Понедельник.
Позднее утро.
«Она вовсе не боится, – хотела сказать я. – Просто миссис Харрисон немного растерялась. Сообщение о том, что Грейс попала под машину, оказалось для нее слишком… неожиданным». Впрочем, мы обе знали, что дело вовсе не в неожиданности. Джейн была по-настоящему потрясена – об этом свидетельствовало выражение ее лица.
Я наклонилась к Кэсси.
– Как твоя голова?
– Лучше, – шепнула она, и я с улыбкой кивнула. Так и должно было быть, раз ее пророчество уже осуществилось.
– Кстати, – добавила я, стараясь отвлечь дочь от мыслей о Грейс, – знаешь, что мне сказала миссис Харрисон? Ты можешь целую неделю не ходить в школу! Здорово, правда? Давай это как-нибудь отпразднуем, ладно? Например – съедим целый пакет самых лучших пончиков!..
Кэсси грустно улыбнулась и протянула мне руку.
– Давай.
Мы вышли из школы и сели в машину. Прежде чем тронуться с места, я позвонила в колледж и предупредила, что Кэсси снова заболела и я не смогу прийти на лекции. Послеобеденную встречу со старшим менеджером бутика я тоже перенесла на следующую неделю.
Постоянный недосып и тревога за дочь заставляли меня чувствовать себя вымотанной до предела. Больше всего мне хотелось вернуться домой, закрыться в студии и с головой погрузиться в работу. Как отшлифовать тот или иной кусочек «морского стекла», какую форму ему придать, как оправить его серебряной проволокой – все это были приятные и привычные мысли, которые позволили бы мне отдохнуть или как минимум успокоиться. Мне очень нравилось превращать то, что когда-то было просто стеклянным мусором, в произведения искусства, и тот факт, что большинство найденных на берегу «слез русалок» отличалось тем или иным дефектом, меня никогда не смущал. В большинстве случаев мне удавалось обратить эти недостатки в достоинства, придать своим изделиям неповторимость и индивидуальность. Даже сейчас, сидя за рулем, я отчетливо представляла себе серьги и ожерелье из серебряной скани, в которую я собиралась вплести заранее подобранные мною оливковые, янтарные и темно-бордовые «слезы».
Увы, работу над гарнитуром я вынуждена была отложить до вечера, когда мы вернемся домой и Кэсси уснет. Сейчас у меня были дела поважнее.
Я взглянула на дочь в зеркало заднего вида. Тени у нее под глазами стали больше и темнее. Пока я смотрела на нее, Кэсси широко зевнула, и я, не сдержавшись, зевнула тоже.
Да, с творческой работой придется повременить. Сначала я должна была исполнить свой материнский долг, а проблема передо мной стояла далеко не пустячная. Видения Кэсси имели довольно серьезные последствия: помимо того, что девочка регулярно не высыпалась, она стала хуже учиться, да и подруг у нее почти не осталось. Аппетит у нее почти пропал, она похудела, щеки ввалились, глаза запали. А уж о том, какое воздействие могли оказывать ее ночные кошмары на неокрепший ум и детскую нервную систему, я боялась даже думать.
И зачем только я ждала так долго? Мне нужно было действовать, а не смотреть, как моя девочка тает у меня на глазах. Нет, я понимала, что Кэсси нужна помощь, но мне казалось, что я сумею ей эту помощь оказать. Увы, научить восьмилетнего ребенка медитировать, успокаивая мысли и смиряя воображение, оказалось гораздо труднее, чем мне представлялось. Кроме того, я не ожидала, что ее видения будут настолько пугающими.
– Почему ты грустная, мама? – спросила Кэсси с заднего сиденья. Вряд ли она могла видеть мое лицо или угадать мое настроение по устало опущенным плечам; скорее она заметила появившиеся по краям моей ауры голубые тона. Видеть окружающее людей цветное свечение Кэсси умела с раннего детства; для нее это было так же естественно, как дышать.
Я повернулась, чтобы взглянуть на нее. Притворяться Кэсси не умела: черты ее лица дрогнули и начали расплываться.
– Мне тоже грустно, – призналась она, прежде чем я успела что-то сказать.
– Ты думаешь о Грейс?
Кэсси кивнула, потом вытерла глаза и нос.
– Я тоже очень за нее беспокоюсь, – сказала я, притормаживая на светофоре.
Кэсси некоторое время играла с металлической молнией на свитере, с жужжанием гоняя замок то вверх, то вниз.
– Ну так как насчет пончиков, Русалочка?
Кэсси слабо улыбнулась в ответ и показала мне поднятые вверх большие пальцы.
Пончики мы купили в кафе на бульваре, а съесть их решили на лужайке перед зданием католической миссии святого Луи в центре города. Кэсси съела полпончика, когда ее внимание неожиданно привлек фонтан, у края которого были установлены скульптуры двух медвежат. Кэсси обрызгала их водой и стала тереть медвежатам бока, словно купая.
– Не забудь вымыть у них за ушами! – крикнула я, шаря в сумочке в поисках мобильного телефона. – Обычно это самое грязное место!
Пока Кэсси старательно терла медвежатам за ушами, я набрала номер своей бабушки Мэри.
Бабушка ответила на втором звонке.
– Алло? – проговорила она слегка задыхающимся голосом.
– Опять гоняла птиц из сада? – спросила я вместо приветствия. Я не была у нее уже года два, но хорошо помнила, как она жаловалась на птиц, с которыми вела бескомпромиссную борьбу.
– Нет, – ответила она. – Сегодня не гоняла. Я просто немного устала, вот и все. А как твои дела?
Кэсси возле фонтана покончила с мытьем и теперь поила медвежат водой из сложенных ковшиком ладоней.
– У меня все в порядке, – сказала я, не переставая краешком глаза следить за дочерью. Одновременно я откусила большой кусок пончика. Кэсси помахала мне рукой, и я махнула в ответ. – Слушай, ты не могла бы к нам приехать? Хотя бы на несколько дней? – проговорила я, жуя.
– А что случилось? Кэсси опять заболела? – встревожилась бабушка.
Я с трудом проглотила остатки пончика, едва не поперхнувшись клейким, плотным тестом.
– Нет, не заболела, но… Я поэтому и звоню. Она… – Я осеклась. Кэсси перестала играть и теперь стояла возле чаши фонтана, глядя на меня странным расфокусированным взглядом.
– Честно говоря, у меня на этой неделе запланировано несколько важных дел, к тому же добраться до вас не так уж легко.
Пасифик-Гроув, где жила бабушка Мэри, находился в двух с половиной часах езды от Сан-Луис-Обиспо – достаточно далеко, чтобы сделать неудобными регулярные визиты, но в случае необходимости преодолеть это расстояние не составляло труда.
– Может, лучше вы приедете ко мне? – предложила она.
Я убрала недоеденный Кэсси пончик обратно в пакет и снова откусила от своего.
– Ты же знаешь, я не люблю ночевать в этом доме.
Бабушка досадливо прищелкнула языком.
– Молли, девочка моя, ведь это было очень давно! Когда-нибудь этот дом станет твоим, и ты могла бы…
– Погоди минутку, – перебила я. С Кэсси творилось что-то странное. Она по-прежнему смотрела не то на меня, не то сквозь меня и не переставая нервно теребила молнию на горловине свитера.
Я прикрыла микрофон рукой.
– Все в порядке, Кэсс?
Прежде чем дочь успела ответить, в коробке распределительного электрощита рядом со мной щелкнуло какое-то реле, и из земли, словно ракеты из пусковых шахт, высунулись форсунки разбрызгивателей. Еще секунда – и из них ударили тонкие струйки воды. Одна струя угодила мне в лицо, другая попала в грудь, и я почувствовала, как холодная вода стекает по моему животу.
Взвизгнув от неожиданности и холода, я затолкала в рот остатки пончика и, покрепче прижав к себе сумочку, бросилась туда, где водяные струи не могли меня достать. Пончик во рту изрядно мне мешал, и я с усилием сглотнула, едва не подавившись слишком большим куском.
– Ф-фух! – Прижав руку к груди, я громко выдохнула, потом рассмеялась. – Ну и ну!.. – Мокрые волосы упали мне на лоб, с подбородка капало, блузка прилипла к телу. Обернувшись, я увидела, что пакет с пончиками, который так и остался лежать на траве, тоже намок, но лезть за ним под холодные водяные струи мне не хотелось.
Примерно минуту спустя разбрызгиватели отключились, и я решила все же подобрать промокший пакет, но прежде я машинально вытерла о бедро мобильный телефон, на экране которого дрожали крупные капли. Должно быть, при этом я задела кнопку отбоя: телефон, правда, не отключился, но вызов сбросился.
– Твою мать! – вполголоса выругалась я. Впрочем, я была рада, что мобильник не пострадал. Найдя в памяти аппарата номер бабушки, я нажала кнопку вызова и поднесла телефон к уху, одновременно ища взглядом Кэсси. То, что я увидела, заставило меня мигом позабыть и о неожиданном холодном душе, и о прервавшемся разговоре с бабушкой Мэри.
Кэсси стояла совершенно неподвижно. Ее глаза были круглыми, как две луны, и в них плескался такой ужас, что у меня дыхание оборвалось.
Только не это, подумала я в панике. Только не еще одно видение! Господи, дай Кэсси хоть немного передохнуть!
Дочь пронзительно завизжала, и я вздрогнула. Телефон выпал из моих похолодевших пальцев. Кэсси крикнула снова, и я почувствовала, как кровь стынет в моих жилах.
Что она увидела? Что на этот раз? И кого?!
Я быстро огляделась по сторонам. Кроме нас, в парке были еще люди, но никого знакомого. А Кэсси, насколько мне было известно, могла предвидеть будущее только тех людей, которых хорошо знала.
– Мамочка!.. – Сорвавшись с места, Кэсси метнулась вперед и довольно сильно врезалась мне головой в живот. Не переставая кричать, она в отчаянии колотила меня маленькими кулачками, и я подумала, что такого с ней еще никогда не бывало. Я уже не сомневалась, что Кэсси только что посетило видение и что оно было во много раз хуже, чем все предыдущие. О том, какие сны моя дочь будет видеть в течение четырех ближайших ночей, я боялась даже думать. Пророчество всегда повторялось у нее в виде кошмарных снов, которые с каждым разом становились все более подробными. Эта пытка прекращалась только на пятый день, когда предвиденные ею события происходили на самом деле.
– Кэсси, успокойся! – заорала я благим матом, когда дочь довольно чувствительно стукнула меня по бедру. – Успокойся, слышишь?! – С этими словами я схватила ее за запястья и силой заставила опустить руки. – Не дерись и не брыкайся, – повторила я чуть тише. – Слушай меня. Сосредоточься на моем голосе, иначе ты сделаешь себе больно.
– Не бросай меня, мамочка! – провыла Кэсси, вцепившись в мою промокшую юбку. – Не бросай, не бросай, не бросай! Пожалуйста!
От ее крика у меня заболели уши, а крохотные волоски на шее встали дыбом. На нас уже начали оборачиваться, и я, наклонившись, взяла лицо Кэсси в ладони, заставив ее посмотреть мне в глаза.
– Я здесь, – проговорила я. – Здесь. Успокойся и посмотри на меня.
Но Кэсси, почувствовав свободу, забарабанила кулаками по моим плечам, да так сильно, что мои зубы громко лязгнули.
– Кэссиди! – строго сказала я, снова хватая ее за руки. – Посмотри! На! Меня!..
Но Кэсси только зажмурилась и затрясла головой.
– Нет, нет, нет! Не бросай меня! Не уходи!
Каждый ее вопль вонзался мне прямо в сердце, и я не выдержала. Крепко прижав дочь к себе, я прошептала ей на ухо:
– Конечно, я тебя не брошу! Не бойся, со мной все будет в порядке. Мы что-нибудь придумаем. Мы поедем к бабушке Мэри, и она нам обязательно поможет!
Кэсси вдруг замолчала. В наступившей тишине я отчетливо услышала мирное журчание фонтана и шорох ветра в ветвях. По небу, заслоняя солнце, бесшумно скользили облака. Наверное, будет дождь, подумала я и крепче прижала к себе дочку. Я готова была отдать что угодно, лишь бы защитить девочку от страшных картин, которые возникли перед ее мысленным взором, но, увы, – тут я была бессильна.
– Не бросай меня, мамочка!
– Конечно, не брошу! Ну смотри – я здесь. Видишь? Я никуда не денусь.
Кэсси упрямо тряхнула головой. Ее щеки были мокрыми от слез.
– Нет, я знаю… Ты уйдешь.
– Никогда! – воскликнула я. – Я никогда тебя не брошу!
Кэсси с неожиданной силой рванулась и оттолкнула меня прочь.
– Ты мне не веришь! – выкрикнула она. – Значит, ты такая же, как все они! Ты не слушаешь, что я говорю. Но ты должна!.. Должна мне поверить!
– Поверить во что? – Я крепко схватила дочь за плечи, но Кэсси взвизгнула и вывернулась. Когда я попыталась снова ее обнять, она отшатнулась. Бешено размахивая руками, Кэсси не подпускала меня к себе. Ее грудь высоко вздымалась, а полные слез глаза смотрели на меня с такой ненавистью, словно я ее предала.
Это было уже слишком. Что я такого сделала? Мои руки затряслись, дыхание сперло, и я в отчаянии опустилась на колени. Ничего подобного с Кэсси еще никогда не случалось.
– Что… что ты видела? – проговорила я сдавленным шепотом, заранее предвидя ответ и страшась его.
Губы Кэсси скривились, слезы ручьями хлынули из глаз.
– Я видела, что ты… не можешь дышать.