День 1
По широкой укатанной дороге быстро скользили небольшие черные сани. Старый ямщик с замерзшей бородой время от времени покрикивал на лошадей. На все стороны, как хватало глаз, был снег. Дул неприятный боковой ветер. День клонился к вечеру. Иванко, сидевший в санях, кутался в собачью шубу, оставшуюся от отца. Он насквозь продрог. Деревянная скамья была низкой. Сидеть было неудобно. Граф иногда поглядывал в маленькое замерзшее окно, но из него ничего нельзя было разглядеть, кроме снега. Вдруг впереди раздались чьи-то крики. Сани остановились. Иванко открыл дверь и вылез из саней. Несколько верховых офицеров перегородили им дорогу. Один из них, по всей видимости, главный, подъехал к графу и ловко соскочил с лошади.
– Кто такой? Куда едешь? – прокричал офицер, бесцеремонно смерив графа взглядом. Иванко достал из кармана помятый паспорт. Офицер взял паспорт, повертел в руках, потом развернул и несколько раз прочитал. Когда до него дошло с кем он имеет дело, выражение его лица прояснилось.
– Но, Ваше Сиятельство, – сказал офицер с заискивающей улыбкой. – Кто мог знать, что вы приедете? Тем более эта дорога ведет на склад, на королевский склад. Тут и гостей, ну, благородных гостей, то есть, в жизни не было, а тут вы.
– И что? – спросил граф.
– Да ничего, Ваше Сиятельство. Это наша проблема. Да это вообще не проблема.
С этими словами офицер протянул графу паспорт и взял под козырек.
– Извините, служба, – сказал офицер и через мгновение оказался верхом на своей лошади. – Мы, если позволите, поедем, предупредим в замок, а то вас и не ждут.
Граф кивнул. Всадники быстро умчались.
– А далеко еще? – спросил Иванко у ямщика.
– Да что вы, барин, – сказал, смеясь, ямщик, – вот же замок-то.
Иванко посмотрел в указанном направлении и, действительно, увидел черную полосу на горизонте.
Через 20 минут сани остановились у крепостной стены. Иванко выбрался и осмотрелся. Они, действительно, подъехали «не с той» стороны. Снег был истоптанный и грязный. Рядом с большими железными воротами стояло несколько контейнеров с мусором. Какой-то мужик в валенках и телогрейке рубил дрова, громко разговаривая сам с собой. Крепостная стена была высокая, серая и, казалось, заплыла копотью. Тут со страшным скрипом, отворилась небольшая железная дверь, и из нее выскочил маленький толстый человек в черном фраке. Брезгливо оглядываясь и ежась от холода, он подбежал к Иванко и тотчас затараторил:
– Здравствуйте, Ваше Сиятельство. Очень рады приветствовать Вас у входа в зимнюю резиденцию Его Величества. К нашему небольшому неудобству Вы изволили подъехать не совсем с той стороны, с которой принято подъезжать столь высоким гостям. Но я очень надеюсь, что те небольшие проблемы, которые в связи с этим возникнут, не очень затруднят Ваше Сиятельство. Понимаете, с этой стороны у нас, если можно так выразиться, склад, сюда подвозят как бы продукты питания и здесь никогда никого выше званием королевского завхоза, то есть вашего покорного слуги, не бывает. Но это, безусловно, ни в коем случае не оправдывает ту грязь и тот, если можно так выразиться, беспорядок, который вы тут наблюдаете. Смею Вас заверить, что здесь будет наведена всевозможная чистота в самый кратчайший срок и все виновные в нарушении элементарных санитарных условий будут, если можно так выразиться, строго наказаны. Конечно, я не снимаю ни в коем случае вину и с себя и весь, с головой предаюсь вам в надежде на милость.
Повар закончил и склонился в поклоне. Граф был в недоумении.
– Делайте, что хотите. Мне б к сестренке попасть, – сказал, наконец, Иванко. Завхоз тотчас выпрямился и расплылся в радостной улыбке.
– Спасибо, Ваше Сиятельство, спасибо и от меня лично и от всех сотрудников в моем лице, что разрешили нам делать то, что мы хотим.
Завхоз вытащил из саней красный потрепанный чемодан – всё, что Иванко насобирал с собой – и повел графа в замок. За железной дверью был узкий, тускло освещенный, коридор с низким потолком. Завхоз шел быстро. Вскоре коридор уткнулся в дверь, за которой была большая, ярко освещенная комната. В комнате сидели офицеры и о чем-то весело разговаривали. Увидев завхоза, офицеры тотчас умолкли, поднялись и молча вышли.
– Ваше Сиятельство, подождите, пожалуйста, здесь, – сказал завхоз, указывая графу на стоявшее у стены кресло. Завхоз убежал. Граф остался один. Наконец-то он согрелся. Доносились голоса. Кто-то ходил по коридору. Хлопали двери. Через несколько минут в комнату вошел высокий господин в сюртуке и, извиняясь, попросил документы. Иванко достал из кармана паспорт. Господин внимательно изучил его и с поклоном возвратил графу. Господин повел Иванко дальше. Они вышли на крыльцо с другой стороны крепостной стены. Иванко снова закутался в шубу. У крыльца стояли большие сани. Господин сбежал по ступенькам и ловко открыл дверь. Иванко сел в сани и они поехали. Через несколько минут сани остановились у подножия огромной лестницы ведущей во дворец. Здесь графа ждал слуга.
– Прошу за мной, – сказал слуга и важно пошел вверх по лестнице. Наверху были большие, в три человеческих роста, двери. Слуга без всяких усилий открыл их. Они прошли через несколько комнат, прежде чем оказались в большой зале.
– Ее Высочеству уже доложили о Вашем прибытии. Сейчас она Вас примет, – сказал слуга и вышел. Граф опять остался один. В зале было светло. С высокого потолка свисала громадная хрустальная люстра. Прошло несколько минут и одна из дверей с грохотом отворилась. В зал влетела принцесса Катя.
Иванко даже не узнал сестру вначале. За год, как они не виделись, Катя стала настоящей принцессой. Она сверкала и переливалась не хуже люстры.
– Иванко, – радостно закричала принцесса и бросилась к брату на шею.
Разомкнув объятия, принцесса отступила пару шагов, смерила графа взглядом и решительно захохотала. Иванко не понял. Принцесса схватила его за руку и подвела к зеркалу.
– Вот, полюбуйся, – сказала она.
Иванко посмотрел на себя и улыбнулся. Действительно, он выглядел забавно. Растрепанная шуба, толстый свитер в пуху и соломе, грязные штаны, порванные ботинки, да и плюс ко всему лицо почему-то было в саже.
– А я только вчера тебе письмо отослала, – продолжала смеяться Катя. – Хотела уточнить, когда за тобой экипаж присылать. Где твои вещи?
– Не знаю, – сказал граф, пожимая плечами. – Унесли куда-то.
– Здорово. У него вещи унесли, а он лыбится. Эй, – закричала Катя и захлопала в ладоши. Тотчас вошел слуга.
– Куда дели вещи Его Сиятельства? – спросила принцесса, нахмурив брови.
– Отнесли в комнату для гостей, – спокойно ответил слуга.
– Для каких еще гостей?
– Крыло номер 4, комната 29.
– Обалдели что ли? Какие еще крылья? Это мой брат и он будет жить рядом со мной. Понял?
– В комнате у Зимнего сада? – уточнил слуга.
– Именно.
Слуга, расшаркавшись, вышел.
– Между прочим, мой дикий братец, через три дня здесь будет бал, – сказала Катя, схватив Иванко за руки. – У моего муженька день рождения. К нам сейчас пол королевства съехалось. А я-то жалела, что тебя нет, а ты уже тут, как сугроб на голову. Что ты так на меня смотришь? – спросила Катя, заметив, что граф смотрит на нее, как то странно.
– Ты изменилась, – сказал Иванко.
– Да? Это хорошо или гадость хочешь сказать?
– Прямо принцессой стала. Как на картинках принцесс рисуют, один в один.
– Я вообще-то и есть принцесса, почему я должна выглядеть, как какая-то деревенщина , – принцесса выразительно смерила брата взглядом.
– А я не деревенщина, – ответил он.
– Нет, Иванко, ты как раз та самая деревенщина и есть. Вот, знаешь, как на картинках рисуют деревенщину, чирк-пырк и готово. Но ты не расстраивайся, мы выведем тебя на чистую воду. Кстати, я тебе тут невесту присмотрела.
– Какую еще невесту? – нахмурился граф.
– Да ты не бойся, редкой красоты и неземной породы. Познакомлю как-нибудь….
Обер-прокурор Священного Синода Афанасий Никитич Заверюха сидел в своем кабинете и при тусклом свете лампы читал книгу. Свет, косо падавший на седую голову обер-прокурора, не доходил до темных углов. В дверь уверенно постучали. Афанасий Никитич оторвался от чтения. В комнату вошел Архип, верный слуга, единомышленник и советник обер-прокурора.
– Это ты, Архип? – сказал Афанасий Никитич, аккуратно закладывая книгу. – Садись.
Слуга сел на диван.
– Договорился? – спросил обер-прокурор.
– Да, Афанасий Никитич, завтра, принц вас примет.
– Замечательно. Правда, у нас немного шансов на успех.
– Почему бы не попытаться?
– Пожалуй, что и так.
Обер-прокурор задумался.
– Афанасий Никитич, – прервал молчание слуга. – У меня еще новость.
– Какая?
– По-моему очень важная. Сегодня в замок прибыл граф Иванко Тарковский, родной брат принцессы.
– Что ж, действительно новость. А говорили, что он только через месяц будет.
– Ну да. Его и не ждали сегодня.
– Наверное, к балу спешил?
– Не знаю. Может «да», а, может «нет». Да это и не важно. Важно, что принцесса души не чает в своем брате, если он будет за нас, то представляете, какой козырь появится, какие перспективы. Вам непременно следует с ним поговорить.
– Глупости, – нахмурился обер-прокурор.
– Ничуть. Этот граф может быть единственный человек на свете, которого принцесса слушать будет. К тому же он молодой, глупый – сплошные достоинства.
– Да, я слышал кое-что об этом графе. О нем действительно хорошо говорят.
– Главное опередить карлика, – увлеченно продолжил Архип. – А то тот живенько его скушает.
– И как ты нам предлагаешь опередить господина Вольдемара? – усмехнулся обер-прокурор.
– Ну, не то что бы опередить, надо просто, что бы карлик его не одурачил. К тому же поговорив с ним, вы ничего не теряете. Нам ведь нечего терять.
– Всегда есть что терять, – вздохнул обер-прокурор. – Принцесса взбесится, если узнает, что мы крутимся вокруг ее брата. Я и так с ней в натянутых отношениях.
– Ну, Афанасий Никитич, необязательно же так прямо. Можно и похитрее. Не обязательно что-то просить. Просто объяснить ему, где зерна, где плевелы. Рассказать истории разные. Вы же умеете.
– Ладно, – сказал обер-прокурор после длинной паузы. – Я, может быть, поговорю с ним, но после бала. Не надо спешить.
Покои принцессы тщательно охранялись. Шум и суета, царящая в предпраздничном дворце, сюда не доходила. Покои состояли из двух комнат: гостиной и спальни. Кроме того к ним прилагалось еще несколько гостевых и служебных комнат, а также старый Зимний сад. Вещи графа были отнесены в небольшую комнату рядом с садом. Принцесса с братом пришли в гостиную, где слуги быстро собрали большой стол. Накрыто было минимум человек на десять. Когда слуги ушли Катя и Иванко сели ужинать.
– А чем я тут буду заниматься? Вообще, не знаю, что делать дальше, – сказал Иванко, быстро ухлопав тарелку борща.
– За это не переживай. Я уже всё придумала. Во-первых, тебе надо чуток подучиться. Тут есть один прекрасный учитель. Он тебе вправит мозги или что там у тебя. Про невесту я уже сказала. Хорошим манерам я тебя сама научу.
– А, может, я не хочу.
– Чего ты не хочешь? Учителя, невесту или меня, как эталон культуры?
– Не знаю, – пожал плечами граф.
– Вот. Ты не знаешь, а я знаю. Так что сдавайся. Учитель очень милый пожилой дядька, великий философ. Я ему про тебя рассказывала, и он просто жаждет с тобой познакомиться.
– Что ты ему наговорила? – насторожился граф.
– Сказала, что ты можешь выбить стрелой глаз мухе с десяти метров.
Иванко фыркнул и чуть не подавился салатом.
– Не глаз, а зубы, – сказал он сквозь смех.
– Зубы? Без меня тренировался? – засмеялась Катя.
– Чему хоть учит твой учитель? – спросил Иванко, отсмеявшись.
– Какая тебе разница? Философии, конечно.
– Зачем мне философия?
– Что бы быть умней меня. Это же так здорово быть хоть кого-то умней.
Тут отворилась дверь и в гостиную быстро вошла девушка, лет 15-ти. Она была в белом платье, а на голове у нее, как бабочка сидел большой красный бант. Увидев, что принцесса не одна, девушка остановилась и уже было повернула назад, но Катя ее остановила.
– Проходи, Аленка, присаживайся, – сказала она девушке. Девушка подошла к столу.
– Вот, Аленка, познакомься, это мой братец Иванко, – представила графа принцесса. – И ты, Иванко, познакомься, эту барышню зовут Аленка. Она моя самая любимая фрейлина, к тому же единственная. Садись, фрейлина, чего встала.
Девушка села напротив Иванко, посмотрела на него и еще раз кивнула. Иванко кивнул в ответ.
– Я вообще-то на секунду зашла, – сказала Аленка принцессе.
– Да хоть на час. Давай, пожуй что-нибудь или лучше давайте-ка глотнем какой-нибудь алкоголь за знакомство?
– Но у меня сейчас мистер Готье и он ждёт, – сказала фрейлина.
– И что? Он же не бесплатно ждет. Ждать за деньги – мечта, а не работа.
Принцесса встала из-за стола и быстро пошла к стеклянному шкафу. Фрейлина взглянула на Иванко и, встретившись с ним взглядом, улыбнулась. Граф улыбнулся в ответ. Катя уже возвращалась с тремя бокалами в одной руке и початой бутылкой вина, в другой.
– Сейчас, Аленка, наглюкаешся и пойдешь учить мистера Готье вышиванию, – сказала Катя, разливая вино.
– Как скажите, Ваше Высочество, вышиванию так вышиванию, – с улыбкой кивнула фрейлина.
Они выпили за знакомство. Тут дверь снова отворилась, и в комнату вошел принц Артур. Иванко поднялся навстречу, что бы с ним поздороваться. Принц крепко, по-мужски, обнял графа. Фрейлина Аленка воспользовавшись моментом, убежала. На прощание она еще раз улыбнулась графу.
– Аленка-то, ух, какая стала, – сказал принц, проводив девушку взглядом.
– У тебя уже есть ух, – засмеялась принцесса, – не надорвись, милый.
– Да я исключительно, как зритель – издалека, через лорнет, – стал оправдываться принц.
– Катя, а кто такой Готье? – поинтересовался Иванко.
– Вот, Артурчик, полюбуйся на деревенщину. Не знает, кто такой Готье, – засмеялась Катя.
– Не знаете? – улыбнулся принц. – Вы что? Дом Готье. Это наш великий модельер. Он шьет Кате платье для бала.
Ужин продолжился. Выпили раз, выпили два. Заговорили про образование.
– Знаете, Иванко, образование можно запросто и здесь получить, – говорил принц графу. – У нас есть чудесные преподаватели, библиотека огромная, и к тому же есть господин Вольдемар. Это наш главный ученый. Он еще тут не появлялся?
Принц вопросительно посмотрел на жену. Катя отрицательно покачала головой.
– Господин Вольдемар, – стал объяснять принц графу, – это наш придворный шут, и карлик к тому же. Человек маленький, но головища здоровенная. Он не то что бы шут и клоун, скорее серый кардинал. Так вот он крайне творческая личность. Мы тут все, конечно, творческие, но он самый.
– Артур, – перебила мужа принцесса, – ты забыл про господина Лейбница.
– Лейбница? Художника? – удивился принц. – Я помню, просто он разве здесь сейчас.
– А где же ему быть. Он болеет, ходить не может. Сидит целыми днями у меня в Зимнем саду, что-то пишет. Лейбниц – это тот учитель, про которого я тебе уже говорила, – пояснила принцесса брату.
– А почему я его давно не видел? – спросил принц.
– Я откуда знаю, – пожала плечами Катя.
Еще немного поболтав, принцесса заметила, что братика клонит в сон. Он хлопал глазами и боролся с зевотой. Принцесса лично отвела брата в его покои.
День 2
Иванко открыл глаза и улыбнулся. Было раннее утро. Зимнее солнце, просачиваясь сквозь шторы, играло светом по стенам и потолку. Лежать было тепло и уютно. Граф не шевелился, а просто открыл глаза и смотрел. Комната была милой. В углу стоял его старый потрепанный чемодан. Все его вещи были разложены на диване. Поднявшись, граф подошел к окну и распахнул шторы. Солнечный свет затопил комнату. Из окна открылся заснеженный безлюдный пейзаж. Вдалеке чернела крепостная стена. Два одиноких дерева стояли посреди сверкающего на солнце поля. Граф отошел от окна и стал одеваться. Новая одежда, подобранная сестрой, была в пору. Одевшись, Иванко подошел к зеркалу и остался доволен собой. Граф пару раз прошелся взад вперед по комнате и решил выйти в коридор. Он открыл дверь и носом к носу столкнулся со слугой.
– Вы хотели войти? – спросил граф.
– Нет. Я ждал пока вы выйдете, – ответил слуга. – Ее Высочество просила передать, что освободится ближе к обеду. Что бы вы не скучали, мне приказано проводить вас в Зимний сад. Но сначала вам следует позавтракать. Следуйте за мной.
Слуга развернулся и пошел по коридору. Иванко пошел следом. Идти было недалеко. Они зашли в просторную светлую комнату, посреди которой стоял круглый стол. Иванко сел на предложенный стул и тут же стали входить слуги с подносами. Стол был накрыт мгновенно. Слуга встал за спиной графа.
– Можно я как-нибудь сам поем? – попросил Иванко. Присутствие слуги казалось ему навязчивым.
– Я не буду есть за вас, – сказал слуга нейтральным тоном.
Иванко хотел попросить слугу уйти более прямым текстом, но передумал и принялся за еду. Он съел половину творожной запеканки и выпил чашку чая. Он с утра не привык много есть. Десяток блюд остались нетронутыми.
– Я больше не буду. Спасибо, всё очень вкусно, – сказал он, вставая.
– На здоровье. Я должен показать вам Зимний сад, – сказал слуга.
Иванко послушно пошел за слугой. Они вернулись к комнате графа, и пошли в другом направлении. Зимний сад оказался совсем рядом с его комнатой. Слуга открыл высокие стеклянные двери и вошел. Граф вошел следом. Это был самый настоящий сад, цветущий среди зимы. Он даже походил на лес, только весьма экзотический. Слуга остановился. Граф остановился рядом.
– Вы будете все время со мной ходить? – по возможности вежливо спросил граф.
– Нет, – ответил слуга и тут же, развернувшись, ушел….
Пахло летом. Щебетали птицы. Широкая дорожка, выложенная плиткой, вела вглубь сада мимо цветущих экзотических деревьев. Все деревья, кусты и растения настолько переплелись и спутались, что образовалось что-то вроде живой стены, похоже, что с трудом проходимой. Сверху парк был накрыт огромным стеклянным куполом с металлическим каркасом. Над головой графа, кудахтая, пролетела разноцветная птица. Граф расплылся в улыбке, настолько ему всё тут нравилось. Пройдя чуть вперед, он увидел, что дорожка ведет его в центр сада. В центре сада работал фонтан. У фонтана кто-то сидел и смотрел в его сторону. Подойдя ближе, граф разглядел пожилого господина с длинными седыми волосами. Иванко, поправив торчащую во все стороны прическу, подошел к нему.
– Я приветствую вас, – широко улыбаясь, сказал господин. Он сидел в инвалидном кресле с большими колесами по бокам.
– Здрасьте, – сказал Иванко, осматриваясь. Вокруг фонтана была небольшая площадка со скамейками. Скамейки были на бетонных ножках с орнаментом из плиточек.
– Вы очень похожи на сестру. Если б даже не знал, что вы приехали, всё равно догадался бы, что это вы, – сказал господин.
– Спасибо, – ответил Иванко, тоже улыбнувшись.
– Вам Катя говорила про меня? – спросил господин.
– А вы кто? – уточнил граф. Господин засмеялся.
– Вы, наверное, учитель и великий философ? – вспомнил Иванко. Господин засмеялся еще сильней.
– Вообще-то я придворный художник, – сказал он сквозь смех, – но по совместительству учитель и философ, и не просто великий, а величайший. Платон мне даже не Сократ.
Иванко понял, что художник шутит и стал улыбаться шире. Он бы и засмеялся, но не знал над чем.
– Георг Лейбниц или просто дядя Георг, – представился господин. – Вы никуда не спешите?
– Нет, – сказал граф.
– Тогда посидите со мной. Пожалуйста. А то мне скучно.
Иванко, с любопытством поглядывая на художника, сел на одну из скамеек. У художника были чудноватые манеры. Особенно бросались в глаза худые длинные руки с огромными кистями. Они, извиваясь, как змеи, делали разные жесты, поддакивая словам.
– Как вам наш сад? – спросил художник.
– Нормально, – сказал Иванко, кивая головой. Мимо снова пролетела разноцветная птичка.
– Очень даже, – сказал художник. – Раньше это был главный сад дворца, сюда свозили экзотические деревья, цветы со всего света, их высаживали в строгом порядке, тщательно подрезали, ухаживали. Но лет пять назад, в замке открыли новый большой парк. Вы там еще не были? – Иванко отрицательно покачал головой. – Значит, еще будете. После открытия парка этот сад оказался ненужным. Ломать его не стали. Просто забросили. Садовник умер, а нового искать не стали. Деревья разрослись, лианы переплелись, и всё приобрело сегодняшний дикий вид. И то ли еще будет. Ну а когда ваша очаровательная сестра стала принцессой, ей понравился этот сад, и она выбрала его в свои личные владения. Так что здесь совсем никого не бывает кроме особо приближенных к Ее Высочеству. Можно сказать, что из постоянных обитателей здесь кроме птиц, я и Аленка.
– Аленка – это фрейлина? – заинтересовался граф.
– Вы уже знакомы? Да, наша Катя называет ее фрейлиной. Аленка живет в этом саду. Мы с ней друзья.
– Живет в саду? – не понял Иванко. – На лавочке спит что ли?
– Нет, конечно, – засмеялся художник. – У нее здесь домик со всеми удобствами где-то в зарослях. Она жила там вместе с садовником, теперь живет одна.
– Она дочь садовника?
– Нет. Садовник просто занимался ее воспитанием. А так она сирота, подкидыш.
– Да ладно, – удивился Иванко.
– Правда. Это старая история. Я не очень знаю подробности, но, типа, классическая корзинка с орущим новорожденным младенцем. По-моему в этом саду ее и нашли. Покойная королева удочерила ее, то есть вру, удочерить она ее не могла, но дала ей имя, позаботилась о содержании, воспитании. Кстати…
Художник достал пачку листов из папки воткнутой сбоку кресла, пролистал их и один лист протянул графу. На листе был карандашный рисунок ангелочка. В качестве ангелочка была нарисована девочка, лет 12 с крылышками, в которой граф сразу узнал Аленку.
– Она красивая, – сказал Иванко, смотря на рисунок.
– Нет, она не красивая, – не согласился дядя Георг. – Это я могу быть красивым или вы, а она сказочная. Она из другого мира, глядя на нее хочется сказать: «аллилуйя или слава тебе, Боже!» Она лучшее доказательство существования Бога… или хотя бы рая.
В этот момент громко хлопнула одна из дверей в сад, и послышались чьи-то быстрые шаги. Иванко вопросительно посмотрел на художника. Художник засмеялся.
– Это ваша сестренка. Здесь больше никто так дверьми не стучит.
Граф встал со скамейки и пошел посмотреть. Действительно, по одной из дорожек спешила к фонтану принцесса. Увидев брата в новом костюме, она засияла и уже через мгновение тормошила Иванко в своих объятиях.
– Вот видите, дядя Георг, даже из свинопаса можно сделать аристократа, – смеясь, сказала Катя, – достаточно погладить штаны со стрелочками. Нас ждут, так что аривидерчи. А это что? Аленка что ли?
Принцесса заметила лист с рисунком.
– Да, – кивнул художник, – во всей красе.
– Думаете, подрисовать крылышки и сразу красотища? Какая она тут толстая? Лучше бы пятачок подрисовали, образ был бы законченей.
– Я не Аленку рисовал, как ангела. Мне нужен был ангел для открытки, а с кого еще рисовать, как не с Аленки, – стал оправдываться художник.
– Да я не критикую, отличный рисунок, – засмеялась Катя, – брови, нос-курнос, зубы, все на месте. Спасибо. Дарю.
Принцесса протянула рисунок брату. Иванко взял лист и вопросительно посмотрел на художника. Художник, смеясь, развел руками.
– Я включу сие творение в платежную ведомость, – сказал он Кате.
– Конечно, дядя Георг, всё как обычно, – ответила принцесса. – Нарисуете еще. Вас же не сильно напрягает процесс? Творческий пот не течет ручьями? А объект для копирования отловить не сложно – носится туда-сюда с утра до вечера. Ладно, нас ждут. Смотрите, не скучайте здесь.
– Вы, конечно, принцесса, но не все ваши приказы выполнимы, – ответил художник. – Я буду скучать.
– Тогда скучайте, – сказала Катя, – но это разрешение, а не приказ. Пошли, братик.
– Спасибо, – сказал Иванко художнику, кивая на рисунок.
– Не за что, – ответил художник. – Будет время-желание – приходите. Я всегда тут.
Иванко кивнул. Сестра схватила брата за руку, и они пошли.
Когда принцесса с братом вышли из охраняемых покоев, замок из пустынного стал многолюдным. Дамы и господа, приглашенные на предстоящий бал, прогуливались по бесконечным залам. Ее Высочество, держа графа за руку, быстро пересекала одну залу за другой. Завидев принцессу, гости замолкали и склонялись в глубоких реверансах. Катя на все эти знаки уважения не обращала никакого внимания. Похоже, она привыкла. Наконец, они вошли в другую контролируемую зону, в покои короля. Снова стало тихо и спокойно. Они прошли через несколько пустых комнат и, поднявшись по лестнице, остановились перед дверьми, за которыми слышалась музыка и голоса. Катя уже хотела открыть дверь, но Иванко ее остановил.
– А что тут будет? – тихо спросил он сестру.
– Торжественный королевский завтрак в честь того, что утро настало, – шепотом ответила Катя.
– А я уже завтракал.
– И что? Завтракать можно до обеда.
– А как себя вести?
Принцесса на секунду задумалась.
– Захочешь плеваться – плюй на пол, не промахнись, захочешь поковырять в носу – ковыряй по часовой стрелке, не перепутай, захочешь рыгнуть…
– Заткнись уже, – разозлился Иванко, – не смешно. Я серьезно спрашиваю.
– Ну-ка зафиксируй свою хмурую физиономию и вперед. Пусть ребята вздрогнут.
Иванко хотел ущипнуть сестру, но она решительно наотмашь отворила двери.
Зал, в который они вошли, был просторным, с большими окнами. В углу на эстраде расположилось несколько музыкантов, которые играли что-то милое и на которых никто не обращал внимания. Посреди залы стояла сцена с опущенным занавесом. Перед сценой были места для гостей в виде беспорядочно расставленных кресел, между которыми стояли столики с разнообразным десертом. В зале было всего три человека: принц и два господина: один – высокий, другой – маленький.
– А вот и Ее Высочество к нам снизошли, – сказал, улыбаясь, высокий господин, повернувшись к Кате с Иванко.
Принцесса представила брату собравшихся господ. Высокий господин оказался главным королевским доктором по фамилии Шапито, а маленький господин – премьер-министром по фамилии Дирижабэль. Иванко пожал мужчинам руки.
– А где Его Величество с шутом? – спросила Катя.
– Ждем, как обычно, – ответил Шапито, – вы тоже не очень спешили.
– Если бы вы, как доктор, измерили нам пульс и давление, то убедились бы, что мы летели сюда вприпрыжку, – ответила на упрек Катя.
– Напоминать слесарю про вантуз во время культурного отдыха могут только бездельники, – парировал доктор.
Принц, прикрыв рот рукой, широко зевнул и уселся на одно из кресел. Премьер-министр хотел сесть рядом с принцем, но передумал. Он вернулся к принцессе.
На его лице читалось раздражение.
– Ваше Высочество, рассудите нас с этим типом, – премьер-министр кивнул на усмехающегося доктора. – Он анархист и вольнодумец. Должно же это быть как-то наказуемо.
Доктор засмеялся.
– Что опять не так? – спросила принцесса.
– Послушайте, что он говорит, – премьер-министр посмотрел на доктора. – Или вы уже не говорите?
– Могу повторить, если так интересно, – сказал доктор. – Мы сейчас обсуждали вчерашнюю казнь одного товарища. Если не в теме, то он забил до смерти своего соседа по даче, настучал молотком по голове. Этот товарищ объяснил, почему убил. Он привел удивительные аргументы, типа, «а чё он», но речь о другом. Господин Дерижабэль заявил, что если бы не было нравственного закона внутри человека и нравственного закона снаружи, в виде виселицы, судов и лично премьер-министра, то все бы забили друг друга молотками, ну или другим инструментом. На что я ответил, что если и надо кого-то повесить за это убийство, так именно этот самый нравственный закон. Рассудите сами. Внешний нравственный закон говорит, что убивать нельзя, а то повешу, а внутренний, такой же нравственный и так же жаждущий справедливости говорит, даже орет: «убей этого гада, он потоптал твою редиску». Вот так и получается, что закон-то нравственный, а в результате два трупа. И кого за это вешать? Только нашего Дерижабэля, как ходячее олицетворение нравственности.
Дерижабэль посмотрел на доктора, на смеющуюся принцессу и, нахмурив брови, уселся в кресло рядом с принцем.
Тут за дверьми послышался шум. Двери отворились, и в зал вошел король в сопровождении шута. Король остановился в дверях, а шут, ни с кем не поздоровавшись, пошел в сторону занавешенной сцены, на которой, судя по шорохам, всё это время находились актеры. Шут был карликом, ростом с семилетнего мальчика. У него была большая лысеющая голова и маленькие ножки. Король сначала пошел за шутом, но потом передумал и подошел к гостям. Король был очень толстым человеком. На нем был пестрый костюм. Большая голова вертелась на короткой шее. Редкие волосы торчали во все стороны. Он был похож на огромную курицу.
– Простите господа, что заставил вас ждать, но лучше ждать, чем не дождаться – громко обратился король ко всем. – Сейчас начнется представление. Вольдемар соизволил что-то там написать веселое. Потерпите чуть и будем хохотать. Господин Иванко, – обратился король к графу, – рад вас видеть. Мне шут, Вольдемар который, про вас только и говорит второй день. У нас из-за аварии пол столицы без электричества, а он все про вас и про вас, про вас и про вас. Так что я рад вас видеть.
Король попросил всех садиться. Принцесса прыгнула в одно из кресел. Иванко сел рядом.
– Эй, шут, – закричал король, направившись к сцене. – Скоро ты там?
– Тише, государь. Мы уже готовы, – раздался высокий голос из ближайшего к сцене кресла. Король повернулся. Карлик Вольдемар уже сидел.
Король сел рядом с шутом. Карлик хлопнул в ладоши и из-за занавеса на сцену вышел господин в черном фраке.
– Спектакль по пьесе господина Вольдемара «Казус Дон Жуана», – нараспев произнес он. Занавес открылся. Представление началось. Спектакль был вариацией на тему Дона Жуана, пришедшего соблазнять вдову Командора Донну Анну. В новой трактовке Донна Анна оказалась редкой стервой. Она довела Дон Жуана до истерики и, пришедшему из преисподней Командору, пришлось забрать с собой не своего убийцу, а свою женушку. В общем, всё началось как трагедия, а в конце оказалось шуткой. Правда, не очень смешной. Анонсированного веселья так и не случилось. После вежливых аплодисментов актеры вышли из-за занавеса, раскланялись, после чего собрали свои вещи и ушли. Карлик поблагодарил всех за внимание и снова уселся рядом с королем. Зависла пауза. В общем-то, можно было расходиться, но что бы уйти вперед короля, нужен был повод.
– Знаете, господа, – прервал паузу король, – мне сегодня сон приснился. Лечу это я во сне и вижу дерево, а на ветке сидит покойный министр тайной полиции, сидит, грустный такой. Я подлетаю к нему и говорю: «Привет, Алекс, о чем грустишь?» А он мне: «Что-то жизнь совсем не мила». А я ему: «Да ты же умер давно». А он мне: «Вот по этому-то и не мила».
Король обвел гостей взглядом. Все молчали.
– Помнишь Алекса, сынок? – обратился король к принцу.
– Помню, – сказал принц, – редкая сволочь.
– Конечно, сволочь, но юморист же был. Неужели он сейчас в аду?
Никто королю не ответил.
– Если бы я был Богом, я бы простил Алекса только за его чувство юмора, – заявил король.
– У Бога нет чувства юмора, – вступил в разговор доктор.
– Как нет? – удивленно спросил король и повернулся к шуту. – Это правда, Вольдемар?
– У Бога прекрасное чувство юмора, – ответил карлик.
– А анекдотик можно? – попросил король.
– Запросто. Посмотрите в зеркало и смейтесь, сколько хотите, – сказал карлик и засмеялся.
– Хамить верховной власти? – нахмурился король.
– Как можно. Я имел в виду не вас лично, а вас, как человека, потому что человек и есть воплощенное чувство юмора Бога, – ответил карлик. – Молись Ему или проклинай – без разницы. Небесный хохот не умолкает. Поверьте, то, что мир театр, а люди в нем актеры – неправильное умозаключение. Правильней сказать «мир – цирк, а люди в нем клоуны». Миллионы клоунов и один зритель, умирающий со смеху. Людям глупо боятся наказания за свои проказы. Каждый из нас после смерти получит по конфетке….
Через несколько минут королевский завтрак был окончен. Катя с Иванко вернулись в покои принцессы. У Кати начались уроки танцев. Перед началом занятий принцесса нашла Аленку и дала ей поручение показать графу замок.
– Хорошо, – кивнула фрейлина, откладывая выкройки платья, – только я не умею показывать замки.
– Приличные девушки должны уметь показывать замки, – ответила Катя.
Аленка пошла к себе переодеваться, и вернулась через пять минут в нарядном голубом платье. Они вместе с графом отправились на прогулку. В залах было многолюдно. Дамы и господа не спеша прогуливались. Иванко с Аленкой тоже никуда не торопились.
– Сейчас много людей, а бал пройдет никого не будет. Идёшь куда-нибудь, идёшь, и никого нет, – сказала Аленка. – Даже не знаю, что вам показать. Тут смотреть-то особо нечего. Можно было бы в парк сходить, там интересно, но Ее Высочество не разрешила. Пошлите, картины посмотрим?
– Пошлите, – согласился Иванко.
Вскоре они пришли в Картинную галерею, состоявшую из нескольких вытянутых комнат, по стенам которых висели картины. Людей было много. Иванко и Аленка стали ходить от картины к картине время от времени перебрасываясь впечатлениями. Одна из картин заинтересовала графа. Она была странной. На ней был нарисован не то сад, не то просто большой зал. Он был весь в цветах, одни цветы. В центре картины стоял стол. На белой скатерти стоял гроб, обитый в белое, в котором тоже вся в белом лежала маленькая девочка. Глаза у девочки были закрыты. Руки сложены на груди. Девочка была засыпана цветами. Что-то было в этой картине очень странное. Граф никак не мог понять что именно.
– Узнали? – спросила Аленка.
– Что? – не понял граф.
– Это я.
Иванко посмотрел на фрейлину. Фрейлина показала на картину.
– Я нарисована, – уточнила она.
– Да вы что, – удивился граф и внимательней посмотрел на нарисованную девочку, потом перевел взгляд на фрейлину. Аленка, кривляясь, закрыла глаза и сложила руки на груди.
– И, правда, вы. Чудеса какие-то, – сказал Иванко.
– Какие чудеса? – засмеялась Аленка. – Это дядя Георг рисовал. Я ему уже раз сто позировала. Ему больше рисовать некого, приходится терпеть. Там же не просто так. Надо не шевелиться долго.
– А что он вас в гроб уложил? Глупая шутка.
– А я не лежала в гробу. Я на лавке лежала.
– Все равно глупо. Вам не было страшно?
– Конечно, нет. Это же, как бы не я. На самом деле это какой-то персонаж, какой-нибудь карапуз из античного мифа. Я точно не знаю какого.
Граф посмотрел на подпись под картиной. Было написано «Георг Лейбниц. Райский сад».
– Ерунда какая-то, – повторил Иванко.
– Жаль, что вам не понравилось, – вздохнула Аленка.
– Жаль, – согласился граф и улыбнулся. Фрейлина улыбнулась в ответ. Она ничуть не расстроилась.
Принц Артур сидел в своем рабочем кабинете и просматривал утреннюю печать. Вошел слуга.
– Извините, – сказал слуга, – господин обер-прокурор уже полчаса ждет.
– Ах да, – вспомнил принц о назначенной на полвторого встрече и посмотрел на часы. На часах было без пяти три.
– Просите, – сказал принц и отложил газету. Слуга вышел и почти сразу вошел обер-прокурор.
– Здравствуйте, Афанасий Никитич, – сказал пристав в кресле принц. – Простите, что заставил вас ждать. Садитесь, пожалуйста.
Обер-прокурор сел на указанный ему стул.
– Какое у вас дело? – сказал принц, попытавшись улыбнуться.
– Ваше Высочество, – сказал обер-прокурор предельно серьезно, – я пришел вас просить об одном законе, который на днях будет представлен в Совет Министров на утверждение.
– «За» или «против?» – уточнил принц.
– Против. Очень, – еще больше нахмурился обер-прокурор.
– И что же это за закон? Хотя дайте угадаю. Закон об обязательном образовании?
– Конечно. Абсолютно бредовый закон. Такое чувство, что вы не ведаете, что творите.
– Ну-ну, давайте поспокойней, – сказал принц и достал из ящика ножнички для ногтей. – Не надо эмоций. Поконкретней можно? Хотя дайте угадаю еще раз, вы против перевода Закона Божьего на факультатив?
– Да. Вы все сами знаете. Но это не самое ужасное, самое ужасное это ваши новые учебники. Что еще за равенство всех религий? Что еще за единый Бог для всех?
– Нет, вы неправильно поняли, – принц положил ножнички на стол. – Никто не говорит про равенство. Просто у каждого человека должна быть свобода выбора. Пускай каждый человек сам решает для себя, во что ему верить. По-моему это называется свободой совести.
– Мне все равно как это называется, – стал горячиться обер-прокурор. – Церковь категорически против такой позиции.
– Боитесь конкуренции? – усмехнулся принц.
– Нет. Хотя, если хотите, да. Поверьте, свобода совести – это не добродетель. С помощью этого закона и с помощью всех этих модных словесов вы хотите в открытую, на государственном уровне, сеять ложь в незащищенных детских умах. А знаете ли вы, что нет больше греха, чем соблазнить ребенка? Так почему же строго наказывая за развращение детей, государство собирается само заниматься этим.
– Стоп. Вы не правы.
– Нет, Ваше Высочество, я абсолютно прав. Кто дал нам право сеять плевелы на Божьем поле? Кто дал нам право ставить сети и петли детским сердцам на пути к истине? Разве их мало и без нашей помощи? Кто дал право нам, призванным охранять истинное учение Христово, самим искушать? Или мы не боимся суда Божьего?
– Еще раз стоп, Афанасий Никитич, – принц стал раздражаться, – вы передергиваете. Если ваше, точнее, наше вероисповедание – истинно, в чем я и сам убежден, то чего нам бояться? Те, кто от истины, как написано, найдут истину сами, но свободно, без принуждения. По-моему с помощью этого закона мы как раз избавляем поле от плевел. Разве не так?
– Не так. Давайте тогда во имя вашей, так называемой, свободы начнем учить разврату, извращениям, садизму и всё компетентно, без навязывания. Пускай дети сами выбирают, чем заняться после уроков. Бойтесь язычества. Падать всегда легче, чем подниматься. Посеяв свободу совести, вы пожнете бунт, агонию и смерть, ибо всякий Вавилон будет разрушен. Таков закон.
– Перестаньте разговаривать со мной в таком тоне, – принц зло стукнул кулаком по столу.
– Я вас понимаю. Как пойдешь против всемогущего шута, – сказал обер-прокурор, оскалив редкие зубы.
– Причем здесь господин Вольдемар? – спросил принц, барабаня пальцами по столу.
– Так это же он протежирует этот закон.
Принц сжал руки в кулаки, сделал несколько глубоких вдохов-выдохов и расслабил ладони.
– Принятие закона зависит целиком от решения Совета Министров, так что я ни чем не могу вам помочь, – сказал принц и, взяв ножнички, стал осматривать свои ногти. Обер-прокурор резко встал и, не прощаясь, вышел.
Аленка и Иванко вернулись в покои Ее Высочества к обеду. У принцессы кончились занятия, они все вместе пообедали, после чего должен был прийти «великий» Готье. Готье пришел и Катя с Аленкой занялись платьем для бала. Бал был на носу, а платье никак не заканчивалось.
Иванко вернулся к себе. Он был очень возбужден. Причиной возбуждения была фрейлина Аленка. Иванко влюбился в нее. Влюбился с первого взгляда, но догадался об этом он только сейчас, когда остался один. В комнате было тесно, надо было куда-то выйти. Иванко вышел в коридор. В коридоре никого не было. Чуть потоптавшись, Иванко пошел в Зимний сад.
На столике стояли шахматы. Доктор Шапито и художник Лейбниц играли уже с полчаса. Художник думал над ходом, а доктор говорил:
– Слушай, Георг, глубоких мыслей вообще, не существует в природе. То, что кажется нам глубоким, также плоско, как и то, что кажется нам плоским. Просто плоскости у всех разные, и так получается что некоторые мысли плоски в глубину. А так, наш ум – это лист бумаги, два измерения, поэтому он так убого разбирается с объемным миром. Так что поменьше думай и ходи уже. Следующий раз принесу часы.
Художник оторвался от доски и развел руками.
– Я проиграл, – сказал он.
– Я знаю.
– А в дебюте у меня было преимущество.
– Это была иллюзия преимущества.
– Нет, я отлично начал, просто ошибся потом. Ты меня заболтал. Не надо было есть твою лошадь.
– Правильно. Есть лошадь вредно. Диета – основа всех побед. О, граф, как вы во время, – доктор увидел Иванко, пришедшего к фонтану. – Теперь я могу сбежать от этого паучка.
Доктор кивнул на художника и стал складывать шахматы в коробку.
– Как у вас здоровье-то? Ничего не болит? – поинтересовался доктор у графа.
– Ничего, – ответил граф.
– Жаль, – засмеялся доктор, – придется дружить на расстоянии. Ладно, я побежал. Некогда. Время, деньги, все дела.
Доктор пожал руку графу и художнику, после чего ушел.
– Шапито, конечно, остроумный человек, но всем этим остроумным людям невозможно ничего объяснить. Там где кончается их остроумие, они становятся непроницаемо тупыми, – сказал дядя Георг и постучал своим костлявым кулаком по столу.
Иванко засмеялся. Он вспомнил, как Аленка споткнулась об ступеньку и чуть не упала, вспомнил ее выражение лица. Это было очень смешно.
– Обживаетесь? – спросил художник, решив, что граф смеется над его умозаключением.
– Да. Мне нравится тут, – сказал Иванко.
– Что делали? Чем занимались?
– Да так. Театр смотрели, с Аленкой гуляли. Кстати, у меня один вопрос к вам. Мы сейчас видели вашу картину, где маленькая Аленка лежит в гробу. Она сказала, что вы какой-то древний миф так иллюстрировали. Что за миф такой?
– Я помню эту картину. Понравилась?
– Нет. Совсем не понравилась. Ерунда какая-то.
– Да? – художник на секунду растерялся. – Это не миф. Это иллюстрация к моему стихотворению.
– Стихотворению? – переспросил Иванко. – А где его можно прочитать? Мне надо знать.
– Я могу его прочитать прямо сейчас. Я его помню наизусть. Оно мне приснилось однажды. Я проснулся и просто записал слова. Прочитать?
– Конечно, – сказал Иванко.
Художник на секунду закрыл глаза, почесал затылок и стал нараспев декламировать:
Маленький гроб. Хрупкие розы.
Девочка в белом. Лет двенадцать.
Тихое утро вечного лета.
Сказочный сад. Цветы да деревья.
Ни ветерка. О чем здесь ветер?
Что-то чужое мне нашептало:
«Жизнь не должна касаться смерти.
Жизнь не должна нарушать покой.
Твое дыхание неуместно.
Твое дыхание нарушает»…
Но что мне делать с моим дыханием?
Я не умею, что б не дышать.
Пока не умею. Всему свое время
Всему своя радость. А пока:
Стол. Гроб.
Девочка в белом. Лет двенадцать.
Белые розы. Очень красиво.
Очень тихо. Недоступно…
Мне объяснили, что это рай.
Я не поверил, но кто его знает?
– Как вам? – спросил художник, после паузы. – Тоже ерунда?
– Нет, не такая ерунда, только я не понял. Что это значит?
– Я не знаю, Ваше Сиятельство. Мир – не школьная тетрадь. Нельзя выучить от сих до сих и всё понять. Я увидел образ. В нем была мысль. Я написал стихотворение, написал картину, если бы умел, написал бы симфонию, балет, пирамиду бы построил, только что бы выразить этот образ. Но от этого он не стал бы доступней.
– Понятно, – сказал Иванко, после длинной паузы.
– Прекрасно, – засмеялся художник. – Может, тогда приступим?
– К чему?
Вместо ответа художник достал свою папку и вытащил из нее пачку скрепленных, плотно исписанных, листов.
– Это первый семестр, – засмеялся художник. – Ваша сестра просила меня дать вам уроки. Учить вас рисовать смысла не вижу. Поэтому будем учиться думать. Тут несколько совершенно неочевидных утверждений на самые абстрактные темы. Я утверждаю, вы опровергаете. Договорились?
– Давайте, – согласился граф, толком не поняв о чем речь.
– Для начала простенькое. «О жизни и смерти». Читаю?
– Читайте.
Художник взял листок и стал читать:
О Жизни и Смерти.
«Смерть – отрицание жизни. Она делает нашу жизнь бессмысленной, все наши помыслы суетой. Победа над смертью – вот цель человека. Победа над смертью вернет жизни смысл». Так говорят жизнелюбцы. С другой стороны другие люди поют о смерти-утешительнице, о том, что смерть – это лучшая награда человеку за мучения жизни, о том, что все мы отдохнем и о том, что и рождаться не стоило. Так говорят любители смерти. Рассмотрев оба эти мнения заметим, что они, собственно говоря, мало чем отличаются друг от друга, потому что оба не верны. А дальше мое утверждение с красной строки.
Итак, я утверждаю, что смерть – есть фундамент жизни. Любая воля к жизни, любое желание жить может существовать только тогда, когда есть смерть. Если человека лишить смерти – он не захочет жить. Собственно говоря, можно сказать, что смерть и есть воля к жизни. Без смерти жизнь лишиться смысла, станет абсурдом, у человека не останется воли, чтобы пошевелить пальцем. И это в самом прямом смысле. Наше «завтра» разряжает волю к нашему «сегодня». Известно, что нигде так не хочется жить, как в камере смертников, где любовь к жизни доходит до судорог. Бесконечное «завтра» бесконечно бы размазало волю к «сегодня». Человек бы просто лег на землю и никогда бы не захотел подняться. Так что борьба жизнелюбцев со смертью – это борьба против своего же жизнелюбия….
Художник закончил чтение, отложил листочек в сторону и посмотрел на графа. Граф пожал плечами. Он не знал, что сказать. Но, как оказалось, ничего говорить и не требовалось. Художник взял другой листок и прочитал еще один небольшой текст. Потом еще. Иванко слушал с интересом, но не понимал горячность, с которой художник строил свои утверждения.
– Вам надоело? – спросил художник, отложив очередной листок.
– Нет, – сказал граф. Ему и, правда, было интересно. Но если бы художник взялся читать ему какие-нибудь «в гостях у пиратов» или «сокровища одноглазого тролля», он тоже с удовольствием бы послушал.
– Хватит на сегодня, – сказал художник и стал складывать свои листочки.
Тем временем стало быстро темнеть. Сад погрузился в сумерки. Вокруг всё притихло, только фонтан все также неугомонно шелестел водой.
– Как быстро темнеет зимой, – сказал художник, закинув руки за голову, – когда темнеет мне всё время думается… какая-то мысль приходит…. даже не мысль, а так, что-то странное. Знаешь, вот часы, большие часы с маятником и идут тихо так. Тик-так, тик-так. Стрелки крутятся. А мне страшно. Я боюсь часов. Видишь ли, его называют временем. Все смотрят на часы и ничего не знают о нем… Мне всегда мерещится одна и та же картина. Вот представьте себе поле, огромное снежное поле, так что ни конца, ни края и по нему идет человек, человек почему-то в черном. И вот он идет, совсем не зная куда, а может быть и зная. И это все так издалека, так что только черная точка, бескрайнее поле и снег. Такая картина.
Художник замолчал. Иванко тоже молчал. Тут совсем рядом послышались шаги. Граф оглянулся и увидел, как из темноты выплыла стройная фигура слуги.
– Господин Лейбниц, я за вами, – раздался спокойный голос.
– Хорошо. Я готов, – ответил художник, положив листочки себе на колени.
– До свидания, граф, приходите, завтра или когда захотите. Я вам всегда буду рад.
– Конечно, приду, – ответил Иванко.
Слуга взялся за спинку кресла и аккуратно покатил художника сначала вокруг фонтана, а потом по одной из аллей.
Вернувшись из сада, Иванко сразу пошел к Кате. Ему хотелось еще раз увидеть Аленку. У Кати хозяйничал великий Готье. Аленка, как ассистент хирурга на операции, подавала ему то рулетку, то ножницы, то иголку. Катя стояла в нижнем белье, как манекен и ее постоянно измеряли. Иванко вызвался помочь, но Готье оказался противным старикашкой. Он замахал на Иванко руками и попросил не мешать. Обменявшись с Аленкой улыбками, граф пошел к себе. Было уже поздно, но спать не хотелось. Он лег на кровать и смотрел на потолок, пока не задремал. Его разбудил стук в дверь. В комнату вошла Катя.
– Еще не спишь? – спросила она.
– Нет. Закончили с платьем? – спросил Иванко.
– Почти. Завтра доделаем.
Катя села на кровать. Иванко сел рядом.
– Как там у нас? – спросила принцесса.
– В деревне? – уточнил граф
– Ага.
– Всё также. Ничего не изменилось. Тебе от всех привет.
– Спасибо. Не обиделись на меня, что я на похороны отца не приехала?
– Нет, – отрицательно покачал головой граф. – Никто и не думал, что ты приедешь.
– Могли бы и лучше обо мне думать, – усмехнулась принцесса.
Граф промолчал.
– Отчего он умер? – спросила Катя. – Я что-то так и не поняла.
– Его свинья загрызла, – ответил граф.
– Свинья? – удивилась принцесса. – Как это?
– Перепил, уснул в луже, мимо проходила свинья, и горло ему перегрызла.
– Мерзость какая, – принцесса поморщилась. – Свинья-людоедка. Не знала, что так бывает.
– Она не людоедка. Просто папаша занял ее лужу. Не переживай, мы свинье отомстили, съели на поминках.
– Шутишь так?
– Да, шучу, – без улыбки сказал Иванко. – А я тебя ждал тогда. Мне так тебя не хватало.
– Извини, но я даже не рассматривала варианты. Я решила никогда туда больше не возвращаться и никогда туда больше не вернусь…
Принцесса еще с полчаса посидела у брата, расспросила про общих друзей и подруг, после чего они предались воспоминаниям.
– Ладно, спокойной ночи, – сказала принцесса, вставая. – Завтра я с утра зайду. Пойдем в Большой парк. Понял?
– Как скажешь.
– И ещё, смотри, к тебе сейчас может карлик зайти, шут Вольдемар. Ты не пугайся.
– Что ему надо? – не понял граф.
– Просто он любит делать внезапные визиты, а ты ему, похоже, очень интересен. В общем, ты его не бойся. Он безобиден, в смысле, для тебя безобиден, но любит разные выходки. В случае чего гони его в шею. Ну, пока.
Принцесса, поцеловав графа, вышла.
Оставшись один, Иванко не спеша расправил постель. Под подушкой лежал портрет фрейлины, нарисованный дядей Георгом. Граф взял его в руки и надолго задумался. Очнувшись от задумчивости, он положил портрет назад под подушку и стал раздеваться. Вдруг медленно отворилась входная дверь. Граф, похоже, забыл ее закрыть. Иванко подошел, что бы запереться, но тут в дверном проеме закачался шутовской колпак с бубенцами. Он был подвешен на веревочку и упал откуда-то сверху. Иванко выглянул в коридор. В коридоре никого не было.
– А я уже тут, – раздался высокий голос из комнаты. Иванко обернулся. В кресле сидел господин Вольдемар. На нем был утренний костюм, но без галстука. Карлик хитро улыбался.
– Ловко вы, – сказал, улыбнувшись в ответ, граф.
– Очень ловко. Я известный проныра.
Граф снял шутовской колпак с веревки и подал его карлику.
– Ваше? – спросил граф.
– Моё, но могу одолжить.
– Спасибо, пока не надо.
– Прошу прощения, что так поздно и неожиданно, но вы не закрыли дверь. А что мы совсем незнакомы, то я за этим и пришел.
– За чем? – не понял граф.
– За знакомством. Вольдемар, – карлик протянул руку.
– Иванко, – представился граф, пожимая руку. Рукопожатие получилось крепким с обеих сторон.
– Лучший способ познакомится, поиграть в туда-сюда, – сказал карлик. В руках у него откуда-то появился теннисный мячик.
– У меня нет ракеток, – ответил граф.
– А мы без ракеток, – карлик поднял руку с мячиком вверх. – Я работаю шутом при короле – не путать с клоуном или дрессированным пуделем. Быть забавным не входит в мои обязанности. Ваш ход.
Карлик бросил мячик графу. Граф поймал его.
– А, понял, – сказал Иванко. – Я нигде не работаю…. Ваш ход.
Граф кинул мячик карлику.
– Мой ход был интересней. 1-0 в мою пользу, – карлик снова бросил мячик графу.
– А мой – точнее. 1-1, – ответил граф и бросил мячик карлику.
– Больше всего люблю подсматривать и подслушивать, обожаю людские секретики.
– Больше всего люблю… – Иванко замялся, – Это секрет или даже секретик, но вы его не узнаете.
– Узнаю и всем расскажу. Больше всего ненавижу… учителей.
– Я не учитель.
– Нечестно, – покачал пальцем карлик.
– Больше всего ненавижу… жуков таких кусачих, – сказал, наконец, граф и вернул мячик карлику.
– Я разговариваю на пяти языках.
– Я разговариваю с человеком, разговаривающим на пяти языках.
– М-м. Я могу спрятаться в дамской сумочке.
– Вас найдут.
– Не найдут. Меня никогда не найдут, потому что я всегда ни там где я есть. Что можете вы?
– Я могу стрелять из лука. То есть, могу попасть мухе в зуб с десяти метров.
Мячик снова оказался у карлика. Он засмеялся, поднял руку, задумался и, что есть силы, бросил мячик об стенку. Мячик запрыгал по комнате.
– Я выиграл, – сказал карлик.
– Почему это?
– Потому что я люблю выигрывать, а вам всё равно.
– Хорошо, вы выиграли.
Карлик еще раз засмеялся. Похоже, он был в хорошем настроении.
– Слушайте, граф, – сказал шут, – а вы шустрый. За это я буду вас эксплуатировать. Помогите, – в руках карлика неоткуда появилась картонная карточка.
– Как вы это делаете? – удивился граф.
– Это обычный фокус и это не интересно. Лучше помогите мне с тестовыми вопросами для Тюбингеского университета. Я обещал тамошнему декану написать 21 остроумный вопрос для тестирования студентов. Аванс я уже прогулял, а никак не закончу. Смысл вопросов в том, что рассказывается небольшая занимательная история, а студент её заканчивает. Это тест на сообразительность. Историй-то я насочинял, а с концами проблемы. Не всегда могу понять, насколько мои ответы правильны, на самом деле эти истории так закачиваются или это прихоть автора? Давайте всего один тест на ночь глядя? Готовы?
– Давайте, – кивнул Иванко.
Карлик стал читать с картонки:
Когда-то в Сирии жил Учитель, бродячий проповедник, вокруг которого толпились ученики. Учитель был умён, ничего не боялся и даже творил чудеса. Проповедовал он странные вещи, почти сумасшедшие, но в нем было столько обаяния, что ученики, открыв рот, готовы были идти за ним хоть в ад. Среди учеников был симпатичный юноша, тоже очарованный Учителем. Этот ученик был не глуп и даже немного умен, но у него была одна беда. Он сам хотел быть учителем, хотел иметь свое учение, своих учеников. В присутствии же своего Равви, он терялся, и все время задавал самые глупые вопросы, давал самые идиотские комментарии. Несколько раз он пытался оставить Учителя, но не мог. Он пару раз уходил «насовсем», но на следующий день возвращался вприпрыжку. И вот однажды, Учитель, отправляясь в дальнее селение, взял с собой только этого ученика. В дороге они много разговаривали. Наступила ночь. Они заночевали на обочине дороги. Учитель уснул, а ученик достал свой нож и перерезал Учителю горло. Всю ночь ученик рыл могилу. К утру Учитель был закопан. Стало светать. Было морозно и сыро. Ученик, дрожа от холода, взошел на могильный холм и, повернувшись к восходящему солнцу, сказал:
– Посмотри, Равви, на восходящее солнце. Это встает мой рассвет. Я сейчас уйду, а ты останешься здесь. Послушай же, что говорит тебе твой лучший ученик, который посмел победить тебя. Ты знаешь, Равви, я боялся тебя. Я так тебя боялся. Ты не давал мне дышать. Ты вязал меня по рукам и ногам. Но я убил тебя. Я наконец-то освободился и пойду своим и только своим путем. Ты не понял, что я не твоя обезьяна и я не твоя овца. Я – Учитель, еще более великий, чем ты. У меня будут тысячи учеников, миллионы. Весь мир пойдет за мной. Я скажу то, что никто до меня не говорил. Я останусь в веках. Радуйся, Равви, и прощай.
Ученик замолчал. Солнце взошло. Длинная тень стелилась по сырому полю. Ученик сошел с могилы и рассмеялся. Но его смех прервался. Он последний раз оглянулся назад. Невысокий холм был истоптан его ногами. Он гордо поднял голову, вышел на дорогу и пошел навстречу, грозно встающему в замерзшем небе, утреннему солнцу.
– Вообще-то всё, – сказал карлик и перевернул картонку. – А теперь закончите последнее предложение этой дивной истории. Тем же вечером, в номере ближайшего трактира, ученик…. С вас всего одно слово. Глагол. Ответ на вопрос: «что сделал?». Итак, ученик…
– Повесился? – сказал граф.
– М-м, работает загадка. Но как-то слишком легко вы ответили. Наверное, надо вычеркнуть «номер трактира». Что еще можно делать в номере трактира, как не вешаться? – шут достал карандаш из кармана и почиркал на своей картонке. – Что ж. Себя поздравляю, ученик пусть висит, а с вами, что делать? Хотите поступить в Тюбингем? У меня там декан знакомый. Будете философом. Это же такое счастье ходить в протёртых штанах.
– Не хочу, спасибо, – ответил граф.
– Как хотите. А что у вас там спрятано под подушкой? – спросил карлик и выскочил из кресла. Он быстро подбежал к кровати и достал портрет фрейлины.
– Какая-то тут Аленка толстая, – засмеялся он. – Еще зачем-то крылышки ей присобачили.
– Вы знаете Аленку? – спросил Иванко.
– Лучше всех. С самого рождения. Это я нашел ее в корзинке.
– Да вы что? – удивился Иванко. – Правда? Расскажите.
Карлик ловко запрыгнул на столик, так что Иванко подивился.
– Давно это было, – стал рассказывать шут. – Я еще был молод, то есть моложе. Шел я по саду, торопился. Сад тогда был садом, цветочки, грядки, все аккуратно и по порядку. И вдруг боковым зрением заметил какое-то движение. Остановился, повернулся – вижу за кустами корзинку на самом видном месте, а из корзинки ручка торчит, покачивается. Я пролез через кусты, весь ободрался, заглянул в корзинку, смотрю, карапуз лежит, завернутый в кусок ткани, только ручки торчат. Ни кричит, не орет, просто лежит и смотрит. И взгляд такой был редкий. Удивление. Типа, ничего себе. Чему она удивлялась, не знаю. Может она просто меня передразнивала. Потому что я-то точно выкатил глазки. Потом я поднял крик. Все сбежались, всё завертелось и так далее.
– А кто ее родители?
– Не знаю. Я проверил все варианты, которых было не так много. Ни одной зацепки. Самый правдоподобный вариант, что она на корзинке спустилась к нам с неба, но купол сада даже не треснул. Тоже загадка. А почему вы спрятали портрет? Может это и есть ваш секретик?
Иванко подошел к карлику, забрал у него лист и аккуратно положил его назад под подушку.
– Просто тут его место, – чуть растеряно сказал он.
Карлик засмеялся и ловко спрыгнул со стола.
– Тогда ложитесь спать. Может вам приснится что-нибудь с крылышками.
Шут одел наголову колпак и зазвенел бубенцами.
– Дзынь-ля-ля. Дзынь-ля-ля.
А король не весел.
Дзынь-ля-ля. Дзынь-ля-ля.
Не того повесил, -
пропел карлик и подскакал на одной ноге к двери.
– Закрывайтесь изнутри, а то можно проснуться не там, где планировали, – сказал господин Вольдемар на прощание.
День 3
– Подъем!!!
Иванко подскочил на кровати.
– Ты спи, спи, – зашептала принцесса, укладывая брата назад.
Иванко снова лег, закрыл глаза и повернулся на бок.
– Подъем!!!
Иванко снова подскочил и окончательно проснулся. Было утро и солнце и хохочущая сестра, сидящая на его кровати.
– Ненормальная, – буркнул граф.
– Не спиться?
– Ненормальная, – повторил граф.
– Плохое слово. Месть, – сказала Катя и окатила Иванко холодной водой, которую заранее приготовила в кружке. Граф подскочил и выкатил глаза.
– Я же говорила подъем, а ты не верил, – хохотала сестра.
– Я теперь мокрый из-за тебя!
– Это гораздо лучше чем, если бы ты был мокрый из-за себя. Вставай, одевайся и бежим, – Катя бросила брату одежду.
– Куда?
– Тебе какая разница. Главное, что бежим очень быстро.
Иванко оделся и подошел к зеркалу. Принцесса оттолкнула его и стала смотреться в зеркало сама. Иванко подошел сзади и подставил сестре, сделанные из рук, рога. Катя хотела схватить их, но не получилось. Еще несколько минут они, хохоча, бегали и толкались друг с другом. Все закончилась тем, что Катя заломала брата.
– Сдаюсь! – смеясь, крикнул Иванко, уже не пытаясь скинуть с себя сестренку.
– То-то же, – удовлетворенно сказала Катя, отпуская его руки. – Как в старые добрые времена тебе нечего противопоставить моей силищи.
Они встали. Иванко поправил ворот рубашки, Катя – платье. Еще раз, посмотрев в зеркало, они вышли.
Над большими воротами позолоченными буквами с вензелями было написано: «Королевский парк». Катя, держа брата за руку, провела его через ворота. Парк был огромным. Аккуратные зеленые газоны, подстриженные кустарники, цветы повсюду, фруктовые деревья, скамейки, тропинки и даже речка с хрустальным мостиком, впадавшая в самое настоящее озеро, по которому с важным видом плавала стая лебедей. Над всем этим был большой стеклянный купол, почти такой же формы, как в Зимнем саду, но гораздо больших размеров.
– Йо-хо, – сказал Иванко, крутя головой. Он был впечатлен.
– Правильно. Только рот чуть прикрой, – сказала принцесса, довольная произведенным эффектом.
В парке было достаточно многолюдно. Но это были не гости, а служащие парка. Они ходили с огромными циркулями и размечали места под сооружения, которые должны были появиться здесь к завтрашнему празднику. Все были заняты делом и не обращали на принцессу с графом никакого внимания. Принцесса привела графа к озеру. На скамейке перед озером сидел принц Артур и, держа в руках буханку хлеба, кормил совсем близко подплывших к нему лебедей. Увидев, жену с братом он отложил хлеб и встал навстречу. Пока принц и граф здоровались, принцесса подбежала к берегу и замахала руками на птиц.
– Кыш, кыш, гусиное отродье, – закричала Катя. Лебеди недоуменно поглядев на нее, повернулись и обиженно поплыли прочь. – Обиделись что ли. Не обижайтесь, а то не вкусные будете.
Принцесса повернулась к мужчинам. Они смеялись над ней.
– Смеетесь от восторга или от восхищения? – спросила Катя и, не дожидаясь ответа, обняла мужа. – Артурчик, я сбегаю за лошадьми?
– Через 20 минут придет господин Маскарон, – сказал принц.
– 20 минут – это почти год. Я успею, даже торопиться не буду.
– Пошлите вместе, – предложил Артур.
– Нет. Я хочу одна, – закапризничала Катя.
– Зачем? – не понял принц.
– О-о, – вздохнула принцесса. – Понимаешь, я просто хочу показать этому гламурному красавчику, – принцесса кивнула на брата, – как я научилась ездить верхом. Когда мы были маленькими, он смеялся надо мной, потому что я все время от этих лошадей шарахалась.
– Не ты от них, а они от тебя, – вставил Иванко.
– Понятно, – улыбнулся принц, – иди, седлай, только смотри осторожней.
Принцесса тотчас убежала.
– Как вам наш парк? – спросил принц, когда они остались вдвоем.
– Мне нравится, – сказал Иванко.
– Вот откуда берется дефицит госбюджета, – засмеялся принц.
– Что-то не так с бюджетом? – переспросил Иванко. Он не понял шутки, а смеяться просто из вежливости, было глупо. Принц засмеялся еще сильней и замахал руками.