ее слова, расплакался, стал жаловаться, что его никто не любит, все избегают, а ведь он особенный, ведь ему дано такое знание, какого нет у других, а они не ценят, не понимают, а Альбина гладила его по голове и утешала. Да, Альбина была его единственным светлым воспоминанием о школе. Русланчик так размечтался, что не заметил, как подкатил ее мерседес. Она вышла из машины и огляделась, ища его взглядом, а заметив, помахала ему рукой. Русланчик отделился от стены и пошел ей навстречу.

– Ну привет, – поприветствовала его Альбина. – Давно ждешь?

– Нет, я только подошел, – соврал Русланчик

– Ну пойдем вовнутрь.

На входе их встретила хозяйка заведения, красивая стройная блондинка лет тридцати.

– Ах, Альбина Петровна! Здравствуйте! Как приятно вас снова видеть у нас. За какой столик хотите присесть?

– Добрый вечер, Катя! – ответила с улыбкой Альбина. – Мы бы с моим молодым другом присели бы у окна, не возражаете?

– Конечно, где вам будет удобно, проходите. Сергей, прими пожалуйста одежду у наших гостей, – обратилась хозяйка ресторана к официанту, по совместительству, видимо исполняющего роль гардеробщика.

Сергей помог Альбине снять пальто, и она осталась в платье, а не в костюме, в котором ее утром встретил Русланчик. «Странно, – подумал Русланчик – специально переоделась что ли для встречи? Или вечером еще куда-то собирается?». И ему вдруг стало так печально от мысли, что Альбина вот-вот скоро уйдет по своим делам, а он снова останется один, так печально, что слезы подкатили, и глаза сделались влажными.

–

Ты чего загрустил? – поинтересовалась Альбина, заметив его замешательство

–

Да вот подумал, что вы скоро уйдете и что-то взгрустнулось, – признался Русланчик.

–

Да нет, что ты! Я не собираюсь никуда, ведь мы с тобой договорились провести вечер. Нам же есть о чем порассказать друг-другу? Так что не грусти, а давай ка лучше снимай свою куртку.

И вот тут-то вдруг Русланчик осознал, о чем он раньше и не подумал, что под курткой то у него был только свитер из толстого индийского мохера. Такие свитера появились в начале перестройки и были в те времена очень популярны. Тогда в них добрая половина города щеголяла. Но сейчас этот свитер из разлохмаченной шерсти, да еще заправленный для тепла в джинсы из дешевого материала выглядел весьма нелепо, как– то пошло, да и состояние его оставляло желать лучшего. Свитер за долгие годы непрерывной носки растянулся, скатался и весь был облеплен шерстяными шариками, а на локтях и вовсе протерся. Джинсы тоже выглядели не лучше, с вытянутыми коленями и не первой свежести. «Как же я в таком виде то? – мелькнуло в голове у Русланчика – А все-равно переодеться то не во что, нет ведь ничего больше. Хотя можно было бы хотя бы джинсы постирать, да и рубашку вместо свитера надеть. Что же это мне в голову то не пришло раньше? – размышлял Русланчик».

– Простите, Альбина Петровна, что я в таком виде. После института не успел домой забежать переодеться, – соврал Русланчик.

– Не конфузься, ничего страшного, выше нос! – подбодрила его Альбина, – пойдем за столик.

– А вы великолепно выглядите. Знаете, утром, когда я вас увидел, я прямо обалдел – вы такая красивая были! А теперь еще красивее стали! Вам очень идет это платье, – польстил своей бывшей учительнице Русланчик, как это он не раз проделывал в школе, отвешивая ей комплименты по поводу ее замечательной манеры преподавания языка, который он так толком и не освоил.

Альбина действительно выглядела великолепно. Вечернее платье из темного синего бархата было с большим декольте, которое очень выгодно подчёркивало ее грудь. «Размер третий, – подумал Русланчик, – интересно, как это ей удалось? Не уж-то операцию сделала?» Спина была оголена практически до самой поясницы, так что был виден верхний край впадинки между ягодицами, что заставило Русланчика задуматься о наличии под платьем нижнего белья. На шее у Альбины красовалось бриллиантовое колье, подчёркивая ее изящество, в ушах были серьги с такими же бриллиантами, а на пальце бриллиантовый перстень, явно из одного гарнитура. «Все-таки что за метаморфозы с ней произошли?» – мучился вопросом Русланчик. Они сели за столик, официант подал меню.

– Если ты не возражаешь, предлагаю отметить нашу встречу, – предложила Альбина. – Как ты относишься к красному вину?

– Да нормально, только я не очень хорошо разбираюсь в винах.

– Ничего страшного, я знаю очень неплохое вино, которое всегда здесь заказываю. Его прямо из Грузии привозят. «Принесите пожалуйста графин вашего домашнего красного, пару Цезарей, соленья и две порции шашлыка. Да, и Боржоми пожалуйста», – попросила она официанта. Да расслабься ты, что ты как на иголках весь, – это уже Русланчику.

–Да вы такая красивая, Альбина Петровна, а я по сравнению с вами…

– Что за глупости! За то ты моложе на целых десять лет, а я уже старая, – пококетничала Альбина.

– Да что вы! Вы молодая! Вы, вы самая, – запинаясь начал Русланчик, но сбился и замолчал.

– Что самая?

– Самая красивая.

– Да нет, я не красивая. Выгляжу хорошо – это правда, знаю, а вот красоты никакой нет, просто выгляжу ухоженной и уверенной. А ведь была действительно уродиной закомплексованной. Сейчас вспоминаю иногда или фотографии старые смотрю – ужас берет. Ну да современная медицина творит чудеса, были бы деньги. Видишь, как мне фигуру перекроили – смотрю на себя и не узнаю.

– Вы очень красивая, Альбина Петровна, очень!

– Да ладно, врать то! Давай ка оставим в покое мою внешность. Ты то как? В педагогическом, как и собирался?

– Да, а куда бы я подался тогда с моими оценками? Доучиваюсь, а потом что делать не знаю. А как вам удалось так все поменять?

– А это, друг мой, называется судьбой. Есть у меня сестра двоюродная, сначала она мне была как ведьма из сказки, а потом обернулась вдруг доброй феей.

– Это как?

– Несколько лет назад пригласила она меня, наверное, из жалости, на богемную тусовку. Ну там всякие начинающие художники, писатели, артисты и прочие представители так называемой светской интеллигенции. Познакомилась я этой вечеринке с одним человеком. Молодым писателем представился. Разговорились. «Чем вы занимаетесь», – спрашивает. «В школе английский язык преподаю», – отвечаю. «А что заканчивали?» «ИнЯз, Универ, английская литература». «А любите ли вы Моэма?» «Да». «Я, представляете, обожаю Моэма, читаю в подлиннике и не перестаю удивляться, как богат его язык, как тонко он описывает характеры, как остро подмечает поведенческие аспекты». Ну и далее в таком стиле. Я уши то и развесила. Ну как же! Не часто встретишь знатока литературы. «А нет ли у вас дома, – спрашивает, – Моэма в оригинале?» «Как же не быть, есть». «Вот если бы вы как-нибудь смогли бы мне одолжить «The Human bondage» почитать, я бы был вам бесконечно признателен. А вы далеко живете?» «Да нет, совсем не далеко, на Фонтанке, полчаса пешком». Дальше он проехал мне по ушам как я ему нравлюсь, что мол я редкое сочетание женской обаятельности и интеллекта, что не всем мужчинам дано оценить истинную женскую красоту, которой я якобы была наделена от природы, что если бы он только мог надеяться, и так далее. Ну как я могла не поверить, когда так хотелось быть обманутой! Ты уже взрослый, и я, наверное, могу тебе сказать, что несмотря на то, что тогда мне было почти 27 лет, я была еще девственницей, да что там девственницей, я и не целовалась то еще не разу ни с кем! А так хотелось быть любимой! Ну и потеряла я голову. «А давайте сейчас убежим отсюда, прогуляемся, ко мне зайдем, я вам книгу одолжу. Чего ждать то следующего случая», – предложила я. Очень боялась, что не согласится, аж сердце, как сейчас помню, зашлось от волнения. «С удовольствием, Альбиночка!», – ответил он – «а выпить у вас дома найдется?» «Вообще то нет, но ведь можно купить по дороге». «Вот и отлично, уходим тихо, по английский». И мы ушли. По дороге он мне рассказывал, что написал несколько рассказов и, ни то роман, ни то повесть, но его не печатают, но он все-равно продолжает писать и верит, что рано или поздно непременно напечатают. Но пока, поскольку все время он посвящает творчеству, которое не приносит дохода, то временно он на мели, поэтому будет признателен, если я куплю в магазине пару бутылок красного сухого, а он потом непременно все вернет. Мы зашли в магазин по дороге, он выбрал вино, я оплатила, и мы отправились ко мне. Будучи в сильно возбужденном состоянии он мне опять плел про красоту для истинных ценителей, про то что мужчины идиоты, коли никто не увидел во мне красавицу, а я слушала, и, хотя и понимала, что все это чушь, и что я обыкновенная уродина, но все-равно было как-то приятно, и его лесть располагала к нему. А дальше было все как в дешевом кино. Не успели мы войти в квартиру, как он страстно поцеловал меня в губы. От мгновенно нахлынувшего возбуждения я потеряла голову. Он стащил с меня блузку, под которой, как ты понимаешь, ничего не было, поскольку прикрывать было нечего, потом стал шарить руками по заднице, нащупывая молнию на юбке. Я перестала соображать что делаю. Ну в общем, девственность я благополучно потеряла.

Русланчик сидел разинув рот с совершенно идиотским выражение лица, обалдев от такой откровенности своей бывшей учительницы.

– Тебя шокировал мой рассказ? Перестань, ты уже взрослый, и не будь ханжой. Отношения мужчины и женщины на девяносто процентов состоят из секса, и только на десять из всего остального. Будь твой партнер хоть кладезем всей вселенской мудрости и эрудированности, но если у тебя к нему нет влечения – отношения обречены, по крайней мере в молодости. Потом, с возрастом, наверное, все же меняется что-то, ведь живут многие вместе до старости, но это видимо те, кто в молодости испытывали друг к другу непреодолимое влечение и вместе с возрастом перешли за определенный барьер. Но сначала точно секс определяет все. Давай ка выпьем за молодость и безрассудство.

Русланчик налил по полфужера, поднял свой кверху и сказал: «За вас, Альбина Петровна». Они выпили, и Альбина продолжила рассказ.

– Я была на седьмом небе. Я сама предложила ему остаться, если конечно ему было не обременительно вот так сразу поселиться у мало знакомой женщины. «Да, теперь уже женщины» – помню пришло мне в голову и как-то стало радостно. Конечно он согласился. Всю неделю все свободное время мы проводили в постели – так мне хотелось отыграться за все потерянные годы. Но и ему это было явно не в тягость. А через неделю он внезапно исчез. Утром я пошла в школу. А когда вернулась в обед, его уже не было. Сначала я подумала, что он вышел в магазин, или по делам, но когда обнаружила, что вместе с ним пропала шкатулка с деньгами, то поняла, что он уже не вернется. Я разыскивала его через сестру, но ни она, ни ее друзья о нем ничего не знали, и как выяснилось, в тот вечер он был на их тусовке впервые. Кто его привел, как его звали и вообще кто он – никто не имел ни малейшего понятия. Я даже в милицию не могла пойти, потому что за неделю так и не узнала его фамилии. Что меня меньше всего интересовало тогда, так это его фамилия. Имя я знала, но одного имени мало чтобы разыскивать человека, да и не уверена я была, что имя настоящее. А еще через месяц я поняла, что залетела, и еще через восемь месяцев родила Свету. Ну, ты знаешь, я ни о чем не жалею. Какой бы он ни был, он открыл мне жизнь с другой стороны. Это с ним я поняла, какое это удовольствие быть с мужчиной, как это здорово быть желанной, хотя бы и на словах, и тогда я решила, что это стоит того, чтобы пытаться что-то изменить в своей жизни. А сестра чувствовала себя виноватой передо мной за то, что так все вышло, хотя ее то вины вовсе здесь не было. Помогала деньгами, ведь растить ребенка одной на зарплату школьного учителя тяжело, оплатила медицинскую страховку и ребенку и мне. Ей это, впрочем, ничего не стоило – муж у нее уже тогда работал в мэрии в ранге заместителя мэра. А года три назад она предложила мне бросить работу в школе и перейти на работу в мэрию на должность личного помощника председателя комитета по внешним связям. Муж устроит, ведь я владею не только английским, но и немецким, да и образование у меня университетское, а мэр, как известно, профессор из Универа и любит, чтобы на ключевых постах в его команде были люди с университетским образованием. Так что опасаться, что мою кандидатуру не утвердят не приходилось. Я, конечно же согласилась не раздумывая. Это был реальный шанс навсегда покончить с безденежьем и вырваться из рутины. Так я стала личным помощником председателя комитета. Комитет этот помимо культурных связей отвечал за налаживание каналов поставок продуктов питания и промышленных товаров в обмен на экспорт сырья. Не буду отягощать твое сознание излишними деталями, ты и так выглядишь слегка обалдевшим, скажу только, что работа стала приносить немалый доход практически с первых же дней. Заработав первые приличные деньги, я решила их потратить на то чтобы сконструировать себе новую фигуру. Я обратилась в лучшую швейцарскую клинику. Мне назначили курс гормональных, прем которых через год практически ликвидировал ошибки наших врачей пятнадцатилетней давности. Затем еще пару корректирующих пластических операций – и у меня новая фигура, которую ты можешь сейчас лицезреть. Еще через год моего шефа перевели на новую должность в Москву, а меня назначили на его место. Так что теперь я – председатель комитета по внешним связям, с большими связями, прости уж за каламбур, с кабинетом в Смольном и служебным автомобилем с персональным водителем. Вот, в общем, вкратце, такая вот история. Наливай-ка еще по бокалу – выпьем за тебя. И давай-ка подумаем, что можно для тебя сделать.

Назвать Алину глупой было нельзя. Лесть она умела распознавать за версту, и, конечно же понимала, что в школе Русланчик тянулся к ней не из-за любви к английскому языку, который давался ему с трудом, а видимо потому, что чувствовал в ней товарища по несчастью. Но как-то особенно дороги были ей именно эти воспоминания из поры ее работы в школе, а Русланчик был их единственным носителем, и то ли вино так умиротворяюще подействовало на Альбину, то ли ее природная сентиментальность, о которой при необходимости она умела забывать, превращаясь в жесткого и холодного руководителя, но ей действительно захотелось что-то для него сделать, чтобы переменить его судьбу. Стать демиургом, творцом! Свою судьбу она уже сотворила – самое время заняться чей-то еще. «Он, конечно, выглядит не очень, – оценивающе посмотрела она на Русланчика, – но если его причесать, кожу привести в порядок и приодеть – будет вполне прилично. Все это, конечно, можно сделать, но неплохо было бы его пристроить на работу, вот куда? Вопрос. Надо подумать».

–Если ты готов перейти на вечерний, то можно тебя к нам пристроить, – вслух стала рассуждать Альбина. – Определим тебя в комитет по науке, поучишься, поднатаскаешься, а после окончания института и серьезное место получишь. Учиться на дневном ты не сможешь, но на вечернем, или на заочном – запросто. Кстати, тогда можно было бы тебя и в Финэк перевести – связи у меня есть – на вечерний, и много предметов досдавать не придется. Надо подумать об этом. Я бы тебя к себе взяла, да ты ведь английский так и не выучил, – с улыбкой и очень мягко, чтобы ненароком не обидеть его, сказала Альбина. – А у нас без этого нельзя. Поэтому пойдешь в комитет по науке. Хотя, может ты не хочешь?

– Что вы, Альбина Петровна, конечно же хочу. Это так неожиданно. Спасибо вам за предложение.

– С тобой, конечно же захотят поговорить, собеседование провести. Тебе надо подготовиться. Шашлык, вроде, мы доели, вино выпили. Вот что, давай ка ко мне поедем, дома спокойно все обсудим.

Альбина подозвала официанта, попросила счет и вышла в туалет. Русланчик от потока информации, который вылила на него Альбина, сидел слегка заторможенный, не понимая, верить ли ему или нет в то что происходило. С ним рядом была шикарная женщина, занимающая высокий пост в городском правительстве, богатая, и, которая, что именно и казалось неправдоподобным – зачем-то собиралась полностью изменить его судьбу. «На фиг я ей сдался? – недоумевал Русланчик. Но в его голове бродило грузинское вино, пил он редко, поэтому мысли его изрядно путались. «А может все же это мое предназначение? – мелькнуло у него в голове. – Может это то сокровенное, в которое я всегда верил? А будь что будет, но упускать такой шанс – надо быть полным дураком». Выйдя из туалета, Альбина, не глядя на счет, принесенный официантом, вынула из сумочки стодолларовую купюру и положила на стол. «Спасибо, как всегда очень вкусно», – улыбнулась она официанту. Сергей проводил их в гардероб, помог Альбине надеть пальто, подал Русланчику его куртку и вежливо попрощался. Хозяйка ресторана тоже вышла проводить дорогую гостью.

– До свидания, Альбина Петровна, заходите к нам почаще. Всегда рады вас видеть, – сказала она.

– Спасибо вам, Катенька. У вас так мило, и как всегда было очень вкусно. Непременно скоро загляну. До свидания.

И они вышли на улицу. Тут же подкатил мерседес, Русланчик распахнул перед Альбиной дверь, она села. Закрыв дверь, Русланчик обошел машину с другой стороны и сел рядом на заднее сидение. «Будет из него толк, – подумала Альбина. – Расторопный и обходительный, хотя это легко спутать с угодливостью. Ладно, разберемся». Но ей так вдруг захотелось чтобы рядом оказался человек из прошлой ее жизни, что в ее голове мелькнула мысль никуда не отпускать Русланчика сегодня, чтобы он стал ее. Все же он был на десять лет моложе, женской лаской избалован не был, если вообще когда-то был с женщиной. Его нерастраченная сексуальная энергия обещала превратить заурядную ночь в ночь наслаждений. А после такого он будет ей предан всецело, это уж наверняка, поскольку захочется ему повторить все еще не один раз. А за это он не то что черту душу отдаст, а сам чертом станет, а уж снабжать ее нужной информацией о том, что происходит у смежников будет исправно и наверняка. Так в голове Альбины вызревал план, пока они ехали к ней домой.

Дома у Альбины.

Ехать было совсем недалеко. Жила Альбина на Малой конюшенной, перед которой сегодня днем стоял и таращился на стройку Русланчик по дороге в ресторан, не зная, что здесь живет его бывшая учительница, а теперь могущественная покровительница. Совсем недавно Альбина купила квартиру в доме Лидваля в глубине улице и занимала верхний этаж с видом на будущую пешеходную улицу, а пока что на строительную площадку. На этаже было всего две квартиры, соседом Альбины был какой-то бизнесмен, занимавшийся не то ремонтом крыш, не то установкой труб, но в общем, чем-то связанным с кровлей. Квартира была пятикомнатной, с огромной кухней и двумя ванными, общей площадью двести пятьдесят метров. Подъезд был только что отреставрирован в стиле модерн, приняв после долгого периода безликости вид, каким его задумал архитектор в начале века. Над входом в подъезд было окно причудливой формы с витражными желто-зелеными стеклами, заполнявшими собой проемы рамы, выполненной из орехового дерева, через которое обеспечивалось освещение днем. Сейчас же подъезд освещался лампой с абажуром в аутентичном стиле, выполненным из стеклянной мозаики оранжевого и малинового цветов. Чуть в глубине подъезда находился лифт, ажурные стенки шахты которого были вытканы из чугунных прутьев, ни один из которых не был просто прямым. В узор были вплетены искусно выкованные розы. Кабина лифта была абсолютно новой, но выполненной по эскизам начала века из дерева. Кнопки в лифте также были аутентичны. Альбина с Русланчиком зашли в лифт, и Альбина нажала на последней этаж. Лифт плавно поплыл вверх.

– Проходи пожалуйста, раздевайся, в смысле снимай пальто, – предложила Альбина, открыв входную дверь. – Только постарайся не сильно не шуметь – Света – дочка – спит.

–

Она что одна?

–

Нет, с няней, надеюсь она тоже спит, – улыбнулась Альбина.

Русланчик помог Альбине снять пальто, затем разделся сам и вслед за Альбиной прошел на кухню. Кухня была размером на вскидку метров тридцать, не меньше, с огромным окном посередине, под которым располагалась мойка для посуды, встроенная в кухонный гарнитур, который переходил на соседнюю стену. Такой мебели Русланчик еще никогда не видел. Кухня была оснащена всеми возможными современными бытовыми приборами, включая встроенную кофе-машину. В центре кухонного пространства располагался большой круглый обеденный стол, а вокруг него четыре стула с высокими спинками. Альбина открыла дверцу шкафа, за которой оказался бар, и достала бутылку дорого французского коньяка.

–

ХО, Камю. Любишь? – поинтересовалась она.

–

Никогда не пробовал, но с удовольствием выпью с вами.

–

Знаешь ка что, давай прежде чем коньяк пить преобразим тебя хотя бы частично. Завтра поедем в магазин, купим тебе новую одежду для будущей работы, потом заедем в салон, сделаем прическу и составим график спа процедур. А сейчас тебе необходимо сходить в сауну.

–

А что рядом есть сауна, или надо куда-то ехать?

–

Никуда ехать не надо, сауна в ванной комнате. Я всегда ее программирую так, чтобы согревалась к десяти, а сейчас уже десять, так что там около ста градусов. Полотенце на этажерке, чистый халат на крючке. Одежду свою положи в стиралку, она там рядом с сауной, я потом запущу. Машина с сушкой, к утру будет как новая. Как попаришься – приходи в ту комнату, – Альбина указала на соседнюю с кухней дверь, я тебя там буду ждать.

Русланчик вошел в ванну и замер. Размер ванной комнаты был едва ли меньше его комнаты, в которой он жил. Ванна была с окном, в углу находилась настоящая сауна со стеклянной дверью и двухъярусным пологом, на котором запросто можно вытянуться лежа в полный рост. Русланчик разделся и вошел вовнутрь. Было непривычно жарко. До этого ему никогда не доводилось бывать в сауне и он толком не знал что надо делать – лежать ли, сидеть ли, и какого эффекта следовало ожидать. Взгромоздившись на верхний ярус, он лег и вытянулся в полный рост. Было тепло и приятно, через некоторое время он почувствовал, как по телу побежали мурашки, и оно как бы раскрылось изнутри. «Очень здорово» – блаженно пробормотал вслух Русланчик. Вскоре его пробил пот, полежав еще немного Русланчик решил что для первого раза достаточно и выскочил из сауны. Приняв душ и вытершись полотенцем, он никак не мог решить – одевать ли ему под халат трусы или положить их вместе с другой одеждой в стиральную машину. Потом все же решив и их постирать, одел халат на голое тело и отправился по направлению к двери, на которую ему указала Альбина.

Дверь была приоткрыта. Это была гостиная. Вдоль всей стены напротив входа было окно с эркером. Окно было занавешено тюлем, сквозь который в комнату струился мягкий свет от уличного освещения. В окно было чуть видно крышу здания напротив. Слева от окна, по центру стены доминировал камин, украшенный оригинальной майоликой, оставшейся со времен постройки дома в начале века и прекрасно отреставрированной. Камин выполнял уже только декоративную функцию и не использовался для обогрева комнаты, дымоход был заложен. В топке камина, там, где раньше укладывались дрова, был искусно вмонтирован электрический механизм, производивший полную иллюзию огня, игравшего на искусственных поленьях. Камин издавал потрескивания, как будто дрова действительно горели и создавал уют. На портале камина выделялся усилитель и проигрыватель компакт-дисков. По бокам от него стояли два Наутилуса фирмы Вowers and Wilkins, из которых струился необычайной чистоты звук. «Ты ушла рано утром, чуть позже шести…» – раздавалось из динамиков. Вдоль противоположной стены располагался огромный угловой бежевый кожаный диван, перед ним лежал мохнатый белый ковер, на котором на тонких металлических ножках стоял стеклянный журнальный столик, а на столике два бокала, наполовину наполненные коньяком. Освещалась вся эта идиллия двумя свечами, закрепленными в подсвечниках тут же на журнальном столике. На диване по-прежнему в том же платье и туфлях, которые она не сняла при входе, сидела Альбина. Посмотрев на него, когда он в халате появился в дверях, она поманила его рукой и молча указала на место рядом с собой. Русланчик послушно присел рядом.

–

Возьми бокал себе и мне тоже подай пожалуйста.

–

За вас, дорогая Альбина Петровна. Спасибо вам за прекрасный вечер

–

Не за что, тебе спасибо. Знаешь-ка что – перестань называть меня по имени-отчеству, и, вообще, давай-ка перейдем на «ты».

–

Что вы, я не могу вот так с бухты-барахты.

–

Никакой бухты-барахты – мы с тобой на брудершафт выпьем. Бери бокалы. Ну же!

Переплетя руки, они стали пить. Альбина, выпив первой свой бокал, стала подгонять Русланчика: «Пей до дна, пей до дна». Когда он допил содержимое своего бокала полностью, она сказала: «что же ты сидишь сиднем? Поцелуемся! И, обняв его, страстно поцеловала. Через мгновение на Русланчике уже не было халата, Альбина жадно целовала его тело, спускаясь все ниже и ниже. «Подожди – платье сниму». Она одним движением скинула платье с плеч, подтвердив предположение, что белья под платьем не было и стала расстёгивать молнию, но она не поддавалась. «Помоги мне» – нетерпеливо прошептала она. Русланчик дрожащими от возбуждения руками стал возиться с застежкой, но застежка никак не поддавалась – опыта раздевать женщин у него не было. Наконец, каким-то чудом, ему удалось с ней совладать, и платье упало к ногам Альбины. Трусиков под ним не оказалось. «Либо их не было вообще, либо она уже успела их стянуть пока я был в душе», – быстро пронеслось в его голове, напоминая, что в ресторане у него уже возникали подобного рода сомнения относительно наличия на его бывшей учительнице нижнего белья. Альбина повернулась к нему лицом и взору Русланчика открылись ее груди – прекрасные упругие груди с эрегированными сосками, какие он так много раз видел в порнографических журналах. И тут с ним случился конфуз. От невыносимого возбуждения он вдруг кончил, забрызгав Альбину своей спермой. «Простите пожалуйста, Альбина Петровна», – пробормотал Русланчик. «Ну что ты, глупенький, ничего страшного, это от перевозбуждения. Все хорошо, не переживай. И не зови ты меня ради бога по отчеству и на «вы», нелепо как-то выкать сейчас», – утешала его Альбина.

В эту ночь спать им почти не пришлось. Со второй попытки все получилось, и Русланчик навсегда попрощался с девственностью. А потом был третий, четвертый, пятый, раз. Русланчик, не имея опыта в любовных делах, решительно брал не качеством, а количеством. Когда наступил шестой – ночь перевалила за половину, а Альбина, улыбаясь полубезумной улыбкой от сексуального истощения, прошептала: «Все! Я больше не могу! Давай отдохнём, надо чуточку поспать» – и тут же вырубилась. А Русланчик спать не мог. Он лежал рядом и перся от чувства собственного достоинства. Рядом спала Альбина. Русланчик нагнулся и нежно поцеловал ее. Она была первой в его жизни женщиной. Полученное удовольствие не могло сравниться ни с чем ранее испытанным. Он вдруг осознал, что Альбина стала для него самым дорогим человеком, и что теперь жить без нее будет ему невыносимо. Он клялся самому себе, что сделает все, чтобы она была счастлива, хотя что он мог сделать для нее, кроме того, чтобы доставлять удовольствие в постели – он не знал.

Утро.

Утром Альбина проснулась первой, как обычно в восемь утра, и пошла в душ. «А он действительно ничего – я так никогда еще не отрывалась» – мечтательно вспоминала Альбина наслаждения предыдущей ночи, подставляя тело под струи горячей воды. У нее, конечно же, были мужчины в промежутке между отцом ее дочери и Русланчиком. После того как она сделала коррекцию своей внешности, на нее стали обращать внимание представители мужского пола, однако ни с кем из них серьезных отношений не было – так, временные связи, иногда с нужными людьми, иногда с приезжими бизнесменами, решившими на время командировки забыть про наличие прочных семейных устоев, с которыми она знакомилась по служебной необходимости. Да и что могли эти полуимпотенты? В основном это были мужчины с непоправимо подорванным различными злоупотреблениями здоровьем, в основном в возрасте, и которые больше одного раза в принципе не могли, а многие не могли и ни одного. Все они вели неправильный образ жизни. Неутолимое желание поиметь всех в погоне за наживой, нервы и алкоголь в качестве успокоительного делали свое дело, превращая их в полные развалины и лишая возможности поиметь ту единственную, которую действительно стоило поиметь, а именно – женщину. А тут вдруг молодой, да еще теперь и надолго сексуально озабоченный! Нет, эта связь обещала принести еще много наслаждения. «Надо его только в порядок немного привести, в спортзал, да на процедуры к Катерине пусть походит» – планировала Альбина.

Катерина была владелицей элитного спортклуба, совмещавшего в себе тренажерный зал, оснащенный самыми современными и дорогим оборудованием от лучших мировых производителей спортинвентаря и косметический салон, в котором можно не только привести в порядок кожу, сделать маску, маникюр, педикюр, но и прическу самых что ни на есть интимных мест, заказав для разнообразия, например, стрижку в виде сердечка. Воспользоваться такой услугой могли не только женщины, среди которых желающих было, естественно, больше, но и мужчины, которые пользовались данной услугой редко. Девушки же пользовались этим сервисом регулярно. Это как раз только вошло в моду, и светским львицам очень хотелось соответствовать течению времени, хотя похвастаться друг перед другом результатами было как-то неловко, за исключением, пожалуй девушек, предпочитавших любовь с представительницами своего же прекрасного пола любви гетеросексуальной. Но всегда можно было туманно намекнуть, что мол была, видела, сделала. Некоторые даже просили выстричь на интимном месте имя любимого, но таких было немного, в основном по причине непрактичности – любимые часто менялись, и при смене любовника приходилось полностью сбривать оставшиеся волосы, если конечно имя нового избранника не совпадало с именем предыдущего, что по теории вероятности происходило не часто. Осуществлял это таинство над ними парикмахер по имени Эдик. Девушки его совсем не стеснялись, поскольку он был практически свой, то есть относился то же к любителям мужской ветви человечества. При этом Эдик не только говорил как манерная женщина, растягивая слова и делая ударения на определенных слогах, но и использовал косметику, которая, как ему казалась, делала его похожим на девушку. Заветной мечтой Эдика была операция по смене пола. Он спал и видел себя высокой блондинкой с томным взглядом, с большой и шикарной грудью округлыми привлекательными бедрами, окруженной толпой поклонников. О том, что он будет делать потом, когда постареет – он как-то не задумывался.

Спортивный клуб был также оборудован массажным салоном, в котором действительно можно было получить сеанс профессионального массажа после изнурительной тренировки. По совместительству с приемом больных в поликлиниках в нем трудилось несколько неплохих врачей-ортопедов, подрабатывающих сеансами массажа. Можно было заказать и расслабляющий массаж, не предполагавший предварительного посещения тренажерного зала, но его делали уже совсем другие массажисты, вернее массажистки, подвязавшиеся на ниве свободной любви. Их особенно тщательно отбирала в салон сама Катерина. Клуб был элитный, в нем должно было быть самое лучшее, что можно было за деньги достать в городе, в том числе и персонал. Все девушки были как на подбор моделями, но в отличии от модельного агентства, в которое как правило принимали девушек ростом не ниже ста восьмидесяти сантиметров, в салон к Катерине принимались девочки любого роста, поскольку были постоянные посетители, которые не любили высоких, а наоборот любили маленьких. Главным критерием были физиономические данные и фигура – девочки все как на подбор обладали смазливыми мордашками и были прекрасно сложены пропорционально своему росту. Кроме того, предпочтение при отборе отдавалось девочкам с образованием, которые могли не только развлечь клиента в постели – это то как раз было самым простым – но и могли поддержать разговор на заданную тему – этакий салон гейш, но очень дорогих и, надо отдать им должное – весьма привлекательных. Некоторым из них даже удавалось найти себе постоянного покровителя, и тогда они прекращали свою деятельность в салоне и переходили на более высокую ступень социальной лестницы. Покровитель, как правило, снимал своей пассии уютную квартирку неподалеку от офиса, чтобы можно было при желании всегда заехать на полчасика расслабиться, покупал ей машину, дарил украшения и выдавал щедрое ежемесячное содержание, которого хватало на вполне приличную жизнь. Теоретически им могло повезти, их могли взять за муж, но такие случаи происходили крайне редко.

При желании клиент мог заказать расслабляющий массаж с посещением сауны, оборудованной бассейном и несколькими комнатами отдыха, декорированными под различную тематику. Наибольший интерес у посетителей вызывали комнаты в стиле садо-мазо: с балок, укреплённых на потолке, свисали цепи, оканчивающиеся кожаными браслетами; по стенам были развешаны всевозможные плетки, резиновые и кожаные маски, пояса и ошейники с шипами и без, шарики различных размеров к которым были прикреплены ремешки и которые можно было использовать в виде кляпа, завязав ремешки на затылке партнерши или партнера, смотря по обстоятельствам. На полках находился целый арсенал фаллоимитаторов, которые при желании тоже можно было пустить в дело. По центру комнаты стояла кровать. Прямо над ней, в потолке, было вмонтировано огромное зеркало, в которое парочка могла наблюдать весь процесс соития как бы со стороны. Но наибольшей популярностью почему-то пользовалось конское седло, укрепленное на высоком стуле, типа барного – вся конструкция напоминала спортивный снаряд для прыжков. Посетителям очень нравилось заниматься любовью именно в нем, пристегнув себя парой наручников, хотя это было и не очень удобно. В сауну можно было отправиться в сопровождении приглянувшейся жрицы любви, или же сразу с несколькими, смотря по настроению. Можно было устроить и настоящую оргию, в которой принимал участие по несколько представителей обоих полов. Здесь опять были варианты – можно было заниматься любовью попарно, глядя как это же рядом проделывают другие пары, а можно было для разнообразия устроить обмен партнерами. Все это определялось личными пристрастиями посетителей и размером гонорара, который выплачивался заведению. Разовые платежи здесь не принимались – это был удел многочисленных публичных домов, как правило замаскированных под спа-салоны. Эти заведения могли быть как дорогими, так и дешевыми, но самое главное – они были открыты для всех желающих. Катеринино же заведение представляло собой клуб закрытый, куда попасть можно было только по рекомендации как минимум трех постоянных членов клуба. Распространяться о членстве в клубе среди непосвященных было не принято, поэтому список сохранялся в тайне. Каждый из участников платил клубу ежемесячные членские взносы, измеряемые пятизначным числом, по размерности совпадающим с условной единицей. Членами клуба были как мужчины, так и женщины. Гендерный признак не являлся определяющим при отборе членов. Определяющим являлся социально-имущественный статус.

В салоне трудились лучшие дерматологи, диетологи и косметологи города, и по отзывам посетителей, действительно творили чудеса, приводя в порядок кожу путем эпиляций и иглоукалывания, нормализуя обмен веществ и убирая морщины и черные синяки под глазами после безумных бессонных ночей, сопровождавшихся всевозможными излишествами. Регулярное посещение этих процедур могло запросто визуально уменьшить возраст лет на десять, а если мягкое вмешательство не помогало, то здесь же проводились косметические операции по подтяжке кожи, укалыванию ботоксом и различные другие процедуры. А уж справиться с подростковой угревой сыпью Русланчика было делом совсем плевым, тем более что главная составляющая успешного лечения была обеспечена в виде сексуальных отношений, которые после сегодняшней ночи обещали стать регулярными.

«Катерина его быстро в порядок приведет», – подумала Альбина. – «Да и спортом ему не помешает заняться. Интересно, ему понравилось? Хотя вопрос глупый – не нравилось бы – не смог бы он меня четыре часа к ряду трахать, причем без всякой стимуляции. Это тебе не со старперами любовью заниматься, у которых толком то не стоит, пока с ними в кооператив сосулька не сыграешь! Эх, жаль времени нет, а то можно было бы еще разок перед работой, но надо поторапливаться».

Альбина накинула халат и вышла из ванной. По дороге в комнату, в которой они с Русланчиком провели ночь, она зашла в детскую посмотреть как дела у дочки и чем они с няней заняты. Обе были уже на ногах, няня кормила ребенка завтраком.

–

Доброе утро, Марь

я Николаевна, как у нас дела? – поздоровалась она с няней. – Здравствуй мое солнышко! Дай я тебя поцелую, доченька моя любимая, – нагнулась она к дочке, сидевшей в высоком детс

ком стуле и поедавшей утреннюю кашу. – Все в порядке?

–

Все в порядке, Альбина, Светочка хорошо спала, теперь вот кашку ест. Да, Светочка, нравится тебе кашка?

–

Нравится, – весело и бойко ответила Светочка. – Очень! Мама, а ты сегодня придешь пораньше? Почитаешь мне сказку на ночь? – с детской надеждой в голосе обратилась она к матери.

–

Постараюсь, доченька, – пообещала Альбина. Она обещала дочке вчера вернуться пораньше и побыть с ней подольше, но встреча с Русланчиком несколько сбила планы. «Надо сегодня обязательно почитать ей на ночь» – пообещала себе Альбина.

–

Ну ладно, завтракайте, занимайтесь, а мне надо торопиться,

– сказала она весело и нагнувшись к уху няни прошептала – Марья Николаевна, я не одна сегодня была, так что не удивляйтесь, если кого-то встретите в квартире.

–

Слышала я, – проворчала Марья Николаевна

–

Да ну? – удивленно воскликнула Альбина.

–

Кричала ты, Альбина, как сумасшедшая. Прям как я в молодости. Ну давай, беги, буди его – шутливым шепотом сказа няня.

–

Ну я пошла, вечером постараюсь пораньше.

Выйдя из детской, Альбина направилась в гостиную, в которой был Русланчик. Он лежал на диване, закинув руки за голову и блаженно тянулся, одеяло сползло на пол, так что он был абсолютно голым. Внизу живота возвышался эрегированный член, который ритмично пульсировал. «А я была права, – мелькнуло в голове у Альбины, – с ним мне скучать некогда будет. Нет, это выше моих сил! Позвоню потом на работу – скажу что немного задержусь». Альбина скинула халат на пол и подошла к дивану. Русланчик не слышал, как она вошла, и немного испугался, увидев ее рядом собой. Он взял ее за руку и притянул к себе. Альбина взгромоздилась на него сверху и все завертелось в цветном калейдоскопе удовольствий. Через полчаса уставшая и абсолютно мокрая от пота, совершенно без сил она упала рядом. Полежав пять минут, она повернулась к Русланчику и нежно его поцеловала.

–

Надо вставать, я уже и так опоздала. Давай ка, я в одну ванную – ты в другую. Одежду я, пожалуй, с собой возьму – там оденусь – а то опять все сначала начнется, – и после этих слов она лукаво посмотрела на Русланчика. Потом на кухню приходи, небось голодный!

–

Хорошо, Альбина Петровна, – как-то завороженно сказал Русланчик и сбился, – то есть я хотел сказать Альбина. Не привычно как-то без отчества.

–

А трахать свою учительницу привычно? – засмеялась Альбина

–

Вообще то нет. Не могу поверить, что это со мной происходит. Вы, то есть ты, веришь – я никого никогда не любил, а ради тебя готов на все. Да ты теперь и не учительница, – шутливо сказал он.

–

А кто? Кто я теперь? – также шутливо подхватила Альбина

–

Ты – моя любимая, и я никому тебя не отдам. Я о тебе заботиться теперь буду.

–

Давай вставай! Мне с тобой очень хорошо было. Надеюсь, что и будет, – помедлив уже вполне серьезно добавила Альбина.

Когда Русланчик пришел на кухню, Альбина уже позвонила в Смольный и предупредила своего секретаря, что будет попозже. Она возилась у плиты, готовя им завтрак. На завтрак был омлет, тосты, масло, сыр и йогурт.

–Что пить будешь? Чай или кофе?

– Кофе с молоком, если можно, – попросил Русланчик

– Включи пожалуйста телевизор, пульт где-то на столе должен быть.

Русланчик нажал на пульт, и на экране появился логотип Первого канала. То, что они увидели – повергло их в шок. Показывали события в Москве. На мосту напротив Белого Дома, где заседал Верховный Совет, стояла колонна танков, которые вели его обстрел из башенных орудий. Из окон здания парламента валил густой черный дым, вырывались языки пламени, раздавались автоматные очереди. Перед зданием горели баррикады, недавно сооруженные защитниками парламентаризма. Члены Верховного Совета и народные депутаты фактически оказались заблокированы в Белом доме, где были отключены связь, электричество и не было воды. Здание было оцеплено милицией и военнослужащими. В свою очередь, добровольцам из числа оппозиционеров выдали оружие для охраны Белого дома, из которого они и вели огонь по танкам. Где защитники взяли боевое оружие в таком количестве в новостях не сообщалось. Потом на экране появился диктор и объявил, что ночью оппозиция попыталась захватить Останкинскую телебашню, но верному Президенту отряду спецназа МВД «Витязь» удалось предотвратить захват. Пошли кадры снятой при штурме хроники, на которой были видны толпы сторонников Верховного Совета, пытающихся проникнуть в здание телецентра, и бойцы спецназа в шлемах с пластиковыми забралами в бронежилетах, экипированные пластиковыми прозрачными щитами и резиновыми дубинками, которые их туда не пускали. Вдруг на экране раздался взрыв в рядах защитников телецентра, один из бойцов упал на землю и спецназ открыл огонь по толпе из боевого оружия. Толпа начала быстро рассасываться, люди бежали сломя ног, давя друг друга. В рядах нападавших также оказались убитые и раненые, которые оставались лежать на земле, в то время как уцелевшие уносились прочь. Все это напоминало катаклизмы из фантастических боевиков и вызывало небеспочвенные опасения начала большой гражданской войны в случае раскола армии и силовых ведомств на разные лагеря.

То, что Альбина и Русланчик увидели по телевизору, было вполне закономерным завершением кризиса власти, который возник пару недель назад с момента оглашения указа Президента Ельцина о поэтапной конституционной реформе в России. Указ гласил:

"…В ЦЕЛЯХ:

сохранения единства и целостности Российской Федерации;

вывода страны из экономического и политического кризиса;

обеспечения государственной и общественной безопасности Российской Федерации;

восстановления авторитета государственной власти;

основываясь на статьях 1, 2, 5, 121 Конституции Российской Федерации, итогах референдума 25 апреля 1993 года,

ПОСТАНОВЛЯЮ:

1. Прервать осуществление законодательной, распорядительно контрольной функций Съездом народных депутатов Российской Федерации и Верховным Советом Российской Федерации….»

По этому указу Съезд народных депутатов и Верховный Совет прекращали свою деятельность. Ельцина поддержал Совет Министров во главе с Виктором Черномырдиным, мэр Москвы Юрий Лужков и незначительная часть депутатов Верховного Совета.

«…Выражаю надежду, что все, кому дорога судьба России, интересы процветания и благополучия ее граждан, поймут необходимость проведения выборов в Государственную Думу Федерального Собрания Российской Федерации для мирного и легитимного выхода из затянувшегося политического кризиса. Прошу граждан России поддержать своего Президента в это переломное для судьбы страны время». – такими словами заканчивалось обращение Бориса Ельцина к гражданам.

Но Председатель Верховного Совета Руслан Хасбулатов и вице-президент Александр Руцкой не захотели, по понятным причинам, поддержать президента и вступили с ним в жесткую конфронтацию, которая и закончилась штурмом Белого Дома. Надо было срочно ехать в Смольный. Бог знает, что могло сейчас произойти, и лучше было быть в своем кабинете.

–

Планы несколько меняются, я должна ехать в Смольный прямо сейчас, ты, я думаю, понимаешь почему,

– обратилась Альбина к Русланчику.

–

В институт сегодня не ходи, подожди меня здесь. Я приеду сразу как освобожусь, – не привыкшим к возражениям тоном сказала Альбина. – Если никаких катаклизмов не произойдет, вечером поедем в клуб, как и собирались, а потом в магазин.

С нужными людьми о тебе я поговорю, как только представится возможность. Все. Я поехала. Жди, не скучай.

Она с любовью посмотрела на него, нежно поцеловала в губы и выбежала из кухни. Через минуту хлопнула входная дверь и Русланчик остался один. Он неспеша доел омлет, выпил свой кофе и пошел в гостиную ждать Альбину.

В Смольном.

Когда мерседес Альбины привез ее в Смольный было уже почти десять. Чиновничий люд толпился в коридорах, обсуждая происходящие события. Атмосфера была наэлектризована до предела – все прибывали в возбужденном состоянии в предвкушении перемен, строились прогнозы по поводу предстоящих событий. Никто не знал – к лучшему они будут или к худшему, эти перемены, но все понимали, что по-старому не останется, и конечно же ожидали кадровых перестановок, увольнений и назначений. Альбина вошла в свою приемную.

–

Доброе утро, Альбина Петровна, – поздоровалась с ней секретарша.

–

Доброе утро, Наташа, – ответила Альбина.

–

Анатолий Борисович назначил совещание на половину одиннадцатого. Будут все вице-мэры

и председатели комитетов, -

доложила Наташа.

–

Хорошо, принеси пожалуйста кофе в кабинет, – попросила Альбина. – Как настроение в кулуарах?

–

Ах, все так неожиданно, народ шепчется, говорят, что Анатолий Борисович хочет провести кадровые перестановки, но про вас, вроде, ничего не говорят.

«Еще бы про меня заговорили», – подумала с уверенностью в завтрашнем дне Альбина. Она ощущала себя и действительно была важным, можно даже сказать, ключевым членом команды мэра. Через нее шли все западные инвестиции в город. Она была главным лицом на переговорах с иностранными инвесторами, которые хотели строить заводы в Питере и от нее, во многом, зависели условия контрактов. В очередь стояли производители еды и напитков, автомобилей и оборудования, стремившиеся первыми захватить такой лакомый рынок сбыта, как Россия, заодно уменьшив расходы на производство и логистику. А рынок действительно был лакомый – совок сам больше ничего не производил кроме сырья. Промышленность была уничтожена, а есть, пить и на чем-то ездить людям ведь надо. Поэтому естественно, что в освободившуюся воронку мгновенно хлынули фирмачи. «Позиции у меня довольно крепкие, – решила Альбина, – а вот кое-кого под шумок неплохо было бы убрать. Эти пережитки коммунистического режима до смерти надоели. Ну ничего, Анатолий Борисович, думаю, не упустит возможности с ними разобраться».

Анатолий Борисович Гайворонский был политик конфликтный и человек в общении не легкий. Он прекрасно выступал с трибуны, умел увлечь аудиторию, был блестяще образован и эрудирован, поэтому речи свои произносил без бумажки и не готовясь, ограничиваясь только наброском плана. Он мог рассуждать на любые темы без подготовки, а если дело доходило до спора, то прекрасно владея навыками риторики, мог так построить беседу, что оппонент уже через пятнадцать минут сдувался, терял аргументацию, начинал противоречить сам себе и выбывал из дискуссии как побежденная сторона. Но он совершенно не имел склонности к переговорам, достижению каких бы то ни было договорённостей, согласованию интересов не только с противниками и недоброжелателями, которых вокруг него при таком характере было хоть отбавляй, но даже и с единомышленниками, которые частенько становились бывшими единомышленниками, непрестанно пополняя лагерь его врагов. Мэр в прошлом был профессором права Ленинградского Университета и слыл первоклассным юристом. У него на счету было изрядное количество публикаций в журналах и пара монографий. До прихода в политику это был уважаемый среди научной элиты ученый-практик. Став спикером Ленсовета, он быстро настроил против себя добрую половину депутатов, которые были готовы воспринимать его как первого среди равных, но к которым бедующий мэр относился как демагогам и пигмеям. Но у горожан он пользовался неограниченным доверием. Поэтому во время попытки первого переворота он инициировал создание поста мэра города и организовав выборы, выиграл их, став первым руководителем Санкт-Петербурга нового времени, которому и вернул историческое имя. Он чувствовал себя комфортно когда выступал пред восхищенным народом, стоя на трибуне и слегка картавя толкал в массы лозунги по поводу необходимости перемен и демократизации общества. К рутинной же организационно-административной работе у него совершенно не было пристрастия, и он испытывал настоятельную потребность в людях, которые его от повседневных организационных усилий могли бы избавить. Естественно, что вокруг него приживались в основном личности комсомольского или директорско-прорабского происхождения, умеющие уловить настроение шефа и угодить ему – серые "хозяйственники" без чувства собственного достоинства. Это как правило были люди с небольшими талантами, но имеющие большой опыт подковерной игры. Они были неплохими исполнителями, но готовыми в любой удобный момент, почувствовав выгоду, поменять хозяина. Опираться на таких людей было нельзя, но в окружении мэра были и искренние его единомышленники, которых он и старался назначать на самые ключевые посты.

С мэром, несмотря на его конфликтный характер, у Альбины были прекрасные отношения. Он ценил ее за ум и исполнительность, а также за то, что Альбина могла просчитать любую ситуацию, даже самую нетривиальную, и составить многоходовку, непременно ведущую к успеху. Кроме того – она была родственницей его самого ярого приверженца и личного друга, Дмитрия Владимировича Пургина, занимающего пост вице-мэра, который в свое время по просьбе жены, двоюродной сестры Альбины, устроил ее на должность помощника председателя комитета по внешним связям, о чем пожалеть ему никогда не пришлось. Мэр настолько доверял Пургину, что в свое отсутствие оставлял его на хозяйствование, позволяя ему принимать самостоятельные решения, отменять которые никогда повода не возникало.

Пургин и Гайворонский были знакомы давно, еще по Университету. Пургин не был юристом, он закончил Восточный факультет и потом некоторое время служил в посольстве в Иране. Еще после окончания университета он мечтал о распределении в какую-нибудь восточную страну, но остался в аспирантуре. Его любимым предметом всегда была история древних восточный царств. Он знал историю Шумеров, Ассирии, Элама, Персии досконально, мог свободно читать глиняные таблички на древне аккадском, тексты на древне персидском, арамейском и ряде других мертвых языках, что давало ему неисчерпаемый материал для научных исследований. Пургин слыл безусловно подающим надежды ученым и даже снискал некоторую известность в научных кругах за свою теорию классовых обществ древневосточных деспотий. Однако долго изучать историю ему не пришлось, и в Иран он отправился вовсе не за этим. Во время обучения в аспирантуре он был завербован компетентными органами, с целью привлечь его к секретной операции по разворачиванию атомной программы в Иране, и после успешной защиты кандидатской диссертации отправился туда воплощать ее в жизнь в составе группы коллег в ранге секретаря посольства. С задачей своей он блестяще справился, и незадолго до перестройки вернулся в Ленинград, где стал профессором на восточном факультете университета. Защита докторской диссертации на тему сравнительного и сопоставительного анализа письменных источников и комплексного исследования археологических данных с целью реконструкции исторических событий и их хронологии – работе над которой он посвящал все свое свободное от защиты государственных интересов время – принесла ему уже широкую известность. Регулярно пересекаясь с Гайворонским на различных университетских мероприятиях, они близко сошлись, а затем и подружились. Они любили углубляться в теоретические разговоры о социологических и психологических процессах, протекающих в обществе, проникать в глубинную сущность таких сложных явлений как человеческие убеждения и иллюзии, любовь и ненависть, конформизм и независимость. Они искали ответы на вопросы о том, изменятся ли поступки человека, если обстоятельства вынудят его принять новые установки, что побуждает людей то помогать, то причинять вред друг другу, от чего вспыхивают социальные конфликты и многие другие нравственно-философские вопросы, ответы на которые изменяются вместе с изменением общественной формации. И самое главное их обоих волновало, сколько еще может продержаться существующий строй, поскольку было очевидно, что без коренных перемен, без реформы экономики, существование нынешней системы обречено. А если реформы состоятся, то они неизбежно приведет к ряду социальных потрясений, поскольку устоявшиеся связи будут нарушены. Их дружба крепла, и когда Гайворонский на рубеже восьмидесятых и девяностых решил попробовать себя на политическом поприще, Пургин, не без поддержки соответствующих органов, отправился вслед, чтобы вовремя оказать посильную помощь, если таковая потребуется.

Когда же Гайворонский занял пост мэра – Пургин, разумеется, занял пост его зама. Оставив своем коллегам курировать, социалистическую часть экономики, в виде городского хозяйства, жилищно-коммунального комплекса, транспорта и образования, которая требовала регулярной оперативной работы, и к которой душа у него, как и у мэра, не лежала, Пургин оставил за собой новую, так сказать капиталистическую часть – приватизацию, инвестиции, в том числе и в основном западные, создание совместных предприятий, извлечение из земли природных ресурсов, которыми была не очень богата питерская земля, но все же могла обеспечить определённые бенефиции, а также новое строительство. При этом Пургин не стремился к видимой власти, предпочитая роль серого кардинала. Он старался, в отличие от своего шефа, как можно реже появляться перед камерами и не любил публичные выступления, хотя и не был обделен ораторскими талантами.

Пургин полностью полагался на Альбину и отдал ей внешнеэкономические связи, поставив ее во главе комитета, когда предшественник, которого она сместила на этом посту, перешел в команду московского мэра. Во главе других комитетов, подконтрольных Пургину, также стояли верные люди. Это была надежная сеть, позволяющая эффективно управлять государственной собственностью. Так что Альбине нечего было бояться кадровых бурь, поскольку увольнять ее никто не собирался, а повышаться было некуда – место вице-мэра пока было занято ее зятем.

Уже в четверть одиннадцатого все приглашенные на совещание расселись по своим местам за большим столом в кабинете у мэра. Он вошел в комнату ровно в половину одиннадцатого. Как обычно, речь его была последовательна и убедительна. Он говорил о значимости момента для истории России, о демократических ценностях и необходимости их отстаивать, о том, что есть еще темные силы, которые хотят пустить время вспять, и что в одну реку нельзя войти дважды. Он говорил о том, что он, как юрист, может квалифицировать действия Президента как нарушение действующей конституции, но нарушение необходимое, неизбежное во имя спасения России и ее народа от бессмысленной гражданской войны. «Да, президент, по определению, должен быть гарантом конституционности. Да, он нарушил конституцию, распустив парламент, но что есть конституционность? – задал он вопрос риторический вопрос аудитории и многозначительно замолчал, – следование дурной букве дурного закона или фундаментальным принципам конституционализма? Действующая конституция – это сложный конгломерат остатков брежневского «основного закона» и многочисленных поправок, внесенных в последнее время. На этом «конституционном поле», а вернее – поле произвола, стали невозможны последовательные преобразования. Президенту надо было разорвать этот порочный круг – и он его разорвал! -Дорогие мои коллеги, – продолжил мэр, – я обращаюсь к вам как к соратникам, верным принципам демократизма и призываю поддержать президента в его справедливой борьбе!» – торжественно произнес мэр. Желающих выглядеть недемократично не нашлось. Все единогласно приняли призыв мэра.

После совещания Альбина подошла к Пургину.

–

Дима, у меня к тебе просьба личная есть, – обратилась она к своему зятю.

–

Да, Альбиночка, слушаю тебя внимательно, – ответил участливо Пургин.

–

Не мог бы ты мне помочь устроить судьбу одного молодого человека?

–

Ну отчего же не помочь хорошему человеку, – с улыбкой ответил Пургин

. Правда было непонятно кого именно он имел ввиду под «хорошим человеком» – саму Альбину или же ее протеже. – Кто он?

–

Это мой бывший ученик, вполне способный мальчик. Недавно встретила его случайно. Если бы можно было его к нам устроить, – с вопросительной интонацией проговорила Альбина.

–

А что к себе не возьмешь? – поинтересовался Пургин – тебе самой, что, толковые не нужны?

–

Нужны, но ты же знаешь, что у меня нет штатной единицы, да и языками он никакими не владеет, а у меня в комитете без этого никуда.

–

Да. Это правда, – согласился задумчиво Пургин. –

Ну и куда ты его прочишь?

–

Может в комитет по науке? Там вроде было место помощника. Он бы мог подключиться к работе по линии Флеровского университета. Я понимаю, что ему надо будет время, чтобы пообтереться – но он справится.

–

Не сомневаюсь. Ты ведь тоже когда-то начинала помощником, а теперь вон какими делами ворочаешь! Скоро всеми нами командовать будешь! Он что закончил?

–

Ничего еще. Учится на пятом курсе, в педагогическом на экономике.

–

Где? – удивленно посмотрел Пургин. – В педагогическом? А что так? Ты же сказала, что он способный.

–

Способный, а в педагогический пошел по призванию – такое еще случается с некоторыми, – соврала Альбина и сразу покраснела, но Пургин, слава богу, не заметил.

–

Ну ты хочешь, чтобы я с Фирсовым поговорил на счет твоего протеже? – спросил Пургин.

–

Если тебе не трудно, то буду тебе очень признательна.

–

Ну хорошо, поговорю. Это все?

–

Не совсем, а нельзя ли его в Финэк на заочный перевести? Ты вроде с ректором хорошо знаком.

–

Ну ты даешь! Такое участие в бывшем ученике! Добрейшей ты души человек! Ну хорошо, Альбиночка. Только вот В Финэке нет заочного. Можно в Инжэкон его определить – всяко лучше, чем Пед. Я с тамошним ректором тоже знаком – позвоню ему

.

Дам тебе контактное лицо, с кем надо будет все формальности уладить. Пришли мне данные своего протеже. Лет то ему сколько?

–

Двадцать два скоро. Спасибо тебе огромное, Дима. Очень выручил.

–

Да не за что пока. А с Фирсовым насчет его трудоустройства завтра переговорю. А как дела у нас с СП с Кока-Колой?

–

Да все по графику. Американцы инвестиционный договор согласовали. Мы им участок под Пулково выделяем. Все проектные и строительные работы делает наша доверенная компания. Сумма на строительство заложена достаточная чтобы сработать с прибылью не меньше чем пять миллионов долларов. Это чистыми, – добавила она.

–

Неплохо, – радостно сказал Пургин. – Вот бы все так могли договариваться. А как ты их уломала, чтобы работы по строительству нам отдали?

–

Да очень просто – сказала, что Пепси интересуется участком для строительства завода, что предлагает дополнительную инвестиционную программу по развитию в обмен на приоритет перед Кокой на строительство завода, но что завода Пепси в Питере может и не быть, если Кока будет посговорчивее. Аргумент подействовал.

–

Убедительно. Ну и правильно -

мы ведь должны отстаивать интересы государства, а не частных иностранных компаний, – как на митинге сказал Пургин. – Поэтому через годик можно вернуться к

разговору и о заводе Пепси где-нибудь в области.

–

А что с поставками джинсов? Контракт подписан? – переключился на другую тему Пургин.

–

Да, в общей сложности на двести тысяч пар. Закупочная цена – 5 долларов за пару. Продавать оптовикам будем по 25 баксов – вот еще четыре миллиона. Поставки пойдут через порт. С таможней вопрос решен. Пароход приходит на следующей неделе, можно подписывать контракты с оптовиками на отгрузку. Если все пройдет гладко – операцию можно будет повторить.

–

А что с алюминием? – поинтересовался Пургин.

–

Состав с алюминием ожидается в начале ноября. На станции я договорилась – его отгонят на дальние пути, но с возможностью подъезда грузовиков. Перегрузим в камазы и в порт. Таможенная очистка пройдет гладко, в порту грузим на голландский сухогруз. Пятьдесят процентов оплаты поступят после погрузки на корабль, но до его выхода в море. Оставшаяся половина – по прибытии груза в порт назначения.

–

Ты умница, Альбина. Еще раз убедился, что с тобой приятно работать. Если бы все так умели! – сказал Пургин. Может вечером зайдешь к нам? Посидели бы по-родственному? – спросил Пургин. Альбина частенько к ним заезжала по вечерам с дочкой. Пургины своих детей не имели и Альбинина двоюродная сестра обожала нянчиться со Светочкой.

–

Да нет, спасибо, не могу – дома дел накопилось много, – соврала Альбина. – Может на следующей неделе?

–

Да в любое время! Мы всегда тебе и Светочке рады. Ну пока, мне надо ехать.

–

Пока, Дима, – попрощалась с ним Альбина.

Ну вот теперь, когда вопрос с ее любовником был практически решен, можно было подумать о его экипировке. Срочных дел в Смольном у нее не было, и она решила поехать домой забрать Русланчика и отправиться с ним к Катерине, а затем в магазин. «Надо парню шмоток приличных купить, поедем ка с ним в Стрекозу», – с материнской заботой подумала Альбина.

Переезд к Альбине.

На следующий день Пургин позвонил Альбине и сказал, что уладил вопросы, о которых она его просила, и что ее протеже смело может собирать документы для перехода в Инжэкон – ректор обещал помочь.

–

Запиши координаты контактного лица, – сказал он Альбине – его дал ректор, этот человек поможет выполнить все формальности. Позвонить ему надо завтра

в три часа. В комитете по науке тоже все в порядке. Фирсов ждет его на беседу завтра к

девяти утра. Но ты понимаешь, я могу только попросить, но формальное решение за ним. Не думаю, что Фирсов будет противиться, если твой протеже окажется действительно способным, но уж если нет – не обессудь.

–

Спасибо, Дима, я все понимаю. Не бойся, он не подведет.

–

Хорошо, удачи.

Альбина предложила Русланчику переехать жить к себе. Ей не хотелось с ним надолго расставаться, – после двух ночей, проведенных вместе она чувствовала себя помолодевшей лет на десять. «Поживет пока у меня, а там посмотрим», – думала Альбина.

–

Это противоестественно и неудобно. Если ты будешь ночевать у меня, то по факту ты все равно как бы будешь жить у меня, так что лучше тебе переехать, если ты не возражаешь, конечно.

–

Да что ты, спасибо! Я совершенно не возражаю, – ответил Русланчик, который, похоже, влюбился в Альбину по самые некуда. – Мне с тобой очень хорошо.

–

Ну вот и отлично. Завтра поезжай к себе, собери вещи, а вечером я пришлю за тобой машину – переедешь.

Вечером Русланчик переехал. Вещей было немного – только учебники и тетрадки. Одежду, место которой было разве что на помойке, он решил не брать. На смену накануне была куплена новая – они потратили несколько часов в Стрекозе, экипируя Русланчика.

Мультибрэндовый бутик Стрекоза находился в самом конце Невского проспекта, рядом с Александро-Невской лаврой. Под него было выкуплено два смежных пятиэтажных дома. На первых двух этажах размещался сам бутик, а остальные сдавались под офисы. Торговал бутик только элитными брендами, ассортимент был и мужской, и женский. О том, что это был первоклассный магазин сразу же говорили витрины. Они не только представляли собой великолепную работу с точки зрения визуального мерчандайзинга, но дарили глядящим на них яркие краски и заряд хорошего настроения в серый осенний день. В витринах располагались стилизованные манекены и коробки, выложенные в форме разных животных. Минимальное цветовое решение и отсутствие каких-либо других декораций создавало неповторимое ощущение и свидетельствовало о высоком мастерстве дизайнера. В отличие от других магазинов, гордо именовавших себя бутиками, но по сути ни чем не отличавшихся ни по ассортименту, ни по организации торговли от обыкновенных комков (так называли в советские времена комиссионные магазины, куда сдавали фирменные вещи фарцовщики, моряки, привозившие их из-за границы, и другие граждане, которым посчастливилось не только побывать за границей, но и потратить там валюту), Стрекоза действительно был бутиком элитным. Об этом говорило все. Магазин был оборудован по образцу лучших мировых дизайнерских магазинов одежды. Зал визуально был разделен на зоны, и каждая зона была особо выделена правильно подобранным освещением. Стены были покрашены в пастельные тона и тоже были декорированы подсветкой. Полы, двери, окна, стеллажи и шкафы для одежды были выполнены из лучших сортов дерева. Все оформление магазина создавало ощущение целостности и добротности. Вещей было немного, но все они были первоклассными. Они не нагромождались друг на друга, как в дешевых магазинах, а были свободно развешаны в специально для этого оборудованных нишах или же были аккуратно сложены в стопки на полках, будучи сгруппированы в коллекции и комбинации. В центре зала среди невысоких столиков, на которых были разложены образцы, располагались удобные кресла и диваны, сидя в которых можно было обдумать покупку или просто насладиться чашечкой кофе, которую по первой просьбе приносили внимательные продавцы. Сервис тоже был не навязчивый – всегда готовые помочь продавцы были наготове, но лезли с советами, уважая выбор посетителя.

Альбину хорошо знали в магазине, и когда продавец увидел, что ко входу подъехал ее мерседес, то вышел ее встретить.

– Здравствуй, Саша, – поздоровалась с продавцом Альбина. – Я сегодня не одна. Вот – привезла молодого человека. Надо его одеть полностью и для работы, и для досуга, – с улыбкой сказала Альбина.

– Хорошо, Альбина Петровна, сделаем. Присядьте пожалуйста в кресло, кофе?

– Зеленый чай, пожалуйста.

– А вы, молодой человек, пожалуйте за мной, для начала подберем вам костюм.

На выбор ушло около часа, но когда Альбина увидела Русланчика в темно синем Китоне, она подумала: «А еще говорят, что не одежда красит человека». Рядом суетился портной, делая необходимые подвороты и заколы костюма прямо на Русланчике чтобы подогнать заготовку под фигуру. Затем последовали рубашки, галстуки и ботинки.

–

Костюм закончат подгонять сегодня вечером и завтра утром мы доставим его по любому адресу, – сообщил Саша, а пока давайте подберем вам кэжуал.

–

Что? – переспросил Русланчик

–

Кэжуал – повседневную, так сказать, не официальную одежду, – пояснил продавец.

На подбор повседневной одежды ушло еще около часа. Они выбрали брюки, джинсы, пару свитеров, несколько футболок, обувь под джинсы, еще одни ботинки, затем перешли к верхней одежде, завершив выбор на пальто и кожаной куртке. В результате, Русланчик был экипирован для начала на все случаи жизни. Когда Саша назвал сумму счета, у Русланчика перехватило дыхание – одиннадцать тысяч триста долларов. Альбина незаметно сжала ему руку чуть выше локтя, давая таким образом команду выйти из коматоза, в который его вверг приговор продавца. Она достала из сумочки две пачки стодолларовых купюр, одну положила на стол, отсчитала из второй тринадцать бумажек и положила к первой пачке, остальное не спеша убрала на место в сумочку. Саша помог Альбине одеться, и вместе с охранником вынес из магазина пакеты чтобы погрузить их в багажник мерседеса, ожидавшего перед входом.

Дома Альбина выделила Русланчику отдельную комнату, где бы он при необходимости мог побыть один, – она очень ценила прайвеси, и – уважала в других людях желание побыть одному. «Да и ведь надо же ему где-то заниматься» – подумала она. Спальня у них была общая. Теперь предстояло наладить отношения с остальными обитателями квартиры – дочкой и няней. Она не знала, обрадуется ли дочка поселившемуся в их квартире дяде, не станет ли ревновать, но сильно рассчитывала на свою интуицию и навыки общения с детьми и помощь Марьи Николаевны.

– Тебе завтра к девяти часам надо быть в кабинете у Фиросова, – сказала она Русланчику когда они сидели в гостиной и пили чай. Это председатель комитета по науке. Он сейчас как раз реформирует свой департамент, так что ты мог бы сделать там неплохую карьеру. Тебе еще многому предстоит научиться – как себя держать с начальством, чтобы выглядело почтительно, но без лести, как разговаривать с подчиненными – решительно, но без грубости и хамства, как ходить, как сидеть, и много чего еще, но самое главное – это завтрашняя встреча. Если ты понравишься – то это половина успеха – карьеру можно будет сделать достаточно быстро. Если нет – то тебя скорее всего все-равно возьмут, поскольку ты пришел не с улицы, но тогда тебе придется во много раз больше усилий прикладывать, чтобы тебя заприметили, а без этого тебя продвигать вряд ли будут.

– Прийти тебе надо минут за пятнадцать-десять до встречи, об этом я позабочусь, – продолжила наставления Альбина. – Поедем завтра пораньше вместе. Недалеко от смольного я тебя высажу, чтобы нас вместе не видели – дойдешь пешком. Пропуск на тебя заказан. Кабинет 310. Когда войдешь в приемную, скажешь секретарше, кстати, ее зовут Алена, запомни, что пришел к Дмитрию Степановичу по звонку от Дмитрия Владимировича Пургина. Когда тебя вызовут в кабинет – держись уверено, одет ты по высшему разряду, так что внешнего вида стесняться нечего. Как войдешь – поздоровайся с Фирсовым по имени-отчеству, но руку не подавай, пока он сам не протянет. Если протянет – пожми уверенно, но не перестарайся, жать до одури не обязательно. Обязательно улыбнись, скажи, что это большая честь для тебя познакомится с ним – ты его сразу к себе расположишь. Когда он предложит тебе сесть, сядь так, чтобы оказаться к нему лицом. Сиди свободно, но не разваливайся, следи за ногами, не скрещивай их под стулом, руки тоже не забывай контролировать, старайся не сводить их в замок, не сжимай пальцы в кулак, не тереби ручку, и вообще ничего не тереби, лучше всего если ты их положишь перед собой. Вопросы слушай внимательно, но без угодливости на лице. Говорить начинай только после того, как он закончит фразу или задаст вопрос. Отвечай на вопросы обстоятельно, но не говори долго – он перестанет следить за речью. Должно хватить двух-трех минут чтобы ты сумел изложить суть вопроса, о котором тебя будут спрашивать. Постарайся не мямлить, говори ровным голосом и так, чтобы тебя хорошо было слышно. Фирсов мужик старой формации – нюни не любит. Когда у него иссякнут вопросы – думаю, что их будет у него немного, принимая во внимание твой опыт и стаж, – потрепала его по голове Альбина, – настанет твоя очередь спрашивать. Поинтересуйся, какие главные цели стоят перед комитетом, какие функции он исполняет, какие наиболее первостепенные задачи предстоит решить, спроси о структуре департаментов, расспроси чем именно каждый из отделов занимается. Когда он тебе расскажет, скажи, что это все тебе безумно интересно и ты был бы очень признателен, если бы тебе доверили попробовать себя в роли сотрудника комитета, что ты полностью осознаешь важность и значимость целей, стоящих перед комитетом, и хочешь быть причастным к большому делу. Обязательно скажи, что несмотря отсутствие опыта, ты уверен, что достаточно быстро мог бы влиться в коллектив. Именно мог бы, а не вольюсь – это важно – тебя еще никто никуда не пригласил. Скажи также, что ты готов все свое время посвятить делу, что ты очень быстро обучаешься и сможешь соответствовать поставленным целям. И в конце, слышишь, только в самом конце, поинтересуйся, есть ли перспективы карьерного роста. Надеюсь, это произведет должное впечатление. Когда будешь прощаться, не забудь поблагодарить за потраченное время. Скажи, что понимаешь его загрузку и вдвойне признателен, что он выделил время на беседу с тобой. И напоследок спроси, если он сам до этого не скажет, когда можно ожидать результата собеседования. Все должно быть без сюрпризов, ты уж постарайся пожалуйста. Я в тебя верю.

– Ну что ты, не бойся, Альбина, я тебя не подведу, – заверил Русланчик.

– Теперь о твоем переводе из Педа. В Финэк перейти не получится – там нет заочного, а на вечернем ты не сможешь учиться – много времени будет работа отнимать. Но можно перейти в Инжэкон – всяко лучше, чем Пед, – повторила слова Пургина Альбина. – В три часа позвонишь вот по этому телефону, – она дала ему бумажку с номером, – скажешь, что от ректора. Этот человек в курсе. Он тебе даст инструкции, что дальше надо делать, какие бумаги собрать, куда принести, и так далее. Но самое главное сейчас – это твое собеседование с Фирсовым. Надо выспаться, так что давай ка ложиться, а то я после двух бессонных ночей плохо понимаю на каком я свете – мечтательно сказала Альбина, предвкушая предстоящий секс, программу которого, впрочем, она намеривалась сильно сократить на сегодня, чтобы хоть немного выспаться.

Собеседование.

Без пятнадцати девять Русланчик был в приемной Фирсова. Войдя, он поздоровался с Аленой, назвав ее по имени, сказал, что от Пургина к Фирсову и стал ждать, когда его вызовут. Вызвали его на десять минут позже назначенного времени. Кабинет у Фирсова был большой, располагался он на третьем этаже, окна выходили на Неву, на противоположной стороне которой был виден универмаг «Юбилей» и ночной клуб «Невские мелодии». Навигация еще не закончилась, и по Неве сновали экскурсионные кораблики, побольше, поменьше, с экскурсоводом и без, пробегали метеоры, идущие в Петергоф, шныряли катера и лодчонки.

–Прошу меня извинить, молодой человек, что заставил ждать – дела государственной важности, – извинился Фирсов.