Действующие лица:
АННА – женщина старше двадцати
БЕН – мужчина старше сорока
НИНА, дочь АННЫ, – четыре года, но играет ее молодая взрослая актриса, голос за сценой
Декорация:
Два круга света на темной сцене. В каждом круге стул. Круги света не соприкасаются. Их окружает темнота. Хотя создается ощущение, что АННА и БЕН говорят друг с дружкой по телефону, телефонов у них нет, и они не делают вид, будто есть.
(Ночь. Сирена «скорой, доносящаяся издалека. Свет падает на АНГНА и БЕНА. АННА сидит в левом круге света, одета в длинную футболку, которая ей велика, с надписью «ЗОАР» на груди. Бен – в правом круге света. Между ними темнота).
АННА. Ничего не получится. Я просто хочу убедиться, что ты это понимаешь. Не нужно мне недопонимание. Эти переводы доставляли мне такое наслаждение. Они были для меня так важны. Перевод с одного языка на другой – это что-то очень интимное. Или ты так не думаешь?
БЕН. Да. Согласен.
АННА. Но ничего не получится. Потому что это абсурд. Совершеннейший абсурд. Если что-то получится. Но этому не бывать. Ничего не получится. (Пауза). Мне приснилась Вальпургиева ночь. Но я не могу рассказать тебе об этом.
БЕН. Потому что ничего не получится?
АННА. Потому что это дурная примета. Пересказывать свой сон. Особенно сон про Вальпургиеву ночь.
БЕН. Все дурная примета.
АННА. Это да. (Пауза). Я все время думаю о тебе. Это как сон. Как все хорошее, кажется нереальным. Все эти месяцы. Переводя твой текст. Переписываясь с тобой. Твой голос по телефону. Твоя фотография. Я ощущаю себя египтологом. Расшифровывая твои иероглифы. Иероглифы, ты знаешь, с греческого и означают «священновырезанные письмена». Словно твои слова выбиты на стенах коридоров в моем мозгу. Все равно, что вскрываешь гробницу, заполненную пылью столетий. Исследуя тебя. Изучая нутро твоего разума. Узнавая тебя. Нарастающая необычность всего этого, близость. Как воспоминание. Словно я знала тебя раньше. Словно это все из пьесы, в постановке которой мы участвовали. Иногда меня это пугает.
БЕН. Почему тебя это пугает?
АННА. Потому что перевод пробуждает то, что, казалось бы, уже погребено глубоко-глубоко. В тебе, но также и во мне. Словно переводишь собственную душу. Словно вскрываешь великую, древнюю, пыльную гробницу, находишь иероглифы дано ушедших дней, и вдруг осознаешь, переводя их, что они рассказывают историю твоей жизни. Словно вспоминаешь, как вырубила их в камне десять тысяч лет тому назад. Так похоже на мою бабушку.
БЕН. Твою бабушку?
АННА. Моя бабушка была одержима египтологией.
БЕН. Та, что управляла отелем?
АННА. Нет. Другая. Моя австралийская бабушка. Мать моего отца. Египтология и речные раки.
БЕН. Речные раки?
АННА. И египтология. Она жила в Лондоне. Я иногда ездила к ней. В Лондон. И мой отец. Мой отец живет в Лондоне.
БЕН. Я знаю. Ты посылала мне фотографии.
АННА. Моего отца? Не думаю. Нет у меня фотографий моего отца.
БЕН. Лондона. Те, что ты сделала для меня в Лондоне.
АННА. Да. Лондона. Надеюсь, я тебя не обидела. Не тем, что посылала фотографии Лондона, но связав тебя с пыльными, древними саркофагами и выбитыми на них письменами. Я про возникшее у меня чувство, что никто с давних пор не вскрывал тебя. Ты оставался закрытым тысячи и тысячи лет, находясь в большом старом доме, населенном призраками. Ты очень осторожный.
БЕН. Правда?
АННА. Да. Ты очень осторожный. Отгораживаешься от всех. Кто-то жестоко тебя обидел.
БЕН. Такое случается практически с каждым.
АННА. Пусть так, но кто-то очень, очень обидел именно тебя. Отнесся к тебе самым безобразным образом. Рассчитал, как причинить тебе самую сильную боль, а потом вырвал твои внутренности, как потрошильщик на колбасной фабрике, яростно швырнул их в стену, наблюдая, как они сползают вниз, а потом долго топтался на них, оставив на ковре пятна, которые тебе уже никогда не оттереть. (Пауза). Кто-то вроде меня.
БЕН. Тебя?
АННА. Я причиняю мужчинам много боли. Или причиняла до того, как родилась моя дочь.
БЕН. То есть теперь ты больше не вырываешь из мужчин внутренности и не швыряешь их в стену?
АННА. Нет. Практически нет. Я слишком занята. У меня дочь.
БЕН. Почему ты причиняла боль мужчинам?
АННА. Самозащита.
БЕН. Потому что они причиняли боль тебе?
АННА. Такое случается практически с каждой.
БЕН. Какие мужчины?
АННА. Всякие. Некое количество мужчин. Разных типов. А может, одного. Я хочу, чтобы ты понял. Если я приеду повидаться с тобой, то лишь как твоя переводчица. Исключительно ради перевода. Чтобы он стал еще лучше. После встречи с тобой я смогу переводить более точно, потому что увижу твои глаза. Это многое меняет, возможность увидеть глаза автора оригинального текста, цвет его глаз. Когда ты встречает кого-то, когда человек реально возникает перед тобой, из плоти и крови, тогда меняется все. Когда ты видишь цвет глаз, они становятся настоящими. Не то, чтобы что-то может получиться. Потому что получиться не может ничего. Собственно, я сильно сомневаюсь, что действительно смогу приехать и повидаться с тобой, но если мы повидаемся, то встреча наша будет очень короткой, исключительно ради перевода, и не получится ничего.
БЕН. Почему ты продолжаешь это говорить?
АННА. Я просто хочу, чтобы ты понял. Я не хочу, чтобы у тебя возникли ложные надежды.
БЕН. Будто что-то может получиться?
АННА. Да.
БЕН. Но почему ты считаешь необходимым убеждать меня в этом?
АННА. Из-за своих чувств. Уже какое-то время я что-то чувствую. Не знаю, откуда это идет. Но чувства сильные. И я не знаю, что с ними делать. Может, ничего. Обычно это самое благоразумное, так? По крайней мере, самое безопасное. Да только безопасное – не по мне. Никогда не делаю то, что безопасно. Делать то, что безопасно, противоречит моим принципам. Хотя есть комнаты, куда я не захожу, комнаты, в которых случалось что-то ужасное. Я просто хочу приехать и повидаться с тобой. Очень коротко. Скажем, за чашкой кофе. Мы просто выпьем кофе, а потом я уеду.
БЕН. Ты приедешь в Огайо, мы выпьем кофе, а потом ты вернешься в Германию?
АННА. Да.
БЕН. Мне тоже придется пить кофе?
АННА. Ты не пьешь кофе?
БЕН. Выпью, если ты захочешь.
АННА. Я не хочу, чтобы ты пил кофе, если ты его не пьешь.
БЕН. Может, у тебя получится задержаться на две чашки кофе?
АННА. Ох, не знаю. Думаю, от двух чашек я могу разнервничаться. А ты не захочешь, чтобы я разнервничалась. Обычно я не нервная. Но из-за тебя я нервничаю. Меня нервирует сама идея, что я увижу тебя. Думаешь, не нужно мне приезжать?
БЕН. Я хочу, чтобы ты приехала.
АННА. Я даже подумала, а может, приехать, не сказав тебе. Просто подъехать к дому, спрятаться в кустах и понаблюдать за тобой. Сделать несколько фотографий и отправиться в обратный путь. Но потом решила, что ты найдешь это слишком странным. Ты думаешь, это выглядело бы странным?
БЕН. Да.
АННА. И я о том же. Чувствую, что уже очень хорошо тебя узнала. Переводя твой текст, разговаривая с тобой по телефону, читая твои письма. Мне очень нравятся твои письма.
БЕН. И мне очень нравятся твои письма. А фотографии еще больше. Мне все в тебе нравится.
АННА. Не знаешь ты обо мне всего. Собственно, ничего ты обо мне не знаешь. Ты действительно ничего обо мне не знаешь, и я тебя не знаю. Правда. Ты даже не существуешь. Ты – голос из темноты. Голос над водой в ночи. И, разумеется, ничего не получится.
(Пауза).
БЕН. Если я задам вопрос, ты скажешь мне правду?
АННА. Разумеется, я скажу тебе правду. Я ненавижу ложь. Никогда не лгу. Только в случае крайней необходимости. Еще и не умею. Всегда себя выдаю. Голос становится пищащим, как у ребенка, когда я лгу.
БЕН. Чего ты не делаешь никогда.
АННА. Чего я не делаю никогда. Так что ты хочешь знать?
БЕН. Почему твоя австралийская бабушка одержима речными раками?
АННА. Понятия не имею. Она играла на пианино и безмерно увлекалась речными раками и египтологией. Тайна сия велика есть. Как и все остальное. Как ты и я.
(Пауза).
БЕН. Какого цвета у тебя глаза?
АННА. Никто не знает. (Пауза). Может, не стоит мне приезжать. Путешествия всегда опасны.
БЕН. Но ты любишь путешествовать.
АННА. Да.
БЕН. И ты любишь опасность.
АННА. Да. Пожалуй. И я уже купила билет.
БЕН. Правда?
АННА. Да. Но, может, мне не приезжать. Разумеется, это невозвращаемый билет. Денег за него не вернут. Я не могу его сдать. Купила, и обратного хода уже нет. Но внутри меня голос, который говорит, что мне лучше остаться на этой стороне океана и не встречаться с тобой. Если я тебя увижу, это как-то все испортит, а я не хочу ничего портить.