Как ни желалось бы мне, а не умел бы я выразить перед вами чувства живейшей признательности и глубочайшего умиления, с коими принимаю радушное и обязательное свидетельство внимания вашего ко мне. Сердца ваши поймут и доскажут то, что я высказать не в силах. Изъявление вашей благосклонности драгоценно сердцу моему и лестно моему самолюбию. Но как сердце ни предается охотно всему, что пробуждает в нем знакомые и сладостные сочувствия, как человеческое самолюбие ни легковерно, не могу однако же обманывать себя в истинном значении вашей приветливости. Вы во мне угощаете и празднуете не столько меня, не столько личность мою, не столько то, что я сам по себе, сколько то и тех, которых я вам собою напоминаю. Я старый Москвич, и вы во мне видите и приветствуете один из уцелевших обломков старой, допотопной, т. е. допожарной Москвы. Отроком знал я дедов ваших в гостеприимном и хлебосольном доме отца моего. В достопамятный для России и славный для Москвы 1812 год, ходил я с Московскою ратью на Бородинское поле. С отцами вашими праздновал я освобождение и возрождение нашей матушки-Москвы. Со многими из вас, в течение многих лет, делил я житейские радости и горе. Я родом и сердцем Москвич. В ней родился я, в ней протекло лучшее время моей жизни, моя молодость и мои зрелые лета. Когда судьба и обстоятельства разлучили меня с Москвой, и далеко от вас не переставал я принадлежать вам моим сердцем, моими преданиями, моими сочувствиями.