Дверь следственного изолятора бесшумно открылась, и к седовласому капитану, мирно дремавшему за столом, подошел молоденький прапорщик Коробец.
– Олег Леонидович, – осторожно окликнул он спящего.
Капитан быстро поднял голову, которая всего секунду назад беспомощно лежала на его запястьях, и часто заморгал глазами, пытаясь прогнать остатки сна.
– Чего тебе? – немного недовольно спросил офицер.
– Там какой-то мужик в штатском, – негромко произнес Коробец. – Рвется к подозреваемому. Я его не пустил.
– Кто он? Кем представился? – спросил капитан.
Он поднялся из-за стола, слегка одернув китель, поправил галстук и уставился на фуражку.
– Гуров, говорит. Лев Иванович. Пришел к полковнику, подозреваемому в убийстве. Я говорю ему: «Вы знаете, сколько времени?» А он говорит: «Знаю. Два часа ночи». И все. Он там, у турникета. Требует, чтобы я вызвал старшего… Ну, то есть вас.
Капитан больше ни разу не посмотрел на прапорщика, надел фуражку, заломив ее на затылок, и не спеша вынул из кармана грохочущую связку ключей. Затем достал сигарету из помятой пачки, сунул ее в зубы и пошел на проходную, едва заметно прихрамывая. Прапорщик оказался на голову ниже своего начальника. Он вздохнул, подозревая что-то недоброе для себя лично во всей этой нештатной ситуации, и последовал за капитаном.
Когда капитан с опухшими глазами, густыми седыми усами и воспаленными белками глаз вышел к ночному гостю, произошло совершенно неожиданное для молодого прапорщика. Капитан подошел к незнакомому коренастому человеку, крепко пожал ему руку и негромко сказал:
– Приветствую вас, Лев Иванович…
– Привет, – недобро и немного укоризненно буркнул Гуров, поглядев на капитана исподлобья, как он обычно смотрел на человека, который в чем-то провинился.
– Ну что вы на меня так глядите? – сконфуженно спросил капитан. – Я, что ли, его сюда привез, Лев Иванович? Привезли, сунули в камеру… А я хожу приглядываю. У меня работа такая. Пойдемте, я проведу, – буднично и несколько уныло предложил капитан, увлекая за собой Гурова.
Они прошли мимо прапорщика так, словно его не было при этом разговоре, и потому тот отдал Гурову честь без особой охоты. После чего капитан бросил на подчиненного крысиный взгляд, сказав с явной безнадегой в голосе:
– Запомните, товарищ прапорщик, этого человека. Руководителей, начальников и оперов нужно знать в лицо.
Гуров бросил на прапорщика понимающий взгляд. Такой, как если бы новичок ошибся с именем-отчеством большого руководителя. После этого они с капитаном загрохотали в пустом коридоре решетчатыми стальными дверями.
– А пропуск оформлять? – крикнул им вслед прапорщик Коробец.
– А если он за ночь девять раз придет, пять раз один и четыре с адвокатом? – спросил у него Олег Леонидович и, не дожидаясь ответа на свой риторический вопрос, пошел дальше по коридору вслед за фигурой неведомого Коробцу Гурова, которого здесь, выходит, все знали и уважали так, что хоть фуражку ломай перед ним.
– Новичок, – спокойно сказал капитан, не углубляясь в анализ поведения своего подчиненного.
Прапорщик молча выслушал наставления капитана, кивнул и задумался.
– Вы что? Не показывали ему удостоверение? – спросил капитан Гурова.
– Он даже не спросил его у меня, – строго и безразлично ответил Гуров, подойдя к крайней камере, той, где обычно держали задержанных сотрудников правоохранительных органов.
– Но ведь ночь, товарищ капитан. Условия повышенной бдительности, – не унимался Коробец.
– Хватит орать! Спать охота! – крикнул кто-то из камеры. – Разорались…
– Ночь? – переспросил капитан, сообразив, что Коробец так и не понял, кто такой Гуров. – Вот и приготовь им кофейку да принеси по две чашки. Чтобы завтра не вылететь с работы, – он пожитейски подмигнул своему подчиненному. – В двадцатой камере.
Последнее высказывание было адресовано Гурову. Полковник кивнул. Звякнул запор.
– Есть! – без особого энтузиазма буркнул прапорщик и пошел запирать двери проходной, а также готовить кофе и, если потребуют, бутерброды. А если еще сильнее потребуют, он и в магазин побежит за тем, за чем послан будет.
Крячко не спал. Он, прикрыв глаза и вытянув ноги на нарах, мучился одним единственным вопросом. Кто? Кто так ловко его подставил?
Капитан пропустил Гурова в камеру, посмотрел на часы и хрипло сказал:
– Давайте в темпе, мужики. Все-таки, если разобраться, это я нарушаю устав, а не мой прапор.
После этого он замкнул камеру на замок.
Гуров подошел к лежавшему на спине Крячко. Станислав открыл глаза. Гуров заглянул в них и увидел то глубокое чувство безнадежности, которое переполняло сердце его товарища, все понял, и они просто молча пожали друг другу руки. Гуров постоял еще немного подле неподвижно лежавшего в депрессии друга и соратника, а потом перешел к противоположным пустующим нарам и сел, устало скрестив между собой пальцы рук. Говорить было трудно, поэтому оба молча глядели друг на друга. Так прошла минута или даже чуть больше. Подниматься Крячко не хотел, но все же сел. Волосы на его голове были растрепаны и сбились на правый бок.
Гуров, осмотрев помещение, с щемящей грустью подметил:
– Телевизор бы сюда.
Он вроде бы пошутил, но тут же почувствовал, что невинная на первый взгляд реплика пришлась явно не к месту и не ко времени.
Стас потер лоб, с досадой добавив:
– Да, хорошо бы. А еще вина и балеринку.
Оба немного посмеялись.
– Ловко они меня, – сказал Крячко. – Чисто. Не подкопаешься.
Гуров тем временем вспоминал их дела за последнюю пару лет. Как известно, дыма без огня не бывает. Следовательно, где-то должен был отыскаться и тот, кому могло быть выгодно нынешнее плачевное положение, в котором оказался полковник Крячко.
– Кто это? – в тон товарищу спросил он. – Как ты думаешь?
– Что тут думать? – вздохнул Станислав. – Кто-нибудь из отсидевших из-за меня припомнил. Или какой-нибудь свежий человек постарался, с которым я должен был столкнуться со дня на день.
Гуров достал сигареты, зажигалку и бросил их на табуретку. Они закурили. Лев Иванович поднялся, отошел к окну. За решеткой стояла темная осенняя ночь. Вновь потянулись напряженные минуты молчания и раздумий.
– Так, ладно. Давай по порядку, – неожиданно бодро сказал Гуров. – Сначала рассказывай, как все случилось. Потом думать будем, что мы имеем.
– Основная версия такова. Крячко Станислав, полковник Главного управления уголовного розыска, раскаивается в том, что убил, находясь в невменяемом состоянии, гражданку Пискунову, выбросив ее в окно с девятого этажа. За то, что она отказалась вступить с ним в интимную связь после совместного распития спиртных напитков…
– Основная так основная, – не стал спорить Гуров. – А было-то как на самом деле? Ты мне расскажешь? Ты особо-то не волнуйся, в наше время не расстреливают. Впаяют лет семь, а там, глядишь, пенсия, – улыбнулся он, с превеликой охотой затягиваясь сигаретой, словно сам отсидел в этой камере не меньше суток.
Он будто и не замечал легкого ожесточения в голосе Крячко.
– Я и не волнуюсь, – холодно ответил Стас. – Сроком меня не взять на понт.
Гуров еще немного похмыкал чему-то своему, и вдруг у него прорвалась на язык мысль, сидевшая в голове как заноза:
– Ты где ее раздобыл-то? Эту самую госпожу Пискунову?
Сыщик немного походил по камере и снова сел на свое прежнее место.
– Ты зря, – хмуро откликнулся Крячко. – Нормальная девчонка. Про нее ничего плохого не скажу. – Стас бросил на напарника недовольный взгляд.
– Вот как? – восторженно удивился Гуров, не зло, но как-то снисходительно закатив глаза. – А про кого скажешь?
Стас попытался погрузиться в воспоминания, но, видимо, снадобье, которое ему добавили в стакан, легло тяжким параличом на его память.
– Не знаю я, – сердито отмахнулся он. – Я только в отделении пришел в себя. Что там было за пойло?.. Не пойму. Девчонку я отбил у пацанов, которые начали ее избивать.
– А она с ними связана?
Гуров понял, что пока рано расспрашивать друга и соратника о весьма болезненных подробностях происшествия.
– Вроде нет, – Крячко стряхнул пепел с кончика сигареты в алюминиевую банку из-под пива. – Мы с ней вместе шли из магазина. Немного поговорили. А потом… Потом эта драка, черт бы ее побрал. Все у нас во дворе и произошло. После я, естественно, пригласил ее к себе.
– Она, естественно, не отказалась.
– Лева, не надо пошлостей, – поморщился от дыма Крячко. – У нее была очень серьезная рана на ноге, которую требовалось сразу же обработать. Все было по-человечески.
– Да куда уж еще, – совершенно без всякого подначивания заметил Гуров. – Сколько было нападавших?
– Человека четыре, – морща лоб, ответил Стас и снова старательно его потер, словно на нем была болезненная шишка.
– Детали помнишь? – не отвязывался Гуров, чувствуя, что надо бы заканчивать с допросом.
Крячко следовало хорошенько отоспаться, прежде чем давать объяснения. Тем более когда речь идет об убийстве.
– «Сотка» «Ауди», – выдал Крячко. – Молодежь. Пили пиво, но, по-моему, все четверо были еще и под кайфом. Кокс или что-нибудь посерьезнее. Глаза, понимаешь, Лева?.. Ну и держались нагло. Хотя драться не умеют. Одним словом, наркоманы какие-то.