Пять баксов для доктора Брауна. Книга 2 - читать онлайн

Предисловие автора

Прошло чуть больше месяца с того дня, как двое джентльменов – М.Р. Маллоу и Д.Э. Саммерс высадились с китобоя «Матильда».

М.Р. Маллоу

Д.Э. Саммерс

Приключений по-прежнему хочется, а жить «как все обычные люди» – нет. Я вообще не знаю, кто такие эти «обычные люди», хотя часто о них слышу. «Обычные люди», «приличные люди» – кто они? Хотелось бы с ними познакомиться. Кого ни тронь, непременно найдешь что-нибудь этакое, что вряд ли будет выглядеть прилично или хотя бы обычно. Копни глубже – из приличного во всех отношениях шкафа вывалится, громыхая костями и радостно ухмыляясь, скелет. У вас ведь, леди и джентльмены, тоже есть, что вспомнить. Однако мы-то с вами знаем: в тот момент просто нельзя, невозможно было поступить по-другому. Мы хотели, как лучше, мы старались, и, во всяком случае, теперь ничего не поделаешь. Все уже случилось.

Где-то я читал, что, если судить по всей строгости, к старости каждому порядочному человеку положено около сорока лет тюрьмы. Интересно, сколько же, в таком случае, получится мне… Но, впрочем, к делу.

Кажется, удалось вымарать все комментарии моего дорогого компаньона и повествование, наконец, выглядит по-человечески. Надеюсь, по крайней мере. Писать приходится урывками, потому что некто Д.Э. Саммерс все время лезет под руку. Возмущается, понимаете ли. Нет уж, дудки, сэр! Все было, как оно было, и никаких оправданий!

Итак, 1906 год.

М.Р. Маллоу.

– Я отомщу, так и знай.

– Отлично. У меня даже есть к тебе предложение.

– Какое?

– Напиши свой роман. В отместку.

– Вот еще, хватит с нашей лавочки и одного писателя. Но я буду оказывать посильную помощь.

– Ты вчера уже оказал эту помощь. Три листа перепечатать пришлось.

– Потому что есть вещи, рассказывать которые совершенно необязательно. Я бы даже сказал, совсем не стоит рассказывать.

– Если писать только то, что можно, так и читать будет нечего. И вообще, из песни слова не выкинешь. Ничего тебе не сделается, герой. Подумаешь, было и было.

– Ты сам хорош.

– И я хорош, и ты – оба мы молодцы. Так… а где, интересно мне, первый лист? Опять, что ли, твоя работа?

– Что «опять»? Это не я.

– Ну, и мне что, переписывать?

– Зачем? Оставь ты, ради Бога, в покое этот первый лист. Там не было ничего существенного. Он почел за лучшее исчезнуть, чтобы не портить тебе роман.

– Да?

– Да.

– Ладно. В случае чего виноват будешь ты.

– Ну, это понятно, кто же еще. Я, как обычно, во всем…

Глава первая, в которой компаньоны делают выбор

Двое джентльменов вышли из экипажа на углу Маркет и Монтгомери-стрит. Перед ними предстал «Палас отель». Это семиэтажное здание занимало целый квартал. В нишах у входа высились колонны, сверкали на солнце громадные окна. Проплывающие рваные облака задевали крышу. На первом этаже, со стороны Маркет-стрит, располагалось штук десять магазинных витрин. Крытый воздушный мост через улицу соединял «Палас» с «Гранд Отелем».

Д.Э. обозрел прелести цивилизации, закурил, и повернулся к компаньону.

– Вам, сэр, что больше нравится, – прищурился он, – «Гранд Отель» или «Палас»?

М.Р. от этого вопроса впал в раздумья.

– «Палас», – ответил он спустя некоторое время.

– Да? А почему не «Гранд»? – полюбопытствовал Джейк.

– Пусть будет «Гранд», если вы так настаиваете.

– Ну что вы, вовсе нет, – пробормотал Д.Э. – «Гранд» так «Гранд». Я, знаете, неприхотлив.

– Ну что вы, сэр, я вовсе не настаиваю. Пускай будет «Палас».

– Ой, ну вы и мертвого уговорите! – Джейк выкинул окурок и искатели приключений направились через улицу, ко входу в отель.

Через застекленный павильон крыши на блестящий мозаичный пол лились солнечные лучи. В громадном, как площадь, холле росли пальмы. Бархатные кресла стояли вокруг блестящих журнальных столиков и поодиночке. Журчали фонтаны. Гости отеля читали газеты, прогуливались. Монотонное гудение голосов прерывал тихий смех.

– День добрый, – Д.Э. улыбнулся в окаменевшую рожу портье. – Сколько у вас стоит комната за ночь?

Выслушав ответ, мистер Саммерс повернулся к мистеру Маллоу. Компаньон стоял рядом, смотрел в сторону.

– Ну, – мрачно спросил Д.Э., – пять дней по четыре пятьдесят или неделю по три?

– Ой! – М.Р. аж застонал, мгновенно забыв о конфузе. – Компаньон, я такое не могу! Это пытка какая-то!

Но тут же добавил:

– Неделю!

Цепочка от часов Фокса позволяла кое-что, помимо счета. Тем более, что “все включено”.

– Простите, сэр, что? – переспросил портье задумавшийся Д.Э.

– Хотелось бы убедиться, что у вас есть деньги, джентльмены, – сухо повторил тот.

У М.Р. дрогнули ноздри. Его компаньон дернул бровью. На стойку молча вывалили кучку банкнот.

Портье с непроницаемым лицом смотрел, как оба расписывались в книге гостей.

– Подъемная комната направо, прошу вас, джентльмены, – подскочил мальчишка-кельнер. – Четвертый этаж.

– Какая-какая комната? – удивился было Джейк, но компаньон слегка пнул его сзади сундуком, и сразу же сделал вид, что просто передает вещи кельнеру. Д.Э. ойкнул и заткнулся.

По краям мраморной лестницы снисходительно улыбались статуи. То, что мальчишка назвал подъемной комнатой, оказалось лифтом. Подъемная – ни отнять, ни прибавить – комната, вмещающая человек сорок, с бархатными диванчиками и чайным столиком. Кельнер с облегчением бухнул сундуки на пол.

– Прошу вас, мисс Бутс, – негромко произнес второй кельнер, постарше – стройный молодой человек. В подъемную комнату прошествовала разряженная в пух и прах дама в белом. Следом за ней вошли еще несколько постояльцев. Искатели приключений поняли, что глазеют самым непристойным образом, стянули, спохватившись, шляпы, и приняли задумчивый вид. В зеркало было видно, как второй кельнер заботливо наливает даме чашку чая. Лифт дернулся и неторопливо поехал вверх.

Ковер делал шаги бесшумными. Кельнер остановился возле дубовой двери с блестящей медной цифрой «двадцать». Щелкнул замок. Дверь открылась. Через открытое окно в дымке на горизонте просматривались скалы. Ветер шалил в верхушках пальм. Пахли апельсиновые деревья. Белели небоскребы Сан-Франциско – самого беззаботного города на свете.

Под потолком позванивала подвесками люстра. Нам мраморным камином находилось большое зеркало в бронзовой раме. На каминной полке – пара канделябров. Напротив камина – бархатный диван, два кресла и круглый журнальный столик с гнутыми ножками. На столике – ваза с фруктами и сифон с сельтерской.

Дюк обозрел две большие, пышно взбитые кровати с тремя подушками каждая, и длинно свистнул. Джейк нанес визит в ванную и свистнул тоже. Вернулся в гостиную, нашел звонок, в котором можно было накрутить ручку на «Принести мои ботинки», «Газированная вода», «Официант в столовую» и еще куча разных вещей, выбрал «Вызвать горничную», и, когда горничная появилась, потребовал две чашки шоколада со взбитыми сливками.

Шоколад принесли, он был отличный. Д.Э. съел сливки, поглядел задумчиво, вздохнул. М.Р. поболтал в чашке ложкой и вздохнул тоже: – Неделя.

Потом был еще кинематограф, «Кошмар любителя гренков». Этого компаньонам показалось недостаточно, и они взяли билеты на «Ужасных детей». Потом пошли смотреть девчонок в варьете.

Из варьете возвращались за полночь. От запаха магнолий кружилась голова.

– Э-э-э… – протянул М.Р., оглядываясь так, что только чудом не свернул себе шею.

На Джефферсон-стрит вдоль стен серого кирпичного здания неторопливо прогуливались две девицы.

Д.Э. вообще не посмотрел в ту сторону, принял независимый вид и компаньоны прошествовали мимо.

Клоуны на афише растягивали в улыбке нарисованные рты, одновременно плача фальшивыми слезами.

Д.Э. обошел кругом афишной тумбы, наверное, раз пять. Лицо на портрете имело светлые, прозрачные глаза, немножко восточные скулы и ямочку на волевом подбородке. Может быть, только волнистые волосы, гладко лежавшие назад, взгляд немного – но и все, больше никакого сходства не было.

– Не он, – вздохнул Джейк.

Дюк как раз засунул в рот шоколадную конфетку. Жуя, сделал неопределенный жест. Потом облизал испачканные конфетной начинкой пальцы. Совершенно зря: ликер – липкая штука.

– Спать пошли, охотник за фокусниками! Посмотрим завтра на этого мастера. Интересно.

Король наручников оказался маленького роста, с немножко пухлой, мускулистой фигурой. Из водяной камеры вынырнул почти голым, прикрываясь связкой замков и цепей. Голос оказался тонким, пронзительным.

– Не он, – волновался Д.Э. – Что-то такое, близкое, понять не могу, почему, но не он!

– А что, – спросил Дюк, – что бы ты ему сказал?

Его компаньон застыл, вцепившись в бархатные ручки кресла. Складывалось такое впечатление, что над этим вопросом мистер Саммерс как-то не размышлял.

– Все равно ведь он ничего не расскажет, – сказал Дюк. – В тот раз ничего не рассказал, и в этот не станет.

Д.Э. потрогал в кармане мультископ.

– Я только… – начал он и замолк.

Фокс немедленно материализовался в соседнем кресле. В мужском костюме и с сигаретой в дамском мундштуке. Джейку даже показалось, что он чувствует запах турецкого табака «миссис Фокс».

– В самом деле, юноша, – прозвучал ехидный голос, – для каких именно целей вы так фанатично меня ищете?

– Я хотел попросить, – честно ответил ему Джейк, – все-таки попросить вас о помощи. Я не могу найти дело по душе. Вопрос оказался еще тот.

– О, молодой человек, – прищурился Фокс, – поиск дела по душе – вопрос не из легких. Иногда на это уходит большая часть жизни.

– Да вы что! – ахнул Джейк. – У меня совершенно нет времени! Мне надо быстро!

– Ведь если мы его найдем, – продолжал Дюк, – будет неудобно. Что мы ему, интересно, скажем? «Не отвяжетесь!», что ли?

Невидимый для Дюка Фокс засмеялся.

– Слушайте, это совсем не смешно! – буркнул Джейк.

Фокс покачал головой, все еще смеясь.

– Как знать, юноша, как знать. Вы погнались за своей мечтой – так что же вы бегаете за мной, как потерявшийся ребенок? Я не могу вам помочь.

– Жалко, да? – обиделся искатель приключений.

Фокс посмотрел насмешливо.

– Милый мой, вы же ни у кого не спрашивали совета, когда решили сбежать из дому? Зачем вам советы теперь? Посмотрите вокруг: мир подобен моему саквояжу, так кстати – и совсем не случайно! – очутившемуся у вас в руках. Все необходимое находится рядом с вами, нужно только проявить немножко внимания.

– Слушайте, мне очень трудно. Времени почти нет, а надо быстро выбрать занятие, которое…

Фокс ехидно поднял брови.

– Ну-ну, продолжайте. Которое…?

– Которое, – продолжал искатель приключений торопливо, – которое…

Он закусил губу.

– …во-первых, содержало бы при… что-нибудь веселое, понимаете? Чтобы было смешно. Хотелось бы еще денег, но уж если выбирать между тем и тем – я выбираю приключения.

– Ваша позиция вполне хороша, – отозвался Фокс, подумав. – И даже не настолько глупа в качестве цели, как это можно подумать. Прекрасно. Вперед, юноша.

И исчез.

– Подождите! – воскликнул Джейк. – Ну, пожалуйста, подождите!

Поздно. Они с М.Р. остались вдвоем. Представление окончилось и двое джентльменов должны были покинуть «Орфеум».

– Все-таки Сан-Франциско для него – неправильный город, – как ни в чем не бывало, продолжал Дюк. – Если бы я был пинкертоном, так здесь бы его и искал. А если бы Фоксом – так смылся куда подальше и сидел тихо. Как ты думаешь? Эй, ты что, опять оглох, что ли?

– Обстоятельства, – пробормотал Джейк себе под нос. – Все зависит от обстоятельств.

– С год драить палубу, получать под зад, потом с месяц валять дурака на заработанные деньги. Потом снова год драить палубу и получать под зад. А если мы будем драить палубу хорошо, нас, так и быть, пустят на ванты. Даже, может быть, на это, как ты там говорил?

– На стеньгу, – произнес Д.Э., как будто его ничего не касалось.

Компаньоны проснулись к обеду и читали в кроватях. Ровно через двое суток им предстояло покинуть «Палас».

– Это что, все? Вся наша жизнь? Я вас, между прочим, спрашиваю, сэр!

М.Р. мучило похмелье.

Столик у камина был завален выпусками журналов. «Стрэнд», «Олл-Стори», «Скрибнерс», «Эргози» – и так далее, и тому подобное. Гениальные сыщики, бесстрашные ковбои, отчаянные золотоискатели и неутомимые путешественники. Морские истории, правда, компаньоны старательно пропускали.

– Кое у кого, между прочим, – не унимался М.Р. – только, что штаны не мокрые от всех этих стакселей, триселей и брамселей!

– Стаксели не виноваты, – сурово ответствовал мистер Саммерс, переворачивая страницу.

– Неважно! – отмахнулся Дюк. – Важно, что это ведь не то, не дело по душе, понимаешь?

– Да понимаю я, понимаю.

– Ну неужели мы так и будем заниматься всякой дрянью только потому, что не нашли ничего лучше? – продолжал разоряться Дюк.

– Придется, если не найдем.

Дюк отшвырнул журнал.

– От кого я это слышу, сэр? От того, кто хотел приключений? От того, кто хотел исполнения мечты? Что с тобой такое, в конце концов!

Джейк вздохнул.

– Ничего, сэр. Ничего. В этом-то и несчастье.

Д.Э. Саммерс в пятый раз перевернулся на другой бок, обхватил подушку, посмотрел на соседнюю кровать: из-под простыни были видны только всклокоченные черные кудри и тощая высунутая нога. Гробовая тишина свидетельствовала о том, что компаньон тоже не спит.

– Обстоятельства. Должны быть обстоятельства.

Он вылез из постели и побрел в гостиную. Сел в кресло. Сложил ноги на журнальный столик. Вытащил из вазы банан, лениво съел. Отщипнул виноградинку. Устроился поудобней и сидя так, с закрытыми глазами, в полусне, полуяви, решил, наконец, вернуться в постель. В спальне заскрипела кровать.

– Голова болит, – буркнул Дюк, босиком прошлепав к соседнему креслу.

Прошло, наверное, минуты три, или около того.

– Что это? – произнес в тишине Джейк. – У меня кресло дрожит.

– Это не кресло, – пробормотал компаньон. – Это шампанское.

Но спустя несколько секунд уже М.Р. потянулся к коробке за конфетой и обнаружил, что журнальный стол трясется, как в ознобе. Все сильнее и сильнее. Потом вдруг поехал по полу. Когда он врезался в камин, компаньоны вскочили.

Неестественная, мертвая тишина наполнилась низким отдаленным ревом, похожим на звуки шторма. Рев становился все отчетливей, перекрыл и заглушил истерический звон люстры. Без умолку звонили пожарные колокола. Искатели приключений бросились к окну.

От «Гранд» откололась почти половина. Отель напоминал разрушенный торт. С улицы донеслись крики, визг, чей-то надрывный плач.

– Что это? – спросил Дюк хриплым шепотом. – Что это такое?

В этот момент «Палас» сильно тряхнуло. Компаньоны наскоро оделись, подхватили вещи и бросились вон. «Подъемную комнату» ждать не стали: перед дверьми лифта в панике толпились люди, – ринулись вниз по ступенькам. Их обгоняли, толкались, сбивали с ног. В фойе сорвалась люстра. Столы, диваны и кресла валялись в беспорядке.

По лестнице, расталкивая толпу, несся полный, черноглазый человек. На черных, курчавых волосах его была сетка. Горло укутывало полотенце. Живот в крахмальной сорочке ритмически трясся над фрачным поясом. Человек визжал.

– Signor Caruso! – послышалось сверху, перекрывая гам.

На лестницу выбежал еще какой-то во фраке, растерзанный, как будто дрался, помчался догонять, горестно заламывая руки.

– Aspetta, signor Caruso!

Итальянец обернулся с лестницы, потряс фотографией, которую держал в руке, провизжал что-то еще, и помчался дальше. Отшвырнул попавшегося мальчишку-кельнера, кометой пронесся через фойе и скрылся за дверью, не обращая внимания на застрявшего в столпотворении импресарио.

В момент, когда Д.Э. Саммерс и М.Р. Маллоу выбежали из отеля, “Палас” потрясло страшным ударом.

Землетрясение неожиданно стихло. Город был охвачен пламенем. Дым от пожаров стремительно заволакивал все. Рушились печные трубы. Целые кварталы стремительно превращались в руины.

Пыль висела над городом плотной завесой. В домах со страшным грохотом взрывался газ. Обрушивались перегородки между этажами. Трещали, ломаясь, балки. Разлетались осколками уличные фонари. Последовал второй удар. За ним – почти сразу – третий. Мостовая встала горбом, опала, тут же вздулась снова, в другом месте, как будто чудовищный крот прорывал себе дорогу. Потом была пауза, совсем короткая. И опять тряхнуло, еще хуже. Церковные колокола обезумели. По улицам неслось, сливаясь в один пожар, пламя.

– Сматываемся, – с трудом выговорил Джейк. – Сматываемся, быстро!

– Куда? – Дюк обратил к нему бледную физиономию. – Куда сматываться?

И хотя М.Р. был совершенно прав: бежать было некуда, Д.Э., не слушая, все тащил и тащил его за собой, налетая на бегущих людей, толкаясь, продираясь и пихаясь локтями, спиной, сундуком.

– Стой! – спохватился Дюк, хватая его за плечо.

Оба отскочили: по улице, навстречу искателям приключений, несся экипаж. кучер беспощадно хлестал перепуганных лошадей. Оглушенные компаньоны замешкались, затем Джейк рванулся направо, Дюк за ним не успел, шарахнулся влево.

Глава вторая, в которой мир переворачивается вверх тормашками

– Парень! – окликнул полицейский. – Держись середины дороги!

М.Р. нигде не было. Толпы людей наводнили улицу: бежали, куда глаза глядят, таща свое добро и волоча за руку детей.

Пока Джейк пытался разглядеть в сплошной пыли фонтан с львиными мордами, около которого в последний раз видел компаньона, в рукав вцепилась какая-то старушка.

– Я вас не слышу!

Старушка опять подергала рукав, зашевелила челюстями: зубы, к гадалке не ходи, остались в стакане на туалете.

– Чего?

Старушка провела ладонью у горла.

– Я говорю, опасно! – он, наконец, расслышал. – Опасно оставаться здесь!

– Сам знаю! – крикнул Д.Э.

Движение лишилось всякого порядка: экипажи ехали, кто во что горазд, останавливались посреди улицы, еле держась под грудой наваленных на крышу чемоданов и саквояжей, и даже с места сдвигались с трудом. Все еще крепко держа рукав искателя приключений, старуха замедлила шаг и указала на открытую дверцу экипажа, в котором только что потеснились пассажиры. Юноша кивнул, они протиснулись в очередь, причем, старушка орудовала локтями не хуже самого Д.Э., и ее удалось запихать внутрь. Джейк с облегчением перевел дух и попробовал захлопнуть дверцу экипажа. Взлохмаченный человек с девочкой на руках оттолкнул его, пролез вперед. Теперь уже бабуле было не выбраться. Джейк напряг все силы и все-таки захлопнул дверцу.

– Эй! – позвали сзади. – Да, ты! Помоги-ка.

Небольшой отряд, разбившись на тройки, выносил из руин пострадавших.

Неодетый старик, которого тащили в карету «красного креста» отчаянно махал руками и разевал рот, в который попадали слезы. Всю нижнюю часть его тела парализовало. Потом пришлось волочь одного, про которого было ясно только, что это мужчина, что был он немолод и любил поесть. Без остановки рыдающую девушку нашли съежившейся среди руин, и, сколько ни уговаривай, сколько ни поддерживай под мышки, никак не получалось заставить ее встать. Маленькую девочку, забившуюся между стеной и кроватью, и казавшуюся наверняка живой, перехватил тот, что позвал Джейка присоединиться к работам. Не успел искатель приключений прийти в себя, – послали бросать на тротуар доски. Над досками натягивали тенты – из занавесок, простыней – всего, что только можно было найти, и что казалось подходящим: уложить раненых. «Красного креста» не хватало, в дело пошли почтовые экипажи, фургоны, повозки – все, все, что удавалось найти.

Чихая, кашляя и спотыкаясь, Джейк раз десять бросался вперед. Один раз это был такой же добровольный спасатель, как и он сам. Потом попался невысокий, щуплый, с пробитой кудрявой головой. Когда парня вынесли на улицу, стало видно, что это мексиканец, лет, может, двадцати, весь обожженный, ничем на М.Р. не похожий. И много раз торопливо отскакивали юркие фигуры, оставляя за собой распахнутые дверцы буфетов и секретеров, раненых с вывернутыми карманами, мертвых с отрубленными пальцами.

– Мама… – бормотал Джейк, отступая в дымную мглу. – Ой, мама…

Рассвело. Открылось синее калифорнийское небо, все застланное клубами дыма. Отряд добровольцев собрался куда-то выдвигаться (велись разговоры создать Комитет Спасения), но тут через перекресток рвануло: в домах взрывался газ. Искатель приключений успел только прикрыть голову и свалился на кучу обломков.

– Мама, – бормотал он в локти, слыша только звон в ушах и собственный голос.

К полудню по улицам города потянулись вереницы верховых военных, ведущих в поводу нагруженных ослов: город объявил чрезвычайное положение и поступил в распоряжение армии Соединенных Штатов.

От «Палас» остался один скелет: без окон, просевший, с осыпавшимися стенами, отель все же устоял. Многие постояльцы, подобно Д.Э., вернулись – растерянные, отчаявшиеся, не имея ни малейшего понятия, что сталось с близкими. Дамы разной степени одетости судорожно держали под руку таких же джентльменов. Сновали вездесущие торговцы с подносами на шее. Бродили одинокие фигуры с засунутыми в карманы кулаками.

– Приказом мэра от восемнадцатого апреля, – сипло надрывался конный полицейский, – федеральные войска, члены регулярной полиции и все специальные полицейские уполномочены расстреливать любого, замеченного в грабеже, мародерстве или ином похожем преступлении!

Весь день, и в сумерках, и ночью вместе с отрядом добровольцев двигался искатель приключений по улицам, освещая дымящиеся руины: куски штукатурки с торчащей дранкой, задранные ножки покалеченных кресел, сломанные детские кроватки. От дыма слезились глаза, в горле першило и саднило. Джейк вытер рукавом текший нос, и чуть не упал, споткнушись о раздавленный книжный шкаф. Машинально посветил под ноги, нагнулся: «Иллюстрированное пособие по объездке лошадей. Кап. М.Х. Хейз». Книга шлепнулась обратно, подняв пыль.

Оборванные электрические провода лениво хлопали на ветру. Ветер хлестал кустами по обвалившейся кирпичной стене.

Зияли провалы выломанных дверей и осыпавшихся арок. На втором этаже через улицу одиноко светилось окно. На первом чернели выбитые окна и валялась штукатурка – а оно светилось.

Уже почти свернув за угол, Джейк вдруг вернулся к этому дому и, озираясь, стал подниматься по лестнице. Из-под ног сыпалось. Весь первый этаж превратился в сплошную кучу мусора и обломков, и оттуда несло так, что искатель приключений остановился и попробовал рассмотреть подошвы.

– Есть здесь кто-нибудь?

Никто не ответил. Д.Э. подождал, прислушиваясь, и продолжил подъем.

В узком, застланном грязным ковром, коридоре пахло дымом, сортиром и штукатуркой. Откуда-то слышался женский голос: не то пела, не то плакала. Комнат было штук десять – пустые, темные. В одной, нараспашку, валялась на боку растерзанная кровать. Под потолком неясно желтела лампа в бумажном китайском абажуре.

Следующая дверь была приоткрыта: там и горел свет.

При свете керосинки напевала себе под нос девчонка. Д.Э. ахнул, поперхнулся и зажал ладонью рот. Пока приходил в себя, девица закончила возиться с завязками панталон, нацепила рубашку и теперь пристегивала, стоя перед трюмо, чулок. На кресле валялся корсет. Платье висело на спинке. Рядом стояла пара туфель. Джейк осторожно просочился внутрь. Попробовал рассмотреть, какова из себя. Увидел только вертлявый каштановый затылок с чумазой шеей и ухо, которое немедленно почесала тощая рука. Искатель приключений наклонил голову вправо, влево, нагнулся тоже. Песня прекратилась.

В зеркале отразилась бледная треугольная мордочка: темные тени, искусанный рот, нос маленький и горбатый.

– Ширли ходийт на улицу, кто-нибудь искайт, – насморочным голосом сообщила певица, подтягивая чулок.

Акцент был не настоящий, кривлячий. Девчонка огладила ногу, нашарила ею туфлю, сосредоточенно изучая процесс в зеркало, и вдруг застыла. Медленно повернулась к двери.

Глаза в свете лампы казались черными, щурились близоруко, и смотрели… испорчено, в общем, смотрели. Такие барышни в школе вечно получают то за эту свою шею немытую, то за невыученный урок, вечно лезут с ногтями драться и вечно им предрекают, что добром они не кончат.

– Одежду не рвать и не бить! – быстро сказала она.

Глава третья. Обстоятельства

И снова звякнул дверной колокольчик, и снова, как год назад, Джейк переступил порог лавки в Уинчендоне.

С полок все так же пялились куклы, лошади на колесиках скалились еще ехиднее, обитатели Ноева ковчега запылились еще больше.

Продавец блеснул лысиной на солнце и приветственно дернул усами.

Д.Э. Саммерс даже не удивился, когда под взглядом хозяина сами собой завелись и поехали по игрушечным рельсам поезда.

Но на этот раз продавец ничего спрашивать не стал, а выдвинул под прилавком ящик, достал оттуда небольшую деревянную коробку и с любезным поклоном вручил Д.Э. Джейк открыл, зайцы на верхней полке выдали дробь на барабанах, мартышки ударили в тарелки, и не успел искатель приключений понять, что у него в руках головоломка, как детали посыпались на пол. Д.Э. быстро сдвинул колени, но поздно: разноцветные кубики, цилиндры, шайбы разлетелись по всему магазину. Продавец с интересом наблюдал, не двигаясь с места. Искатель приключений ползал под прилавком, сопел, приподнимал подставки деревянных лошадок, снимал с рельсов поезда.

– Да что же их так много, сто тысяч мор-рских чертей и одна сушеная каракатица!

На этих словах Джейк треснулся лбом о детскую коляску, из которой тут же свалилось на пол целлулоидное бэби. Поднял штучку, похожую на шляпку гриба. Кажется, все.

– Как это должно выглядеть? – спросил он продавца. – Что собирать-то?

Тот пожал плечами.

– Но как же? Ведь я…

– …понятия не имею! – Джейк открыл глаза и обнаружил себя в постели.

Была утро. Настроение было прекрасное. Картину немного портило «два семьдесят пять, красавчик», но это, в конце концов, мелочь. Д.Э. вспомнил, как долго возился с бутылкой шерри, зажимая между колен – никак не мог открыть. Зажмурился: солнце косо отсвечивало в трюмо. В зеркале образовались цветные пятна: зеленое – от бутылки, два розовых – от грязных бокалов, синее – от флакона, заткнутого сломанной пробкой.

Джейк потянулся со вкусом, хлебнул из горлышка – воды в доме не было ни капли, и, как был, в исподнем, потащился в коридор. Вернулся, собираясь еще поваляться. И тут оказалось, что в комнату проникла фигуристая тетка и теперь роется в ящиках трюмо. Мексиканка или, может быть, португалка, в туфлях на босу ногу, на платье – пятна, вокруг глаз – коричневые круги, во рту – жевательная резина.

– У Мэй Спенсер я имела много вещей, – сообщила она в пространство, закалывая прическу выуженными гребнями. – Красива разных.

Искатель приключений не нашелся, что ответить и медленно опустился на растерзанную постель.

Тут вошла Ширли с корзинкой и всплеснула руками.

– Ой-ой! Кто к нам пришел! Ты моя кисонька!

– Ольрайт, ольрайт! – подскочила визитерша. – Никакого беспокойства!

Ширли поставила корзинку и выразительно посмотрела на выдвинутый ящик трюмо.

– Не положишь на место, помылишь или сломаешь – прибью!

– Никакого беспокойства!

– «Никакого беспокойства», – передразнила Ширли, и захлопнула ящик перед носом у тетки. – Все цацки перетаскала!

– Клала! Я клала вещи на место! – возмутилась мексиканка.

– Ну так и возьми их тогда оттуда, куда ты клала!

– У Мэй Спенсер я имела браслеты, серьги и разные брошка – много!

– Тогда, может, положишь мои гребни на место?

– Она брала меня в свой дом, – мексиканка выдула резиной пузырь, плюхнулась в кресло перед носом поднявшегося искателя приключений, прямо на его одежду, оперлась голым локтем о туалетный столик и повернулась к нему так, как будто никакой Ширли не было и в помине.

– Я не могла говорить не английски, вы знаете. Она заботилась обо мне. Лучше, чем моя мать заботилась, Мэй Спенсер.

Ширли пудрила конопатый нос.

– Слушай, проваливай, а? – взмолилась она.

– Я была шлюха, – призналась мексиканка Д.Э. – Перед тем, как пришла в эту страну.

– Да? – проявил вежливость тот, и потянул из-под нее штаны.

– Люди говорили, она мной торговала, Мэй Спенсер, – голос тетки звучал все более грозно, и, наконец, сорвался на визг. – Она не торговала мной!

Искатель приключений отодвинулся от греха подальше. Ширли в зеркале подняла брови.

– Теперь зато ты у нас святая. Святая Лола.

– У меня не было красивая одежда, ни деньги, – возразила та, внезапно успокоившись. – Никогда не было ничего, вы знаете.

– Э-э-э… – посочувствовал Джейк.

– Я вышла за мужчину, который ничего не делал, – Лола ухватила со столика пилку и взялась наводить красоту на ногти, ничуть не смущаясь ни зверского взгляда владелицы пилки, ни усилий владельца штанов. – Он заставить меня делать за него. Они все одинаковые, мужчины: ты им вещь.

Мексиканка посмотрела на Д.Э.

– Я начала работать на Мэй Спенсер, когда мне было шестнадцать.

– Мисс… – Джейк сделал выразительную паузу.

Мексиканка продолжала сидеть. Ширли открыла круглую штучку и принялась кончиками пальцем мазать щеки.

– Потом наша роза стала вянуть, – сказала она. – Кругом полно молоденьких курочек, только свистни. Болталась по улицам, пока мадам, дай Господь доброй душе, сокровище не подобрала.

Лола молча сняла туфлю и швырнула в нее. Туфля упала на трюмо прямо перед вскочившей Ширли, подняв облако пудры. Ширли закашлялась, схватила туфлю и кинулась на Лолу. Та не растерялась, вцепилась Ширли в прическу. Ширли взвыла. Обе пыхтели, ругались, валяли и возили друг друга по всей комнате так, что искатель приключений подобрал для безопасности ноги. Мексиканка, не прекращая таскать Ширли за волосы, освободила одну руку и, примерившись, с вывертом ущипнула ее за зад.

– Дура толстая! – заверещала та, пытаясь выпрямиться и лягнуть противницу. – Корова! Лахудра! Чтоб тебя клопы сожрали! Чтоб тебе в сортир провалиться!

У нее получилось вцепиться мексиканке в вырез платья. Раздался треск. Д.Э. громко ахнул: на мексиканке не было корсета. Мэй Спенсер знала свой интерес, заботясь о Лоле лучше родной матери.

– А я думала, мои цацки здесь! – Ширли всплеснула руками. – Оль райт, никакого беспокойства!

Бывшая обитательница шикарного борделя схватилась за подранное декольте и выругалась, длинно и заковыристо.

Девицы снова сцепились. Они явно вознамерились переломать друг другу руки, а если получится, то и все кости. Джейк примерился, осторожно вытянул ногу и резко пнул Ширли в каблук. Ширли, мертвой хваткой вцепившаяся в Лолу, запнулась, обе растянулись на полу, а Д.Э. приготовился все отрицать. Растрепанные амазонки вскочили.

– Мэй Спенсер… – продолжала мексиканка, яростно дыша и смущая бюстом.

– Да иди ты со своей Мэй Спенсер!

Мексиканка растопырила ногти, Джейк поднялся, и Ширли живо спряталась за его спиной.

– Пошла вон, – потребовала она из укрытия. – Сейчас же вон пошла!

Мексиканка пожелала ей подцепить триппер, сифилис, – причем, выразительно показывала руками, как именно будет выглядеть лицо Ширли с провалом вместо носа, – проказу, холеру, чуму, получила ночным горшком (к счастью, пустым) в спину, и утекла из комнаты.

– Крысища! – Ширли вынула из корзинки четыре жестянки: две и две.

– Купила чуть не по пятьдесят центов штука, – вздохнула она. – Может, к вечеру добуду еще чего-нибудь. Чертовы спекулянты, совсем стыд потеряли. А я оставлю сдачу, да?

Д.Э. кивнул. Проглотил липкую слюну. Понадеялся, что очередь за супом на углу Девятой улицы закончится раньше, чем сам суп.

– О, – сказали вдруг рядом, – как йа отшень рада вашей любезность остаться жив. Это есть так мило. Я думаль, тут убиваль.

Эта была высокая, постарше Ширли, но помоложе мексиканки. Темные кудряшки, похоже, заколоты еще с вечера, плечи прямые, черты лица крупные – красивая. Даже перебитый нос почти не портил.

– Да мы что! – застыдилась Ширли. – Мы чуть-чуть!

– Чуть-чуть цвай идиотен, – сказала вторая, и залезла с ногами в кресло.

Ширли устроилась на подлокотнике, обняла подругу за плечи, и обе уставились на искателя приключений. Д.Э. потупил взор и сунул в рот порезанный краем жестянки палец.

– Нэнси? – коротко спросила вторая девица.

– Нихт Нэнси, – мрачно отозвалась Ширли, накручивая на палец ее локон. – Восемь мышат пошли гулять на речку, купались там беспечно, один из них утоп, ему купили гроб.

Обе посмотрели друг на друга.

– Лучше бы эта корова один раз не вернулась, – у Ширли дрогнул подбородок. – Ну почему все так несправедливо!

Вторая помолчала.

– Четыре мышат пошли гулять на речку, – проговорила она тихо. – Это есть отшень печально, майне кляйне пуппен. Осталось нас три.

– Эй, – спохватилась Ширли, – парень, ты куда? Вернешься? Эй, возвращайся! Ты обещал!

Глава четвертая. Кекуок, матчиш, рэгтайм

– Пусть он искайт, – тихо сказала за стеной Ида.

– А если не найдет?

– Тогда вытирайт мальтшик сопли.

– Всю жизнь только об этом мечтала!

– Тогда искайт другой мальтшик.

– Другой мальтшик, – сказала Ширли, помолчав, – не помогайт бедный девушка.

– Не помогайт, – подтвердила Ида.

– Совсем нет.

– Найн. Конфетка хочешь?

Д.Э. почесал лоб огрызком карандаша, бросил письмо и перевернулся на бок. Протянул руку и долго, сосредоточенно отрывал от обоев над кроватью похабную открытку: приторный, как микстура от кашля, доктор льнул ухом к груди полураздетой пациентки. Осталась улыбающаяся дамская голова и голое плечо с кокетливым бантом. Тут искатель приключений ничего не имел против.

На другой картинке въезжал в снежную ночь паровоз. Паровоз изрыгал густой белый дым, светил фарами и вез голого карапуза с крыльями за спиной. Карапуз махал листиком клевера невероятных размеров и изо всех сил, видимо, кричал: «Счастливого Нового Года!» Д.Э. кровожадно осмотрел его, пузатого, но решил не портить хорошую вещь.

Было темно и тихо.

«Не знаю, как и сказать, – попробовал продолжить он. – Возможно, что…»

– Может, Сан-Диего? – спросила за стеной Ширли.

Они там с Идой раскладывали пасьянс.

– Или Лос-Анжелес? Точно, Лос-Анжелес! Представляешь, там, говорят, сейчас Сенбернар выступает!

– Абер найн, майне кляйне. Нихт ехать. Немножко терпеть. От клиент не будет отбой.

– Ты что, ты что говоришь? – поперхнулась Ширли. – Как?

– Город строить, – голос Иды был почти равнодушным. – Все проходить, а город строить опьять.

– Да конечно! Все дорогие клиенты поразъехались! Со своими селедками!

– Еще будут военный. Много военный – хорошо. Немножко терпеть, покамест безопасно. Мужчина не может долго без девочка.

Судя по звукам, Ширли уже плясала по комнате, напевая себе под нос. Вдруг песня смолкла.

– Слушай, он там, по-моему, опять. Снова-здорово!

Ширли высунулась в коридор.

– Эй, куда? Сдурел, что ли? Ночь на дворе!

– Простите, мэм! Может быть, сегодня?..

– Сэр, может быть, вы… нет, я, к сожалению, тоже. Да, конечно, помню: миссис Харт и дочке четырнадцать…

– Прошу прощения, мисс…

28, что ли, апреля, в субботу, искатель приключений устало опустился на все еще валяющиеся доски у фонтана, прикурил и уставился в небеса. Так он просидел до заката.

Нацарапанные куском известки буквы едва просматривались на мостовой. Ветер все время забрасывал надпись пылью, приходилось разметывать ногой. Теперь уже будет некому.

Джейк оглянулся в последний раз и еле устоял на ногах:

– Потише, черт! – буркнул какой-то остолоп. – Офонарели совсем, под ноги не смотрят.

Джейк рявкнул: «Да пошел ты!», но его вдруг схватили его за рукав.

– Господи, – бормотал он спустя минуту, отпуская костлявые плечи компаньона, – тощий, как велосипед, грязный, как последний свинтус и вонючий, как помойный кот!

– Вы бы, сэр, себя лучше понюхали! Такой «Букет Кашмира», за пять футов с ног валит!

От него несло еще гарью, через которую прорывался другой запах – тяжелый, сладковатый, настойчивый.

– Где же, – М.Р. вытер нос рукавом куртки, – где же вас носило, сэр?

Левый его глаз украшал фонарь цвета молодой травки.

Д.Э. небрежно махнул рукой.

– В борделе, сэр.

М. Р. аж челюсть уронил.

– А… О… Ого! Неплохо ты устроился!

– Ты-то, сто миллионов чертей, ты-то где был?

– В опиекурильне, – скромно ответил мистер Маллоу.

– В какой еще опиекурильне? – оторопел Джейк.

– За магазином, в переулке, немножко в сторону от Росс Элли. Ну, где все обо… парк, где конюшни в конце, помнишь?

Компаньоны шли по Монтгомери.

– …перебежал через дорогу назад, – рассказывал Дюк, – тебя нет. Туда, сюда, смотрю – экипажи. Поболтался около. Там говорили, что самое безопасное место – Чайна-таун. Ну, и подумал, что ты наверняка рванешь туда. Ну, и опиекурильня. То есть, кто же там знал, сначала, что это она – подвал и подвал, лишь бы не поджариться. Чуть не скоптился, правда, но это уже потом было, когда сверху занялось. Ну, что ты моргаешь-то так? Легко, думаешь, было через полгорода в сплошной печи пробираться?

Они опять остановились.

– А? – спросил Дюк. – Чего?

– Ты, говорю, пробовал опиум?

М.Р. пошмыгал, вытер рукавом нос. Посмотрел на компаньона.

– Ну? – потребовал тот.

– Сначала, – опять шмыгнул М.Р, – зверски есть захотелось. После второй трубки показалось еще ужасно горько. А потом…

– Сколько их было-то, трубок?

– А? – переспросил Дюк. – Не помню. Много. Там оказалось, что для видений нужно курить что-то долго, и не в один раз. Потом я вроде бы уснул. Проснулся уже утром и…

М.Р. замялся. Молча вывернул карманы и продемонстрировал компаньону.

Д.Э. подумал.

– Саквояж жальче, – высказался он.

– А? Саквояж в курильне, – порадовал Дюк. – Я забрать не успел. Такая толчея была, самому бы выбраться.

– Ладно, – Джейк постарался не огорчиться. – На что это похоже? Ну, опиум.

– На ничего, – подумав, отозвался компаньон. – Ничего не хочешь, ни о чем не думаешь, ничего не важно. Вроде бы в этом и есть весь фокус. Я, в общем, потому и решил попробовать. Чтобы умирать было не так страшно. Что ты опять уставился? Я бы на тебя посмотрел! Чего?

– Говорю, башкой почему вертишь все время!

– Оглох, – пожаловался М.Р. – Левым ухом плохо слышу.

– От грохота, что ли?

– Да опиум, наверное. Надеюсь, не навсегда. Эх, денег жалко! Что, интересно мне, нам теперь делать?

Но Д.Э. считал мелочь.

– Что делать, что делать, ужинать идти! Пошли скорее, мне за хлебом надо успеть, пока еще раздают.

Спустя меньше часа, после того, как компаньоны пришли в бордель, и притащили для М.Р. кровать из ближайшей пустой комнаты, и Джейк представил компаньона девицам, и все ужасно развеселились, и устроили настоящий праздник из хлеба, вина, купленных по случаю торжества шоколадных конфет, консервированного горошка и сушеных вишен, Мармадьюк Маллоу блистал в обществе. Шутки и анекдоты лились из него, как вода из шланга.

– А как мы нашлись в этом адском котле! – продолжал фонтанировать он. – Дамы, это судьба!

Рассиропившиеся дамы дружно подтверждали, что да, так оно и есть. Можно было подумать, что это кто-то другой час назад проковырял человеку в голове дыру вопросами стеснительного свойства.

– Он же каждый день ходил на то место! – Ширли дергала М.Р. за рукав. – Каждый Божий день, понимаешь? Понимаешь ты это или нет?

– Ангель, ангель с вами! – плакала Лола, прикладывая к накрашенным глазам грязный кружевной платочек.

Джейк, развалившийся с сигаретой в кресле, только диву давался.

Покончив с историями, М.Р. спросил, нет ли пианино, узнал, что пианола погребена в обломках на первом этаже, и, ничуть этим фактом не огорчившись, вдохновенно играл рэгтаймы прямо на столе. После третьего стакана компаньоны дуэтом исполнили «Господи, меня обокрали!» и «Сундук мертвеца».

– И этот человек стеснялся подойти на улице к девице и спросить «сколько»? – поинтересовался Джейк негромко.

– А я и сейчас стесняюсь, – в полный голос ответил М.Р., неверной рукой доливая ему вина.

Он опять набрался в своей обычной манере: никто и не заметил, как ему удалось в один момент из абсолютно трезвого сделаться совершенно пьяным.

– Стесняться? Нихт стесняться! – Ида обняла М.Р. за плечи. – Чего стесняться наш котьеночек?

Джейк уже собрался выручить застигнутого врасплох компаньона шуткой, но тот неожиданно улыбнулся и опустил свои девчачьи ресницы: – Угадаете, мисс?

– Ах ты, мальенький бесстыдник! – Ида, нагнувшись, чмокнула М.Р. в щеку (которую тот с готовностью подставил), и увела с собой.

– Вот черт! – завистливо пробормотал Д.Э.

За дверью прокашлялись. Вошел, прижимая к груди шляпу, высокий, узкий, застегнутый на все пуговицы скромного серого костюма, человек. Усы его извиняющееся шевелились.

– Все еще ничего не нужно, мисс Страусс?

– Издеваетесь? – Ширли заботливо закрыла коробку с конфетами. – Кому мы теперь нужны?

Человек медленно опустился на стул. Пристроил шляпу на коленях.

– Людям стало не до веселья, – сообщил он скорбно.

– Да вы что! – хмыкнула Ширли, и налила вина в подвернувшийся бокал.

Человек посмотрел на Джейка и грустно сказал:

– Козебродски. Морис Козебродски.

Искатель приключений с интересом обозрел гостя от печальных глаз с покрасневшими белками до стоптанных курортных туфель с дырочками.

– Джейк Саммерс.

– Вот, полюбуйтесь!

Козебродски достал из кармана пачку фотографических карточек.

– Я обошел весь город – и что вы думаете? Ни одного клиента! Ни единого. Это какой-то кошмар. Апокалипс! Никому больше не нужны развлечения! Они хотят только есть, пить, и чтобы крыши домов не валились им на голову! Дожили!

Джейк чуть не выронил картинки.

Фотограф отобрал у него пачку и выдернул несколько штук.

– Взгляните, какая прелесть. Ну, как? Вот эту посмотрите. И эту. И…

– Ширли! – ахнул Д.Э. – Это же ты!

– Хоть бы в жизни так выглядеть, – отозвалась девчонка, заглядывая ему за плечо. – Здорово делает, правда?

Д.Э. только мычал. Наконец, отдал карточки фотографу.

Карточки быстро спрятали в кармане пиджака.

– Молодой человек, молодой человек! Я показал бы вам такие вещи! Я делал этому богоугодному заведению карточки для волшебного фонаря. Эх, какой был успех! Но он, как ни жаль, похоронен под всеми этими руинами.

– Это на первом этаже, что ли?

Д.Э. бесшабашно улыбнулся, и, не успели его ухватить за руку, ссыпался вниз по лестнице.

– Ой, дурак! – Ширли хлопнула себя по щекам. – Стой, ну-ка стой, угробишься ведь!

– Ни за что! – донеслось с лестницы.

Ширли выругалась, сунула босые ноги в туфли и рванула следом.

– Стой, кому говорят!

В темноте пахло дерьмом и штукатуркой, пыль попадала в нос и рот, оседала на ресницах.

– Ой, дурак! – шепотом причитали под локтем. – Тут же ступенек нет! Пошли, говорю, назад!

Джейк остановился.

– М-не-а, – помотал он головой, поймал Ширли за руку и заставил спрыгнуть вместе с собой.

Девчонка визжала, как поросенок, а этот засранец смеялся.

– Эй! – послышался сверху голос М.Р. – Уводите его оттуда! Его, пьяного, на подвиги тянет!

– Ну, какие, сэр, подвиги! – откликнулся Д.Э., задирая голову. – Нормальное дело! Тоже еще, подвиги нашли!

Обломок потолка не только размозжил пианолу. В комнате Иды был теперь интересный провал в полу. Та относилась к нему философски и даже навострилась извлекать пользу: выбрасывала в провал мусор. М.Р. туда сам чуть не сверзился, – в темноте, да когда такая качка, – Ида удержала.

– Какой вы скромный, сэр! – хмыкнул он.

– А вы думали!

– Ида, ну пусти! – отбивался Дюк. – Пусти, кому говорят! Компаньон, она меня щекочет! Ай, спасите!

Послышался шум, «майн Готт!», «Доннерветтер!», посыпалась штукатурка, потом шмякнулось, и внизу образовалась свалка: – Куда ж ты лезешь, балда! Шеи не жалко?

– Я как лучше хотела!

– Осторожно! Зачем вы меня роняете! Вы сломаете мне ноги!

– Ты бы лучше с руки моей сошел, умник!

– Показывай давай, – потребовал Джейк.

Его еще шатало. Козебродски, кряхтя и охая, поднялся тоже.

– Мой костюм! Вы знаете, что это за костюм? Вы не знаете, что это за костюм!

– Там, – Ширли показала рукой, и отряхнула рукав в темноте, – вон, в углу, где пианола.

– Ой! – М.Р., одновременно споткнулся и обрадовался, приземляясь на предмет, который с первого взгляда принял за буфет на высоких гнутых ножках, – музыкальный автомат!

Он попробовал бросить в щель десять центов – все равно теперь не деньги, но монетка со звоном вываливалась.

Ида забрала ее, послюнявила, бросила в щель и врезала автомату под дых. Тот скрипучим голосом, с середины, завел рэгтайм.

– Полный, наверное, – предположил Джейк. – Сейчас откроем.

– Разбежался, – отмахнулась Ширли. – Смит еще тогда все выгреб. Он так каждый день делал.

– Это хозяин, что ли?

– Был хозяин, молодой человек, – охотно откликнулся, отряхивая лацкан, фотограф, – пока не отправился на небеса. Кого здесь только не было! Мадам Клотильда – ах, какая была женщина! Золотое сердце. Пятнадцать штук барышень – прелестные, некоторые совсем девочки, самой младшей всего четырнадцать. Кухарка – ах, какая была кухарка! Золотые руки! Прислуга – вы не видели комнат в других домах, иначе поняли бы, что я имею в виду. В баре – самый лучший виски во всем Сан-Франциско! Ну, еще трое очень прытких молодых людей…

– Они что, тоже? – поразились искатели приключений.

– А?

Фотограф, смеясь, махнул рукой.

– Предоставляли, вы имеете в виду? Да нет! Они, как бы вам сказать, обеспечивали процветание и безопасность заведения. Хотя, конечно, и это при желании можно. Некоторые…

– У нас еще другая штука есть, – Ширли добыла из кучи мусора красный жестяной барабан на ножках с окошечком для просмотра и ручкой, чтобы крутить.

– Движущиеся картинки показывает. Два цента просмотр, джентльмены.

Д.Э. цапнул устройство и приник к окошечку.

– Да, – протянул он, – было, на что посмотреть. Тоже ваших рук дело?

Фотограф только вздохнул.

– Ах, какой был успех, какой успех! Вы бы видели эти очереди в приемной!

– Кто теперь тратить на такой! – Ида вернула в нормальное положение перевернутую бархатную скамеечку, и села, закинув ногу за ногу. – На танцен… на угостить девушка выпить…

– Кстати, дамы, – Джейк не переставал крутить ручку, одновременно отпихивая плечом компаньона, – а… Да погоди ты!

Он все-таки отдал штуку М.Р.

– … а сколько стоило-то удовольствие провести с вами вечер?

– Вот чтоб я так мог, – теперь уже М.Р. приклеился к аппарату. – Взять, да и спросить запросто. Да еще так!

– Нет, ну а что? – поморгал Д.Э. – Сказано-то два бакса, а еще музыка, а еще выпивка девчонкам, да еще всякие эти штуки!

– Тебе со скидкой, – Ширли потрепала его по волосам.

– Ну, Ширли!

– Ой, да какая тебе разница!

– Нет, ну правда!

Ида засмеялась.

– Правда, майн кляйнер, есть то, что клиент должен платить, пока имеет, чем платить, – сказала она. – Танцен унд угощения, унд волшебный фонарь – хотя бы полчаса. Тогда можно подниматься с барышня наверх.

– И не задерживать ее слишком долго, – добавила Ширли.

– Долго – это сколько? – кстати поинтересовался Джейк, пытаясь опять отобрать у компаньона аппарат. – Пятнадцать минут, что ли?

– Пятнадцать минут – неприлично, – сообщила Ширли. – Столько никто не торчит.

– А сколько торчат? – уже заинтригованно спросил Д.Э.

Ширли пожала плечами.

– Ну, минут пять, не больше.

– Надувательство! – возмутился М.Р.

– Грабеж! – согласился компаньон, внимательно рассматривая на аппарате сначала щель для монет, потом переворачивая его вверх тормашками.

– Каждый делать деньги, как он возможно, котьеночек, – Ида развела руками.

– А зато до того надо уж расстараться, предложить клиенту все, что только можно, – порадовала Ширли. – Все, на что только согласится. За отдельную плату. Ой, вон он!

– Клиент? – ужаснулись джентльмены, оборачиваясь.

– Да нет же, фонарь! – Ширли повернула Д.Э. лицом к куче обломков с рухнувшими портьерами. – Туманные картины! Вон, видишь, ящик торчит?

– Дайте! – потребовал фотограф.

Он снял вытяжную трубу, выкрутил горелку, налил в нее из бутыли керосин, затем вернул горелку на место, открыл сбоку дверцу, повозился с фитилями. Потом достал картонную коробку, из нее с большой осторожностью извлек тонкую металлическую сетку, аккуратно надел на горелку. Чиркнула спичка. Запахло жженым керосином. Фотограф привинтил трубу на место, достал из ящика обойму и посмотрел на Ширли. Та вдруг надулась и сделала вид, что она ни при чем.

– Мисс Страусс! – с упреком сказал Козебродски. – Может быть, вы, фрейлейн Закс!

Но Ида молча помотала головой.

Ширли шмыгнула конопатым носом.

– За просмотр деньги платят, – сообщила она.

Козебродски всплеснул руками.

– О, женщины! Молодые люди, умоляю, дайте им что-нибудь!

Ширли моментально воспрянула духом. Даже не стала дожидаться, пока искатели приключения закончат шарить в карманах. Она мышкой проскользнула через пролом в стене, протопала поверху и уже через несколько минут вернулась с простыней. Не самой безупречной простыней на свете, но темнота и любопытство двоих джентльменов в значительной мере скрыли этот огорчительный эффект.

– В Англии, – бормотал Козебродски, вставляя в обойму картинки, и тут же прикладываясь к бутылке, которую вытащил из кармана, – такие вещи называются «Что видел дворецкий».

Карточки, в самом деле, были сделаны так, словно вы подглядывали в замочную скважину.

– Ой, – бормотали компаньоны. – Ничего себе! Ой, посмот… нет, лучше не смотри! Ой, ты видел!

Гудела лампа. Дамы на экране падали в объятия кавалеров и потом проделывались такие шалости, что фотограф, посмотрев на компаньонов, прокашлялся.

– Это люди соглашаются вот так позировать? – изумился Джейк.

– Ну, – фотограф нервно засмеялся, – как сказать. Немного специальных фокусов требуются непременно. Иначе меня бы просто убили.

– Ничего себе! – подскочил М.Р.

– Что вы хотите сказать в этом смысле? – обиделся Козебродски.

– Во-первых, – заявил Дюк, – при съемке возникает сильный дым. Во-вторых, а как же магний? От этой же вспышки кто угодно, как бы он там ни был занят, вскочит и побежит бить вам морду!

– Нет, молодой человек, нет. Никто ниоткуда не вскочил и никто никуда не побежит. Все останутся на своих местах.

– А вспышка? От нее еще и звуки!

– Вспышка совершенно необязательна.

– Ну и что? – не сдавался М.Р. – А снимать откуда? Вы там в шкафу сидели или на дереве за окном?

Фотограф примирительно сделал руками, как если бы дирижировал оркестром.

– Не надо заходить далеко, давайте заходить близко! – компаньоны решили было, что у него нервный тик, но это он так подмигивал. – Вот, извольте любоваться, «Вест-Камера»!

Козебродски расстегнул пиджак, поманил рукой М.Р., чтобы тот наклонился, и молодые люди увидели в пуговичной петле жилета крохотный объектив.

Худые, с тяжелыми суставами, похожие на бамбук, пальцы – на овальном ногте указательного желтое, как от йода, пятно, – расстегнули пуговицы жилета. На шее фотографа висела круглая штука, похожая на плоскую флягу.

– Всего восемь кадров, – скромно сказал фотограф. – Но, поверьте мне, этого достаточно!

– Еще бы не достаточно, – буркнула Ширли. – Особенно перед выборами. Козебродски прячется в шкафу.

– Мисс Ширли, ай-ай! – торчащие по краям лысины седые космы укоризненно покачались, а девчонка сделала невиноватые глаза. – Зачем же выдавать наши маленькие профессиональные секреты?

Он надел пиджак обратно, подергал обшлага.

– Можно, наконец, прямо в салоне, посреди общего веселья, особенно, когда шампанское… Я же говорю вам: не надо ходить далеко, давайте ходить близко! О, о, посмотрите на это! Думаете, восемнадцать голых дам так-таки и позировали вокруг этого господина?

Господин на этой линейке стоял, очевидно, в салоне заведения до катастрофы. Из одежды иона нем имелись чрезвычайно пышные усы на довольной подрумяненой физиономии, сияющий цилиндр, белоснежный шелковый воротничок с галстуком, манжеты на голых руках – и более ничего. Восемнадцать дамочек – по девять с каждой стороны его упитанной фигуры – из нарядов только сережки и диадемы с перьями.

– Если посмотреть более внимательно, – фотограф опять подмигнул компаньонам, а девчонки захихикали, – то можно увидеть, что перед нами одна и та же мадемуазель в различных позах и различных головных уборах!

– Да ну, все это ерунда, мальчики, – Ширли махнула рукой. – Давайте лучше танцевать!

– Запросто! – сказал Дюк. – Только я не умею.

– Э-э-э… – промычал Джейк.

– Ерунда! – перебила Ширли, развернула искателя приключений за плечи и поставила перед собой. – Начнем с чего попроще. Козебродски, матчиш!

Говорят, дуракам, пьяным и влюбленным везет. По крайней мере два пункта из трех у веселой компании было. И, по всей видимости, только по этим причинам потолок, и так державшийся на честном слове, не рухнул им на головы: матчиш, немножко вальса (потому что матчиш – это почти, как вальс, только быстро и на пятке нужно специально переступать), кекуок, рэгтайм… рэгтайм, матчиш, кекуок… рэгтайм…

Глава пятая, в которой искатели приключений сообразуют свои возможности с существующей реальностью

Ширли минутку подумала.

– Нет, так не надо. Искренне Ваша…

И закончила диктовать:

– Миссис К., Тридцать Шестая улица.

Старенькая, но работящая «Сан» стреляла, как из пистолета. Д.Э. закончил печатать. Он мрачно поднял глаза на молчащего компаньона. М.Р. как стоял, опираясь на ручку кресла и глядя в этот… документ, так ни на кого больше и не смотрел.

Они находились в руинах первого этажа, в комнате, где когда-то вела дела мадам Клотильда. Искатели приключений (при некотором содействии Козебродски) раскопали в обломках тяжелое бюро и увесистое кожаное кресло. В котором сидел теперь Д.Э. Саммерс с обреченностью на физиономии, и тоскливо лупил по клавишам пишущей машинки.

– Ну? – поторопил он. – Все, что ли?

– Сейчас, – ответила с пола Ширли, продолжая копаться в ящиках. – Карточки нашла!

– Какие карточки?

По коленке шлепнули пачкой простых визиток, даже и не подумаешь. Адрес – и все.

– Значит, так, – Ширли выбралась из-под стола, отряхнула платье и заглянула ему через плечо. – Ага, хорошо.

Над головой тяжело вздохнул М.Р.

– Значит, так, – продолжила Ширли. – Ничего сложного. Смотришь, не садится ли кто в экипаж. Открываешь двери, вежливенько всучиваешь ему карточку. Но смотри, чтобы он понял! А то знаю я вас. Образованных.

Козебродски, расчистивший себе кресло и вертевший там ножкой, сделал сообразную рожу: – Примерно так, молодые люди.

– Точно! – порадовалась Ширли. – Ну, что-нибудь о заведении красивенько вы там придумаете, на то и образованные.

Двое джентльменов вздохнули хором.

– Улицы, – продолжала девица, – рестораны, мюзик-холлы, в фойе театров еще хорошо, отели – годится все.

– Очень рекомендую также кулачные бои и бокс, – прищурился фотограф. – Это, правда, все вещи запрещенные, действовать нужно аккуратно, и очень возможно, что ничего не сохранилось, но если посчастливится узнать такое место, молодые люди, будет очень, очень хорошо!

М.Р. дрогнул ноздрями, собираясь высказаться, но посмотрел на поникшие плечи компаньона, и смолчал.

– Хорошее «не горячись!» – бубнил Д.Э. сквозь зубы.

Оба трусливо прижимались к обшарпанной стене заведения. Вид – ни дать, ни взять, сутенеры-неудачники, дальше некуда. Двое джентльменов четыре дня, как обнаружили, что денег больше нет, где их взять – неизвестно, и, в общем, получалось, что…

– Хорошее, говорю, «не горячись»! Когда…

Дюк не дал ему закончить.

– Мисс, – позвал он, не вынимая рук из карманов. – Да-да, я вам. Мисс, вы не могли бы перейти на другую улицу? Эта – наша. То есть, я хотел сказать, не то, чтобы наша, просто…

Он запнулся, потому что «просто» было совсем непросто, но уличная уже отозвалась. Слова и выражения проистекали из ее накрашенного рта с легкостью, от которой у М.Р., державшегося в непринужденной позиции, окаменели локти.

– Послушай, а что мы делать-то с ними будем? – нервным шепотом спросил он компаньона. – Ты посмотри на нее!

Смотреть не хотелось совершенно: девка, теперь уже с преувеличенной наглостью, фланировала туда-сюда прямо перед носом.

Наверху поднялась рама.

– Быстро вон пошла!

Уличная задрала голову, посмотрела. Перешла на ту сторону.

– Чего вылупилась, мочалка драная? – продолжала Ширли. – Вон пошла, чтобы я тебя здесь в последний раз видела!

На ответ конкурирующей стороны компаньоны смотрели долго, молча, не без некоторого уважения.

– Вот это корма! – высказался, наконец, Д.Э.

Уличная девица (возраст и внешность которой было бы правильнее описать словом «тетка») поправила панталоны, одернула юбки и продолжила променад: от угла до угла. М.Р. выдохнул.

– Что же с ними делать-то, сэр? – убито спросил он. – Не бить же, в самом деле?

– Ты у меня разрешения, что ли, спрашиваешь? – поддел Джейк. – Так, попробую теперь я. Эй, мисс!

Он перебежал через улицу, но был вынужден повернуть обратно: из окна заведения выплеснули содержимое горшка. Конкурентка, грязно ругаясь, покинула поле боя: Ширли попала в цель.

– А это выход! – одобрил Дюк.

– Горшков не напасемся, – буркнул компаньон. – Вон, еще две крали.

– Где? – Дюк ахнул и завертел головой.

– Да вон же, – Джейк прикусил заусенец на пальце, – в подворотне одна, и на самом углу маячит какая-то.

– На самом углу улица не наша! – немедленно возразил М.Р.

– Все равно заведению прямой убыток! – не дал выкрутиться компаньон. – Я, в общем, попробую.

– Может, все-таки не надо?

– Я аккуратно! – заверил Джейк и убежал.

– Почему каждый раз, когда ты говоришь «я аккуратно», мне делается страшно? – пробормотал Дюк.

Д.Э. сдержал слово: подошел к девице, не прикасаясь к шляпе, что-то проговорил, терпеливо, судя по всему, повторил, а затем, действительно очень аккуратно, подхватил ее, перекинул через плечо и попросту вынес с улицы под хохот, подбадривания и аплодисменты из окна. М.Р. оценил свои возможности. Пришел к выводу, что комплекция нарушительниц, пожалуй, не позволит повторить фокус компаньона – тот, вон, тоже штормовой крен дает. Они еще и брыкаются – нет, лучше не конфузиться.

– Однако, сэр, однако! – хмыкнул он, когда компаньон, хромая, вернулся обратно. – Какие у вас радикальные меры!

– Да я просто не знал, что ей сказать! – все еще тяжело дыша, стеснялся Д.Э.

Лоб и щеку искателя приключений украшало несколько свежих царапин. Подрагивающие пальцы, которыми он зажег спичку, прикурить – тоже в отметинах.

– А мы никому не скажем, – утешил Дюк. – Пускай боятся. Дел-то ты ее куда?

– На помойку, – буркнул Джейк.

– Как – на помойку? – моргнул М.Р. – Ты где помойку нашел, тут кругом теперь помойка!

– Ничего, – уверил Д.Э. – Тут, за одним домом, есть настоящая помойка. По крайней мере, раньше была. Как раз за два квартала получилось.

Еще три пункта полученной от барышень инструкции гласили: «сигналить, если копы», «провожать клиента до двери» и «избавляться от подозрительных». Вообще говоря, сообщать о подозрительных обстоятельствах любого свойства следовало мадам, но без нее, к счастью, барышни решили обойтись. Так же, как и от излишеств в виде салона с танцами. Цену, правда, пришлось сбросить, но тут уже ничего нельзя было поделать. Источник дополнительного дохода находился при компаньонах и в буквальном смысле жег карман.

– Я не могу продавать порнографические карточки! – стонал М.Р.

Д.Э. сгрыз заусенцы до крови и принялся за ногти: у него не получалось изобразить нужное выражение лица, провожая клиента до места назначения, по каковой причине двое осторожных субъектов, которые могли бы таковыми стать, ретировались от греха подальше.

– Компаньон, – голос искателя приключений был бледным, но решительным, – у меня предложение.

– Как, опять?

Ну, а кому еще могла принадлежать идея остановиться напоследок в «Палас», авось подвернется что-нибудь получше китобоя?

– Да. Давай смоемся? Прямо сейчас!

М.Р. опять впал в раздумья. Думал он долго, значительно дольше, чем когда выбирал между «Палас» и «Гранд». Наконец, посмотрел на голубеющее сквозь дым небо, проводил до самого последнего перекрестка Тридцать Шестую улицу, заглянул в полные надежды глаза компаньона и ответил: – Нет.

– Какая агентша, ты что, рехнулся, что ли? Сэр, вам просто порядочный бордель доверить нельзя, вы же его по ветру пустите!

– М-да, – Джейк задумчиво вытянул на бюро ноги. – Ну ладно, не Пинкертона. Иностранная тайная агентша. Бывшая.

– Иностранная? – прищурился Дюк. – Француженка? Ах черт, они же по-французски ни в зуб ногой. Может быть, русская?

– Здравствуйте, теперь тебя понесло! Из кого мы русскую-то сделаем?

– Из Ширли.

– С таким носом? – Д.Э. засмеялся.

– Можно подумать! – фыркнул компаньон. – У нее, может быть, отец с носом, а мать – русская! Графиня!

– У твоей Ширли акцент за милю Чикаго отдает! – возмутился Джейк. – Нет, сэр, идея у вас, конечно, красивая, но не получается.

Дюк помолчал.

– Воспитать ее надо. Заговорит по-другому – никто никакого акцента и не заметит. Я вон, когда в Канаду приехал, вообще полгода никого не понимал: у всех акцент, и у каждого свой, штук двадцать разных!

– Ну ладно, акцент, – сдался Джейк. – Но ты же посмотри на нее! Тощая, ни спереди, ни сзади, глазки близоруконькие, сама конопатая, рот огромный, еще и коленки острые!

– Это как посмотреть, – заметил Дюк. – Не тощая, а хрупкая. Коленки не острые, а тонкие. Нос не горбатый, а породистый. Рот не огромный, а чувственный, и глаза не близоруконькие, а загадочные. Натурально, аристократка.

Д.Э. помолчал.

– Да? – спросил он.

– Не сомневайся даже! – заверил Дюк. – И вон ресницы какие – огромные, пушистые, с ума сводят. Сейчас придумаем ей историю и тащи свою аристократку сюда, будем ее манерам учить.

– Что-то не придумывается история, – пробормотал Джейк. – Ладно. Ширли мы отложим, сначала что попроще закончим. Вон, Лола – титул «Самые…»

Он показал руками.

– Просто, со вкусом и не придерешься.

– А конкурс девяносто седьмого года, в Нью-Йорке! – добавил Дюк. – Я про Нью-Йорк в газете читал.

– Почему девяносто седьмого? – вскочил Джейк. – Что ты из нее лошадь старую делаешь!

– Почему это лошадь? – обиделся Дюк. – Сколько ей, лет двадцать пять?

– Выглядит на все тридцать, коровища.

– Ну все равно: в девяносто седьмом году ей было шестнадцать! Самое то!

Д.Э. барабанил пальцами по пыльным разводам на бюро.

– Ладно, – нехотя признался Дюк. – С годом, правда, не то. Но черт, конкурс пораньше ведь и вспомнить могут!

– Не в Нью-Йорке, – предложил Джейк. – В Сан-Диего. И не девяносто седьмого, а девятьсот первого.

– А что, был такой?

– Был-был, – заверил Джейк. – Не сомневайся. Филантропическое общество устраивало.

Двое джентльменов посмотрели друг другу в глаза.

– Да что ты? – изумился М.Р.

– Ну, сэр, – укорил компаньон, – такие вещи не знать стыдно.

Дюк почесал нос.

– Только как это сказать? Победительница конкурса красоты в Сан-Диего тысяча девятьсот первого года, титул…

– Сказать-то можно прямо, – отмахнулся Джейк. – Тут главное – смысл.

– Это твое «прямо» нам самых состоятельных клиентов отобьет, одна шушера останется!

– Почему это?

– А потому, – Дюк уперся руками в столешницу, нависнув над компаньоном. – Ты бы сам пошел за типом, который шепчет тебе на ушко: «знойная испанка»?

– Во-первых, мексиканка, – испортил картину Д.Э.

– Ну и ладно, – подумав, сказал Дюк. – Знойная красотка.

– Таких «знойных красоток» – полный Фриско, – отрезал Джейк.

– Тогда темпераментная. И пусть кто-нибудь скажет, что я вру!

– Темпераментной – недостаточно, – опять придрался Д.Э.

– Ну да, – огорчился М.Р. – Нет того эффекта.

– С эффектами, чем меньше возишься, – сказал на это сын похоронного церемониймейстера, – тем эффектов больше. Страстная.

– А как главное сказать? – усомнился Дюк. – Самая выдающаяся грудь? Бюст? Формы?

Вид у компаньона сделался сначала задумчивый, потом очень задумчивый, и, наконец, несчастный.

– А давайте, сэр, сначала займемся Идой!

Заняться Идой двое джентльменов не успели. С лестницы кто-то смачно харкнул, тяжелые шаги протопали наверх и прежде, чем двое джентльменов успели пробраться через развалины, послышался идиотский хохот на два голоса, за которым последовал истошный женский визг. Кресло в комнате Ширли валялось с задранными оборками чехла, неприлично показывая ножки. Девчонка как раз вчера выставила на трюмо всякие свои банки-склянки – теперь они перекатывались по засыпанному пудрой ковру. В борделе были гости. Первый, с лысым шишкастым черепом лапал Иду, смеясь тем самым радостным смехом кретина, который услышали из кабинета компаньоны. Ширли брыкалась, пытаясь вырваться из здоровых, как ковши, лап Второго. Судя по потоку испанских ругательств, доносящихся из коридора, был еще и третий.

М.Р. быстро прокрутил в голове, что можно сказать.

Во-первых: «Уберите клешни, крабьи ваши яйца, сорок каракатиц вам в жопу!».

(Не годится и вообще категорически не рекомендуется к использованию в светских беседах с подонками общества).

Во-вторых: «Добрый день, джентльмены. Чем это вы здесь занимаетесь?»

(Ну, так они просто ответят, чем занимаются, да еще и на деле для наглядности покажут.) В-третьих: «Вы, вероятно, ошиблись, помойка через два квартала отсюда. Счастливого пути.»

(Остроумно, ничего не скажешь.)

И тут открыл рот Д.Э.

– Это кто тут к нам в гости пришел? – развязно поинтересовался он. – В чем дело, мальчики? Ворвались, устроили какое-то безобразие, напугали барышень… Вас что, не учили манерам?

Это показалось первому из «мальчиков» (который в случае ранней женитьбы вполне мог стать Д.Э. отцом) смешным до такой степени, что он прямо-таки согнулся пополам.

– А что, – спросил второй, – нельзя? Вам наших куколок обижать можно, а ваших – ни-ни?

– Ну как же, – Джейк и глазом не моргнул, развел руками, – должен ведь я сказать Лису, кто это тут шалит.

Бандиты обменялись взглядами.

– Не знаю никакого Лиса, – сказал второй.

М.Р. скрестил на груди руки.

– Как скажете, ребята, – спокойно сказал он. – Я ему так и передам.

– Э, стой, – Первый почесал свою уродливую голову. – Что за Лис такой?

Д.Э. снисходительно развел руками.

– Пупсик, – сказал он, – если ты до сих пор не знаешь, кто такой Лис, так Лис парень не гордый – сам придет и все тебе разъяснит.

– Даром, что по его личику скучают все резиновые подошвы Соединенных Штатов. И все копы.

Про «резиновые подошвы» Дюк удачно вспомнил: так в детективных рассказах из «Черной кошки» называли сыщиков.

– А чего это они скучают? – Второй длинно сплюнул на ковер.

– Да так, – М.Р. скромно опустил ресницы, – было дело.

– Трех фараонов уложил, – подал голос Д.Э. – Тонкой души парень – чуть что, пулю в лоб – и привет.

Второй снова сплюнул.

– Давно на него работаете?

– Не-а, – Д.Э. небрежно растягивал слова. – С год, что ли.

Он повернулся к компаньону.

– Правильно, Герцог? С год?

– Угу, – подтвердил Дюк. – Правильно, Ланс. Как из жестянки выпустили. За недостатком улик.

Джейк хлопнул компаньона по спине.

– Потопали, Герцог. Мальчикам и так все понятно, а нам еще клиентов искать. Черт знает, что творится, раньше присесть некогда было, теперь бегай за ними по всему городу!

– Погоди, – отмахнулся М.Р., – надо же разобраться!

– Да ну, – фыркнул Д.Э., – разбираться. Пусть там Лис сам разбирает, больно нам надо. Наше дело с кошкин хрен.

Он сплюнул себе под ноги, старательно не замечая третьего, мордастого креола, вставшего в дверях и загородившего собой весь проем.

– Ладно, парни, – сказал Третий. – Пошли, что ли, с нашим главным полялякаем.

– Не-а, – сказал М.Р. – Нам работать нужно. Сам знаешь, как сейчас с клиентами. Лис нам бошки снимет.

– Не треснет твой Лис, – Первый показал гнилые зубы. – Пошли-пошли, ща разберемся, что за птицы.

– Нет, цукерпупхен, – Джейк поднял перевернутое кресло и поставил его на место, – ты нам не указ. Лис, мотать твою каракатицу лысым колом с шишками, сказал, чтобы дела были поправлены, и мы, якорь тебе в корму, их поправим. Claro?

Второй посмотрел на Первого. Первый на Третьего.

– Какой-то Лис, – пробормотал Третий. – Кто его знает, сейчас ничего не поймешь. Когда, говоришь, он явится?

– Когда угодно, – не моргнул глазом Д.Э. – Он у нас личность непредсказуемая. Специально не говорит ничего, черт хитрый, чтобы мы тут сложа руки не сидели.

Он повернулся к застывшим посреди комнаты подопечным. Лицо искателя приключений сделалось усталым и раздраженным.

– А вам что, – рявкнул он так, что Ширли вздрогнула, – нужно напоминать ваши обязанности? Быстро приводите себя в порядок, лахудры! Каждый клиент на счету!

Девчонки, не пикнув, бросились из комнаты.

– Пошли, Герцог.

М.Р. повернулся к двери и слегка растерялся. Он ни секунды не сомневался в том, что мордастый уйти не даст. Хуже того: у него, как заметил, холодея, Дюк, в руке был нож. Но Третий отчего-то не торопился пускать его в ход. И лицо сделалось странное. И тишина какая-то тоже.

Дюк бросил осторожный взгляд через плечо и обмер: компаньон, оказывается, держал мордастого на прицеле. Первый было дернулся, но кольт немедленно повернулся в его сторону. Тот самый, музейный экспонат образца тысяча восемьсот семьдесят второго года, который искателям приключений так ловко втер год назад продавец в Уинчендоне. Вчера были недалеко от Чайна-тауна, и этот тип все клянчил: давай да давай пойдем, посмотрим, вдруг саквояж в целости. Совершенно помешался на этом Фоксе, хоть врачу показывай. Саквояж, точно, не пострадал, так и стоял в том подвале в переулке около Росс-Элли, только подкоптился вместе с одним слишком крепко спавшим ловцом опиумных грез. В саквояже осталась одна дребедень, не считая часов. Вот если бы их продать… только кто же теперь покупает шикарные цацки!

То ли вид музейного экспоната подействовал, то ли физиономия искателя приключений располагала к доверию, но и Первый, и Второй тоже что-то впали в задумчивость. Джейк поймал взгляд компаньона, улыбнулся лучезарно гостям и махнул головой: проваливайте, мол.

– Пушку убери, – Первый сплюнул сквозь зубы.

– Не могу, – отозвался Джейк ему в спину. – Она мне приносит удачу.

Он почесал стволом взмокший лоб и добавил уже более себе:

– Наследство, знаете ли.

– Чокнутый, – схватился за голову М.Р., когда голоса незваных гостей послышались сначала на лестнице, потом на улице, и, наконец, стихли. – Совсем. Окончательно.

– Но ведь получилось, – не соглашался Д.Э.

Девицы, как мышки, вернулись и забились в кресло, мигая и переглядываясь. На них не обращали внимания.

– А если бы не получилось?

– Но ведь получилось, – опять сказал Д.Э.

М.Р. сурово промолчал.

– Идиот, – с сердцем сказал он в конце концов.

Повернулся к девицам, глянул на одну, на вторую, отобрал у компаньона револьвер, приставил себе к животу, нажал курок. Раздался негромкий хлопок и… все.

– Непонятно? – спросил он у онемевших барышень.

Убедившись, что, кажется, непонятно, щелкнул барабаном. Девчонки ахнули.

– Мало того, что один сопляк против трех кабанов, – М.Р. был мрачен, – мало того, что патронов нет, так это (он защелкнул барабан обратно) еще и видно. Вот.

Барабан был открытый. Девчонки снова ахнули. Восхищенно.

– Дуры! – рявкнул М.Р., которому изменил талант дипломата. – То, что они ничего не заметили – чистое везение, больше ничего!

– Ну, не кипятитесь, сэр, – Д.Э., совершенно наоборот, был спокоен (только смех немножко нервный остался). – Надо быть не знаю, кем, чтобы разглядывать револьвер, из которого в тебя же и целятся.

– Так то из револьвера, а не из музейного экспоната!

– Да хватит вам гавкаться! – встряла Ширли. – У них такие же. Этот ваш Лис, он что, на самом деле есть?

– Ну, вы даете, мисс! – рассмеялся Д.Э. – Мы сами по себе.

– А, – девчонка прикусила губу, – ага. Ну, тогда еще лучше. В общем, половина выручки ваша, половина – наша, идет?

Она достала платочек (проживший, похоже, долгую и трудную жизнь) и принялась им обмахиваться.

– Что ж вы сразу-то не сказали? – засмеялась радостно, как маленькая девочка, которой сказали, что поведут к дантисту, а привели есть мороженое. – Приличных из себя корчили!

– Про имена сразу подумать, – сказала Ида. – Я тебе говорить, цукерпупхен.

– А что имена? – невинным голосом спросил Джейк.

– Ой, ладно! – Ширли шутливо шлепнула его по заду. – Не напрашивайся!

– Я не напрашиваюсь, – Джейк честно-пречестно посмотрел ей в глаза.

– Ну конечно! И жестянки в глаза не видал.

– Никогда в жизни!

– И ручки чистые, чужого добра не трогали!

– Ну что вы, мисс! Как можно! – Д.Э. еле сдерживал смех.

Он осмотрел ладони, изобразил ужас и спрятал руки за спиной.

– Я не виноват, воды нет! Вся на вас уходит!

– Бабке своей расскажи!

– У него и бабки нет! – пошутил Дюк.

– Неправда! – возмутился компаньон. – Она у меня такая почтенная старушка, ты себе представить не можешь. Зубы сводит!

– Да-да, – кивнул компаньон, – и папенька – священник.

– Вот уж точно – джейк, – засмеялась Ширли. – Зенки бесстыжие!

– Это есть хорошо, что все кончилось джейк-пот! – отозвалась Ида.

– Чего? – поразился Д.Э. Саммерс.

– Все хорошо, Джейк, что кончается джейк, – успокоила Ширли.[1]

Она надвинула ему шляпу на нос и повернулась к М.Р.

– А что сразу я? – округлил глаза тот.[2]

– Карты в руках не держаль, честно играль? – всплеснула руками Ида.

Дюк сделал задумчивое лицо.

– Ну не то, чтобы совсем не держал… – начал он, но девицы замахали на него руками.

– Да честное слово! – продолжал М.Р. – В покер! Это просто мне папенька не велел садиться играть!

Ширли упала в кресло и хохотала так, что чуть не сверзилась вместе с креслом на пол. Ида достала из кармана кулек карамели.

– Конфетка хочешь?

Пока липовый шулер разворачивал конфету, Джейк извлек «миротворец» из его пальцев, картинно дунул в ствол и сунул за пояс: – Патронов-то надо бы раздобыть. Самое время. Что скажете, сэр?

М.Р. Маллоу от нервов так и тянуло врезать по этой довольной роже. Но он подумал. Физиономия его потихоньку приняла нормальное выражение.

– Скажу, сэр, – буркнул он, – что нам теперь не только патроны нужны.

– Почему Ланс-то? – поинтересовался Д.Э. уже на улице.

– Помнишь, – начал Дюк, – ты рассказывал, как Ширли уговорила тебя остаться, потому, что, дескать, у них никого нет и страшно? Как ее чуть не грохнули, когда она потащила тебя в тот дом за тряпками? Ты еще наврал, что и дом твоих родителей, и она твоя сестра. Ну и получилось: сэр Ланселот. Должен же я был как-то тебя обозвать.

Д.Э. от скромности порозовел.

– Великая вещь – истории о сыщиках, – небрежно сказал он. – Что бы мы с тобой делали без «Черной кошки»!

Дюк кивнул и добавил:

– Все-таки ты через край – так блефовать.

– Вы, сэр, на себя посмотрите.

М.Р. пальцем приподнял поля шляпы.

– Компаньон, – сказал он тоном усталого отца, – я тебя очень прошу: не лезь ты на рожон, как сегодня, а? Может плохо кончиться.

– Да что было делать? – возмутился Д.Э. – У меня не было другого вы…

– … русская графиня, незаконная дочь русской певицы Мари Оленин д’Алхейм, имевшей такой бешеный успех в Париже в прошлом году, и графа Ярмутского.

Д.Э. выпрямился, сколько позволял потолок экипажа и попробовал сохранить позу небрежную и невозмутимую, что, вообще говоря, не так уж просто сделать на ходу.

Клиент уважительно молчал, тараща глаза прямо вперед и сжимая сложенные руки на набалдашнике трости. Нежный второй подбородок отливал синевой, щеки вздрагивали от тряски.

– Лола, – продолжил искатель приключений. – Победительница конкурса красоты в Сан-Диего. Титул «Самые…»

И выразительно показал руками. Экипаж тряхнуло, Д.Э. приложился головой о стену и зашипел сквозь зубы.

– Бешеный темперамент, – добавил он интимнейшим полушепотом, опять склонившись над котелком.

Круглые глаза клиента под полями котелка приобрели отчаянное, как у кролика, выражение. Мгновенный затравленный взгляд, толстая задница подвинулась – и молодой головорез с облегчением упал на сиденье.

– Тридцать Шестая улица! – велел он кучеру.

Дня через два, когда Д.Э. сам замучился по сто раз за день произносить титул, и даже умудрился запутаться, дочь русской певицы и английского графа стала просто русской графиней. Инкогнито. Ее титул сообщался шепотом, на ухо клиенту, и только после того, как тот давал страшную клятву молчать. Маневр этот каждый раз стоил графине лишних полтора доллара. Ее патрон удостоился вознаграждения, после которого он весь оставшийся день и всю ночь ходил томный, натыкался на все углы и туманно улыбался.

Ширли Страусс, дочь разорившегося лавочника из Чикаго, блестяще освоила роль.

Дела в борделе пошли неожиданно хорошо.

Глава шестая, в которой Д.Э. Саммерс обнаруживает несколько частей головоломки

– Так, – командовал Д.Э. – давай сюда. Ниже. Левее. Левее, говорю!

Разбитый шкаф с трудом выпихивали через пролом в стене, где когда-то находилась дверь в комнату мадам. Шкаф пытался прихлопнуть пальцы дверцами. Далеко его пронести не получилось, но главное, что избавились. Диван, и козетку, и два кресла извлекли на свет Божий из обломков, отряхнули, почистили, проковыряли наспех завитушки, в которых застряла штукатурка, и комната мадам Клотильды стала личным офисом двоих джентльменов. Музыкальный автомат, машинку «Что видел дворецкий» и уцелевшую мебель перетащили в одну из осиротевших комнат наверху. Бордель, таким образом, приобрел гостиную. В коридоре выстроились стулья – для очереди, о которой рассказывал фотограф.

В бюро обнаружилась настоящая, как в Публичной библиотеке, картотека: мадам вела клиентам строгий учет.

– Сэр, да из вас получился прекрасный сутенер! – вскричал Дюк.

– Мерси, – отозвался компаньон, не отрывая сосредоточенного взгляда от ящичка с картонками.

– Он у нас сделает карьеру! – поддакивал Козебродски, сидевший тут же, на диване, положив ногу на ногу и обхватив тощее колено.

– Надо было видеть, как он впаривает гражданам брошюры и карточки! – Дюк заглянул компаньону через плечо. – Или в баре этак, знаете, невзначай подсаживается. Это же надо слышать!

Это действительно стоило слышать. Голос Д.Э., ломкий, охрипший во время плавания, неожиданно выровнялся, став теперь ощутимо ниже, не вполне ожиданно для его шестнадцати лет, но эффектно. То ли от постоянных попыток докричаться до собеседника в бордельном гаме, то ли от вина, то ли так ему и было положено, а только Дюк безуспешно пытался подражать компаньону.

– «Настоящая графиня, – он попробовал взять октавой ниже, – что вы… самая настоящая…»

– Совести нет ни на вот столько! – буркнул Д.Э., делая страшно занятое лицо.

– Знаешь, а я тебя прямо вижу! «Он же, десять лет спустя!» Такой весь процветающий, в цилиндре и с бутоньеркой в петлице: «Бешеный темперамент!»

– Вот спасибо! – поперхнулся Джейк. – Ты себя лучше представь.

– А себя не очень представляю, – покаялся М.Р. – Не представляю, как выгляжу.

– А меня? – спросила Ширли и пробралась сквозь разлом в стене – уже обычный путь в кабинет мадам, – меня ты представляешь? А что на мне надето?

– Бант, – сказал Джейк, осмотрев ее всю. – Шелковый. Пунцовый. Как у шпица!

Русская графиня тоже осмотрела свои прожившие трудную жизнь кружева. Она явно ждала продолжения.

– И больше ничего! – с триумфом закончил Джейк.

– Нет, – сказала Ширли. – Не так. На мне что-нибудь красивое. Красное. И чулки. Шелковые, с розами на подвязках.

– И очки! – добавил Дюк и нацепил ей на нос очки в толстой оправе, которые добыл из ящика бюро.

– Да! – Джейк аж подскочил от восторга и тут же придал голосу надлежащую интимность. – «Образованная барышня. Поэтесса!»

– Вы так заведение псу под хвост пустите, – с неудовольствием сказала русская графиня своим гнусавым голосом, и стянула очки с конопатого носа. – Кому они нужны, эти писательши?

Д.Э. положил карточку на стол и выразительно закатил глаза.

– Писательница, а не писательша!

– Какая разница? – окрысилась Ширли. – Они все страхолюдные. Вот если бы актриса… или там певица…

Она надела очки на нос М.Р. Дюк попробовал рассмотреть свое отражение в наспех протертых боках пишущей машинки.

– Нет, – сказал Джейк. – Хорошо. Даже очень. Можно попробовать.

– Нет, фу! – отрезала Ширли, сунула в машинку испорченный лист, отстукала: «Никагда!!!!» и показала компаньонам.

– Да что ты! – Д.Э. улыбнулся, как змей и поднял левую бровь.

– Ой! – Ширли схватилась за голову.

Но было поздно.

Русская графиня с отвращением трещала тугими клавишами. На ней были кружевное белье расцветки запекающейся крови, черные шелковые чулки (подвязки, правда, оказались не в тон, белые, свадебные), пунцовый бант на шее и черный – в волосах.

– «…особые услуги», – с удовольствием закончил Д.Э., валяясь на скорее грязном, чем красном бархатном диване, закинув ноги на спинку и вертя в руках цилиндр на серой подкладке.

Вдруг томная улыбка сползла с его физиономии.

– Да, кстати! Услуги у нас «особые», а не «асобые», не забыла?

– Помню я, помню! – Ширли поерзала тощим шелковым задом, стянула под бюро туфли, пошевелила на скамеечке длинными, как у шимпанзе, пальцами ног и прошипела: – Чтоб тебе самому эти особые услуги предоставлять, извращенец!

– Вычеркиваем «особые услуги», – не меняя тона, сообщил Д.Э. – Помни мою доброту.

– Как! – обернулась Ширли. – Ты что, чокнулся? Это же самая выгодная статья! Мы так всю клиентуру растеряем! Это я пошутила просто!

Она полезла в ящик стола и рядом с машинкой и чашкой чая (со вкусом крана), оказался длинный хлыст.

– Знаешь, как это впечатляет!

– Им же убить можно, – с некоторой нервозностью сказал Д.Э.

– Ну, большей частью хватает просто этого, – Ширли слезла со стула, приняла грозную позу и заправски щелкнула хлыстом.

Звук был такой, что у оторопевшего патрона сжалось за ушами.

– А… а меньшей? – все-таки поинтересовался он.

– Хочешь? Могу показать.

Она вернулась за бюро, сунула под себя ногу и опять принялась стучать по клавишам.

– У тебя пятна на пузе.

Д.Э. вертел носком пижонски лакированной, в два цвета, туфли. Винные пятна, темно-красные, несвежие, с разухабистым шиком украшали его пестрый, шитый золотом жилет. «Тля представительств», – сказала Ида и без долгих разговоров обрядила обоих джентльменов в те остатки роскоши, которые удалось добыть с риском попасть под расстрел.

Искатель приклю… да нет уж, будем правдивы: новоявленный сутенер стряхнул пепел в ночной горшок. Горшок стоял тут же, возле дивана, специально для этих целей.

– Ты бы пепельницу взял! – Ширли выдернула лист из машинки.

Д.Э. надвинул цилиндр на лоб, так, что из-под него виднелась только дымящаяся сигаретка, и скучным бюрократическим тоном продолжал:

– «Лорелея Флоренсия д’Альварес». Точка. «Мисс Божественный Бюст на конкурсе красоты в Сан-Диего». Точка. Год не ставь.

– Козебродски заканчивает карточки для альбома, – через пролом пробрался Дюк и отряхнул новый костюм.

Тоже весьма далекий от того, что принято считать хорошим вкусом.

– А ты уверен, что это так уж нужно? А если заметут?

– На представительстве, – отрезал Джейк, – экономить нельзя. Без альбома мы дешевка.

– Ну, а если все-таки облава?

Джейк перебросил сигаретку в другой угол рта.

– Если облава, – сказал он, – у нас и без всякого альбома никаких шансов прикинуться массажным салоном или мюзик-холлом. Лучше уж альбомом завлечь. Всегда лучше договориться.

Дюк прикурил и бросил в горшок спичку.

– Умный, да?

– Это я умная, – сказала Ширли. – Мадам всегда так делала.

– Компаньон! – Д.Э. всплеснул руками. – Да у вас усы!

– Два часа закручивал, – скромно отмахнулся М.Р. – Не завидуйте. У вас зато глаза молодого головореза. Мне до таких еще работать и работать.

– Конечно, – подтвердила Ширли. – Наглые зенки!

– Бесстыжие зенки! – подтвердил Дюк.

– Кого нам не хватает? – быстро спохватился Джейк.

– А кто еще должен быть? – удивился Дюк. – Счетоводом ты, вон, Ширли приспособил.

– За дополнительную плату! – немедленно напомнила та.

– Фотограф у нас есть. Пианола имеется, – продолжил М.Р. – Чего тебе не хватает для счастья-то?

– Кухарки, – тоскливо сказал Д.Э. – Прачки. Горничной.

Дюк спихнул ноги компаньона на пол, плюхнулся рядом на диване.

– Разбаловались тут у нас некоторые, – сказал он. – Не пора ли тебя опять на китобой, а?

– Да ты посмотри, в каком хлеву мы живем! – Джейк распахнул черный пиджак, демонстрируя пятна на жилете. – Прачка в кредит больше не берет, мыло кончается, денег…

– Ой, мыла ему! – М.Р. хлопнул себя по ляжкам. – Тут воды нет по-человечески, а этому мыло подавай!

С водой было плохо по-прежнему: то она была, то ее не было, то еле текло, то вместо воды из крана лилась ржавая жижа.

– Ваше сиятельство, – сказал Джейк противным голосом, – ты закончила? Все, сделай мне еще писем напоминательных штук пять, и можешь идти повалять дурака. Пока никого нет.

Пока русская графиня, страдальчески вздыхая, стучала на машинке, Дюк сказал: – Я кассу нашел.

– Ого!

– Да. И несгораемый шкаф. Вскрытый, правда, но несгораемый.

– А зачем нам касса? – поразился Д.Э. – Чеки давать?

– Чеки давать не надо. Для отчетности.

– А отчетность кому? – полюбопытствовал Д.Э. – Мы же нелегальное заведение!

– Мне, – скромно сказал Дюк.

– О!

– Знаю я вас! Тридцать шесть баксов девчонкам на тряпки спустил!

– Это для представительства! – отбивался Д.Э. – Ты посмотри, какими лахудрами они были! Подаяния просить только!

– А шпиц?

– Подобрали бездомную собачку, – отрезал Джейк. – Жалко?

– Подобрали и раскормили! Он от конфет плешивый весь и чешется!

– Это барышни! – наябедничал Джейк.

– Ты тоже, между прочим, старался! Он толстый, старый, и у него астма! И вообще, облезлый, как будто его моль побила!

– Не обижай животное! – отбивался компаньон – Он толстый, старый, у него астма, только и осталось удовольствий, что пожрать, да чтобы пузо кто-нибудь почесал!

Джейк умолк и насторожился.

– Это что, опять? – возмутился он.

– Где? – моргнул Дюк.

– А вот, слышишь? Ты правым ухом повернись, тетеря глухая!

Дюк повернулся. Прислушался. Сглотнул.

– Эй ты, длинный! – послышалось с лестницы. – Еще раз тронешь наших девочек – конец вашей богадельне!

– А ты мне не тыкай, – заорал Джейк, – не проткнешь! А будешь так разговаривать – вперед ногами с моей территории вынесут!

– Да ты знаешь, с кем ты говоришь?!

– Я-то знаю! – нагло соврал Д.Э. – А вот ты, по-моему, не очень!

– Фараонам лапшу вешать будешь! Слыхали мы про твоего Лиса! Только его что-то не видно!

– Как было бы отлично бронированную спинку дивана, – сказал Дюк.

– Эй! – заорал его компаньон. – Или ты сейчас выметаешься, или я считаю до трех!

– Ширли, не бойся, – успокаивал Дюк.

– Вот еще! – трясущимися губами сказала русская графиня.

– Сейчас будем палить! – Джейк сунулся по карманам в поисках револьвера.

Револьвера не было.

– Боюсь, сэр, – печально произнес Дюк, – что палить будут по нам. Ширли, отдай ему свой.

Ширли мрачно полезла за корсаж и вытащила блестящий дамский «смит-и-вессон».

– Считай-считай! – ответили Джейку.

Совсем близко послышались тяжелые шаги, возня, плюхнулось, кто-то грязно выругался. Потом что-то с грохотом отшвырнули, и под три сухих щелчка прямо над диваном образовалось три дыры.

– Мы же хорошие! – вполголоса возмутился Джейк.

– Ну, значит, в нас будут палить еще более хорошие, – резюмировал Дюк, прицеливаясь.

И добавил на ухо компаньону:

– Не признавайся, что не умеешь!

– Умею, – не моргнул тот. – Что уставился? В погребе, по крысам. Папенька учил.

М.Р. как-то не спешил выражать радостное изумление.

– Твой старик, помнишь, что сказал? – Д.Э. усмехнулся. – «Уметь держать в руках оружие не значит уметь стрелять». Ну, я и промолчал.

Дюк закрыл рот.

– Спокойно, сэр! – компаньон прищурил один глаз. – Целься, пли!

Продырявленная штукатурка плевалась и испускала струйки пыли.

Через провал проскакал рыжий померанский шпиц и, царапая когтями пол, забился под диван.

– А вот было бы здорово, – орал оглохший на оба уха М.Р. перекрикивая звуки стрельбы, – пишущая машина-пулемет! Патент!

– Бюро на вертящейся ножке! – ответил ему Д.Э. – Мгновенный разворот! И кресло!

– Я тоже хочу палить! – крикнула Ширли.

– Обойдешься! – Джейк задвинул ее вместе с бюро диваном, и тут все стихло.

Послышался слабый щелчок.

– Шеф все узнает! – голосом опереточного злодея пообещал Джейк.

В провал сунулась небритая рожа.

– Передай своему шефу, – рожа сплюнула, – чтобы приезжал быстрее. И упаси тебя картавый, если ты врешь!

Рожа повернулась, продемонстрировав бычий затылок над сальным воротом пиджака, снаружи опять плюхнулось, выругались, потом шаги – и настала тишина.

Ширли высунула голову из своего укрытия.

– Та-ак, – сказал Д.Э. Саммерс, перегибаясь через спинку дивана. – Мадемуазель, а что это у вас в волосах за лента?

Он потянулся потрогать, но графиня хлопнула его по рукам.

– А, – Д.Э. рассматривал руки, – из машинки, старая… понятно. То-то у вашего сиятельства вся морда черным измазана. Так, значит, лента еще годилась? Ввели в расход заведение, ваше сиятельство? Не «ну», а полтора доллара штраф!

– Ой, сквалыга! – у Ширли всегда было плохо с чувством юмора. – Ленты пожалели! Это с глаз краска! От слез!

– А? – оскорбился Д.Э. – Я сквалыга? Три доллара штрафа!

Он лег животом на подоконник.

– Ишь ты, рыло кастрюльное, не ушел. С девкой своей беседует! Устроился, как у себя дома! Ну, сейчас мы ему покажем. И ему, и его потаскухам. Поехали, сэр!

– Тебе следовало грабить на дорогах, а не содержать заведение! – плача, добавила графиня, и зажала уши ладонями.

– Смотрите, мадемуазель, чтобы на бумагу не капало! – обернулся шеф.

– Ничего вашей бумаге не сделается! – прокричала Ширли.

Джейк перезарядил револьвер.

– Грабить, говоришь? Это идея. Мне даже стрелять не понадобится: тебя хватит. Вчера пешком гулять пришлось! В полночь только позавтракал!

– Нашелся бедненький! На улице кормят до сих пор бесплатно! В очереди стоять не хотел!

– Сейчас с этими закончим, – сказал Дюк, – и несите карту. Будем выбирать дорогу. Авось грабеж прибыльным дельцем окажется.

– Ой, – Ширли всплеснула руками, – что у меня есть! Что же я сижу!

Джентльмены ее не слушали: они высунулись из окна, высматривая жертву.

– Сколько-сколько, вы говорите? – спросила графиня из-за спины Д.Э.

– Чего сколько? – поинтересовался тот.

– Зеленых, – уточнила Ширли. – Три, вы сказали?

– А, – спохватился Джейк. – Да.

И нагло добавил:

– Пока да.

Тут он обернулся. Дюк почувствовал, что пауза как-то затягивается и обернулся тоже. Ширли оглядела джентльменов, подняла руку. От щелканья хлыста один перескочил через диван и забился за бюро, второй с грохотом перевалился через спинку. По комнате разлетелись бумаги.

Графиня кинулась коленками на диван, чтобы довершить расправу. Между сиденьем и спинкой обнаружился пропавший револьвер Д.Э. Он выстрелил с оглушительным грохотом. Графиня от ужаса взвизгнула и свалилась за диван. Шпиц лаял и скакал по дивану. Джейк, застрявший между диваном и бюро, возмущался, чтобы графиня перестала по нему топтаться.

– А я говорю, я не виновата, что нет места! – доносилось из-за дивана.

– Ты тяжелая и остроугольная! А еще маленькая!

– И очень прекрасно! Ты, кстати, тоже не сказать, чтобы удобный!

Шпиц сунулся понюхать ногу Д.Э., лег на пузо и пополз дальше. Очевидно, в кармане искателя приключений лежала карамель. Графиня и ее патрон, кряхтя и ругаясь, выбирались из-за дивана, толстый живот не позволил псине унести ноги вовремя и это ее сгубило.

– Теперь, – горестно сказала Ширли, – он умер окончательно.

– Ну, подожди, – виновато сказал Д.Э., – Может, еще отойдет. Он раньше всегда…

– Бедный померанец! – сказал М.Р., и тут же хрюкнул:

– Он не померанец. Он, знаете, кто? Помиранец!

В дыру в стене засунулся Козебродски:

– Молодые люди! Пс-ст! Пс-ст!

Компаньоны поспешно поднялись, отряхнулись, прихватили помиранца, уже напечатанные листы, погрозили графине инкогнито, чтобы не вздумала соваться с своей чумазой физиономией, и через минуту сверху послышалось: – Ну, вы понимаете, это была репетиция. Нужны же танцы, живые картины, небольшие шоу… да-да, реклама. Взгляните, вот. И вот. И еще вот. Записать на…? Прекрасно, в десять часов мадемуазель графиня будет вас ожидать.

На лестнице послышались шаги: это уходил клиент. Ничего такой, даже, кажется, симпатичный. Русская графиня инкогнито подхватила горшок, побежала в комнату компаньонов и высунулась в окно. Но прежде, чем она успела толком рассмотреть своего будущего клиента, из соседнего окна просвистел мертвый шпиц.

Прохлаждавшаяся под окнами гулящая с руганью отскочила. Послышался галоп с лестницы: Д.Э. Саммерс, искатель клиентов для борделя, спешил ретироваться, пока его опять не заставили гонять уличных девок.

– Изверг! – завопила Ширли.

Ей ужасно нравилось это слово, которое велели произносить вместо обычных ругательств.

Ответом был приподнятый где-то на самом углу цилиндр.

Но не успела графиня инкогнито высказаться по этому поводу, как все переменилось.

Теперь Д.Э. Саммерс бежал в обратную сторону. За ним, подобрав юбки и ругаясь, неслись четыре уличные. Ширли выругалась, прицелилась старательно и выстрелила несколько раз. Д.Э. споткнулся на полушаге.

– Ой! – вскрикнула графиня и спряталась.

Преследовательницы, очень довольные, расходились, мотая юбками и обмениваясь комментариями через улицу. Директор заведения прихромал обратно к дверям.

– Сто раз просил: не вмешивайся!

– Я как лучше хотела!

Д.Э. отпихнул виноватую Ширли и пополз вверх по лестнице, обтираясь плечом о стену.

Шипя сквозь закушенную губу, он сел прямо на ступеньки. По штанине расплывалось кровавое пятно.

– Просил же! – Д.Э. схватился за раненую ногу. – Не ну, а не лезь! Дура ты конопатая, а не графиня!

Пока Ширли бубнила извиненияя, сверху прошуршала юбками Ида. Барышни помогли шефу подняться.

– Я же обещала, что буду палить в них из окна, – конфузилась Ширли. – Ну, промахнулась. С кем не бывает.

– В кого ты попадаешь – известно наперед, – хмыкнул, тоже спускаясь, Дюк. – Ну-ка, дамы, подержите дверь и отойдите. Я сам.

Он довел компаньона до их комнаты и усадил на кровать.

– Слушай, – М.Р. Маллоу прищурился, – а из девчонки выйдет неплохой стрелок. Такая кучность выстрела!

Это был второй раз, когда русская графиня инкогнито открывала стрельбу. Несомненная удача: пали она с более близкого расстояния, убила бы наповал.

– Лучше бы в руку, – пожаловался Джейк. – У меня и так нога болит. С прошлой недели еще.

– Как – болит? – возмутилась, входя, Ширли. – Ты же говорил, ерунда!

– Немного! – оправдался Д.Э. – Совсем чуть-чуть!

– Сейчас посмотрим, – спокойно сказал Дюк. – Снимай штаны.

И тут же бы схвачен за руки.

– Прелестно, – не смутился М.Р., и, со своей стороны, покрепче взялся за запястья компаньона. – Барышни, приступайте.

– Нет-нет-нет! – взмолился искатель приключений.

– Да-да-да! – сказал компаньон и бессердечно заржал.

– Соседка, – Ширли расстегнула пуговицы с одного бока, Ида – с другого, и с шефа упали брюки, – опять принесет счет за свои герани!

Д.Э. протестующе замычал и рванулся на волю, но его держали втроем, бегается со спущенными штанами плохо, и пришлось сдаться.

– И за катце! – добавила Ида, которая сочувствовала соседской кошке.

Она открывала склянку с йодом, держа ее на безопасном расстоянии от желтых юбок и голубого корсета.

– У меня кончились патроны, – опять наябедничала Ширли. – На прошмондовок растратила. Которые вас по улице гоняют.

– Патроны! – возмутился Д.Э. Саммерс, нервно наблюдая за Лоттой. – Ну и сходите в лавку!

– Сами идите!

– Не командуй, кошачья убийца!

– Она сама свалилась! – заголосила графиня и от горя наступила в горшок. – Я вообще тут не виновата!

– Согласен! – говоря это, Д.Э. пытался отодвинуть руку Лотты с йодом. – Увидела тебя в окне и сдохла на месте!

– Это она тебя увидела, – парировала Ширли. – И со смеху сдохла.

– Это она еще долго держалась, – вставил Дюк.

– Как он от них скакал! – поделилась Ширли. – Я сама со смеху еле жива осталась.

Д.Э. хотел ответить, но увидел каплю, вот-вот собиравшуюся пролиться с края склянки на рану. Взглянул жалобно в глаза Лотты. Та непреклонно покачала головой и тут же выругалась: обляпалась йодом по самые локти.

Следующие несколько реплик Д.Э. были и однообразны чрезвычайно, и неприличны, так что мы их здесь приводить не будем.

Компаньон издевался. Барышни успокоительно шипели.

– Все, все, майн кляйнер, все! – Ида дула на ранку. – Все-все-все! Совсем не страшно! У тебя просто оторвайт кусок мяса.

– Это чернота от слез! – сказала Ширли, с графским терпением дождавшись, когда подруга закончит дуть и утешать, а утешаемый – подвывать сквозь зубы.

– А? – воскрес Д.Э. – Опять от слез?

– Да! – закричала русская графиня инкогнито, не особенно умело заламывая руки. – Вы монстр, бурбон, чудовище!

Горшок вылетел в окно и, судя по глухому стуку, в кого-то попал. Послышалась ругань. Судя по дальнейшим звукам, этот кто-то поднимался сейчас по лестнице.

– Сэр, – вышел ему навстречу Козебродски. – Вы пришли не вовремя. Все девки в бане.

– У нас баня есть? – шепотом спросил Дюк. – Или это общая? Почем там помывка, пять центов?

– Нет, конечно, – тоже шепотом ответила Ида. – Ни черта у нас нет. Одна ванна на всех, хоть сдохни.

Джейк, стеная и охая, натягивал штаны. Ширли высунулась в коридор.

– Он говорит, – докладывала она шепотом, – что так этого не оставит. Очень ругается.

– Конечно, сэр, – донесся строгий голос Козебродски, – вы не можете этого так оставить. Немедленно верните горшок, который вы пытались присвоить!

– Вы у меня в тюрьму отправитесь! Это покушение на убийство! Полиция! Полиция! Убивают! Здесь нелегальное заведение! Полиция!

– Ну, сейчас я ему покажу полицию! – разозлилась Ширли.

– Козебродски! – закричала она тем страшным голосом, которым распугивают обыкновенно детей, играющих в мяч прямо под вашим окном. – Куда вы подевали мой хлыст?

– Хлыст занят! – ответил ей голос с еврейским акцентом.

М.Р. Маллоу зажал рот компаньону. Оба осторожно выглянули наружу.

– Молчите, вы, чудовище в юбке! – закричал Джейк.

– В юбке! – всплеснула руками Ширли. – У меня нет даже юбки! Эти подонки общества разлили вино мне на платье! Меня здесь унижают! Держат в черном теле!

– Какова! – порадовался Дюк. – Не зря две недели воспитывали!

Ширли вышла и оглядела гостя со всех сторон.

– Нет, это невозможно, понимаете? Они вечно крадут мой хлыст!

И, повернувшись в сторону комнат, снова закричала:

– Эй, вы! Бездельники! Только бы убивать невинных людей! Назначьте, наконец, арендную плату этим флагеллантам!

Из окна было видно, как убегает жертва горшка.

– А, нет, он возвращается, – сказал Джейк.

Налетел на Ширли и взвыл: его толкнули в больное место.

– Вы же сказали, они все в бане? – запыхавшись, спросил джентльмен с ночным горшком, задирая голову под окном – А кто же тогда вот эта особа?

Он показал горшком на графиню. Графиня спряталась.

– И кто кричал, что занят хлыст?

– Это не девка! – закричали компаньоны хором. – Это переодетый парень!

– Не слушайте их! – закричал откуда-то Козебродски. – Эти шлемазлы все время врут! А это девка! Дора! Мисс Дора Говизна – мы тут ее так называем!

– А хлыст забрали те джентльмены средних лет! – продолжал он. – У них связи! Они в десятом номере!

– Маркс и Энгельс! – добавил из-за его плеча Джейк, который ходил в уборную с лампой: почитывал «Европейский журнал», забытый кем-то из клиентов.

– Чарльз и Дарвин! – поправил Дюк, который не одобрял теории марксизма.

– Как? – поразился джентльмен с ночным горшком, который так и держал, забывшись, в руках. – Они тоже все евреи?

– Да! – продолжал в окно Дюк. – И члены масонский ложи! А вы что думали?

– А этот, который кричит?

– Кричит мистер Дарвин. У них сегодня заседание. И у него истерика.

– Почему у него истерика? – спросили снизу.

– Зануда! – возмутился Джейк.

И заорал в окно:

– От эволюции, революции и флагеллации!

После этого господин с ночным горшком убежал уже без оглядки.

Клиенты сползались, как мухи. Бордель трясся – ночью от веселья, днем – от перестрелок и перебранок с конкурирующими компаниями с соседних кварталов. Козебродски от радости напивался каждый вечер и до смерти надоел всем своим бормотанием об успехе, который, без всяких сомнений, ждет заведение в самом недалеком будущем. Его высокая трепещущая фигура попадалась вам то в коридоре, то в комнате Ширли, нервируя Д.Э. Саммерса, то металась туда-сюда по улице, как репей прицепляясь каждый раз, когда вы оказывались в поле зрения, то внезапно вырастала перед вами, когда вы выходили из собственной комнаты, – короче говоря, Д.Э. Саммерс предложил потихоньку столкнуть фотографа в провал в комнате Иды. Дюк возразил, что пьяным и дуракам везет, а поэтому шансов убиться у фотографа дважды никаких, и жертву зеленого змия просто то и дело отодвигали в сторону, как, скажем, буфет, если бы только тот смог ходить.

Уличные, правда, по-прежнему были больным местом: принимать двух джентльменов всерьез они не желали.

– Джейк! – в отчаянии вопила русская графиня, утыкая руки в бока. – Опять мне, что ли, их гонять?

– Каждый клиент на счету! – искатель приключений распихивал по карманам полученные от Козебродски карточки, собираясь в очередной раз улизнуть. – Ты же сама говорила: почти ничего не зарабатываем!

– Конечно, ничего! Ты посмотри, в каком заведение состоянии! Да еще с такими ценами!

– С какими надо оно ценами! Кто к нам задорого пойдет? – отбивался ее патрон.

– Ну, так сделай, чтобы их было больше!

– Ну, так, а что я делаю? Дай денег, грабительница, у меня расходы!

– Я тебе не булочник – в кредит давать! Заработаешь – получишь!

– Хоть мелочи дай!

Графиня, скрепя сердце, сунула ему из кармана мелочи.

– Не надо было соглашаться, чтобы девки все покупали, – убито бормотал М.Р. по дороге. – И счетоводом эту засранку не стоило. Плакали теперь наши пятьдесят процентов. Я так думаю.

И он посмотрел на компаньона.

– Мне Козебродски говорил, – безнадежно проговорил Д.Э., – что должно быть наоборот: клиент платит не им, а нам. А мы им потом даем половину.

– Это с самого начала делать надо было. Сколько у тебя есть?

Джейк молча отдал половину того, что позорно позвякивало в кармане.

– Как ты свои отдать-то умудрился? – тоскливо спросил он. – Мы же так не уедем никогда!

– Ида сказала, что на нас куча денег потрачена, – тихим от унижения голосом проговорил Дюк. – Ей там розу какую-то нужно было, шелковую. По дешевке попалась, а у нее деньги кончились. Ну, и…

– Тебя просто нельзя подпускать к женщинам, – пробормотал компаньон.

– Кто это говорит? – обозлился М.Р. Маллоу. – Тот, кто свою русскую графиню только дразнить молодец? Она тебе скоро все до последнего цента своими услугами выдавать будет! Еще и виноват останешься!

Джейк тоскливо позвенел мелочью в кармане.

– В таком бардаке – и не мочь уехать! – высказался он. – Хоть бы лошадь попалась, что ли. Ну ладно, военные все к рукам прибрали, но одна-то лошадь!

– Ха, «одна»!

Дюк так пнул подвернувшуюся консервную банку, что она со звоном и лязгом прокувыркалась через дорогу, подпрыгнула и попала под ноги девке, прогуливавшейся по тротуару. Девка пнула банку назад.

– Одна, – М.Р. проводил банку взглядом. – Что же мы с одной делать-то будем?

– Была бы лошадь, – огрызнулся Д.Э. – Там разберемся.

Но компаньон только рукой махнул.

– Ну, есть лошадь, – физиономия у него была скептическая, – и что? К ней даже подойти нельзя. Потому, небось, и бродит до сих пор.

– Как лошадь, где? – ахнул Джейк. – И ты молчал?!

– На пустыре в Чайна-тауне, около Пауэлл-стрит, – поморщился Дюк. – Недалеко от угла с Сакраменто. А что мне было говорить? Есть-то она есть, а вот как ее съесть? Это, я тебе говорю, зверюга какая-то, не лошадь.

Животное потряхивало черной гривой и застенчиво щипало уцелевшую травку. Круглые бока темно-бурой масти, крепкие ноги в белых чулках, влажные ноздри – загляденье, не кляча.

– Испугался, наверное, – сказал Джейк, заметив обрывки вожжей. – Рвануло где-нибудь рядом, вот и понес. Ничего, сейчас поправим.

Д.Э. долго кружил вокруг лошади, не спуская глаз с саркастической, как у старого пьяницы, морды, нес ласковую ерунду, объяснял зверюге положение дел, льстил без стыда и совести, и добился, в конце концов, впечатляющего результата: двое джентльменов были вынуждены бежать по пустырю до самой Пауэлл-стрит. Джейк вернулся поднять цилиндр и только чудом успел удрать.

– Вот злыдень! – тяжело дыша, высказался искатель приключений, когда догнал компаньона.

От бега он так и стоял, согнувшись и опираясь о колени. И разгибаться что-то не спешил.

– Ты так и будешь стоять, или, может, пойдем? – поинтересовался Дюк.

Джейк медленно принял нормальное положение. Поправил цилиндр.

– Сэр? – Дюк увидел его лицо и слегка струсил. – Ты чего?

Д.Э. открыл рот, собираясь что-то сказать, потом закрыл и выдохнул:

– Головоломка!

Глава седьмая, в которой Д.Э. Саммерс обращается к учебнику

– Я все понял, – компаньоны подошли к разрушенному кинематографу недалеко от Одиннадцатой. – Как же мне раньше в голову не пришло!

Д.Э. остановился. Вид у компаньона был терпеливый.

– Само сложится, понимаешь? – продолжал Джейк. – Нужно только собрать все детали!

– Какие детали, горе ты мое?

– Ну какие-какие! – возмутился искатель приключений. – Сообразно обстоятельствам, конечно! Ты слепой, что ли? Все же находится прямо у нас под носом!

Прямо под носом у М.Р. находились только его пошлые усы. Он сунул руки в карманы.

– Я тебя стукну сейчас. По-человечески сказать можешь?

Сын похоронного церемониймейстера прошел ровно десять шагов вперед и эффектно поставил ногу на ось катафалка. Катафалк лежал на боку посреди улицы. Одного колеса не было – похоже, кому-то уже понадобилось. От ветерка жалко болтались обрезанные постромки.

– Знаешь, когда я его нашел? – тихо сказал Джейк. – В ту ночь, что писал письмо твоим родителям.

– Я им сам напишу, – утешил Дюк. – Потом. Ты это к чему?

Джейк обиделся.

– Ты дурак или притворяешься? Я уже повторять устал!

– Да что повторять-то?

Рожа Д.Э. Саммерса приобрела утомленное выражение.

– Части головоломки! – сказал он тем тоном, которым разговаривают с бестолковыми детьми и выжившими из ума стариками.

– За что, Господи? – жалобно вопросил М.Р. – Сначала он торгует женщинами. Потом пристает к бешеной лошади. Теперь морочит мне голову своими мистификациями!

– Да какими, к черту, мистификациями! – обиделся Д.Э. – Катафалк – от Злыдня, Злыдень – от катафалка. Понимаешь?

– Ну, допустим, – Дюк по-прежнему был настроен скептически. – Я даже верю, что Злыдень именно от него. Одна морда чего стоит. Но нам-то от этого какая польза?

– Не экипаж, не фургон, – волновался Джейк, – а именно катафалк! Именно так, ну конечно! Осталось колесо найти. Что уставился? Не веришь?

М.Р. только вздохнул.

– Сэр, – сказал он, – головоломка не сходится.

– Почему это она не сходится?

– По всему. Ваша теория, коллега, звучит красиво, но неубедительно. Ты где упряжь возьмешь? Она же стоит, как вся лошадь!

Д.Э. улыбнулся и сделал компаньону прекрасные глаза.

– В городе военное положение, идиот! – Дюк схватился за голову. – Сам же видел, как это делается!

Д.Э. поднял бровь.

– Джейк, прекрати.

– Не писай в штаны, компаньон. Большой уже.

Дюк пощупал себе лоб и выдохнул не хуже лошади.

– Лошадь в одном месте. Катафалк – в другом. С упряжью придется переть пешком через полгорода. Первый же солдат или полицейский спросит, что да откуда. Ты понимаешь, чем это кончится?

– Ну, предложите, сэр, что-нибудь лучше!

– Ну, и очень просто. Уедем человеческим способом.

– По железной дороге, которой теперь нет? Или в экипаже, вшестьдорога, с одним билетом в кармане, неизвестно куда и неизвестно, зачем? Прозябать можно и здесь! Здесь даже веселее!

– Так мы не будем прозябать! У нас будут деньги!

Д.Э. позвенел бы мелочью в кармане, только мелочи там уже не было.

– Какие деньги? – спросил он.

– А вот которые заработаем.

– Да что ты? – изумился компаньон. – Заработаем? В этом нашем заведении? Сэр, вы, часом, не перегрелись?

– Это вы, сэр, перегрелись. Тебе, вон, легче черта объездить, чем с девчонкой разобраться!

– Ну так сам бы и разобрался, если ты такой умный! – отбивался Джейк. – Катафалк – не просто наш шанс уехать отсюда. Это возможность передвигаться. Путешествовать, ржавый якорь тебе в корму! Надо идиотами быть, чтобы упустить такую возможность.

– Эта скотина чокнулась! – в полном отчаянии заорал Дюк. – К ней подойти нельзя, не видишь, что ли! От ужаса чокнулась!

– Ну и ничего удивительного, – буркнул Д.Э. – С такой жизнью странно, что мы с тобой еще сами по углам от страха не гадим.

И вдруг застыл.

– Я дурак.

– Вот я и говорю, – поддержал компаньон.

– Просто идиот какой-то!

– Ну, зачем так-то. Дурака вполне достаточно. Э? Ты что, обиделся? Стойте, сэр! Я же пошутил!

Неровные улицы Чайна-тауна резко спускались вниз. Пройдя оборванные тенты Сакраменто, известной здесь более как Чайна-стрит, затем несколько улиц с разрушенными, почерневшими заводами и складами, двое джентльменов оказались среди руин на каких-то задворках. Джейк побродил там, сям, все что-то вздыхал, бормоча под нос ругательства, и, наконец, произнес: – Не здесь.

Потом была Третья улица. Потом Одиннадцатая.

– Да что ищем-то? – пробовал спросить Дюк.

Но каждый раз получал один и тот же ответ:

– Одну полезную штуку.

Облазив чуть не пол-Сан-Франциско, совершенно измочаленные, вернулись они домой, наврали барышням, что с клиентами не повезло, кое-как дождались утра и завалились спать.

Около половины седьмого, когда в заведении только недавно настала тишина, Джейк резко сел в постели. Потом принялся лихорадочно одеваться. Что-то такое подсказало разбуженному М.Р., что собрался он не в уборную.

– Я сейчас, скоро! – быстро ответил Д.Э. на сонное мычание компаньона и рванул к двери.

– Один не пойдешь! – спохватился Дюк и запрыгал на одной ноге, пытаясь нацепить не до конца расшнурованный ботинок.

И вот, представьте себе, минут так через двадцать ходу, этот джентльмен, которому неизвестно, что понадобилось в такую рань на улице, долго ползает по развалинам какого-то дома, потом ястребом кидается на то, что было когда-то книжным шкафом, потом роется-роется-роется кругом, поднимая пыль и кашляя, и, наконец, с непередаваемым облегчением в голосе говорит: – Есть!

В руках Д.Э. Саммерса была книга.

Утреннее солнце освещало рождественский паровоз на стене и осиротевшую без бесстыжего доктора дамочку с бантом.

– «Моей дорогой жене, – читал Джейк, лежа в кровати и держа книгу на поднятых коленях, – которая была мне лучшим помощником и здравым советчиком, когда я объезжал лошадей в различных частях света».

– Представляю, – зевнул Дюк и полез под одеяло, – как этот капитан Хейз объезжает лошадь, а рядом стоит его жена, такая, знаешь, дама в очках, и строгим голосом дает ему здравые советы.

– Или чешет галопом ноздря в ноздрю с лошадью, говорит, говорит, берет на ходу препятствия, – продолжил Джейк. – Да еще все время повторяет одно и то же. А капитан противным голосом отвечает: «Да помню, я, помню, отстань!»

М.Р. посмеялся и повернулся на другой бок, собираясь все-таки поспать.

Д.Э. Саммерс листал книгу.

– Так, что тут у нас. Господи Боже ты мой. «Теория контроля над лошадью.» И тут теория! «Объект и область…» Жена, что ли, руку приложила? … «Желательность раннего приручения…»… «Быстрые методы объе…» – о, это как раз подходит! Вот, слушай:

«Обычная система объездки лошадей, в основном полагающаяся на формированиепривычки к строгой дисциплине, содержит множество недостатков.»

– Ну да, – отозвался Дюк.

– «Некоторые объездчики предпочитают действовать кнутом, грубым обращением, ранить лошадь шпорами и затем задаются вопросом, почему они не в состоянии удержать контроль над лош…»

Джейк заложил страницу пальцем.

– Сто раз я об этом думал! – провозгласил он моргающему компаньону. – Сто! Вот, пожалуйста! Вся эта ваша строгая дисциплина – бред! Сивой кобылы!

– Чего это она наша!

– «Опытный всадник, – наставительно продолжал разгоряченный мистер Саммерс, – будет часто замечать у животного колебания. И пользоваться ими, чтобы действовать в своих целях сообразно его инстинктам…»

Он закрыл книгу.

– Вот! А я что всегда говорил! Сообразно его инстинктам!

Нечеловеческим усилием воли М.Р. поднял отяжелевшие веки, сообразил, что, чтобы слушать, глаза не нужны, закрыл их и постарался изобразить, что весь внимание.

Джейк продолжал читать. С выражением.

Минут через десять Дюк взмолился:

– Слушай, ну давай завтра! А?

– Завтра, – строго сказал компаньон, – все это уже нужно будет применять на деле.

В конце концов М.Р. так и уснул под увлекательное чтение. У Д.Э. у самого слипались глаза, но он все лежал, уже молча глядя в книгу, не в силах ее закрыть и разглядывая экслибрис: Чарльз Этвуд Кофоид

Кофоидовский экслибрис был весь уделан ирисами, ракушками и семейными гербами научного вида. В самом низу прочесывал бездну океана корабль. Корабль вылавливал морских тварей гигантским сачком. Но дело было не в этом. В верхней, главной, части экслибрис изображал библиотеку в большом доме. В этой библиотеке было просторное окно, за которым простиралась между деревьями дорога и виднелась вдалеке церковь. И чем больше Д.Э. всматривался в рисунок, тем больше находил предметов. Телефон на столе, три вазы на подоконнике, лампы, которые можно было рассмотреть до мельчайших деталей. Корешков книг на полках, были нарисованы так, что, кажется, еще немного, и станут видны их названия.

– Я буду слушать рэгтайм с ночи до утра! Петь в ванной!

– Огромной!

– Завтракать с книгой в постели! А на завтрак пломбир и кофе!

– И читать за обедом!

– И библиотека!

– Огромная!

– Все, все, все как мы хотим!

– И никто никогда, – произнес Д.Э. в тишине, – не посмеет мне тыкать, что делать и чего не делать.

Дюк промычал замученно, отвернулся к стене и закрыл голову подушкой.

Д.Э. вздохнул, пристроил «Иллюстрированное пособие» так, чтобы было под рукой, и уснул.

Остаток утра М.Р. провел дурно. Впечатлительный компаньон во сне вертелся с боку на бок, брыкался, что тот конь, заставляя стонать изношенные пружины, и бормотал. Было похоже, что он с кем-то разговаривает, и притом очень торопится. Но разобрать выходило только одно слово: «головоломка».

Глава восьмая. Кураж

Д.Э. почесал нос.

Оба повернулись и посмотрели на Злыдня. Того еле было видно у дальних деревьев.

– Вот черт. Там же написано: «понемногу начнет подходить и проявлять любопытство»! – возмутился Джейк.

– Он не виноват, что не читал.

– Не удивлюсь, если окажется, что он все-таки читал. Что-нибудь вроде «О тщете всего сущего», – проворчал Д.Э. – Вон, морда умная, характер мерзкий. Точно, философ.

Дежурить на пустыре пришлось по очереди: пока один вкалывал, второй старался обольстить конягу.

– Слушай, он надо мной издевается, – сказал Дюк в воскресенье вечером. – Честное слово. Подходит поближе, поворачивает уши и делает губой.

Он показал, как Злыдень насмешливо делает губой, и хлопнул на кровать компаньону стопку французских журналов с дамочками – выудил с первого этажа.

Джейк закашлялся, разгоняя рукой поднявшуюся пыль, поколебался между «Фру-Фру» и «Иллюстрированным пособием» и все-таки выбрал второе.

– У этого людоеда с копытами, – сказал он задумчиво, – чувство юмора. Развлекает его наш капитан. Мы с ним теперь вместе читаем. Я – вслух, он – про себя.

Тут только до М.Р. дошло, что, собственно, сказал ему компаньон.

– Гениально! – закричал Дюк и тут же закрыл рот рукой. – Но как? Как ты додумался читать лошади вслух?

– Кураж, сэр.

Д.Э. прикурил, нарочно делая вид, что по уши занят этим трудным делом, не выдержал, и посмотрел на М.Р.

– Это чувство, – сообщил он, – возникло у меня под влиянием опасений за свою жизнь. Когда я прочел у этого старого дурака, разговаривайте, мол, с лошадью. Пусть привыкает к звуку вашего голоса.

– Смотрите, смотрите сюда! – восторгался сам собой Козебродски.

Ему ответили смехом и гулом на четыре голоса: что-то он там опять принес замечательное.

– Нет, нет, вы смотрите!

Д.Э. безжалостно потрясли за плечо. Джейк, сидевший за столом, поддерживая отяжелевшую голову руками, очнулся.

– Что за черт, – недоуменно проговорил он, глядя на фотографическую карточку, изображавшую на сей раз арену цирка, – это же…

На двойном велосипеде ехали двое клоунов в огромных штанах и утиных ботинках. Лица у них были подозрительно знакомыми.

– Кто говорит, что я пью? – хохотал фотограф. – А? Кто говорит, что Козебродски пропащий? Смотрите еще, смотрите!

Акробатка в перьях, кокетливо качавшая ножками на согнутом хоботе слона, оказалась Ширли. Та, что танцевала на его спине – Ида. А Лола в воздушной юбочке и сделавшаяся подозрительно хрупкого телосложения, выпускала из ящика голубей.

– Я пью? – восклицал фотограф. – Да, я пью! Козебродски настоящий профессионал, а настоящий профессионал работает в любом состоянии!

М.Р. поднял голову и встретился взглядом с компаньоном.

– Все, – Джейк запер за собой дверь уборной. – Сегодня. Чем быстрее, тем лучше.

– Что-то ты это, горячитесь вы, сэр. А деньги? Хоть немножко-то надо. В дорогу.

– Сэр, у нас нет времени.

Д.Э. посмотрел на компаньона.

– Нет. Ни одного лишнего часа.

– Ничего я не понимаю, – вздохнул М.Р., – ну ладно. Сегодня – так сегодня, только рад буду.

Он тоже посмотрел на Д.Э. и усмехнулся.

– Признавайся, что натворил, молодой головорез. А то не поеду.

Д.Э. постоял, заканчивая важное дело и глядя в стену. На стене дрожала пыльная паутина.

– Я же тебе говорил про головоломку, – сказал он небрежно. – Сегодня, дорогой компаньон, нашлась последняя деталь.

И опять умолк.

– Сейчас врежу, – предупредил Дюк.

Джейк застегнул штаны и резко развернулся.

– Утром, – сказал он, – сюда придут те три кабана. Они хотят видеть Лиса, и я сказал им, что он приезжает завтра.

– Как надоел шерри, а! – проворчал Дюк, доливая себе в стакан.

Компаньоны нервничали.

– У Мэй Спенсер, – Лола подставила свой, – мы пить «Редерер» каждый день!

– Не знаю, как насчет Мэй Спенсер, – буркнул Д.Э., – а вот я бы, точно, с дорогой душой отдал сейчас этот «Редерер» за чайник чаю.

Воды в борделе опять не было: в городе никак не могли толком починить водную магистраль.

Джейк подошел к открытому окну. Неторопливо прикурил, свесился вниз, как бы обозревая окрестности, крикнул уличной, чтобы шла отсюда, и повернулся обратно. Двое джентльменов смотрели друг другу в глаза.

– Мэй Спенсер иметь красива карета, блестящ, – начала было Мисс Божественный Бюст.

Дюк схватился за сердце и тут же сделал вид, что поправляет лацкан жилета.

– Да заткнись ты со своей Мэй Спенсер! – Ширли швырнула в Лолу жестянкой от бобов в томатном соусе.

Лорелея Флоренсия д’Альварец превратилась в жертву кровавого преступления.

Завизжала она так, что М.Р., только недавно обрадовавшийся, что слышит левым ухом, оглох опять.

– Тихо, дамы! – Дюк влез между девушками, аккуратно схватив Лолу за запястья. – Графиня, ты совсем, что ли? Что за свинство?

Мексиканка грязно ругалась и выкручивалась, графиня пыталась добраться до нее не так, так этак. Д.Э. бросился оттащить графиню, тут же получил коленом и согнулся пополам.

– Мы, – с трудом выговорил он, разгибаясь, – уезжаем.

Глава девятая, в которой М.Р. Маллоу постигает важность уважительного отношения к закону

– Видишь, я же говорил! – Д.Э. возился с колесом катафалка. – Все сходится! И вообще, удача удачей, но и ей нужно помогать. Мы просто поспособствовали!

Дюк сложил руки на груди.

– Сэр, – сказал он твердо, – это была наша вторая и последняя кража.

Это, точно, была прямая кража. У М.Р. до сих пор тряслись руки и дергалось в животе, как будто он наелся живых лягушек. Сначала пришлось стоять на стреме, пока компаньон возился в сарае одного кучера. М.Р. изгрыз ногти до мяса: с четверть часа назад он впервые в жизни, собственноручно, бросил хозяйской собаке кусок сахара, пропитанный снотворным. Ему виделось, как хозяин сарая заходит в аптеку на углу Кирни, рассказывает, как его обворовали, опоив при этом собаку, и как аптекарь мгновенно припоминает того парня, который как раз ночью купил у него хлорал. Хлорал! Не просто снотворное, а снотворное с самой дурной репутацией в стране! Снотворное, прозванное «Микки Финн», по имени того парня из бара в Чикаго, который первый додумался использовать его для увеличения своего наличного капитала, и которое теперь упоминается почти в каждой статье об ограблении!

– Боже, – М.Р. сунул в рот палец: откусил заусенец, пошла кровь, – Боже, ну почему я такой идиот! Хотя нет, почему это идиот? Назвал единственное снотворное, которое знал. Если бы я спросил просто «что-нибудь от бессонницы», это было бы тем более подозрительно! Начались бы вопросы, я бы думал, что ответить, еще, небось, и запутался бы… Pater noster… In nomine Patris, et Filii et Spiritus Sancti…

Из молитв М.Р. Маллоу помнил только «Отче Наш», крестное знамение и молитву на сон грядущий. В церкви же обыкновенно обходился Аполлинером. Он огляделся по сторонам, убедился, что улица пуста и трусливо осенил себя крестом. В глубине души М.Р. Маллоу считал себя атеистом, но есть, знаете ли, моменты, когда…

– Кураж, сэр, – Д.Э., пыхтя, вылез из приоткрытой двери сарая в обнимку с здоровенной связкой-узлом, побрякивающей ремешками и норовившей запутаться в ногах.

– Т-ты хоть обращаться с этим умеешь? – Дюк едва не выронил тяжелую упряжь.

– Я умею обращаться с этой штукой, – сын похоронного церемониймейстера, бывший кучер катафалка щелкнул компаньона по лбу и снова скрылся за дверью.

Колесо, с которым он просочился наружу во второй раз, спрятали в кустах неподалеку. Возвращаться за ним пришлось, когда уже светало. Дюк тащил колесо со всем куражом: пер прямо по середине тротуара, огрызаясь на недовольных прохожих, останавливался поглазеть на витрины под носом у встречных военных, спросил у полицейского дорогу. И вот, наконец, осталось последнее: караулить катафалк, пока Д.Э. приведет Злыдня. Именно приведет – сесть верхом на это четвероногое не представлялось никакой возможности.

Упряжь была на месте.

– Не сперли! – с облегчением выдохнул Дюк, и поскорее задернул занавески, стараясь, чтобы та часть колеса, которая не влезла, не слишком бросалась в глаза.

Сначала М.Р. гулял – от угла до угла, заложив руки за спину и поглядывая исподтишка на свой будущий экипаж. Потом стал насвистывать – получил по хребту.

– Не свисти, – проходившая с корзиной старушка погрозила ему клюкой, – денег не будет!

Потом Дюк добыл блокнот, карандаш, сел верхом на оглоблю – и без всякого притворства стал выглядеть, как человек, сочиняющий стихи: рассеянный, задумчивый, что-то все время бормочущий, вычеркивающий и вписывающий снова, закусив от усердия губу, вскакивающий и начинающий шагать туда-сюда, взмахивая время от времени руками. Потом просто шатался с руками в карманах, окликая каждого встречного и спрашивая, который час. Потом пинал рассыпавшуюся поленницу.

Наконец, появился компаньон. Он шел по краю тротуара и читал на ходу с таким видом, как будто совершенно не помнит о том, что ведет в поводу лошадь. Лошадь шла по краю дороги и заглядывала ему за плечо с таким видом, как будто по уши поглощена чтением. Джейк сошел с тротуара, обернулся на собиравшуюся вокруг толпу. Толпа попятилась. Парочка проследовала к катафалку и остановилась. Джейк закрыл книгу, достал из кармана яблоко и не глядя, дал его Злыдню.

– Мир и покой снисходят на того, – начал он безжалостным кротким тоном, обращаясь к любопытствовавшим прохожим, – кто всем сердцем постигает, что Христос жил и умер ради всех нас…

Толпа немедленно поредела.

– И муки его искупительной жертвы… – Д.Э. Саммерс не принял колесо из рук компаньона, а вместо этого поднял с мостовой полено, – пресле… сопровождают нас ежедневно и ежечасно…

Он с усилием начал приподнимать катафалк. Компаньон бросился на помощь и двое джентльменов, поднапрягшись, подперли поленом ось.

– …на рассвете и на закате.

Мостовая вокруг них опустела. Злыдень цокал копытами вокруг, с интересом созерцая процесс.

– Сэр, – сказал Дюк твердым тоном, – это была наша вторая и последняя кража.

Катафалк покачался, теперь уже на двух колесах. Д.Э. отряхнул штаны и выпрямился.

– А первая?

Укоризненное молчание М.Р. длилось долго.

– А, ты про это? – сообразил, наконец, Джейк. – Ну, сэр, где же тут кража? Покойникам оружие ни к чему, а за тряпки ругаться уже некому.

– Ты мне зубы не заговаривай! – оборвал дискуссию Дюк. – Обещай, что такого больше никогда не повторится. Обещаешь?

И Д.Э. Саммерс пообещал компаньону больше никогда не заниматься воровством.

– Джейк, – подал голос М.Р. Маллоу, когда уже сидели на козлах, – не хочется вас пугать, сэр, но…

– Спокойно, сэр, – отозвался Д.Э. – Головоломка собралась – значит, все идет, как надо.

– Да я не об этом, – Дюк с невыразимой досадой махнул рукой. – Просто ты же потом сам голосить будешь. Мы забыли саквояж в борделе.