12 ноября
Не знаю, что писать. Глеб сказал, что это хорошая идея – вести дневник. Так легче себя понять, понять, что происходит со мной. Но это так тупо. Я знаю, что со мной происходит – ничего. Но мне на это абсолютно похуй. В дневнике же можно материться? Ну, короче, Глеб велел мне садиться с утра и писать три страницы от руки. В телефоне не считается. Не знаю, кому это вообще может помочь. Ну да ладно. Я ему обещал попробовать. Чем заполнить эти три страницы сегодня? Расскажу о себе. Глеб ведь считает, что мои проблемы из детства. А откуда же еще, когда тебе всего 20 лет? Не свалились же они на тебя прямо с неба. Глеб тот еще умник, конечно. Он, кстати, не мой парень. А то можно подумать. Он мой психолог.
Короче, я не знаю, даже как начать рассказ о себе. Потому что я не знаю своего настоящего имени, даты рождения, я не знаю о себе вообще ничего, кроме того, что стало моей жизнью после усыновления. Можно прямо отсюда и начать.
Помню я себя в детстве плохо. Но как меня усыновили помню. Была пасмурная, холодная погода, я все ждал, когда выпадет снег, а он все не выпадал. И когда Наташа подошла ко мне в детдоме и спросила, почему я сижу грустный и не подбегаю к гостям, как все остальные дети, я ей сказал, что жду снега. Она, помню, рассмеялась и сказала, что снега в августе не бывает. Я вышел с ней за руку из детдома, когда выпал снег. С тех пор я зиму люблю больше, чем лето. Мне было тогда примерно пять лет. А день рождения Наташа мне изменила на 7 февраля. Она всегда увлекалась гороскопами и решила, что эта дата принесет мне удачу. Странно, что имя у меня так и осталось старое – Рома. Как я им обзавелся, вообще отдельная история.
Из детдомовской жизни я не помню практически ничего, кроме запахов. Отчетливо в памяти у меня осталась только вонь горохового пюре и закисших тряпок. Они зачем-то лежали в эмалированной кастрюле с мыльной водой и надписью «ср.гр.» Я вроде тогда читать не умел, но надпись запомнил. Детей и воспитателей не помню совсем.
Наташа забрала меня из детдома и сказала, что теперь я буду ее сыном. Ее и Вадима. Тот со мной практически никогда не разговаривал. Я вообще смутно его помню. Он все время был на работе, а со мной возилась Наташа. Она была тогда очень красивая. Она и сейчас красивая, но тогда мне казалось, что она просто Сейлор Мун из телевизора. У нее были длинные белые волосы (наращенные), блестящие ровные зубы (виниры), длинные ноги (свои) и красивая грудь (своя, но это не точно). Они были женаты с Вадимом год и взяли меня, потому что у Наташи в голове был образ семьи, в которой обязательно есть дети. Но у нее были какие-то проблемы со здоровьем, и потому они взяли меня, чтобы я дополнил им идеальную картинку из рекламы майонеза. И я честно старался. Но они все равно развелись.
Вот говорят, что дети из детдома – это сплошной геморрой. Я ХЗ, но как по мне, я вообще был беспроблемным ребенком. Я тихо сидел на том месте, где меня посадили, ходил за ручку, улыбался и кивал, когда это было надо. Говорить я стал поздно, но я этого не помню. Мне кажется, я всегда умел разговаривать. Просто мое мнение никого не интересовало, так что не было причин открывать рот.
Вадим работал в Газпроме каким-то начальником и редко бывал дома. Иногда мы выезжали втроем на какие-то праздники, там было много толстых мужиков в костюмах и красивых женщин. Но Наташа была самой красивой, как мне тогда казалось. Я ее почти сразу полюбил. У нее было много красивой одежды, я часто прятался у нее в шкафу, затаскивал туда шкатулку с бижутерией и представлял себя Алладином в пещере. Меня за такое всегда ругала наша уборщица тетя Даша. Она приходила убираться и иногда сидела со мной, когда Наташа уходила по своим делам. Я ее ненавидел. Именно от нее я усвоил, что я детдомовский подкидыш и от меня одно дерьмо. Но ненавидел я ее не за это, а за то, что она называла Наташу засранкой, убираясь в ее комнате. Мне было обидно за нее. Для меня она была Сейлор Мун и почти принцесса.
Когда я пошел в третий класс, Наташа развелась с Вадимом. Помню, как она подолгу сидела в ванной и плакала, а однажды собрала вещи и уехала вместе со мной на съемную квартиру. И с тех пор я ее тоже стал редко видеть. После развода ей достались от Вадима кое-какие деньги, и она их вложила в салон красоты. Там она и пропадала, выучилась на косметолога, заколола себе лицо ботоксом и стала бизнес-леди.
Глеб говорит, что надо уметь быть благодарным. Это ключ к счастливой жизни. Я думаю, это бред, но за что я точно благодарен Наташе – она меня не бросила и не сдала в детдом даже после того, как я не справился со своей миссией. После развода я Вадима не видел ни разу, а Наташа вдруг резко перестала играть в дочки-матери, стала требовательной, строгой, но и более откровенной. Иногда она даже рассказывала что-то из своей личной жизни. А она у нее временами бывала очень бурной. Не то что у меня. Глеб меня недавно спросил, ревновал ли я. А я даже не знал, что ответить. Ревнует ведь тот, кто имеет на что-то право, ведь так? Я же никогда себя не чувствовал в праве на что-то.
Может, в этом моя главная проблема. Я не чувствую себя хоть сколько-то значимым, и потому не знаю, чего хочу от жизни. И ни к чему не стремлюсь. Вернее, не знаю, куда стремиться и зачем.
Учился я средне. Я вообще средний человек, самый обыкновенный. Рост 175 – средний для мужика. Волосы русые, глаза серые, особых примет нет. Мне от самого себя скучно. Однажды я решил сделать татуировку, но в тот день мастер заболел, а я понял, что ссу. И не стал делать тату.
Единственное, в чем я преуспел – я неплохо плаваю и бегаю. Но именно что неплохо. До олимпийского резерва далеко. Да и не хочу я становиться спортсменом.
На этом мои три страницы на сегодня закончены.
14 ноября
Вот и не писал я вчера свои три страницы. Просто забыл. А завтра идти к Глебу и говорить об этом. Так-то можно было не ходить. Но я Наташе обещал. Кстати, я ее мамой никогда не называл. И, по-моему, ей это даже нравится. Она же хочет, чтобы ей всегда было 20, как мне сейчас. А у такой молодой девушки не может быть взрослого сына.
Короче, вчера я поссорился с Максом. Блин, я же не сказал ничего про него в прошлый раз.
15 ноября
Я вчера отвлекся на телефон и не дописал. Сегодня хоть дописать надо. Короче, Макс – это мой бывший одноклассник. И еще я с ним трахаюсь. Еле написал это, охренеть! Одно дело это в голове держать, другое – писать.
Глеб меня однажды спросил про мою личную жизнь. Я сказал, что у меня ее нет. Потому про Макса никто не знает. Даже Наташа. Хотя она еще лет пять назад постановила, что я бисексуал. Я ХЗ как она это решила. Но у нее всегда так. Она свое мнение выдает как указ президента. Причем уже подписанный.
С Максом мы тусили еще с десятого класса. Он тогда был относительно нормальным чуваком, если не считать зеленых волос. Но в 16 лет странно, если ты без них. Тогда ты либо гопник, либо задрот. Угадайте, кто я?
Короче, в 11 классе Макс решил, что он гей. И сказал это всему классу на выпускном. Но тогда все уже были бухие, да и раньше всем насрать было. У людей мысли были о поступлении, а не о том, как и с кем Макс любит трахаться. На нас вообще в классе никто особо внимания не обращал, мы для нашей элитной школы были нищебродами – детьми брошенных богатыми мужьями одиноких баб. А я еще и детдомовский. И учусь так себе. Понту со мной общаться никакого.
Ну и после своего каминг-аута Макс ко мне подкатил. Не то чтобы я раньше не замечал его намеков, но тут его как прорвало. Херня в том, что он мой единственный друг. И гей он или пидор, мне без разницы. Мы тогда с ним в доту рубились ночи напролет. И меня больше волновало то, что мы никак не можем нормально прокачаться. Я вообще тогда основательно забил на учебу, сидел за компом сутками, на людей внимания не обращал. И потому мне было пофигу, что обо мне думают другие. А как оказалось, бабы из нашего класса уже давно нас с Максом поженили. А мы даже не заметили, потому что с нами и раньше никто особо не общался.
Короче, Макс после своего каминг-аута и выпускного повис у меня на шее. Я тащил его с набережной пешком до их квартиры на Полевой. Он блевал в урны, голосил «Все идет по плану» и рыдал. Не знаю, почему нас менты не забрали. Видимо, в день выпускных они на пьяных смотрят сквозь пальцы.
Дома я уложил его в кровать и хотел уйти, но тут вернулась его мать. Она уговаривала меня ночевать у них, позвонила Наташе, и та повелела остаться. Мое мнение опять никого не волновало. Меня уложили с пьяным Максом в одной кровати. Утром я проснулся оттого, что он сидит на мне и сосет мой член. Утренний стояк ему в помощь. Мне было пиздец стремно. Но орать на него я не стал, потому что боялся его матери. Она же в соседней комнате спала. Ну и кончить тоже хотелось.
Короче, уже два года я ебу своего лучшего друга. Не часто, но регулярно. А вчера он мне сказал, что теперь у него есть постоянный парень, и трахаться мы перестанем. Ну, ясен пень, мы в тот же вечер еблись, как кролики.
Вот тут опять можно вспомнить вопрос Глеба, ревную ли я. Да нет, не ревную. Я же Максу не хозяин. Он при мне никогда не стремался с кем-то переписываться в хорнете. И он мне не невеста. Будь он девушкой, он был бы обычной блядью. Таких не ревнуют. Я бы, наверное, только свою жену ревновал. Но я толком никогда с девчонками не встречался и спал только с Максом. Почему? Ну если бы я знал ответ на этот вопрос, я б к Глебу не ходил.
16 ноября
Оказывается, я веду этот дневник неправильно. Глеб сказал, что надо писать по схеме, разделяя записи на четыре блока. Мне от одного его разъяснения стало так скучно, что я ничего не запомнил. И не хотел запоминать. Глеб это просек и обещал прислать план дневника в вайбер.
И пока нет этого плана, напишу, почему я хожу к Глебу. Меня отправила туда Наташа, я пошел, чтобы ее не расстраивать. Я и так ее со всех сторон расстроил. Во-первых, потому что не смог спасти ее брак с Вадимом. Во-вторых, помешал ей выйти замуж снова. Не специально, но, как мне кажется, все ее ухажеры как-то стремались меня. Хотя я всегда старался не отсвечивать.
В-третьих, потому что я вылетел с первого курса вуза, куда она меня поступила. Полгода я бакланил, потом пришла зимняя сессия, и все, я пошел на выход. Наташа долго ничего не знала, пока мне повестка не пришла. Тогда она не стала разбираться и двинула мне по роже. А потом тут же набрала номер Вадима и сказала, что нужно срочно отмазать меня от армии. Она даже не спросила, может, я бы и в армию сходил. Но нет. Наташа постановила, что меня там убьют, потому что я виктимный. Пиздец, словечко. Я тогда с ней впервые сильно поссорился. До этого обычно было так: она орет, я молчу. Тут я на нее тоже поорал. И она лишила меня довольствия. Я пошел работать курьером. И поскольку я так и жил в ее квартире, мне хватало.
Она тут уже второй год мутит с каким-то мужиком из Италии. Ночами с ним созванивается по видеосвязи, ездила к нему раза три уже. Короче, Наташе было не до меня, и слава богу. Я эти полтора года прекрасно себе жил, рубился в доту и танки, ходил на работу, вернее, ездил. Она мне в порыве не знаю чего отдала свою старую хонду. И я на ней теперь заказы развожу.
По ночам иногда я таксую. Словом, на себя я зарабатываю. А больше мне ничего не надо. Вот в этом и проблема, по мнению Наташи. Она тут недавно села напротив меня и сказала: «Рома, ты кабачок. Даже не тюлень. Тот хотя бы на пузе куда-то ползает. А ты как вырос на грядке, так там и гниешь».
Короче, припечатала меня в очередной раз. И я понял, что либо она меня сейчас с хаты погонит (а она уже как-то грозилась), либо заставит куда-то поступать. Но она сказала, что я должен ходить к психологу. И даже сама мне его выбрала и оплатила (ну кому опять мое мнение интересно?)
Я думаю, это промежуточная стадия. После того, как ее оплаченные сессии у Глеба закончатся, она мне предъявит ультиматум. И в общем я на нее даже не злюсь. Глеб вон хотел, чтобы я свой гнев из себя достал. ХЗ зачем. Но только у меня не получается. Я ни на кого не злюсь – ни на Наташу, ни на Макса. Хотя тот меня и правда вывел в последний раз. Не тем, что нашел себе парня. А тем, что для него наша дружба и ебля – одно и то же. Он типа так страдал из-за меня, а я не замечал. Ну так я с ним дружил вообще-то. А его желание сесть мне на хуй вообще долго всерьез не воспринимал. И теперь я опять виноват, что он нашел кого получше. Да чо за хуйня вообще?
17 ноября
Короче, Глеб вчера мне прислал такую шляпу! Надо писать в дневнике четыре рубрики:
Жизненное время (включает такие измерения, как "Период настоящего", "Запись ежедневного", "События жизненной истории", "Вехи", "Перепутья: дороги, выбранные и не выбранные", "Открытость будущему").
Диалоги ("Диалог с людьми", "Диалог с проектами", "Диалог с телом", "Диалог с событиями, ситуациями и обстоятельствами").
Поток символов ("Запись сновидений", "Расширение сновидений", "Сумеречные образы", "Расширение образов").
Внеличностные смыслы ("Диалог с обществом" и "Диалог с внутренней мудростью").
Вот, блядь, серьезно? И за это Глебу деньги платят? Ну ладно, он честно слушал меня первые три сессии, задавал вопросы, уточнял. А теперь, видимо, лечит. Но я только не понял нихуя. Но раз надо по пунктам, попробую.
Жизненное. Вот про перепутья дороги мне понравилось. Это типа что я выбрал и как мой выбор повлиял на мою жизнь. Ну, я-то практически ничего в своей жизни не выбирал. Ну разве что Макса. Хотя это он выбрал меня. Сам ко мне подошел в первый раз и пересел ко мне за парту в десятом классе. Так что я не выбирал ничего. Ну разве что в Макдаке я могу выбирать между сырным соусом и кетчупом. На этом пространство вариантов в моей жизни заканчивается. Потому и будущего у меня никакого нет. Одна пустота.
Про диалоги. Сегодня с утра мне написал Макс. Хотел пересечься вечером. Я ему сказал, что мы вроде больше не трахаемся. Он мне не ответил. Вот и поговорили.
С телом я «разговариваю» только в душе, когда дрочу. Потому что трахаться хочу часто. Мне кажется, это единственное, что тело хочет мне сказать. А вообще это шизофрения какая-то – с телом разговаривать. Особенно со своим.
Про сны. Мне редко снятся сны. А если снятся, то кошмары. Самый страшный – про зеленый плед в крови. Я вижу, что им что-то накрыто и просыпаюсь. Потом долго сижу и прихожу в себя. Но я никогда не кричу во сне.
Про диалог с обществом вообще не понял, что писать. Ну разве что неадекваты бесят. Особенно, по работе. Заказывают всякую хрень из интернет-магазина, а потом забирать не хотят. А ты им звонишь-звонишь, а они трубки кидают. Или хуже того – приезжаешь, а их дома нет.
19 ноября
Я почитал Глебу свой дневник (не про Макса, конечно). Он сказал, что я не раскрываюсь в нем. Что я вообще закрытый и до меня трудно достучаться. Да я не закрытый, просто во мне ничего нет. Я пустой.
Макс мне позвонил вчера и позвал попить пиво. Я забил на нашу ссору и пошел, потому что было скучно. Он потащил меня в «Голодную пиранью». Там вечно толпы. К нам подкатили пьяные бабы, и я назло Максу стал с ними заигрывать. Он сидел злой, огрызался на девчонок, хамил. Макс, кстати, с виду теперь не педик. Волосы перестал красить, одевается нормально. Он решил стать врачом и свалить из Рашки. А в медицинском с внешним видом строго. Так что бабам он нравится.
Он вызвал такси и пытался вытащить меня из бара. Но я нарочно остался. Потом мы с девчонками еще выпили, они раскрутили меня на шампанское. С одной сосался в коридоре. Она мне телефон оставила. Обещал позвонить.
Наутро у меня было похмелье, но хуже было то, что я получил охулиард сообщений от Макса. Оказывается, он мне всю ночь писал, и там было всякое. Очевидно, что дружить у нас без ебли не получается. Макса так взбесило то, что я с бабами зажигал, что я теперь мудак и предатель. Этот придурок мне даже фотки своего голого ебаря прислал. Он после этого, конечно, не мудак. Ебарь, кстати, так себе. Татарин какой-то мелкий. Хуй правда большой. Максовой ненасытной жопе в самый раз.
Только я отошел от похмелья и собрался к Глебу, как меня в дверях тормознула Наташа. И огорошила новостями, словно мне мало было сегодня дерьма. Оказывается, она выходит замуж за своего итальянца или типа того. И едет к нему жить пока на полгода, а там посмотрит. А ее салоны красоты будут на мне.
«Тебе пора взрослеть. Если ты за это время проебешь то, что я десять лет строила, то что ты за мужик тогда?» – вот прям так и сказала. Меня эти слова так взбесили, что на встрече с Глебом я все ему выдал: и про Наташу, и про Макса. Глеб, по-моему, охуел от такого. Но мне было уже насрать.
Я бы напился, но второй день подряд квасить – это зашквар. К тому же мне завтра на работу.
21 ноября
Я вернулся к тому, с чего начал – целыми днями рублюсь в доту, чтобы забыться. Кстати, помогает лучше бухла. И уж точно лучше, чем психотерапия. К Глебу больше не пойду. Мне стремно. Так-то получается, что я совершил каминг-аут. Хотя я не гей так-то. Я просто ебусь с геем. Ну или ебался. Кто же виноват, что на меня кроме Макса никто не запал, а сам я не умею отношения завязывать?
С Максом больше не разговаривал и не отвечал на его высеры. Похуй на него. Пусть со своим татарином ебется.
У нас в квартире теперь филиал вокзала – Наташа пакует чемоданы. Не знаю, как она это все потащит и главное – зачем? В Италии одежду что ли шить перестали? Она же сама там шоппится каждый год. Я думаю, это что-то нервное. Или женское. Может, это вообще одно и то же.
Разговаривать с ней теперь стало невозможно. Она только как товарищ Сталин выдает директивы. Задрала меня проверять, знаю ли я как платить по счетам и где у нас вентиль на воду. А в понедельник она будет передавать мне дела в своих салонах. На мои попытки сказать, что это вообще не мое, она кроет меня хуями. Я не мужик и вообще пидарас, если ее подведу. Ну-ну.
Думаю, она сомневается в своем итальянском хахале, и потому не хочет тут все сворачивать. Так бы по-умному, продать бы ей все и ехать жить в теплые страны. Наташа, какой бы она стервой сейчас ни была, заслужила. У нее эти три салона красоты в собственности, одна недвижка миллионов 20 стоит, а может, больше. Но, видать, боится она, что придется возвращаться. И потому психует по-всякому. А я разгребай.
Меня больше всего в этой ситуации бесит, что всем похуй на мое мнение. Так, словно бы я мебель какая. Макс об меня хуй свой чешет, а Наташа к делу пристраивает. Охуели в край.