Елена Усачева Пятница – game over

Глава 1 Что наплакал кот

Не успел начаться первый урок, как в класс вошла завуч, оглядела притихший 7-й «А» и сообщила: в пятницу будет годовая контрольная по алгебре.

– Да-да! – пресекла завуч начавшийся шепот возмущения. – Проверять ваши работы будут в РОНО. Так что никаких вам поблажек. Но…

От этого «но» души даже самых отчаянных двоечников, которым что РОНО, что не РОНО – было все равно, покрылись ледяной корочкой.

– Но! – Завуч неожиданно улыбнулась. – Класс, лучше всех написавший работу, поедет в Болгарию.

Все знали, что у директрисы были какие-то связи, и каждый год один класс обязательно ездил на море отдыхать. Видимо, теперь дошла очередь и до их параллели.

Большой радости это сообщение не вызвало, лица ребят остались настороженными. Завуч вышла, напоследок окинув взглядом первые парты. Стук ее каблучков звонким эхом разносился по коридору, и Викентий Михайлович, учитель истории и классный руководитель «ашек», сурово спросил:

– Ну что, седьмой класс, справитесь?

В гробовой тишине муха попыталась перелететь с подоконника на парту толстого Вити Митрофанова, стол которого так вкусно пах бутербродами с телячьей колбасой, но испугалась собственного жужжания и приземлилась на бант Каринки Сидоровой. Каринка была настолько увлечена мыслями о предстоящей контрольной, что не заметила незваной гостьи и позволила мухе спокойно потирать лапки на кромке шелковой ленты.

– А чего тут справляться? – беззаботно протянул Владик Костомаровский и стал демонстративно раскачиваться на стуле. Ласковое имя Владик Костомаровский сохранил с начальной школы. Но если в третьем классе он был симпатичным вихрастым ребенком, при виде которого учителя начинали умильно улыбаться, то к седьмому году учебы он растерял все свое обаяние, превратившись в обыкновенного двоечника с сильными кулаками и слабой головой. – Мы поедем! У остальных шансов никаких.

Чтобы подтвердить верность своих слов, Владик хотел замереть в самой дальней точке раскачивания, но не удержался и грохнулся на стоящий за его спиной шкаф. Многоэтажная конструкция из дерева и стекла покачнулась, но устояла.

– М-да, Костомаровский, если ты будешь так же писать контрольную, то ехать нам с третьего этажа на первый, не дальше, – кисло улыбнулся историк, оставив выходку Владика безнаказанной. – Тебе бы не мешало посидеть над учебником!

– А я не могу, Викентий Михайлович, – протянул Костомаровский из-под парты. – У меня цифры в голове не задерживаются. Вот если бы стих какой выучить…

В классе захихикали. Все знали, что в дырявой голове Владика не задерживаются не только цифры, но и любое другое «умное» слово, включая определения, таблицы Менделеева и умножения, а также все физические, химические и алгебраические формулы.

– Надеяться на одних отличников глупо, – прервал смешки историк и внимательно посмотрел на первые парты, где, как обычно, обитали жители страны «Запятеричья»: Каринка Сидорова с мухой на голове, очкастая и страшно вредная Ирка Крюкова, долговязый Жека Стриженов и тихий, испуганный Митька Емцов. – Надо как-то и всем остальным подтянуться. В классе «Б» тоже хватает отличников.

– Зато в «В» их кот наплакал, – ввернул как всегда громогласный Макс Лавренко. – А уж с «бэшками» мы как-нибудь разберемся. В конце концов, их можно и подкупить.

– Никого мы подкупать не будем, – хлопнул ладонью по столу Викентий Михайлович. – Борьба должна быть честной. Занимайтесь, и я уверен, что летом мы непременно поедем на Средиземное море!

Все почему-то дружно зааплодировали, и только отличник Митька Емцов еле слышно спросил:

– А как-нибудь достать вариант контрольной можно? – и, испугавшись, что его неправильно поймут, добавил: – Ну, чтобы всем подготовиться.

Историк пропустил вопрос мимо ушей. Видимо, для него добывание контрольной не относилось к разряду «честной борьбы».

– Ну что же? – Викентий Михайлович открыл журнал. – Надеюсь, никто не поленится пару раз заглянуть в учебник алгебры и вспомнить основные формулы. А пока мы займемся эпохой Екатерины Великой и восстанием Емельяна Пугачева.

Под гул голосов муха сорвалась с головы Сидоровой и устремилась к окну. Не заметив стекла, она врезалась в прозрачную преграду и обиженно полетела прочь.

А на перемене около класса истории неожиданно появились «бэшки».

– Ну что? Посмотрим, кто кого? – Колька Рыбкин зло смотрел на вышедших в коридор «ашек».

– Смотрелки не сломайте, – как всегда, вылез вперед Макс. – Все равно наша возьмет!

– Это с чего это ваша? – насупился Вовка Карманов и засунул руки в карманы брюк. – Верняк – мы на море поедем!

– В следующем году, – мрачно пробормотал Митрофанов, вытирая большущее красное яблоко о рукав. – А в этом – мы. Не спешите покупать чемоданы.

– Посмотрим! – с вызовом повторил Рыбкин, и «бэшки» не спеша удалились.

– Как бы они чего не надумали. – Митрофанов откусил половину яблока и стал с хрустом его жевать.

– Пускай только попробуют! – В глазах Лавренко появился азарт предстоящей борьбы не только на листочках в клеточку, но и в реальной жизни. – Мы тогда тоже что-нибудь отчебучим.

– Это мы можем, – согласился Владик Костомаровский, провожая недобрым взглядом уходящих Вовку с Коляном.

Все вернулись в класс. Жизнь потекла своим чередом, пока не наступил следующий день.

Во вторник Каринка Сидорова пришла в школу с перебинтованной правой рукой.

– Ничего себе! – присвистнул стоящий впереди всех Лавренко. Он с любопытством рассматривал тугое переплетение бинтов на руке отличницы. – Как это тебя угораздило?

– Ой, что теперь будет… – Ирка Крюкова поправила сползающие с носа очки и подперла кулачком тощую щеку. – Как же ты писать будешь?

– Можно диктовать, – предположил отличник Жека Стриженов, со странной улыбкой наблюдая за Каринкой.

– Ага, причем на весь класс, – хихикнул Митрофанов, шурша оберткой от «Сникерса». – Тогда у половины точно будут пятерки. – И он вгрызся в шоколадку.

– А у глухих – и шестерки, – мрачно добавил Стриженов.

– Меня мама вчера в поликлинику повела, – всхлипывала Сидорова, утирая мокрые щеки белоснежным бинтом. – А там дети бегали. И я… Я даже не успела заметить, как мне дверью ударили прямо по руке. Врач сказал, перелома нет, но неделю в гипсе проходить придется.

– Видишь, как все удачно получилось. – Макс довольно жмурился, словно от Каринкиной травмы ему была самая большая прибыль. – И по руке получила, и ко всем врачам успела.

– Дурак! – от возмущения Сидорова даже плакать перестала. – У меня теперь справка – освобождение от школы на неделю.

– Минус отличник, – тихо произнес Жека, и все головы повернулись к нему.

– Ничего, оклемаешься, – без тени жалости протянул Костомаровский, который за свою жизнь ломал конечности не раз и не два. – Ты ручку между пальцами засунь и пиши. За неделю натренируешься.

Одноклассники выжидательно посмотрели на Каринку, словно она должна была прямо сейчас дать честное-пречестное слово, что к пятнице непременно научится писать рукой в гипсе, а если понадобится, то и обеими ногами. Но из глаз Сидоровой снова полились слезы, и честного слова от нее класс не дождался.

– Ты чего это про «минус отличник» заговорил? – негромко спросил Владик, подбираясь ближе к стоящему в задумчивости Стриженову.

– Да так… – Жека забрался на подоконник. – У нас с «бэшками» было одинаковое количество отличников. То есть шансы на хороший результат пятьдесят на пятьдесят. Без Сидоровой шансов у нас становится меньше. Если, конечно, кто-нибудь еще случайно на пятерку не напишет.

Костомаровский посопел, почесал в затылке и задал вопрос, который и определил все последующие события этой недели:

– Так это они что же, специально сделали?

Стриженов удивленно вскинул бровь.

– Пятьдесят на пятьдесят, – прошептал он.

– Как это? – совсем запутался в математических исчислениях одноклассника Владик.

– Все просто. – Жека растопырил пятерню, соображая, как бы понаглядней все объяснить бестолковому Владику. – Вот смотри. Какой шанс, что ты на улице встретишь инопланетянина?

Костомаровский уже поднял руку, чтобы почесать в затылке, но движение не завершил.

– Какой уж тут шанс, – решил не утруждать себя подсчетами Владик. – Почти никакого.

– А вот и нет, – радостно щелкнул пальцами Стриженов. – Пятьдесят на пятьдесят. Либо встретишь, либо нет. Так и здесь. Либо все подстроили, либо нет!

И он убежал, оставив одноклассника размышлять над неведомой еще теорией вероятности. Того эти размышления быстро утомили. Все-таки голова Владика была приспособлена под другое, и Костомаровский пошел обсудить новости с друзьями.

Историк долго изучал покалеченную руку Каринки, просил ее разжать и сжать кулак, а потом грустно покачал головой.

– Да, дела… – протянул он, наблюдая, как Сидорова изо всех сил пытается шевелить почти полностью перебинтованными пальцами. – Вы уж, это, берегите себя, что ли.

Викентий Михайлович оглядел притихший класс. В глазах его подопечных читалось несгибаемое желание живыми и здоровыми добраться до пятницы. А если и отдать свою жизнь, то очень дорого.

– А как будут считать проходной балл? – заговорил вдруг Жека. – Средний или общее число хороших отметок?

– Это ты к чему спрашиваешь? – Учитель выглядел заметно погрустневшим.

– Понимаете, Викентий Михайлович, – с пафосом заговорил Стриженов, – если на контрольную придут одни отличники и хорошисты, то наши шансы заметно увеличатся.

– Ты предлагаешь всем двоечникам переломать руки? – внимательно посмотрел на него историк.

– Почему же только руки? – Жека был невозмутим. – Есть еще ноги. А также в нашем распоряжении разные простудные заболевания и вирусные инфекции.

В тишине раздавалось только урчание желудка вечно голодного Митрофанова. От удивления и возмущения никто и слова сказать не мог. Один Костомаровский довольно улыбался. Перспектива не идти на контрольную его только радовала.

Историк ушел, больше ничего не сказав. А что тут было говорить? Контрольная – это честная борьба, никаких обманов и хитростей здесь быть не должно. Да и помешать проверке знаний по алгебре учеников седьмых классов могло только стихийное бедствие в виде цунами или тайфуна. Но ни того, ни другого в Москве весной не бывает, поэтому обсуждай не обсуждай, контрольную все равно писать придется.

На пороге класса Викентий Михайлович разминулся с литератором. Стоял в дверях Сергей Юрьевич уже давно, слышал весь разговор 7-го «А», поэтому добродушно улыбался. Потом он долгим взглядом посмотрел на Карину и только после этого прошел к своему месту. Впереди их ждало обсуждение сложной судьбы собачки Каштанки.

А через два урока, на большой перемене, на вредную Крюкову опрокинулся стол с чайниками.

Дело было в столовой. Жизнерадостный звонок на большую перемену погнал проголодавшихся учеников самой обыкновенной общеобразовательной школы в самую обыкновенную столовую. Оттуда уже давно разносились призывные запахи подгоревшей запеканки и чего-то кислого.

Увлеченные творчеством великого писателя Антона Павловича Чехова ученики 7-го «А» появились в столовой одними из последних. Между столами и лавками вертелся круговорот. «Ашек» мгновенно прижало к окошку раздачи.

Внезапно среди всеобщего гвалта раздался грохот и перекрывающий его пронзительный визг.

Орала всегда тихая Ирка Крюкова. На нее упал стол, куда всегда ставили чайники с горячими чаем и какао. Но Крюковой крупно повезло: чай был слегка теплый, – так что отделалась Ирка легкими ушибами и сильным испугом.

Поднимали пострадавшую всем миром. Однако Крюкова повела себя странно. Вместо того чтобы обрадоваться неожиданно привалившему вниманию, она начала упираться и отбрыкиваться от тянущихся на помощь рук.

– Не трогайте! – верещала она. – Не подходите! – Ирка попыталась уползти обратно в коричневую лужу, натекшую из чайников. – Не надо!

Вдруг среди одноклассников она заметила Жеку и кинулась на него с кулаками.

– А!!! – громче прежнего закричала она. – Это все ты виноват! Твоих рук дело!!!

Дотянуться до Стриженова Крюкова не успела. Под ноги ей попал очередной чайник, и она снова шлепнулась на пол, подняв вокруг себя чайные брызги.

Жека выразительно покрутил пальцем у виска и оглядел столпившихся ребят. Сочувствия на лицах семиклассников не было. Глаза всех горели любопытством.

– Я-то тут при чем? – пожал плечами отличник и на всякий случай начал выбираться из толпы.

– Кто говорил, что для успеваемости надо, чтобы в классе было меньше народа? – Ирка смахнула пальцем попавшие на очки чайные капли.

– Ненормальная, – пробормотал Стриженов, проходя мимо Макса, словно Лавренко был единственным, кто мог его понять. Но, судя по хитро прищуренным глазам, Макс был другого мнения. Шустрый Лавренко поискал глазами, с кем бы можно было поделиться своими соображениями. Рядом стоял только Владик, с которым никакого обсуждения не получилось бы. Макс отошел в сторону и столкнулся с насмерть перепуганным Митькой Емцовым.

– Ну, а ты чего дрожишь? – хлопнул он по плечу одноклассника.

– А что, если и правда всех отличников в нашем классе убирают? – прошептал еще больше побледневший Митька.

– Не дрейфь, товарищ, прорвемся. На могилах наших врагов еще будут цвести незабудки.

При упоминании могил Емцов стал сине-зеленого цвета и бочком начал выбираться из столовой. Макс поискал глазами другого собеседника. Неподалеку за столом сидел над своей порцией Витя Митрофанов. Несмотря на всеобщую сумятицу, он раздобыл завтрак и уже вовсю трудился над творожной запеканкой, щедро политой разбавленной молоком сгущенкой.

– Ну, а ты что обо всем этом думаешь? – Лавренко попытался стащить кусочек творожника, за что тут же схлопотал ложкой по руке.

– Смотреть нужно, куда идешь. – Митрофанов прикрыл свою тарелку локтем и заработал челюстями в удвоенном темпе. – Тогда чайники падать не будут. А если ворон считать, то не только чайники, шкафы падать начнут.

Слушать про шкафы Максу было неинтересно, и он пошел дальше искать, с кем бы обсудить недавние события.

– А если это и правда Стриженов? – Владик подошел к Лавренко как-то незаметно. – Я тут подумал…

– Вот-вот, – перебил Костомаровского Макс, – ты сначала думай, а потом говори. Зачем Жеке ломать руку Сидоровой, а потом еще и ронять стол на Крюкову? Если мы плохо напишем контрольную, он вместе с нами никуда не поедет.

– Его могли подкупить. – Было видно, что Владик долго обдумывал свои слова. – «Бэшки» победят, а его возьмут с собой.

– Глупо так подставляться, – возразил Макс. – Нет, это не Жека.

– Я тут кое с кем перетер одну темку, – не унимался Владик. – Стриж наведывался к «бэшкам» и о чем-то их расспрашивал.

– Да ладно тебе… – начал Лавренко, но мысль свою не закончил. В пяти шагах от него стоял Стриженов и преспокойно у всех на виду разговаривал с Вовкой Кармановым и Коляном Рыбкиным. Лавренко уже собрался к ним подойти, но Жека, заметив, что на него смотрят, сам поспешно выбрался из столовой.

Ирку увели в медпункт мазать синяки и ссадины. Вернулась она оттуда со справкой об освобождении от занятий на несколько дней.

Сообщение это было настолько ошеломляющим, что среди урока к ним в класс ворвался историк, долго вертел в руках справку, а потом, не сказав ни слова, ушел.

– Митрофанов, хорош жрать! – Лавренко сел на парту одноклассника и смахнул на пол крошки от печенья. – У меня к тебе дело.

– Какое еще дело? – Митрофанов недовольно покосился на неожиданного собеседника и спрятал в портфель початую упаковку «Юбилейного».

– Надо кое за кем проследить, – с таинственным видом произнес Макс.

Митрофанов нахмурился, переваривая информацию и только что съеденное печенье. В животе его забурчало – верный признак того, что ни на какую аферу соглашаться не надо.

– А чего сразу я? – протянул Митрофанов, пододвигая поближе к себе сумку: в случае чего можно будет просто встать и уйти.

– Потому что ты самый незаметный, – торжественно сообщил Лавренко и, предвосхищая возможные возмущения, быстро добавил: – Понимаешь, никому и в голову не придет, что ты за кем-то следишь. А потом, ты живешь в одном доме с Жекой…

Митрофанов посопел, проглатывая новую порцию информации.

– Как это я за ним буду следить? За деревьями прятаться?

Макс довольно прыснул. Он представил, как толстый Митрофанов, поддерживая живот, бежит за Стриженовым, прячется за машинами, лежит в канаве, пытаясь замаскироваться сорванными веточками березы.

– Нигде прятаться не придется, – как можно беззаботней махнул рукой Лавренко, хотя в душе он страшно боялся, что Митрофанов пошлет его куда подальше с этой идеей. – Предложи ему вместе дойти до дома, а потом погляди, будет ли он еще куда-нибудь выходить. И если будет, проследи, куда отправился, с кем встретился. У тебя окна куда выходят?

– Во двор.

– Ну вот! – довольно потер руки Макс. – Сиди около окна, жуй бутерброды. И тебе добро, и всему классу пользу принесешь. Ты же хочешь поехать в Болгарию?

– Не мешало бы, – уклончиво ответил Митрофанов.

– Ну вот! – принял этот ответ за согласие Лавренко. – Если что произойдет – звони. Я буду поблизости. – Он таинственно сощурился и приблизил свое лицо к румяному уху одноклассника: – У меня есть большие подозрения, что все эти падения и ушибы – дело рук нашего отличника. Но мы с тобой, – Макс выпрямился и торжественно положил руку Митрофанову на плечо, – быстро выведем его на чистую воду!

Загрузка...