Глава Вторая События одной ночи
В одну темную-темную ночь в лагере «Космос» много кому не спалось.
Вожатый третьего отряда Леха Ёлкин сидел в кустах перед корпусом малышей и ждал, когда его возлюбленная Ася Головкина хотя бы покажется в окне своей комнаты. Выходить на свидание с Ёлкиным Ася категорически отказалась.
В это же время мальчики ёлкинского третьего отряда готовили крупномасштабную акцию против соседней палаты девчонок. Там, по их мнению, все должны были уже спать. В ночные планы входило: а) нарядившись в простыни, перемазать девчонок зубной пастой; б) того, кто проснется, как следует напугать и в) по окончанию устроить небольшой пир с поеданием сухарей, честно украденных из столовой.
План разработал лично Вовка Антохин. Он был рыжим от кончиков вихров на голове до пяток. Там, где не росли волосы, все его тело покрывали густой слой конопушек. Поэтому характер у Антохина был категоричный: он главный – и все! Первые несколько дней смены с ним пытался спорить Колька Рязанов. Но из-за своей тщедушности был бит и занял роль помощника. Прозвали их – Бим и Бом. Потому что Вовка в случае чего тут же пускал кулаки, и от далеких лагерных корпусов эхом отлетало мелодичное: «Бом-м-м-! Бим-м-м-м! Ух! Ах!» и множество других звуков.
Пока мальчишки с возней и криками уточняли план действия, в палате девчонок стояла тишина. Уставшие ждать прихода соседей – а девчонки, конечно же, знали о ночном визите, – многие успели уснуть, а кто еще не уснул, тот проваливался в сладкий сон, из которого еще можно было вынырнуть, но желания уже не было никакого.
Не спала только Тим.
Она прислушивалась к шуму за стеной, к шебуршанию травы за окном, к шелесту листьев и придумывала всякие ужасы.
Вот причудливые тени легли на потолок, дернулись раз, другой, встряхнулись и тонкой струйкой потекли к стене. Здесь они собрались в уверенный ручеек и устремились к кроватям. Тень не видит, она чувствует. Малейшее движение, и вокруг шеи жертвы затягивается смертоносная петля.
Сонно причмокивая, заворочалась толстая Алка Потапова. Тень издала беззвучный вопль и обрушилась на кровать.
Или вот висит на стене портрет девушки. Давно висит, уже и пылью покрылся. Сколько раз его пытались перевесить, а он опять появляется на этом месте. И каж-дую ночь в полночь губы девушки наливаются алой кровью, рот расплывается в хищной улыбке, и глаза девушки начинают охоту. Справа бьется в последних судорогах Алка Потапова. Тень сегодня будет сыта. Глаза беспокойно рыщут по стенам, потолку, пробегают по кроватям и вдруг замирают, встретившись с остановившимся взглядом Ольги Каплиной. Ольга, как сова, часто спит с отрытыми глазами. И этого ответного взгляда достаточно, чтобы девушка распахнула рот и вонзила острые зубы в шею жертвы.
А вот еще. В открытое окно потянуло сквозняком. И вместе со свежим ветерком в палату проник запах тления. Это Костяная Старуха снова охотится на Таньку Сидорову. Когда-то давно Танькин брат нарушил запрет – включил черный магнитофон. Хотя родители ему строго-настрого запретили это делать. После того, как магнитофон стал выплевывать из себя песни и чужие слова, с работы не пришел папа, а вслед за ним и мама. А потом на пороге сидоровской квартиры появилась Костяная Старуха, забрала брата и стала ждать Таньку. Но Танька в тот день как обычно задержалась на тренировке по плаванью. И Костяная Старуха ушла, пообещав зайти попозже. С тех пор она пытается где-нибудь застать Сидорову. И вот она ее настигла. И теперь Таньке от нее не уйти.
А рядом с Танькой спят, сдвинув кровати, две сестры, Ирка и Ленка Колосовы…
Додумать Тим не успела, потому что в эту ночь еще кое-кто не спал. И этот кто-то, громко шурша травой, прошел под окнами девчачьей палаты. Тим бесшумно прокралась к окну и выглянула из-за занавески.
За окном было темно. Далекий фонарь тонул в зелени. Да и за густым кустом, ветки которого так и норовили забраться на подоконник, разглядеть что-то было невозможно.
Шуршание повторилось.
Кто-то внаглую расхаживал вокруг их корпуса, не прячась от ночных дежурных.
Тим стало страшно любопытно, кто это.
– Не усну, пока не узнаю, – прошептала она, осторожно влезая на подоконник. Отсюда можно было разглядеть хотя бы ноги идущего.
Неизвестный снова прошел вдоль кустов, но никаких ног не появилось.
Тим, взбрыкивая голыми пятками, полезла обратно. Ей вдруг стало не по себе. Человек обычно ходит ногами по земле, носками ботинок поддевает траву, от этого раздается шуршащий звук. Если ничем не ходить и ничего не поддевать, шуршать будет нечему.
Шуршание раздалось рядом с Тиминым ухом.
– Мама! – завопила Тим, плюхаясь на ближайшую кровать.
Дальше с ее зрением стали происходить странные вещи. Сначала перед ее глазами запрыгали темные пятна – что-то черное, похожее на простыню, метнулось в сторону. Подоконник вдруг осветила яркая луна, и в этом свете появилась красная рука. Над ней показался некто с пронзительно зелеными глазами. Некто провел красной ладонью по подоконнику. Рука замерла, зацепившись браслетом за шпингалет рамы.
Раздалось злое шипение. Рука дернулась. И одновременно с тонким звоном разорвавшегося браслета Тим почувствовала сильный толчок в бок.
– Совсем одурела, – недовольно произнесла Каплина – именно на ее кровати Тим и оказалась.
Тим сползла с чужой кровати, и тут на нее посмотрело нечто белое с черными провалами глаз.
– Привет! – глухо произнесло нечто. – Я привидение. Жуткое, но симпатичное!
И Катька Тимофеева, называющая себя Тим, с визгом помчалась к своей кровати.
– А я тень от привидения, – добавило еще одно белое существо, отделившееся от первого. И на голову Тим что-то полилось.
– Ах ты, гад! – Катька подпрыгнула, перехватывая руку Кольки с зубной пастой. – Сейчас я тебя так намажу!
– Тикай! – заорали от дверей. – Нас заметили!
В коридоре раздался топот множества ног – зрители побежали прятаться в палату.
Вовка, а в роли Карлсона выступал именно он, первый сообразил, что к чему, и сразу же отступил к дверям. Замешкавшийся Рязанов споткнулся о длинную простыню, в которую был завернут, а полетевшая в его сторону подушка окончательно сбила его с ног.
– Ну, все! – Алка, не разбирая что и почему, первая полезла в начинающуюся кучу-малу.
Тим, пытаясь на ходу соскрести с себя пасту, бросилась за выбежавшим Вовкой.
– Стой, Антохин! А то хуже будет!
Вовка резвым галопом промчался по коридору, дернул входную дверь, но она оказалась заперта. Тогда он побежал дальше и совершил резкий поворот в игровую комнату – там оказалось открытое окно.
От падения затрещали кусты.
Тим прыгнула следом. И только когда ноги ее оторвались от пола, она подумала, что не мешало бы испугаться – вдруг она впечатается головой в забор, камень или еще во что-нибудь жесткое.
Но ей повезло приземлиться на мягкое. То, на что она приземлилась, сначала удивленно охнуло, а потом болезненно застонало.
«Лучше бы это был кирпич», – подумала Тим, в то время как ноги несли ее дальше за мелькавшей в темноте белой простыней.
Подумала она так потому, что врезалась не в кого-нибудь, и даже не в Антохина, что было бы самым лучшим вариантом, а в возвращающегося после неудачного свидания Ёлкина. А значит, цепочка в погоне удлинилась как минимум на одного человека – вожатый, не долго думая, устремился за Тим.
Тим сжала зубы и прибавила ходу. С вредным Вовкой у нее были свои счеты. И если она его сейчас упустит, потом уже ей ни за что не удастся доказать, что это вообще был он. А значит, бить его будет не за что.
Белая простыня взлетела вверх и замерла.
«Неужели улетел?» – от удивления Тим перестала бежать.
Будь у нее времени больше, она, может быть, и сообразила, что происходит. И даже, может быть, догадалась, что никто никуда не улетел. Просто Антохин сбросил с себя простыню, и та осталась висеть на ветках сирени.
Но времени у Тим не было, потому что сзади на нее надвигался невероятный грохот. Кто-то топал как небольшое стадо диких слонов. Тим мысленно сжалась и нырнула в темноту.
В ту же самую секунду к их погоне присоединился четвертый участник. Он равнодушно посмотрел, как толстый и неповоротливый Вовка карабкается на высокий подоконник. Он даже послушал, как Антохин витиевато чертыхается и проклинает все на свете. Потом он изучил со всех сторон брошенную простынь. А потом его сдуло сквозняком, который устроил пробегавший мимо Ёлкин.
Вожатый бежал уже третий круг и немного запутался, куда и зачем он спешит. Кто-то из его подопечных выбрался на улицу. Вот только кто? Это стоило выяснить, чтобы было кому завтра уши откручивать. И глубоко вздохнув, Ёлкин пошел на четвертый круг.
Но бегал он зря.
Прокляв все на свете, верный Рязанов втащил своего командира в палату. А неугомонная Тим стояла так тихо, что заметить ее в темноте кустов было невозможно.
Ёлкин сплюнул от досады и пошел обратно. Все складывалось одно к одному – вредная Аська на свидание не вышла, завтра наказывать некого.
Он достал из кармана ключ и уже собрался открыть входную дверь, но замер, так и не дотянувшись до ручки.
С той стороны двери сквозь стекло виднелось странное существо в черном балахоне. На руках до локтя у него были натянуты красные перчатки. Глаза горели ослепительно ярким зеленым огнем. Губы были неестественно красные, словно специально выкрашенные густой помадой. Они были вытянуты в жизнерадостную улыбку, но зубов не было видно.
Чем-то скрипнув, привидение сделало шаг вперед. Этот скрип вывел Ёлкина из ступора.
– Ну все, Антохин! – выругался он шепотом. – Попадешься, все уши откручу!
Пока вожатый трясущимися руками возился с замком, коридор опустел. Ёлкин крадучись подошел к палате мальчиков. На его удивление там все было тихо. Вовка со своим верным напарником лежали по кроватям и, судя по всему, спали.
– Когда же они успели? – пробормотал ничего не понимающий вожатый. По его мнению, на то, чтобы снять сложный грим, понадобилось бы не менее пяти минут.
– Спите, спите, – пробормотал Леха, гладя Антохина по голове. Но тут рука его дрогнула. Из-за стенки до него донесся оглушительный визг.
В палате девчонок ему предстало страшное зрелище – Катька Тимофеева стояла около окна и, глядя на мирно спящую Ольгу Каплину, орала дурным голосом.