1. Горячие свадебные поздравления. – Заранее изучайте невесту. – Нескромные приливы восторга. – Великие умы о счастье и студентках
У выхода из метро «Юго-Западная» меня остановил сухонький аккуратный старичок в парусиновых штанишках с набором конфет «Интим в шоколаде».
– Вы женаты? – строго спросил он. – Мы проводим социологический опрос, поэтому просьба отвечать максимально честно.
– Да! Уже три дня, а если считать с неполными сутками – то целых четыре! Представляете? Так и отметьте, – ответил я с обезоруживающей искренностью.
– Записываю «менее одного года». Это ваш первый брак?
– Да-да, конечно! Первый и единственный! И вообще – это потрясающе!
– Тогда поздравляю вас, – старичок черканул в нужной графе, – вы успешно прошли опрос… А конфеты мы вручаем тем, у кого за плечами три и более браков. Честь имею!
И он суетливо переместился в направлении лысеющего гражданина значительно старше меня, с пышными пучками волос в каждой ноздре и дорожным чемоданом, облепленным целой коллекцией стикеров. По тому, как мужчина растерянно оглядывал окрестный ландшафт с громадой торгового центра «Авеню» и вывесками «Фора-банк», «Лига ставок» и т.п., я предположил, что следующая жертва опроса отпетый холостяк.
– Ну хитрец! – засмеялся я вслед старичку и устремился домой, на свой драгоценный четвертый этаж, одаривая прохожих счастливой улыбкой. Там, на ложе страсти, меня ждала маленькая белоснежная Юля. И две бутылки игристого вина «Лев Голицин» по-мендельсоновски звякнули в пакете с кровавым сердцем и надписью «Я тебя обожаю».
Счастье окончательно накрыло меня четыре дня назад. Именно в прошлую пятницу ближе к вечеру я понял, что такое время счастья и восторга, когда Юлия, вся в белом, припала к моей груди! От ее обыкновенной холодности, которой она щеголяла в отделе «Отдохни» на крытом рынке у метро «Юго-Западная», не осталось и следа – женское тело трепетало в моих объятиях! А ее гладкая юная кожа, а пьянящий запах ее волос, а дурманящая влага ее губ, а умилительный пупок, похожий на раковину – моя женщина была бесподобна! Как она впервые выдохнула: «О-о!» и обмякла в моих объятиях… Это были ее фирменные фишки – «О-о!» и потом обмякнуть…
А как меня поздравляли немногочисленные гости:
– Я люблю тебя, старый бродяга, – сказал Игорь, мой проверенный собутыльник по военному институту.
– Ваш неистовый труд и самоотдача вселяют оптимизм и радость в сердца всех жителей России! – многозначительно поднял тост пожилой прапорщик-калмык из соседнего ЖКХ. И закончил утробным: «У!», что по-калмыцки означало: «Пей!»
– Главное, чтобы тебе было что вспомнить после этой ночи. Жизнь – износ организма через удовольствия. Следи за этим. И работай, друг, а мы посмотрим, – сказал мой седовласый начальник и заплакал. В его жизни было немало трагических страниц
Правда, меня обескуражил профессор Сан Саныч из двадцать шестой квартиры. Вначале он спросил, есть ли на груди моей жена родинка.
– Филипп, ты должен все разузнать заранее, – стал учить меня профессор в ответ на мою пьяненькую ухмылку. И рассказал историю о том, что в подмосковном Чехове когда-то рассматривался иск жениха Васильева к его невесте Алабаевой. Васильев перед женитьбой подарил невесте дорогое платье с парижским лейблом и несколько подушек, а от нее получил в подарок костюм и фирменные кроссовки. Но свадьба расстроилась, когда жених узнал, что у Алабаевой на ногах нет пальцев. Он отказался жениться, возвратив ей подаренные ему костюм и кроссовки, и потребовал отдать ему французское платье и подушки. Невеста возвратила через год платье в распоротом виде. Васильев отказался принять это платье и предъявил иск в пятьдесят тысяч рублей. На суде Алабаева в доказательство того, будто у нее на ногах все десять пальцев, разулась и показала судье обе ноги и прибавила, что у нее только один палец короче другого. Судья рассмотрел все доказательства и отказал Сергееву в иске.
– Понятно теперь? – Сан Саныч приблизил губы к моему уху, но в разговор влез отставной мент Соболев по кличке Комиссар.
– Заговор поднимает голову, – со странным упоением произнес Комиссар и протянул рюмку. – Хотя бы зайди завтра – дело есть.
Она спала, спал и я. Что я раньше знал о величайшем счастье? Почти ничего. Из детских впечатлений выделялись немецкая железная дорога с биркой «Made in GDR» и полное собрание сочинений «Волшебника Изумрудного города». Это были божественные дары, и я как будто стал выше ростом и чуть мужественней! Наверное, это и были первые аритмические следы на моем сердце – царапины незабываемого ликования…
Запомнилась и беседа кошки, живущей на кухне, с кошкой, живущей в комнате, из сказки Ганса Христиана Андерсена. По мнению крыс, самым большим счастьем было погрызть сальные свечи и вдоволь запастись прогорклым салом. Но, по мнению влюбленных, величайшим счастьем было не ссориться и понимать друг друга с полуслова… Тогда прогорклое сало и старый сыр казались мне романтичнее.
Путем чтения, особенно приключенческих романов, удалось выяснить, что для Чехова в человеческом счастье было что-то грустное. Камю при появлении на горизонте счастья тоже хотелось пустить горькую слезу, потому что он заранее предвидел скоротечность внезапной благодати. Зато Гришковец ходил туда и сюда по карте, судя по его высказываниям, с чувством неописуемого восторга начиная с самого рождения – «Вот родился бы где-нибудь… в Аргентине, и что бы я тогда делал?»
И только мнение Конфуция пришлось мне по сердцу: «Настоящее счастье – это когда любишь ты». А вот когда тебя любят, это тоже счастье, но меньших размеров. Мнение спорное, пожалуй, Конфуция в свое время залюбили чуть ли не до смерти, но меня такой порядок вещей устраивал.
И еще на будущее я припрятал формулу счастья от физика-теоретика Ландау: «Важны три параметра: работа, любовь и общение с людьми». «Отличный мужской вариант, – подумал я, – ближе к старости, после сорока, мне такая логика пригодится». Дальновидность – это одно из моих неплохих качеств, хотя я не ученый.
И вот и на меня обрушилась моя счастливая доля, и я достиг вершины блаженства, восторга, экстаза, радости и всех прочих форм счастья и любви, от агапе до филии! Мне досталась лучшая девушка в мире с лучшими в мире глазами, ногами и остальным телом с родинкой на груди! Будет ли она мне другом, я в порыве счастья еще не думал, для меня быть владельцем чудесного тела было важнее всего!
Но оригинальнее всех мудрецов как-то сказал ученый эрудит Сан Саныч: «Блаженны библиотечные стулья под третьекурсницами…» И откуда он берет такие нечеловеческие метафоры про счастье?
Она спала. Спал и я. Проснулись мы, лежа рядом и любуясь друг другом. Это была всецелая и всеобщая влюбленность друг в друга. Потом мы снова проснулись, уже в объятиях друг друга. Потом она снова спала, а мои пальцы ласкали ее…
2. Разочарование в ресторане. – Ночные гости. – Девушки любят ушами и уступают. – Сложные обмены взглядами
Мы познакомились так, что об этом нельзя рассказывать никому, особенно родителям, воспитанным в старинных советских традициях. И детям для их же блага.
Стояла обычная петербургская осень, которую Левитан не стал бы писать ни за какие валютные гроши: с голыми деревьями, пронизывающими душу ветрами и каждодневной слякотью, не щадившей обувь с низкой себестоимостью. Мы сидели с приятелем в истоме ресторана «Невские берега» и, расположившись на опоясывающем центральный зал балконе, охотились на женщин. Увы, вид снизу мог порадовать только депрессивного фрика: из двадцати или около того человек, сидевших внизу, только пятеро-шестеро подавали признаки жизни, периодически пересекаясь на танцполе, остальные спали и, судя по неподвижности, готовились к погребению. Живой оркестр под управлением дамы преклонных лет играл как на свадебно-похоронной халтуре, напоминая эпизод из «Афони», в котором Леонид Куравлёв исполняет энергичную присядку под куплеты «Милый, чё, да милый, чё, навалился на плечо». Даже для зрелищности никто не падал от пьянства и не замахивался бутылкой.
В такой обстановке найти свободную и легкомысленную женщину, справляющую двадцатипятилетний юбилей в компании симпатичных подруг, было утопией.
– А пошли лучше в гости, – зевнув, предложил мой приятель Борислав Волопас и отхлебнул коктейль. Он был женат уже несколько лет на аристократичной девушке с чистокровными ленинградскими корнями, и я доверял его охотничьему опыту. – Тут недалеко на проспекте Металлистов в молодоженке проживает одна Ирэн. «Если разобраться, формат молодоженки можно отнести к подвиду женской общаги», – включил я логику и согласился.
Очутившись на улице и получив по лицу колючей питерской моросью, я как будто заискрился, переполнившись романтическим флером с примесью алкоголя. «Как печальна статуя в Летнем саду девушки, плачущей от одиночества», – поэтично подумал я, примеряя шаг к рассекающему ночь Волопасу. А мое сердце приятно прыгало от предвкушения новой встречи!
В нужном микрорайоне Волопас уверенно ткнул в одну из многоэтажек: «Кажется, здесь!» В лифте тоже не обошлось без колебаний.
– Точно? – встревожился я, когда приятель выбрал наконец седьмой этаж.
– Кажется, да. Ирка классная баба! Не дрейфи, в местных коридорах я ориентируюсь досконально.
Впрочем, когда он уверенно и длинно позвонил в квартиру, нас за неимением в ней необходимой девушки отослали в соседний коридор буквально одной фразой. Нисколько не смутившись, мой проводник пожал плечами и устремился по нужному азимуту.
Выдохнув перед дверью, Волопас позвонил. Я, посмотрев на часы – было около одиннадцати вечера, поежился в предвкушении неприятностей.
После нескольких фраз «Кого-кого?», «Сейчас?!» и «Хорошо, попробую ее разбудить» нам открыла девушка в ночной рубашке с круглым миловидным лицом. По остолбеневшему лицу Борислава я сообразил, что появившаяся в двери Ира даже приблизительно не совпадает с ожидаемой Ирэн. Понимая, что затянувшаяся немая сцена неминуемо закончится выдворением нас обратно в промозглую городскую среду, я прижал руки к груди и затараторил:
– Сеньора, жутко извините нас за неожиданное вторжение, это получилось так бестактно, и как-то так… Простите нас, я ведь совсем не знаю вашего города, я только приехал и столько эмоций, столько впечатлений – мосты, Летний сад! Это чудесный город, он очаровывает и захватывает, и грустит вместе со мной… И такой собачий холод! Особенно когда ночевать негде… Посмотрите на этого несчастного курсанта пятого курса, через пять минут офицера, он опоздал в казарму и совсем заиндевел. Бог с ним, то есть со мной, я уйду в ночную темень, но будущий защитник отчизны и перспективный кандидат для построения семейных отношений должен быть помилован. Дайте ему ночлег, пожалуйста. Знаете, какая у него будет зарплата через полгода?
– Да, – ожил наконец мой приятель. Он тоже был парень наглый и бесцеремонный. Точнее, он был скорее бесцеремонный, а я – нахальный, но, что меня отчасти оправдывало, это была веселое юношеское нахальство в духе комсомолии тридцатых годов. – Нам бы еще чаю, барышня, и мы затихнем в углу.
– Чего-чего-чего? Чаю?! – напряглась Ира. Она окончательно проснулась и изумленно хлопала глазами. И тут из-за нее выглянула другая девушка – с короткой светлой стрижкой и смешливыми глазами. И более добрыми. Такими добрыми, что ее глаза показались мне огромными.
– Ира, это как-то не по-человечески. В конце концов, они же кусаться не будут, – сказала она, совершив трагическую ошибку. Это я про наметившуюся чайную церемонию.
– Ни в коем случае, ни одного укуса при первой встрече. Мы же не дикари!
– Дикари?
– Один миссионер-неудачник, не добившись успеха, написал в объяснительном рапорте, что дикари больно кусали его при раздаче пищи.
– А… – зевнула Ира.
Так той ночью я познакомился со своей будущей женой. Хотя все могло закончиться совершенно по-другому, если бы дамы захлопнули перед нами дверь без лишних разговоров. Ведь разговоры с мужчинами опасны для женщин, они не выдерживают и слабеют на глазах. Любая девушка проинформирована, что мужчина безопасен, только если она нацелит на него ружье. Интересно, где я это вычитал?
Ведь в ту ночь я был красноречив как никогда. Мне даже удалась возвышенная сентенция, когда Иры еще сомневалась в своих намерениях – то ли выдворить непрошенных гостей, то ли помучиться.
– Что ж, я напишу о нашей встрече в дорожном дневнике. Все свои впечатления я отражаю в дневнике… Мне не хотелось бы, чтобы вам было больно, когда я стану знаменит и посмертно опубликуют мои воспоминания о ленинградских злоключениях…
– Вы пишите дневник? – удивилась моя будущая жена, взмахнув добрыми глазами.
– Да, – потупился я. Даже Борислав посмотрел на меня с недоверием. – Иногда я словно чувствую божье дыхание и пишу про любовь в лучах утреннего солнца, про забытый день рождения и теплое доверительное прикосновение друга. Про нежный пушок над губами незнакомой девушки. Иногда я достаю забытый томик эротических дневников Генри Миллера, и это вдохновляет меня.
– Еще напиши, что прокат комплекта постельного белья в плацкарте подорожал с пяти до двадцати пяти рублей, – ввернул Волопас. Он бы еще добавил, что водка тоже подскочила до двухсот рублей.
– Не нужно писать про простыни. Лучше об эротическом томике, – сказала девушка, которую звали Юля. И Ира впустила нас, бросив шпильку:
– Ты меня иногда удивляешь. На нашем этаже я еще не встречала хороших парней.
В принципе, дневника я не вел. Иногда мог записать в блокнот стишок, иногда что-то накатывало и изливалось на бумагу (посмотреть старый дневники), чаще мелькал телефоны девушек. Потом я привел дам в порядок, то есть расставил их по очереди, начиная с самой первой школьной влюбленности, с соответствующей пометкой: пустой кружок означал невинность эпизода, закрашенный – что девушка пошла на требуемые уступки. Хотя в памяти от девушек в большинстве своем оставались всего две вещи – обмен первыми взглядами, первыми словами и секс. Мне вообще казалось, что всякое чувство, похожее на любовь, сводится к тому, что ты сам испытываешь в первый момент. Когда еще нет претензий на обладание, на страдание и ревность: вот он, первый взгляд, возник и устремился, вот он попал в цель и отразился. И вернулся – весь в искрах – назад, но уже в сердце. И он уже не твой – к тебе прикоснулся ответный взгляд.
3. Продолжение знакомства. – Бестактные постояльцы. – Водка как снотворное. – Разное про трусы
Волопас – широкоплечий и ладный, этакий русский былинный герой с молочно-ягодной улыбкой вроде Сергея Столярова в роли Никиты Кожемяки – вошел в квартиру девчонок, как к себе домой.
– Пора раскутаться, – он сбросил шинель и потер большие крестьянские ладони. Мне казалось, что противоположный пол обожает такой типаж, девчонки должны были сразу же втащить его в квартиру.
– Матрас вон в том шкафу. Юль, достань простыни и одеяло.
С чаем не получилось. Девчонкам пришлось бы одеваться и краситься, чтобы идти на общую кухню.
Мы с Волопасом лежали, касаясь волосатыми плечами, и не спали. Невозможно уснуть, когда в двух метрах от тебя лежат раздетые барышни. В тишине слева периодически раздавался Юлин смешок. Понимай как хочешь!
– Юлька, чего ты? – не выдержала Ира и тоже хмыкнула.
– Да так, вспомнилось.
– Женский смех – это… как разговор ангелов. Вообще, женщины почти святые существа, – влез и я в диалог.