Телефон отчаянно заверещал. Я подскочил, словно на меня вылили ушат ледяной воды:
– Джек Риппер к вашим услугам.
– Полковник Джеймс Келли! Боевой вылет! Машина ждет!
Наверное, никогда я не добирался до аэропорта так быстро. Завывая сиреной, сверкая иллюминацией, полицейский автомобиль промчался по скованным льдом и снегом улицам, влетел на рулежную дорожку и подкатил к ангару.
Пока я надевал противоперегрузочный костюм, полковник, он же мой заслуженный тесть, ввел меня в курс дела:
– К Бостону идет захваченный террористами лайнер с ядерным оружием на борту! Представляешь, что будет, если они взорвут бомбу в порту? Вот если мы могли бы уничтожить судно…
– А заложники?
– В этом вся проблема. Террористы обещают привести в действие заряд в случае любых враждебных поползновений. И тогда полетят головы на самом верху. Но если ты, гражданское лицо… ну, как бы случайно упустишь пару ракет «Корморан», то… Короче, на нет и суда нет.
– Я понял. Но, полковник, вы меня удивляете. Где вы взяли это старье?
– Привез из Италии вместе со «Старфайтерами». Джек, если ты выполнишь задание, тебя восстановят на службе!
– Какое задание? – спросил я.
Жабье лицо полковника расплылось в ухмылке:
– Правильный подход. Дам только один совет: хочешь жить – удирай быстрее. Ударная волна не жует, а давит. Действуй с предельной дистанции. Еще вопросы есть?
– Нет.
– Тогда на вылет! Машина готова. Название лайнера и примерный курс прочитаешь в полетном листе.
Завыл наземный источник питания…
Фонарь кабины захлопнулся, отсекая шум аэропорта: гул турбин, рык поршневых авиационных моторов, урчание тягачей и спецмашин. Погасла последняя сигнальная лампа, в круглых окошках индикаторов закрылков застыла надпись «взлет». Я и моя птичка – истребитель F-104 «Старфайтер» готовы к старту. Диспетчер дал добро.
Я не стал церемониться и дал полный форсаж. Грохот двигателя, невыносимый снаружи, был едва слышен сквозь плексиглас и наушники. Двенадцать тонн тяги вдавили меня в кресло. Полностью загруженная машина с трудом оторвалась от асфальта. Подо мной замелькали дома, проскочила темно-серая лента шоссе с маленькими, точно игрушечными, автомобилями. Небесная гавань Портленд, штат Мэн, осталась позади.
Я убрал шасси, закрылки, выключил форсаж и повел «Старфайтер» к отчетливо видимой береговой линии. Через пару минут я уже летел на трансзвуке в трехстах футах над ледяной рябью океана. Здесь нет смысла таиться: скрыться от радаров, контролирующих всю территорию США и часть Атлантического океана, невозможно. Но всем, от генерала и до самого последнего оператора известно: ни меня, ни моего самолета здесь нет. Как нет и двух старых ракет «Корморан», подвешенных на пилонах моей выкрашенной в камуфляж «ракеты с крыльями».
Я включил радар. Вспыхнул экран, до того маячивший на панели приборов темным бельмом. Зеленый луч нервно метнулся от одного края индикатора к другому. Никого. Я поднялся на тысячу футов, под самую кромку свинцовых туч и повел машину змейкой, пытаясь поймать цель локатором. Через несколько минут мои усилия увенчались успехом: на экране появилась сверкающая блестка. Цифры на указателе дальности защелкали, будто предвкушая атаку. Все, теперь не уйдешь. Я включил тумблера управления оружием и на приборной панели вспыхнули зеленые лампы. Одно нажатие на «пикл» – красную кнопку на ручке управления, и сияющие огни погаснут. Ракеты уйдут к цели.
И все же я не был готов атаковать. Надо проверить: мало ли кто еще может войти в запретную зону.
«Старфайтер» пронесся в сотне футов над белой посудиной размером чуть меньше современного фрегата. Ветер уносил за корму рваные клочья дыма: наверное, террористы совсем не следят за машинами.
Я успел прочитать надпись на борту: да, это моя мишень.
На палубе столпились люди. На террористов они совсем не похожи: ни у кого нет оружия! Скорее, это пассажиры. Да, пассажиры! Как будто они из любопытства выскочили посмотреть на самолет. Почему их так много? Что-то здесь не так.
Может, отменить атаку? Дудки! Я не хочу провести остаток жизни, заправляя автомобили на бензоколонках! Летать для меня – все!
Я увел истребитель на предельную дальность и нажал на «пикл». Погас зеленый глаз, ракета изрыгнула огненный сноп и, оставляя дымный след, помчалась над волнами. Через три секунды вторая смертоносная стрела прочертила белесую линию. Pax vobiscum. (Мир вам).
Я взял ручку управления вправо и на себя, и включил полный форсаж. Пятиметровый столб керосинового пламени понес меня ввысь – прочь от несчастного судна.
У меня ровно минута, пока обе ракеты не дойдут до цели, и сто двенадцать килограмм взрывчатки не разорвут борта беззащитного лайнера. Или пока террористы, увидев летящую над волнами смерть, не превратят все в ослепительную вспышку и облако пара. Истребитель легко пронизал облачную пелену и выскочил в залитое солнцем небо. В окошке высотомера, словно сумасшедшие, замелькали цифры. За минуту F-104 набрал шестнадцать километров.
Таймер отсчитал положенные секунды… Ни вспышки, ни ударной волны и ядерного гриба. Ничего. Попал я или нет? Неизвестно. Мне все равно: задание выполнено. Ракеты успешно «потерялись». Я развернул машину на обратный курс, рухнул с высоты под пушистые, сверкающие на солнце тучи, и помчался домой…
Аэропорт застлала густая пелена дождя. Огни подхода едва проглядывали сквозь серую муть. Диспетчер дал разрешение на посадку. Какой-то у него странный голос. Что-то не так, но у меня нет времени разбираться. Сто девяносто узлов не очень-то располагают к долгим размышлениям.
Контрольная карта. Шасси выпущены, зеленые горят, закрылки – посадочное положение. Как обычно, я держу скорость чуть выше рекомендуемой: машина лучше управляется. Входные огни приглашают меня в зону приземления, обозначенную жемчужной россыпью ламп. Решение? Садиться! А, черт! Черт! Ловушка!
Кабину словно залило пылающее солнце. Рассеиваясь на дождевых каплях, луч прожектора превратил все вокруг в сплошной сверкающий ад. Я толкнул ручку тяги. Турбина взвыла, стрелка указателя скорости поползла вправо. Прямо подо мной промелькнуло что-то длинное и страшное. Кто-то поставил поперек полосы трейлер.
«Старфайтер» спас меня: едва не зацепив препятствие, машина успела набрать высоту и ушла в затянутое траурными облаками небо. Я развернулся, выставил на ответчике код бедствия и, не говоря диспетчеру ни слова, приземлился на резервную полосу. Вряд ли мои друзья успеют переставить преграду. Когда я зарулил на стоянку, на приборной панели вспыхнул сигнализатор «аварийный остаток топлива».
Меня встретила приветственная делегация: два вооруженных автоматическими винтовками солдата в белых касках и офицер военной полиции. Сначала я подумал об охране, но, когда меня отвели в комнату с выбеленными стенами, я понял, что серьезно ошибся. Это арест.
За простым деревянным столом сидел майор службы криминальных расследований. Голубые глаза сурово глядели из-под густых насупленных бровей. Он указал на стул:
– Я не буду врать: вы крепко влипли, Риппер. Кто отдал приказ?
– Какой приказ? – спросил я.
– Вы сами знаете, какой. Запирательство бесполезно.
– Я не знаю, о чем вы говорите.
– Риппер, вы пойдете под трибунал.
– Я давно в отставке, и в настоящий момент являюсь гражданским лицом. По большому счету, у вас вообще нет права меня допрашивать.
– То есть, вы летали на истребителе, не имея на то соответствующего допуска?
– Я не летал ни на каком истребителе. Список моих рейтингов Вы можете запросить у Федеральной Авиационной Администрации.
– Ложь вам не к лицу. Как минимум три свидетеля наблюдали Вашу посадку! Риппер, если вы не скажете правду, всю оставшуюся жизнь будете летать пассажиром! После того, как выйдете из тюрьмы!
Майор повернулся к солдатам и приказал:
– Увести!
Когда мы шли узким коридором, я бросился в ноги конвойному. Он загремел по полу. Я вскочил и ринулся в проход. Солдаты почему-то не стреляли. Я свернул на склад запасных частей, пробежал между покрытыми потеками масла агрегатами и вылетел на техническую рулежную дорожку.
Взвизгнув тормозами, остановился «Додж». С заднего сидения вымученно улыбнулась Мэри – моя ненаглядная супруга. Я плюхнулся рядом с тестем, и машина рванула к проходной аэропорта.
– Куда мы едем? – спросил я.
– В Брансуик, – ухмыльнулся Келли.
–Это вы поставили трейлер поперек полосы?
Полковник на секунду оторвался от дороги. Он сурово посмотрел на меня:
– Риппер, я, конечно, хочу освободить свою дочь от брачных уз с редкостным неудачником, но я никогда не опущусь до столь примитивных методов.
– Гм… Я думал о вас гораздо хуже. Кстати, любому другому самолету пришел бы свирепый конец. Турбина не успела бы раскрутиться и вытащить меня из… сложившейся ситуации. Но на «Старфайтере» малый газ надо ставить лишь после касания. Когда я двинул ручку тяги, мощность выросла почти мгновенно.
– Видимо, наши друзья этого не знали, – ухмыльнулся полковник.
– Очевидно. Но инсценировка с военной полицией – точно ваша затея.
– Моя, – согласился полковник. – Но как вы…
– Для чего майор нацепил на себя форму службы криминальных расследований флота? Грубейшая ошибка. И его допрос…
– Какой еще майор? – озадаченно спросил тесть. – Солдаты должны были охранять тебя до моего прибытия!
– Наши друзья удивительно быстро меняют планы, – сказал я. – Значит, пока я уходил на второй круг, они быстренько организовали…
– Нет, – перебил меня полковник. – Они все продумали заранее. Их целью был я. Но вместо того, чтобы сгинуть в адском пламени, ты выжил и спутал им карты.
– Почему тогда они меня не застрелили?
– На глазах всего аэропорта? И куда бы они дели труп? Вот если тело уйдет само под конвоем военной полиции, это не вызовет подозрений. Теперь слушайте меня – ты и Мэри. Поживете несколько дней в отеле. Номер люкс и питание за счет правительства. Можете гулять по городу.
– В противоперегрузочном костюме? – мрачно спросил я. – Он не очень-то годится для повседневной носки. Зато я, наверное, произведу фурор в ресторане.
– Я позабочусь об одежде, – нахмурился полковник.
Через полчаса машина свернула с магистрали на узкую улочку и подъехала к отелю рядом с бывшим военным аэродромом Брансуик. Мне пришлось идти через черный ход, словно беглому преступнику. Лишь в номере я снял противоперегрузочный костюм, принял душ и надел махровый гостиничный халат. И так сойдет.
Моя ненаглядная Мэри уютно устроилась на диване, положив ногу на ногу. Стройная фигура, волнистые светлые волосы, милое, почти кукольное, но не вульгарное, личико. В стюардессы других и не берут.
– Подай мне пульт. Пожалуйста, дорогой, – устало улыбнулась супруга. Странно. А я думал, это у меня сегодня был вылет.
Я выполнил ее просьбу. Экран засветился…
Обычно военный летчик не видит результат своих усилий: в лучшем случае лишь вспышки разрывов освещают кабину, да ударная волна подбрасывает самолет. В худшем – только белые следы ракет режут синеву неба. Выстрелил и забыл – эффективный и безжалостный принцип. Но сейчас я собственными глазами наблюдал последствия моей стрельбы: телевизионщики умеют эффектно подать материал.
На гребнях белопенных, словно кипящих, волн плавали покрытые радужной пленкой солярки деревянные обломки, ящики, спасательные круги. И тела. Мужские, женские, детские.
– Ты еси сотворивший сие, – прошептал я бессмертную цитату Эдгара По.
Прямо перед камерой бурлящий океан подбросил труп ребенка в неуместно-веселом оранжевом пробковом жилете, на секунду мелькнули темные курчавые волосы. Через секунду он скрылся в пене. Молодой человек с бородкой оскалился на гребне высокой волны.
Я прибавил громкость:
–…более трех тысяч беженцев из Тортуганы от режима диктатора Сазалара погибли в результате катастрофы теплохода «Независимость», – надрывался диктор. – После прибытия в Бостон, согласно договору с правительством Сазалара, они должны были быть репатриированы. Однако правозащитные организации настаивали на предоставлении всем бежавшим политического убежища, что спровоцировало кризис в Конгрессе.
Картинка сменилась: в медицинском отсеке на койке лежал обложенный согревающими пакетами мужчина средних лет. Диктор продолжил тараторить:
– В настоящий момент ведутся спасательные работы, но вследствие низкой температуры воды шансы найти живых ничтожно малы. Единственный выживший – старший механик Франческо Салерно рассказал об атаке судна неизвестным самолетом. Наш канал взял у него эксклюзивное интервью.
– Я поднимался на мостик, доложить старшему помощнику об аварии в правом дизеле, – слабым голосом сказал в камеру Салерно, – когда с палубы раздались крики «самолет». Меня оттеснили в сторону. Когда я все-таки выбрался наверх, услышал только гул двигателей. Потом я увидел ракету, она мчалась над самой водой и ударила в борт, прямо в середину. Люди на палубе посыпались в океан… После попадания второй ракеты судно разломилось надвое. Мы не успели спустить ни одной шлюпки. Я забрался на большой деревянный ящик, его отнесло в сторону… Через несколько часов меня подобрал сухогруз. К этому времени все были мертвы…
– В настоящий момент решается вопрос о предоставлении Салерно политического убежища, – сказал диктор. – А сейчас прогноз погоды на завтра…
Я посмотрел на жену: ее била нервная дрожь, глаза гневно сверкали. Пальцы, блеснув ярко накрашенными ногтями, сжались в кулаки. Такой я видел ее всего один раз: когда соседский мальчишка застрелил из малокалиберной винтовки какую-то пичужку на нашем заборе. Мне тогда пришлось угостить сорванца конфетой. За моральный ущерб…
– Чем помешали все эти люди? – глухо спросила жена.
Я не ответил. Все равно это риторический вопрос. Мэри процедила сквозь зубы:
– Знаешь, я бы очень хотела посмотреть на того, кто это сделал.
– Я бы тоже, – честно сказал я и глянул в трюмо. Русые стриженые волосы, карие глаза. Тонкие губы, прямой нос. Ничего особенного.
– И что бы ты с ним сделал?
– Пожал бы его мужественную руку, – ляпнул я. – Он избавил правительство от такой занозы…
– Не надо с этим шутить, – голос Мэри дрожал. – Прошу тебя, не надо.
– Я не шучу. Честно говоря, если бы корабль вернули, пассажиров ждала бы лютая смерть в застенках режима. Считай, к ним проявили акт милосердия. Сазалар – сукин сын, и здесь ничего не поделать. Но это – наш сукин сын.
– Неужели мы не могли принять беженцев?
– Наверное, нет. Я думаю, теплоход шел в Бостон, а не куда поближе в Майами, потому что капитан с кем-то договорился о временном размещении пассажиров. Это – большая политика, моя дорогая. Даже Салерно дадут убежище только, если он будет молчать. Сейчас он, наверное, жалеет об интервью. Но лучше об этом не думать. Слишком опасно.
Я поцеловал супругу в мокрые соленые глаза, швырнул тапки в угол и прямо в халате плюхнулся в постель. Я представил, каково умирать в ледяной, покрытой слоем липкой солярки воде и поежился. Стало холодно, будто кто-то распахнул окно, и ночной весенний ветер ворвался в номер. Но уснул я быстро и спокойно, без сновидений. Мне ничто не мешало, кроме стрельбы на экране. Мэри смотрела боевик и рыдала. Ее прикрытые ночной рубашкой плечи вздрагивали. У всех свои слабости…
Тесть явился только на третий день. Жабье лицо расплылось в ухмылке:
– Мэри, оставь нас одних. Мужской разговор.
Супруга хлопнула дверью и вышла в коридор. Она безоговорочно подчинялась отцу.
– Джек, от души поздравляю тебя, – сказал полковник и бесцеремонно сел прямо на постель. – Ты отлично выдержал испытание.
– Какое… испытание? – опешил я.
– Разумеется, проверку профессиональных навыков. Ты не промахнулся: списанная посудина, абсолютно пустая, если не считать забытого по халатности механика, ушла на дно.
– А как же трейлер?
– Диспетчер совершил непростительную ошибку, разрешив посадку на занятую полосу. Он сурово наказан и более никому никогда не доставит неприятностей.
Полковник закусил губу, поняв, что сболтнул лишнее.
– Командование решило не восстанавливать тебя на службе, – продолжил Келли.
– Почему? – у меня вырвался невольный вздох.
– У нас намного больше свободы использовать гражданское лицо. Но денежное содержание ты будешь получать, как полноценный офицер. Кстати, за этот вылет ты получишь немаленькую премию.
– Спасибо, сэр, – пробормотал я.
Келли поднял холодные, равнодушные глаза и уставился на меня. Мне показалось, будто дьявол спустился из преисподней.
– И запомни, Риппер: ничего не было. Ничего, – сурово сказал полковник и поднялся, очевидно, собираясь уходить. – Верь мне на слово. Если, конечно, хочешь дожить до старости, кувыркаясь в постели с моей дочерью.
Я спустился вниз. Жена сидела в ресторане, глядя сквозь затемненное стекло на залитую весенним солнцем улицу. Детишки пробежали по своим школьным делам. Степенно продефилировала девушка в сером берете и старомодном пальто. В руке она держала сложенный пополам журнал.
– «Жизнь», – сказал я, угадав название по обложке.
– Что тебе сказал отец? – печально спросила Мэри.
Я немного поколебался, но все же ответил:
– Он приказал мне верить. И ради нас двоих мне лучше выполнить его команду.
Мы поднялись в номер и начали собирать вещи. К парадному входу подъехал армейский «Хамви», и солдат-водитель отвез нас домой. Я жив. Значит, я все сделал, как надо.