«Мой школьный товарищ, после школы поступил в сельскохозяйственный техникум. После службы в армии, (его забирали со второго курса), он не стал его заканчивать, а сразу уехал в деревню. Там он работу нашел в совхозе трактористом и быстро женился и, построив свой дом, обзавелся крестьянским хозяйством».
Так рассказывал мне мой приятель Николай, у костра у реки. Мы с Николаем частенько выезжали на природу, на рыбалку, просто «подышать свежим воздухом». Рыбалка была поводом, да и «подышать воздухом» – тоже, в основном, было поводом встретиться и пообщаться, пооткровенничать с моим другом. Он был истинный любитель рыбалки, но также был хорошим рассказчиком. А я был ему «оппонентом», как он выражался, – спорщиком, но и слушателем прилежным одновременно.
– Итак. Все вроде было у моего школьного товарища хорошо. Но что-то было не так – продолжил рассказ Николай.
– Хорошо жить в деревне: молоко, запах сена, природа вокруг. И сытый всегда и здоровый…. Может быть в этом и состоит счастье, в относительном спокойствии и достатке? – рассудил я в ответ.
Но друг принял спор, никогда он со мной не соглашался.
– Ты в этом уверен? – возразил он. – Счастье ожидает тебя в тихой деревне? Может быть, еще и крылышками машет, как фея, от нетерпения: «приезжайте все в деревню!» – так и ждет оно там! Еще, может быть, оно говорит: «где ты дружище, почему ты не идешь ко мне, к счастью своему. Нет! Это надо быть психом, чтобы делать такие выводы. Счастье никого не поджидает. Оно бродит по свету в длинных белых одеждах, распевая детскую песенку: «лети-лети лепесток, через запад на восток…». Но это наивное счастье надо ловить, ему надо еще понравиться, за ним надо еще и ухаживать, чтобы оно не убежало, не покинуло тебя. Так что не в том дело: что у человека все неплохо образовалось – житье-бытье в деревне, жена молодая и проч. Но был он, почему-то несчастен и, как-то так, – все одинок или отгораживал себя от всего света.
– Ну и что. Что тут удивительного! – сказал я. – Помнишь, я тебе рассказывал историю про женщину, которая жила одна и нелюдимо. Марфа такая, женщина здоровая и неглупая, во всю жизнь нигде не была дальше своего села. Она не видела города, не представляла себе суету улиц, с движением машин, а последние годы сидела у печи и только по ночам выходила на улицу. Её почитали «черницей», чуть ли не святой и ухаживали всем селом.
– Да. Нет удивительного в этом! – сказал Николай. – Людей одиноких по натуре, которые как рак отшельник или улитка, стараются уйти в свою скорлупу, на этом свете бывает немало. Может быть это атавизм такой, возвращение к прошлому времени, когда человек не был еще общественным животным и жил одиноко в своей берлоге. Но может быть это разновидность человеческого характера.
Но товарищ мой, кстати, его зовут Сергей Петрович, как и тебя! Тезка и по отчеству… – сказал мне Николай, желая продолжить свой рассказ.
Я не отозвался сразу, потому что глаза мне наполнил дым от костра. Я палкой помешивал в костре и подложил несколько новых полешек.
Места наши, в далекой провинции, были глухие, и реки еще полны были рыбой. Вот и сейчас всплески на реке были слышны в темноте ночи. Немного отвлеклись мы от разговоров. Я ходил к реке проверять свои донные снасти: на ночь забрасывал я на середину омутка закидушку с двумя крючками. Настораживал на леске колокольчик. Однажды, под утро мне попался сом, большой метр с лишним длины. С той поры я и ставлю на ночь по две донных снасти и не жалея насаживаю пучок червей, по два три штуки на крючок.
Вернувшись к костру, я продолжил разговор.
– Ты помнишь, как я сома поймал ночью. Вот и сейчас, червяка объели. Мелочь, наверное, в глубине ерши могут быть.
– Утром было, ты говорил, – сказал Николай.
– Да. Рано утром. А раз попался мне карп – часа два гонял меня по берегу. Видит, податься ему некуда, и подошел сам к берегу. Здоровый был, я сам видел, но как-то, шут его знает, сорвался.
– Да, ну ладно, – попив чайку, Николай отставил кружку и удобно устроился у костра.