Отца своего я не знал. Он погиб в результате несчастного случая на работе, когда мне было всего два года. На складе его сбил грузовик. Отец умер на месте.
Первое воспоминание моего детства – холодным осенним днём мы с мамой, держась за руки, стояли у могилы отца. Это было в Миннесоте на севере США. У мамы перехватило дыхание, она опустилась на колени. А я просто стоял, слушая её рыдания, и капли дождя стучали по моему зонту. Мне всего лишь два года. И я слишком мал, чтобы понять происходящее. Но эта сцена словно отпечаталась навеки в памяти.
Вскоре мама снова вышла замуж. Продавая мотоцикл отца, она познакомилась с будущим мужем. Его звали Майк. Майк служил в армии, участвовал во Вьетнамской войне. Поэтому жил он по-военному строго. Мне он никогда не давал спуску, а мама в нём нуждалась, по крайней мере в тот момент. Маме требовался человек, который бы мог о ней позаботиться, и Майк просто это делал. Он был трудягой, надёжным парнем, на котором держалась наша семья. Мы за него держались.
Да, Майк был надёжным, но в нём отсутствовала теплота. Он с трудом выражал свою любовь. После службы в армии он работал охранником в тюрьме и в семью притащил эту казёнщину. Всё односложно и просто: «Да, сэр! Нет, сэр!»
Мы приезжали в Миннесоту к моим бабушке и дедушке на их ферму в сорок акров. Для меня, ребёнка, открывался огромный мир с бесконечными кукурузными полями, большим амбаром, в котором поселился целый клан кошек, подкармливаемых мной и двоюродными братьями и сёстрами. Мы давали хвостатым клички и пытались их поймать.
Все мои двоюродные братья и сестры жили неподалёку. Мы дружили. Наша жизнь становилась сплошным приключением среди стеблей кукурузы и тюков прессованного сена. Тёти и дяди любили меня. Бабушка обожала и была нежна со мной. Жизнь в Миннесоте на ферме – один из самых счастливых периодов в моей жизни.
Такое блаженство, однако, продолжалось не слишком долго. Вскоре Майка отправили на службу за границу. Итак, когда мне было примерно четыре года, мы переехали в Гамбург, в Германию. Тут-то и начались мои трудности. У меня появился братик, и мы вчетвером жили на военной базе для американцев. Там я пошёл в школу, учился вместе с детьми, оказавшимися в подобной ситуации. Нас словно вырвали с корнем, и мы, как перекати-поле, не оставались на одном месте надолго. У нас исчезло чувство семьи, общности, несмотря на то, что мы все вместе жили на американской территории в другой стране. Мы были временщиками, а это не рождало ни настоящей дружбы, ни крепких чувств. Такова судьба всей армейской пацанвы.
Возможно, у меня не числилось настоящих друзей, но враг имелся точно. Его звали Патрик-Немец, он жил в другом комплексе по соседству со мной. Не знаю, почему его так прозвали, он был американским пареньком, живущим на базе, но для меня он стал сущим наказанием. Он был постарше и покрепче, с оливковой кожей и густыми кучерявыми каштановыми волосами. А ещё он был подлым. Всё время старался меня отлупить. Колотил меня кулаками, верёвками, палками, всем, до чего мог дотянуться. Настоящий хулиган! Однажды он и несколько его приятелей прижали меня к забору. Один из них взял кожаный ремень. Они менялись, нанося сильные звонкие удары. Я ничего не мог с этим поделать и позволял себя истязать. Это отвратительное чувство беззащитности и беспомощности я помню до сих пор.
Я инстинктивно боялся Патрика-Немца и всё время пытался улизнуть от него, но это не было нелегко. Когда ты цель для хулигана, он будет постоянно следовать за тобой по пятам, как на охоте, и Патрик-Немец не являлся исключением. Он постоянно меня поджидал возле своего дома, который мне не удавалось миновать по дороге в школу. Как только я доходил до его улицы, моё сердце билось сильнее и дыхание учащалось. Даже мысль о том, что он рядом, приводила в ужас.
1978 год. Джеффу 7 лет.
Личный архив автора
Однажды он гнал меня вверх по лестнице своего дома, пока мы не оказались перед дверью его квартиры. Я колотил по двери изо всех сил, пока не появилась его мать и не прекратила мои мучения. Это стало ещё одним поводом для большей ненависти Патрика-Немца, и он взял реванш в следующий раз, когда поймал меня.
Он часто снился мне. Во сне я мог летать, как Супермен. Это было нелегко, но можно становиться совершенно недосягаемым, если достаточно сильно сфокусироваться. Как жаль, что такие способности отсутствовали у меня в реальной жизни.
Как-то к нам в гости приехали родственники. С ними был Дон, мой двоюродный брат. Постарше Патрика-Немца и сильнее его. Мы часто гуляли вместе по территории базы, и я всем сердцем желал встретить Патрика. Я хотел его поймать, загнать в угол и отплатить ему за всё. Я хотел отомстить ему. Ведь со мной старший брат, который придавал мне головокружительное чувство уверенности. Патрик-Немец теперь не мог унизить меня. Как здорово гулять свободно, без страха. Я ждал. Но Патрика-Немца не оказалось на базе. Он так и не появился, пока у нас гостил Дон. На самом деле, это было не важно, потому что впервые в жизни после переезда сюда я смог выйти на улицу без страха. И впервые в жизни я чувствовал себя сильным, и мне это очень нравилось.
После службы в Германии моего отчима перевели в Форт Льюис в штате Вашингтон. Я по-прежнему проводил лето в Миннесоте у бабушки и дедушки, мои дни были заполнены. С двоюродными братьями и сёстрами мы постоянно играли в прятки около амбара и становились исследователями среди початков кукурузы. Часто ходили на рыбалку, ловили ушастых окуней и щук в озёрах; проводили уйму времени в огромной компании кошек, которые жили в своём доме. Дни были длинными и влажными, а ночи полны жуков и комаров. Воздух наполнялся запахами травы, сена и земли. Великолепное, безмятежное время.
Я ходил в обычную начальную государственную школу, как и в Германии, там ко мне тоже цеплялись. Возможно, это случилось из-за того, что я постоянно менял школы, и у меня не заводились друзья, я всегда оставался новеньким. Казалось, мы только и делали, что постоянно куда-то переезжали. Наконец-то отчим ушёл в отставку и стал работать охранником в тюрьме на острове неподалеку. Поэтому мы снова переехали, и снова я поменял школу. И вновь, как обычно, стал новеньким в классе.
Всё могло получиться проще, если бы у меня сложились тёплые отношения с отчимом, Майком, но я просто не мог до него достучаться. Мы никогда не ладили. Он был настоящим солдафоном: строгим, пунктуальным и очень требовательным. Его взгляд на вещи базировался на правилах, порядке и дисциплине. Казалось, в нём отсутствовало место для любви или веселья. А я в детстве был своевольным мечтателем, который слонялся из угла в угол, сводя Майка с ума. Я представлял собой чистый лист, не имеющий понятия о том, как устроен мир.
В старших классах школы Джефф Монсон занялся борьбой и начал участвовать в различных региональных соревнованиях.
Личный архив автора
Но одна вещь вызывала у меня острый интерес – спорт. Вскоре я стал играть в американский футбол и бейсбол. Поначалу хотелось стремительно достичь результатов. Но вместо этого я попадал в напряжённые ситуации, что само по себе стало проблемой. Дело в том, что я любил спорт, но сильно нервничал из-за того, что нужно появляться на публике. То есть, выступать перед другими людьми, которые меня оценивали. Как будто бы я читал вслух в классе, где всегда был ходячей катастрофой. Никогда ничего хорошего из этого не выходило, и теперь мне требовалось показывать себя на поле. В американском футболе мне доверили роль вратаря, на котором лежит самое высокая ответственность в команде, что отнюдь не улучшило ситуацию. Чувство опустошённости настигало всякий раз, когда мне забивали гол. Пропустив, я казнил себя перед всеми. Это было ужасно.
Пришло чувство, что я ни на что не годен в бейсболе. Нет, играть мне нравилось, но я не был лидером. А само пребывание на площадке и попытки поймать мяч внушали мне лишь суетливость и ужас. Мне хотелось преуспеть, я хоть и боялся, но играл.
В тот момент спорт стал моим единственным увлечением. Мальчишки в моей школе всегда интересовались и занимались тем или иным видом спорта. Тогда же я и увлёкся профессиональным спортом. Начал следить за бейсболом и командами по американскому футболу, особенно командами из Миннесоты. Смотрел игры и собирал карточки. Думаю, самым важным было то, что спорт стал мне был дорог: в его мире со мной ладили и не обижали.
В школе всё складывалось иначе. Я много дрался, и меня постоянно вызывали в кабинет директора, и всё время дразнили в классе. Из-за того, что часто переезжал, я не ладил с другими детьми. Мамина родня жалела меня, потому что я рано лишился отца. Они баловали меня, потакали во всём, и я превратился в маленького изгоя. В эгоиста, который не мог общаться, находить общий язык с другими. Пугливый и неуклюжий, совсем не спортивный, и не умеющий дружить. Без друзей и приятелей. В постоянном противостоянии миру. К тому же я страдал энурезом, и это не прибавляло уверенности. Из-за этого ещё больше задирали и дразнили. Например, однажды меня прижали к забору и выпороли веревкой. Или иногда дети играли со мной в игру: мы сбегали вниз по холму около игровой площадки, но никто не пытался выиграть. Они наоборот падали за мной, подставляли подножку и только. Я пытался выиграть, чтобы поразить других детей своими атлетическими способностями, но в итоге просто летел лицом вниз и выглядел нелепо.
Несмотря на неуклюжесть, я всё-таки смог подружиться с парнишкой по имени Крис Ланг. В то время у нас было много общего. Он не был таким недотёпой, как я, но мы оба интересовались спортом. И жил неподалёку, что всегда сближает в детстве. А спорт скрепил нашу дружбу. Он был нашей страстью.
Я знал, что Крис мой настоящий друг, тот, на кого можно рассчитывать и кому можно доверять полностью. В то время я часто писался. Это случалось не каждый день, но частенько. Я просто не успевал добежать до туалета. Обычно случалось во время большой перемены в школе. Часто, играя, я не хотел тратить драгоценное время на поход в туалет. Долго терпел, из-за чего и происходили подобные казусы. В самом деле, уж в третьем-то классе никто не должен писаться. Другие дети знали это не хуже меня, поэтому ничто не сделает тебя изгоем быстрее, чем пара описанных джинсов.
Итак, однажды после школы я снова описался. Я разговаривал с Крисом, когда мы ждали автобус, чтобы поехать домой.
– Ты описал штаны, – сказал он.
– Не может быть.
– Да посмотри на них. У тебя мокрое пятно. Ты написал в штаны.
Надо было оправдаться, и я попробовал соврать:
– О, нет, ничего подобного. Я просто упал в грязную лужу и промочил штаны.
И он посмотрел на меня, не веря ни единому слову, которое я произнёс, и сказал:
– А ладно. Нормально всё.
Я и подумал про себя: Вот это друг. Он знает, что я описал штаны, я знаю это, но он не гнобит меня за это.
Мы стали лучшими друзьями, тусовались и делали всё вместе. Он жил всего лишь в миле от меня, но вскоре после этого переехал в мой район, всего лишь в нескольких домах от меня. Он стал другом на всю жизнь.
В начале четвёртого класса из-за моих плохих оценок и разных передряг, в которые я попадал, мама и отчим определили меня в церковноприходскую школу «Святое Семейство». Школа находилась в полутора милях от дома. Это событие перевернуло мою жизнь. Опять у меня словно выбили почву из-под ног. Вместо знакомых одноклассников я вновь встретился с людьми, которых не знал. Школа была очень маленькая, с пятнадцатью учениками в классе. Она предлагала совершенно новый опыт, которого у меня до этого не имелось. Во-первых, школьная форма: требовалось носить вельветовый костюм, белую рубашку, застёгнутую на все пуговицы, и красный свитер или жилет каждый день. В довершение ко всему, каждую пятницу нам предстояло ходить на католическую мессу.
Для меня многое изменилось. Приходилось посещать летнюю школу только для того, чтобы поступить в «Святое Семейство», так как меня фактически исключили из государственной. Я был просто ходячей проблемой и нуждался в помощи, которая пришла в виде учительницы миссис Пайк. Миссис Пайк оказалась молодой женщиной, одетой, как лет сто назад. Она выглядела очень старомодной, носила очки, и у неё были длинные вьющиеся волосы. Также она была очень жёсткой.
В то время у меня не сложилось никакой привычки учиться. Я понятия не имел, что значит быть учеником, и особенно это отражалось на математике. Но Миссис Пайк взялась за меня и начала контролировать. Она и заставила меня учиться. Каждый вечер я заучивал слова и развивал математические способности.
Однажды она позвала меня к себе домой, чтобы научить ускоренному делению и делению столбиком. То был вечер Хэллоуина, и мне не хотелось учиться. Для меня в детстве Хэллоуин считался большим праздником, и всё, чего я хотел в тот момент, – отправиться в дом призраков в соседнем колледже. Но учительница не отпускала меня, пока я окончательно не постиг основы деления. Когда я уходил, во мне что-то щёлкнуло, как когда-то случилось и с чтением.
Когда пришло время выставления оценок, я увидел у себя почти одни четвёрки. До этого мне удавалось получить одну, ну, может быть, две четвёрки за время всей учебы! То, что я получал оценки получше, обнадёживало, конечно, но более важно то, что появилось желание достичь большего. Во втором полугодии я стал учиться ещё лучше. Это было классно: я больше не чувствовал себя тупым. Впервые в жизни у меня получилось то, чем я мог гордиться. И наконец-то достиг огромного, просто электризующего заряда самооценки. В довершение всего я осознал, что упорная работа и настойчивость могут привести к успеху.
Во время учёбы в пятом классе случилось ещё одно знаменательное событие в жизни: мы переехали к отчиму на остров Макнил, где находилась его новая работа. Я ликовал. Я всё ещё ходил в свою старую школу, поэтому, добираясь до неё, много времени проводил в дороге. Этот путь меня увлекал. Мне приходилось встречаться с расконвоированными заключёнными, которые работали на пароме. О, это щекотало нервы! Ощущение необычности и лёгкой опасности. Оно подогревало, придавало остроты чувствам, которые обострились во время проживания на острове.
Мы переехали в старый дом в викторианском стиле с огромным двором. На целом острове насчитывалось всего около пятидесяти домов; остальную площадь занимали леса, поля и пляжи. На острове также тянулись настоящие зыбучие пески, у которых стояли предупреждающие знаки. Я выкапывал моллюсков после отлива и иногда умудрялся ловить крабов на доках, собирал морских звёзд во время отлива и запускал воздушного змея на пляже.
Иногда ночью я присоединялся к отчиму, когда тот катался на своём велосипеде-внедорожнике, и мы ездили по полям и лесам, гоняясь с включёнными фарами за койотами, сканируя темноту сигнальными лампочками.
Помимо койотов, остров был домом для большой популяции оленей. Везде росла ежевика. Я объедался сочной тёмной ягодой. По выходным частенько кидал что-то в рюкзак, выбегал из дома и бродил целый день. Я представлял себя ранним колонистом, мне открывались собственные приключения, которые позволяли воображению рушить все рамки. Великолепное было время!
Спорт по-прежнему оставался большей частью моей жизни. Родители не позволяли мне играть в молодёжный американский футбол, несмотря на то, что я очень этого хотел, поэтому пришлось сконцентрироваться на бейсболе, где я на самом деле смог показать более-менее сносные результаты. Я был кетчером. Мне нравилось играть на позиции, отбивать мяч и зарабатывать очки. Я думал всё время об игре. Если не играл, то представлял себе игру. Я дошёл до того уровня, что стал действительно довольно хорошим игроком, и меня отобрали в команду. Наконец-то я стал выделяться. Но не это главное. А то, что впервые в жизни я получал удовольствие от игры.
Удача повернулась ко мне лицом. В школе всё шло хорошо, я чувствовал себя почти счастливым. Спорт стал моей поддержкой, и я уже не ощущал себя таким одиноким.
Вскоре мы покинули остров Макнил и вернулись в наш старый дом. Я вновь обрёл друга Криса. Как здорово было снова жить рядом, чувствовать его плечо, поверять свои тайны. Всё складывалось хорошо. До тех пор, пока я не перешёл в старшую школу.