После реки римлян отвели на окраину города, где жили богатые люди. Там находился дом губернатора Бао Ши. Их всех затолкали в большой пустой сарай и оставили на ночь. Несколько дней они провели там, не выходя наружу. На четвёртый день на рассвете Лация разбудили двое слуг и отвели в пристройку, возле которой стояли четверо слуг. Они были босыми и без рубашек, в одних штанах. Его явно вели не к губернатору и не к императору. От этой мысли сразу стало легче. Вдоль стен стояли две лавки и лежали несколько связок хвороста. Всё было тщательно убрано. В углу пряталась красивая ширма. На ней были нарисованы озеро с зарослями камыша и летящие птицы. В этой убогой и серой комнате она смотрелась очень странно и казалась случайным предметом, как будто её забыли убрать после какого-то специального случая.
Однако вскоре всё стало ясно. За перегородкой сидела Чоу Ли. С ней рядом находились два евнуха и две служанки. Чоу заговорила на наречии хунну. Она не хотела, чтобы её поняли соотечественники. Новости были разными, но все не очень хорошие: император приказал срочно собрать министров, чтобы говорить с ними о Чэнь Тане; жена императора разозлилась на то, что две наложницы видели подаренные ей картины; накануне за это были наказаны пять евнухов; после этого все стали готовиться к празднику года, где римлян собирались показать всему внутреннему двору. Это означало, что губернатор Бао Ши должен будет выставить их для показательных боёв на палках. Лаций уже знал, что бои на палках обычно всегда заканчивались побоищем с мечами и копьями. Значит, надо было что-то придумать, чтобы их не убили в первые же минуты праздника. Хотя радости от того, что их убьют чуть позже, тоже не было. В этот момент он с сожалением вспомнил о том, что ни одни правитель никогда не сдерживал своё слово.
Вторая плохая новость касалась сестры Чоу по имени Йенг. Та хотела, чтобы Лация убили в любом случае. Неважно, где. Она говорила, что это её месть за то, что Чоу была его рабыней. И сама Чоу ничего не могла объяснить старшей сестре. Та ей не верила. По крайней мере, так говорила Чоу Ли, стараясь, чтобы её слова звучали искренне.
Также Лаций узнал, что всех женщин хунну увели из города. Там, за стеной, они работали в дальних садах императора, ожидая, пока он не примет решение, что с ними делать. Но самое неприятное было в том, что на юге страны начались волнения крестьян и никто из купцов не хотел туда ехать. Поэтому Чоу не могла сделать так, чтобы Лаций незаметно исчез из дома Бао Ши и оказался в повозке купцов, везущих соль и шёлк на юг. Более того, её отец, бывший главный цензор, требовал, чтобы она вернулась в провинцию, так как теперь была незамужней женщиной. Сам отец жил в небольшом уездном городе, там, где как раз начались волнения, и Чоу скоро должна была вскоре уехать к нему.
Всё снова поворачивалось против Лация. План побега никак не мог превратиться в реальность и оставался всего лишь мечтой. Представить, что его водят за нос, он не мог и наивно верил, что во всём были виноваты другие люди и внешние обстоятельства.
– Ты обещала помочь, – выслушав её, задумчиво произнёс Лаций. Он не понимал, как теперь сможет вырваться из этого города и добраться до моря.
– Я помогу, но потом. Сейчас тебе придётся остаться здесь. Надо подождать. Пусть всё пройдёт. Я дам тебе знать.
– Как?
– Через Фу Сина, начальника охраны.
– Ты можешь попросить его, чтобы нам принесли побольше еды? Мы не можем есть один рис и бобы. Ещё дают чечевицу, но она жёсткая. Нам надо мясо. Я понимаю, что это трудно, но без еды мы умрём.
– Даже не знаю… Мясо не едят даже слуги Бао Ши. Это очень сложно, – осторожно ответила Чоу, стараясь, чтобы её отказ не прозвучал грубо.
– Хорошо, ты можешь сказать Фу Сину, чтобы отправил нас работать? Мы можем носить воду, строить, копать. Тогда ему будет легче нас кормить.
– Ты говоришь мудро. Хорошо, я попробую. Ну всё, иди, мне пора. Сегодня в доме будут гости.
– Подожди, скажи, почему вы с сестрой такие разные? – вставая, спросил он.
– Ты видел мою сестру? – в её голосе прозвучали удивление и растерянность.
– Да, когда приходила жена императора.
– О-о… Но это невозможно! Ты видел её лицо? Она тебе понравилась? – вопросы сыпались один за другим.
– Не знаю. Просто она не похожа на тебя. Совсем.
– Да, не похожа. У нас разные матери. Она – старшая сестра. Но она мне роднее всех остальных людей в доме.
– Остальных кого? У тебя много сестёр и братьев? И ты… – но Чоу не стала слушать его и позвала слуг. Те вывели Лация из пристройки и довели до сарая, где он с облегчением бросил железный шар на землю и сел рядом.
Все его товарищи лежали, тупо глядя в невысокий потолок. Повсюду жужжали мухи. Стены были сделаны из такого же бамбука, как и в том сарае, где они простояли несколько дней. Лаций подошёл и дёрнул палку. Она не поддалась. Затем – другую, третью, пока в углу, у самого столба ему не повезло вытащить тонкий бамбук толщиной в три пальца. Такая палка была легче меча и немного неудобно лежала в руке, но Лаций был доволен.
– Вставайте, – позвал он Марка и Зенона, которые кидали камешки на небольшой площадке у дверей, стараясь выбить их из середины круга. – Займёмся делом.
– Ты вернулся другим, – послышался тихий голос Павла Домициана. – От тебя идёт красный цвет.
– Да. Боги не хотят отпускать меня домой, – криво усмехнулся Лаций. – Парки снова играют в странные игры.
Слепой певец только покачал головой и ничего не ответил. Недовольные Марк и Зенон вытащили из стены себе по палке и стали дурачиться с Лацием. Но, получив несколько сильных ударов по ногам и даже в живот, поняли, что он не шутит.
Вечером к ним присоединился Лукро и три человека из его бывшей восьмёрки. На следующий день – Тиберий и его люди. Они не верили, что их могут убить после прощения императора, но Фу Син, который иногда заходил проверить их состояние, хмуро подтвердил слова Лация.
Теперь их стали выводить на работы в поле и во дворе. Умение римлян работать с камнем сразу же пригодилось при постройке нового погреба с другой стороны дома и выкладывании колодцев. За это их стали лучше кормить. Однако по вечерам Лаций всё равно заставлял всех вспоминать приёмы ближнего боя, хотя со стороны это выглядело, как выступление артистов на маленькой сцене, особенно у Марка и Зенона: они не могли сделать даже двух шагов, и вынуждены были больше уклоняться от ударов Лация, приседать и дёргаться из стороны в сторону, подобно деревьям на сильном ветру.
Так начались тренировки всех оставшихся в живых легионеров. И чем больше они занимались, тем задумчивее становился Лаций. Он видел, что находившиеся со стариками юноши стали быстрее и ловчее, а он, как будто потерял свою скорость. Он чуть медленнее делал выпад вперёд, совсем чуть-чуть опаздывал отклониться от удара и, совсем неожиданно для себя, чувствовал непонятную медлительность во всём теле. Оно как будто не слушалось его и делало всё с опозданием. Он ослаб и стал быстрее уставать. Всё это приводило его в уныние, которое он пытался заглушить новыми упражнениями. Но сил не было. Тело сдавалось раньше, чем разум, и руки безвольно падали вниз, ноя от перегрузки и усталости. И он с сожалением был вынужден признаться себе, что начинает стареть.