Цельная картина того, какой Россию видят в мире, может складываться, к примеру, из совокупности изученного, с тем чтобы в дальнейшем выявить характерные для журналистики, скажем, западного образца, особенности создания и тиражирования различных образов/стереотипов, медиаконтента разных стран. Так, например, на протяжении последних нескольких лет группа медиаисследователей факультета журналистики МГУ им. М.В. Ломоносова занимается прицельным изучением содержания зарубежных СМИ. В 2005 г. увидела свет книга «В мире других: Образы русских и европейцев в СМИ», в которой представлены варианты кросс-культурных исследований, посвященных проблеме формирования медиаобразов в Северной Европе и в России. Годом позже российские специалисты предприняли попытку выявить различия и общие черты в освещении российской действительности качественными газетами крупнейших и/или экономически развитых стран мира – США, Канады, Японии, Норвегии, Финляндии, Германии, Франции, Италии, Испании – в период 2006–2007 гг.
Полученные в итоге данные подтверждают выводы о том, что в сегодняшней журналистской практике, позволяющей конструировать глобальное и/или национальное медиапространство, широкое применение находит концепция «других» (бинарная оппозиция «мы – они» / «свои – чужие») в качестве модели для создания медиаобразов и информационных картин, а также имеется определенный набор дискурсивных практик. В основе этих практик лежит так называемый ориентализм журналистских репортажей, связанный с нехваткой соответствующего знания «контекста» и воспроизведением взглядов прошлых эпох. Если попытаться понять, следуя какой логике происходит тиражирование стереотипов о России в зарубежных СМИ, то мы увидим, что эта логика как раз и обусловлена журналистскими представлениями, которые выделяет шведский профессор Я. Экекранц:
1) «застывание» журналистских дискурсов: например, «холодная война», проблема ухода России с демократического пути развития, отсутствие свободы слова – лейтмотив, проходящий через многие материалы западных изданий;
2) наличие коллективной журналистской памяти: настоящее привязано к прошлому и будущему; постцаризм или посткоммунизм: говорят ли они об одном и том же; репортажи о России и из России такие же, как 70 лет назад;
3) постоянство геополитических интересов и интересов национальной безопасности как основа для журналистских текстов; журналистика близка интересам политических элит.
Практически образ России (как, впрочем, и образ любого другого «чужого» государства) в СМИ создается в первую очередь за счет отбора фактов, использования терминов, выбора темы для материала (причем у каждого журналиста в арсенале есть определенный список тем, которые он обычно освещает в отсутствие громких политических или экономических событий в России; эта тематическая выборка – грабеж, пьянство, нищета – в большинстве случаев не оставляет возможности для формирования положительного образа России за рубежом), а также способов построения фраз и заголовков. На настоящий момент в журналистской практике имеет место самая настоящая война терминов. Яркий тому пример: в российской и немецкой прессе мы имеем дело с чеченскими боевиками (bojewiki), в то время как во французской или американской – с чеченскими повстанцами (Chechen rebels) или чеченскими борцами за свободу (Chechen freedom fighters). Мир, как уже указывалось выше, также часто определяется в терминах противоположностей: частное – общественное, реалия – иллюзия, союзники – враги. Так, например, в британской прессе мы наблюдаем принципиальную разницу в подходе к освещению событий, в которых участвует российское правительство и частные российские компании.
Если речь идет о действиях российского правительства в вопросах поставки нефти, газа, энергоресурсов, то мы имеем «нефтегазовую руку на изголодавшемся энергетическом горле Европы», «бандитскую экономику», «авторитарные замашки», в то время как действия определенных российских предпринимателей, особенно тех, кто имеет активный бизнес на территории Великобритании, оцениваются, как правило, позитивно. Стоит также отметить, что российское правительство и российская власть так же, как и частный российский бизнес, сильно персонифицируются: например, в статье в норвежской «Дагбладет» «Путин угрожает Европе ракетами»; мы находим отождествление Путина с царем в финских периодических изданиях, к примеру, в популярном общественно-политическом еженедельнике «Suomen kuvalehti»; очень позитивный образ канадского миллионера российского происхождения Алекса Шнайдера в канадских СМИ, который привел к тому, что положительное отношение СМИ распространяется и на других российских бизнесменов. Правда, последнее явление наблюдается далеко не везде – зачастую персонифицированный образ окрашен негативно.
О том, как иллюзии выдаются за рамки реалий и наоборот, могут свидетельствовать материалы западных СМИ о кризисе российско-грузинских отношений (2006) и действиях России в условиях грузино-осетинского вооруженного конфликта (2008). Чего стоит, к примеру, одно только уточнение «по непроверенным (!) сведениям, предоставленным грузинской стороной…», сделанное в материалах зарубежных изданий спустя неделю после начала боевых действий в Южной Осетии (такую вот информацию, не имеющую ничего общего с реальностью, не задумываясь, «глотал» обычный западный/ восточный читатель/зритель).
Комбинация «союзники – враги» зачастую видна в журналистском подходе при освещении событий, связанных с отношениями России с бывшими странами Варшавского договора (жесткие дискуссии о размещении элементов системы ПРО США на территории Польши и Чехии) и ближайшими соседями (особенно трения с бывшими советскими республиками – демонтаж памятника Советскому Солдату в Эстонии, «оранжевая революция» на Украине). Российская позиция (в первую очередь по защите своей государственности и в том числе границ) воспринимается ведущими западными изданиями, например, американской «Washington Post» и английской «Guardian», как противостояние политике США и Евросоюза.
Ярким примером застывания журналистского дискурса, а также влияния так называемой коллективной журналистской памяти, можно считать описание иностранными СМИ внешней политики России как империалистически настроенной державы: тиражирование этого стереотипа наблюдается в большинстве печатных изданий англосаксонского мира. Впрочем, не только там. Обратимся к цитате из интервью «Guardian» с главой российской дипломатической миссии в Лондоне Ю. Федотовым: «Такое впечатление, что практически из тех, кто пишет на эту тему (шантажирование Россией других стран доступом к энергоресурсам. – М. П.), никто не может удержаться от искушения взглянуть на нее через призму “холодной войны”. В результате одни говорят, что между нашими странами подул ледяной ветер, другие – что наступил ледниковый период».
Проанализируем также и недавние материалы, например, венгерскую «Magyar Nemzet», где журналисты ставят вопрос: «Почему Москва защищает Сталина?» (ответ: возможно, потому, что сталинизм продолжает существовать) или «Действительно ли закончилась “холодная война”?» Кстати, если перевести с венгерского на русский язык словосочетание «холодная война» (hideg haboru), используя другое, но равноценное значение прилагательного «hideg – холодный, морозный», то получится «морозная война», что придает особый колорит публикациям, способствующим распространению русофобских настроений в обществе.
Стоит процитировать выступление журналиста и аналитика Пала Э. Фехера из Братиславы, который делает вывод о том, что редакционная политика многих центральноевропейских СМИ по отношению к России укладывается в формулу устрашения, предложенную самими же СМИ центральноевропейских стран: «Русский карлик самый большой карлик в мире, даже больше американского гиганта».
На основе примеров, приведенных выше, нетрудно сделать вывод, что мнения западных авторитетных изданий о «путинской угрозе», «суверенной демократии», «ревизионистской России» зачастую являются определяющими в позициях журналистов стран Восточной Европы, о чем свидетельствует, например, антироссийский (до недавнего времени) курс упомянутой выше «Magyar Nemzet». Журналисты не только повторяют сами себя, на протяжении долгих лет они обыгрывают старый как мир образ «большого русского медведя» и демонстрируют свое видение мира глазами самых настоящих жертв коллективной памяти, наполненной в наше время различными штампами (например, статья «Путинизм с человеческим лицом» в общенациональной венгерской газете «Nepszabadsag» от 4 марта 2008 г.). В большинстве случаев в прессе отсутствуют сбалансированные материалы о России из России, что приводит к нивелированию важной роли собкоров центральных и восточноевропейских СМИ, чья компетентность в идеале должна способствовать формированию в сознании обычного гражданина наиболее объективной картины происходящего и в соседней стране, и в мире в целом.
Несмотря на то что образ России в прессе разных стран представлен в различных ракурсах и появляется в разное время, можно выделить общий для большинства европейских государств период, когда Россия стала регулярно упоминаться в печати: конец XIX в. – 1930-е годы. Именно тогда стало возможным говорить о формировании образа России при помощи средств массовой информации. В позитивном плане полное единодушие по отношению к России, точнее – к Советскому Союзу, зарубежная печать выразила лишь один раз: положительный образ СССР в странах антифашистской коалиции наблюдался во время Второй мировой войны и победы СССР над фашистской Германией.
Говоря о центральноевропейском акценте в образе России за рубежом, мы, конечно же, должны отметить, что такой акцент существует. И понятно, что многое зависит как от социальной, так и от профессиональной позиции журналиста, стремящегося показать «не замыленную» Россию. Возьмем, к примеру, серию репортажей венгерского тележурналиста Я. Молнара на первом канале общенационального телевидения Венгрии в программе «Панорама» (осень 2009 г.). Нестандартный подход к выбору тем (жизнь сельского священника и жизнь подмосковной глубинки, политическая активность российской молодежи и военно-патриотические клубы, современная жизнь и быт ветеранов трех войн – Великой Отечественной, Афганской, чеченских кампаний) позволил в некоторой степени избежать того, чтобы в репортаже отразились стереотипное мышление и тот страх, которым окутано большинство обычных граждан разных стран: «Раньше мы путешествовали и по дальним регионам Советского Союза. Теперь боимся ездить куда-либо, поскольку наслышаны о преступности, нас беспокоит российская нестабильность, отсутствие законодательной базы…».
Понятно также, что СМИ так или иначе зависят от крупного монополистического капитала и/или от государства, хотя дискуссии о свободе слова и о роли журналистики не прекращаются в ходе любых международных конференций и круглых столов, в научных работах, публицистике и т.д. Принимая во внимание то, что мы теоретически можем иметь дело с независимыми СМИ, мы не можем, однако, не принять во внимание тот факт, что средства массовой информации сегодня зависят от предпочтений аудитории. Большинство СМИ вынуждено создавать тот образ, который будет прежде всего «продаваться». Будет востребованным на разных уровнях.
Складывая воедино все «зависимости», российские медиаисследователи приходят к мысли, что Россию в Европе и США (исходя из разного рода предпочтений: социального или другого заказа), пока видят так:
1. Wasington Post, USA Today: образ России в целом вписывается в ту модель, которая сформировалась на рубеже XIX–XX вв. и с незначительными изменениями просуществовала в советскую эпоху, а сама Россия чаще воспринимается как «усеченный» вариант Российской империи или Советского Союза; Россия не является частью западного мира и не вписывается в задуманную США модель, она становится ближе к Западу, лишь решая стратегические задачи, которые соответствуют его интересам (переговоры по атомной проблеме с руководством Ирана и Северной Кореи). Материалы о России – сочетание новостной информации и стереотипов прошлого.
2. Times, Guardian: в формировании образа сыграла роль оппозиционная российская интеллигенция начала XX в., русских антимонархистов поддерживали английские писатели, публицисты. Россия сегодня – полноправный участник мировой политики и экономики, регулярно обсуждаются отношения с ближайшими соседями; принципиальная разница в подходе к освещению событий, в которых участвует российское правительство и частные российские компании; положительную оценку британских СМИ в основном заслуживают культурные и спортивные достижения отдельных россиян.
3. Die Welt, WAZ: шаблонный характер образов России – стереотипы переходят из номера в номер, проявляются в подборе тем, в содержании публикаций и фотографий. Хотя при этом журналисты сумели отказаться от «замыленного» стереотипа Путина и КГБ и перешли к понятиям «суверенная демократия» и «усиление государственной власти»; негативный образ русской женщины (sterwa, egoistka) в присутствии воспоминаний о СССР и загадочной русской душе; национальная особенность русских – пристрастие к алкоголю, при этом нигде не указывается, что сами немцы, по данным ВОЗ, в среднем употребляют больше спиртных напитков.
4. Le Mond, Le Figaro: агрессивность французской прессы по отношению к позиции России во время чеченской войны обсуждалась в России на государственном уровне. Газеты также подчеркивают возрастание ксенофобских настроений в отношении Грузии при попустительстве властей (2006); отмечается неуживчивость России с соседями: активно освещались российско-польские отношения (непризнание Россией вины за Катынь, запрет на импорт польского мяса, проблема Калининграда) (2006); сближение России с Востоком (Индия) – проявление русского упрямства и непредсказуемости. Французские газеты пользуются одними и теми же сообщениями из информагентств, не наблюдается желания изучить ту или иную проблему, вникнуть в ее суть. Россия для Франции, контакты с которой насчитывают уже не одно столетие, – тэрра инкогнита, чувствуются отголоски мемуаров маркиза де Кюстина, полные презрения к дикой и далекой от цивилизации России; потомки «новых русских» похоронили память о великой русской культуре.
5. La Vanguardia, El Mundo (молодое поколение прессы после падения режима Ф. Франко): Россия столь же антизападная, как и в советские времена, образ России, постепенно формирующийся у мировой общественности, может быть омрачен конфликтами со странами бывшего СССР и Западной Европы; интерес к «звездам» российского спорта.
6. Helsingin Sanomat: background: «В то время, когда русские студенты организовывали покушения на царей, финские студенты встречали их песнями и цветами». В России наблюдается «общеприятие олигархии»; пресса с удовольствием подхватывает разгоревшиеся по всей Европе дискуссии об отсутствии свободы слова в России; выбор тем, затрагивающих общественные вопросы, ограничен. При этом пресса демонстрирует настоящий интерес к русской культуре и литературе.
«Негативности» в негативный образ России за рубежом добавляет и опубликованное польской газетой «Gazeta Wyborcza» (июль 2009) растиражированное разными европейскими изданиями открытое письмо экс-лидеров стран Центральной и Восточной Европы Бараку Обаме. Основная мысль письма заключается в том, что надо быть строже с «ревизионистской» Россией и не делать ей «неправильных уступок» (перевод на русский предоставлен РИА «Новости»). Более 20 политиков и бывших лидеров стран Центральной и Восточной Европы призвали США внести коррективы в свою внешнюю политику и повторно «инвестировать в трансатлантические отношения», поскольку существует опасность, что «ползучее запугивание и лоббизм со стороны России приведут к фактической нейтрализации региона (Восточно– и Центрально-Европейского. – М. П.)». Вот такой вот застывший дискурс.