Мы всегда стремимся к запретному и желаем недозволенного
Одни и те же вещи видятся порой совсем по-разному, думал Марат, выбираясь из снежного сугроба. Это не был красивый белоснежный сугроб, который искрится на солнце, вызывая восторг и детское желание рухнуть в него как в мягкую волшебную постель из сказки «Морозко». Нет, Марат выбирался из грязной снежной кучи, перемешанной с кусками такого же грязного льда, сигаретными окурками и полусгнившими листьями. Дворники намели эту кучу сегодня утром, сгребая к обочине дороги. На полуострове, где жил Марат, снег был довольно редким явлением, выпадало его мало, а таял он быстро. Чаще всего лежал день-два, после чего температура воздуха поднималась, и он превращался в грязную жижу, которую все ненавидели.
Сегодняшней ночью он выпал впервые за зиму и предстал перед Маратом нетронутым и прекрасным, когда мальчик вышел утром в школу. Этот первый и такой редкий гость вызывал у всех людей без исключения восторг и улыбку. Так же и Марат наслаждался чистотой и свежестью этого по-настоящему зимнего утра. Он выходил из дома очень рано, так как жил далеко от школы. Добираться на общественном транспорте не любил, ему нравилось пройтись утром, повторить про себя уроки, помечтать. На улицах в такую рань почти никого не было, и Марат оказывался наедине с городом, а сегодня еще и со снегом. Он ласково потрогал холодные пушистые крупинки и прислушался к скрипу под ногами. Как здорово! В таком вот белоснежном свете жизнь виделась прекрасной и казалось, что места невзгодам просто не осталось на земле. Раз есть такое природное великолепие, значит, есть счастье для каждого.
Теперь, выбираясь из грязной кучи, Марат думал, что ненавидит снег. Никогда больше он не будет ассоциироваться с мягким искристым покрывалом, теперь Марат будет помнить только грязь этих ледяных комков. Мальчик попытался отряхнуться, но он промок насквозь и грязные ледяные кристаллы, казалось, въелись, вгрызлись своими ледяными зубами в его одежду. Отряхнуться не удавалось, поэтому Марат снял куртку, и из нее вывалился снежный ком, который, к счастью, еще не до конца растаял у него под одеждой. Шапка валялась тут же, растоптанная, мокрая и отвратительная. Она ему и так никогда не нравилась: шапку связала мать из гадких колючих ниток, и выглядел головной убор несовременно и по-детски. Но Марату ничего не оставалось, как надевать ее каждое утро, выбирать было не из чего. Теперь же шапка стала просто непригодной. Марат поднял ее и сунул в карман. Из рюкзака вытряхнул снег, стараясь не зацикливаться на том, что школьные учебники промокли и измялись. С этим он разберется позже, дома, может, все не так плохо как кажется на первый взгляд.
Он осмотрелся – не потерял ли чего – и понуро побрел домой. Самое обидное было то, что теперь он всегда будет помнить эту «снежную феерию», устроенную одноклассниками и их друзьями, уже окончившими школу. Марат шел и мечтал, как он навсегда уедет в теплые страны, где снега не бывает и в помине. Ну почему он такой «лох», как называли его обидчики? Когда он вышел из здания школы и, задумавшись, направился домой, на него налетели местные «крутые» парни. Марат не считал их такими уж крутыми, обычная шпана, но когда она сбивалась в кучу, то мнила себя чуть ли не бандитской группировкой. Они отнимали деньги, зажимали девчонок, дрались со всеми, кто послабей, били окна и занимались другими нелицеприятными вещами. Но, по какой-то непонятной для Марата причине, все им завидовали и хотели дружить с бравыми пацанами. Один из них, его одноклассник, завидев Марата, завопил:
– О, Мара!
– Кто? Это твоя подружка, что ли? – поддержал разговор один из дружков. – Мара… Это что, девчачье имя?
Вопрос был адресован Марату, и вся компания – человек семь – ухмылялась и жаждала развлечения. Марат не отвечал. Да и что тут скажешь? Вопрос риторический, как ни ответь, все равно попадешь впросак. Он уже не раз и не два попадал в подобные передряги и знал, чего ожидать от этой компании. Почему они всегда выбирали его предметом своих насмешек?
– Чего молчишь? – зло спросил одноклассник. – Деньги есть?
Марат отрицательно покачал головой.
– Слушай, ты постоянно отнимаешь у нас время. Почему у тебя никогда нет бабок, а? Куда ты их деваешь?
Марат молчал. Не станет же он рассказывать, что мать уволили, и они живут впроголодь, что такого понятия, как карманные деньги у них в семье просто не существует.
– Вот ведь тварь узкоглазая, – взревел один из парней и замахнулся, – ты чего вечно молчишь, а?
Как Марат ни пытался контролировать себя в подобных ситуациях, он никогда не мог достойно выдержать такие вот резкие взмахи перед лицом. Он каждый раз отшатывался и, видимо, выглядел испуганным, потому что компания ржала, а Марат, ко всему прочему, зацепившись за чью-то услужливо подставленную ногу, упал. Друзья взревели от радости, обшарили карманы, в которых ничего не обнаружили, и потащили жертву к снежному сугробу. Они напихали Марату снега за шиворот и в рюкзак, разбили замерзшую лужу и «намылили» его грязной глыбой, хохоча при этом, что малые дети, которые играют в снежки на школьном дворе. По сравнению с остальными их «шалостями», эта забава и впрямь была безобидной, но Марату от этого было не легче. Он испытывал унижение, такое же, как и всегда, пытался сопротивляться, что еще больше распаляло обидчиков, но ничего не говорил, так как понимал бессмысленность любых слов в данной ситуации. Эти парни знали его как облупленного, знали, что нет у него никого кроме матери, что нрав его не агрессивный и что ябедничать он не будет. Да и что тут такого? Подумаешь, намылили пацана и напихали ему снега в сумку. Под конец они схватили Марата за ноги и засунули головой в сугроб, хохоча как сумасшедшие, затем выразили свое презрение:
– Фу, надоело, – и убрались восвояси.
Вот и все, ничего особенного, Марат проходил такие экзекуции постоянно, но сегодня было вдвойне обидно из-за того, что такой хороший день был испорчен.
Он добрел до дома: обычная панельная многоэтажка, грязный двор, вонючий подъезд. Замёрзшими пальцами достал ключи и открыл дверь. Чаще всего Марат до позднего вечера сидел дома один, но сейчас мать не работала и встретила его у двери:
– Ах, – всплеснула она руками. Марат ожидал такой реакции от матери, поэтому перед домом попытался привести себя в порядок, но у него плохо получилось.
– Ты же весь мокрый. Что с тобой? – спросила мама.
– Да, ничего, ма, я упал.
– Упал? Снова?
– Да, это случайно вышло. Споткнулся…
– Сыночек, тебя надо отвести к врачу. Ты слишком часто падаешь… У тебя проблемы с вестибулярным аппаратом. Ты хорошо слышишь?
– Да нет у меня проблем, ма… Просто упал…
У мамы явно выдалась свободная минутка. Обычно, уставшая после работы, она лежала на диване, не в силах проявлять материнскую заботу. Женщина вцепилась в сына и всматривалась в лицо, оценивая повреждения. От ее проницательного взгляда ничего не укрылось: ни мокрые волосы, ни отсутствие шапки, ни грязь, размазанная по лицу. Равнодушные родители не увидят в своих детях самых очевидных изменений, внимательные – заметят то, чего нет и в помине.
Марат вырвался:
– Мама, можно я переоденусь и согреюсь?
Она отошла в сторону, задумчиво наблюдая за сыном:
– Конечно, сыночек. Ты расскажешь мне, что случилось?
– Я уже рассказал, – ответил Марат, снимая ботинки. Один из них снова расклеился, и Марат с тоской подумал, что дыру придется зашивать, что было делом весьма нелегким.
Он поспешил к себе в комнату, плотно закрыв дверь, и наконец почувствовал себя в безопасности. Марат знал, что мама не сунется к нему. С некоторых пор она стала считать сына взрослым и не нарушала его пространства. Наверное, боялась застукать его за неким подростковым занятием, увидеть которое не захотела бы ни одна мать.
Он стащил с себя мокрую грязную одежду и переоделся. Хотелось принять душ, но тогда он вновь столкнется с мамой…
Марат, как обычно после любого происшествия в его жизни, испытывал непреодолимое желание написать что-то, поэтому достал свой дневник – толстую синюю тетрадь. Он вел дневник уже пару лет, с тех пор как ему стукнуло четырнадцать. Марат никогда и никому не признался бы в этом, ему казалось, что занятие это абсолютно девчачье, но ничего не мог с собой поделать. Скрытный интроверт, Марат ни с кем не делился секретами и переживаниями, поэтому в дневнике находил отраду.
«20 декабря 1998 г.
Сегодня я повстречался с Тузом и его братвой. Сделал ли я так, как обещал себе на прошлой неделе? Дал отпор? Вмазал этому уроду? Нет, нет и еще раз нет. Все повторилось: я стоял и молчал, в то время как они злословили и махали руками. Я отшатнулся и не смог сдержать страха. Вновь и вновь задаю себе вопрос: чего я боюсь? Боли? На прошлой неделе я зажег спичку и воткнул себе в руку, чтобы проверить, смогу ли я терпеть боль. Я смог. Я дождался, пока она прогорела до самого конца, вдыхая запах собственной горелой кожи. Было больно, текли слезы, но я вытерпел.
По всей видимости, такая проверка ничего не доказывает. Я все равно проявляю трусость. Что не так со мной? Почему одни парни смело бросаются в драку, даже с более сильным противником, не боятся ударить другого, разбить нос и выбить зуб? Одни как звери катаются по земле и отстаивают свою честь, а другие впадают в ступор, подобно мне? Как воспитать в себе отвагу? Заставить себя не бояться?
Меня окунули в сугроб, ржали и называли узкоглазым, а я молчал. Когда я отряхивался от снега, мимо проехала машина. Конечно, я узнал и машину и ту, что сидела в ней. Кто ее не знает? Я не мог разглядеть лица, но уверен: в глазах было презрение. Может, именно это задело меня сильнее всего остального?
Я должен стать смелым. Должен заставить себя. Придумаю, что еще попробовать».
В дверь раздался стук, и мама сказала:
– Иди ужинать, все готово.
Поток мыслей прервался, Марат отложил ручку, спрятал дневник и отправился на кухню.
Ужин был скудным. Деньги подходили к концу, а запасов у них никогда не бывало. Обычно маминой зарплаты хватало только на текущие расходы, они жили от получки до получки, сколько Марат себя помнил. Многие люди жили так, и мать часто повторяла ему это, но Марата все равно не устраивало подобное положение вещей. Он никак не мог взять в толк, как могут люди смириться и провести всю жизнь, влача существование, словно у них в запасе еще много-много других жизней, которые можно прожить как-то по-другому.
Марат постоянно терпел насмешки в школе. Мама, будучи весьма скромного достатка, отдала его в престижную школу, где учились дети самых богатых и высокопоставленных лиц в их городе. Им все давалось просто и легко, они получали хорошие оценки, ездили отдыхать за границу и одевались в дорогих магазинах. Они были уверены в себе и своем будущем, всегда красивые и веселые. Ведь у них не было повода грустить и заморачиваться по пустякам, экономить на обедах, писать мелким почерком в тетради, чтобы растянуть ее на полугодие. Добиться уважения одноклассников Марату не удавалось, поэтому он переключился на учителей, пытаясь поразить их своими знаниями. Что и говорить, друзей среди одноклассников у него не водилось. Он научился быть незаметным, а они научились не замечать его.
Мать положила сыну полную тарелку гречневой каши без масла и мяса и села рядом. Марат распознавал все ее уловки и совсем не хотел разговора, но знал, что его не избежать.
– Так что случилось? Ты подрался?
– Если можно так сказать… – пробормотал Марат, специально набив полный рот.
– Из-за чего? С кем?
– Из-за того, что я узкоглазый, – ляпнул Марат. Он знал, что мать терпеть не может подобных выражений, поэтому полагал, что она отстанет.
– У тебя обычные глаза.
– Но я отличаюсь от остальных в этой школе.
– Это лучшая школа в городе, ты же знаешь.
Марат закатил глаза: опять все одно и то же.
– Да какая разница? Мама, какую бы школу я ни закончил, я всегда буду на ступень ниже этих… Здесь дело не в школе. Если я хочу чего-то добиться, надо мыслить как-то по-иному… – Марат уже разговаривал сам с собой, это была его больная тема, единственное что волновало. Он не мог как другие ребята, его сверстники, думать о шмотках, пиве, дискотеках и остальных глупостях. Он хотел прыгнуть выше головы, но не мог придумать как.
– Как, как мне разбогатеть? Получить власть, признание?
Мать в ужасе распахнула глаза:
– Что ты такое говоришь? Ты должен учиться и потом найти хорошую работу. Ты же очень умный, Марик. Твои оценки – лучшие, тебе с трех лет все давалось очень легко, потому тебя и взяли в эту школу без денег и связей.
– Максимум на что я могу претендовать – это стать директором какой-то захудалой фирмы лет через двадцать, это в лучшем случае…
– Это замечательная перспектива.
– Я так не считаю, – угрюмо возразил Марат. – Я хочу большего, намного большего. Но как этого добиться?
– Ладно, Марат, хватит витать в облаках. Вот мой ответ: никак. Никак ты этого не добьёшься. Мы простые люди, и ты должен полюбить то, что тебе дано от рождения.
Марат молча ел кашу и недоумевал, как человек может даже не мечтать о лучшей жизни? Он доел, так же молча вымыл тарелку и отправился к себе в комнату.
– Может, посидишь со мной, сыночек? Посмотрим телевизор.
– У меня много уроков, – ответил Марат и закрыл дверь.
Он прилежно сделал уроки, так, как никто из его сверстников в этом возрасте не делал домашних заданий. На улице стали сгущаться сумерки, темнело в это время года рано, и Марат с тоской уставился в окно. Вот бы сейчас девчонку, подумал юноша. Проводить с ней в обнимку долгие зимние вечера, как было бы здорово! Красивую, теплую и нежную девушку, которая разрешала бы ему трогать ее мягкую грудь… Марат взглянул на себя в зеркало, висящее напротив кровати. От отца, в крови которого было намешано много разной крови – и турок, и татар, и румын и бог его знает кого еще, ему достались пронзительные черные глаза и высокие скулы. Мать-славянка разбавила монгольскую кровь, и черты его лица смягчились, кожа имела красивый ровный оттенок загара, нос ровный, губы полные. Марат не обращал внимания на свою внешность, относился к ней весьма равнодушно и не тратил время, рассматривая лицо в зеркало. Единственное, что его не устраивало – природная худощавость. Пока мальчик был маленьким, все причитали над ним, стараясь накормить, положив в тарелку побольше, пичкали рыбьим жиром и витаминами, но позже поняли, что у него просто такое строение тела и перестали обращать внимание на его худобу. Тогда как сам Марат старался изо всех сил набрать хоть немного веса, но все его попытки были тщетными. Когда он начинал заниматься спортом, то худел еще больше, его мышцы словно высыхали, и Марат бросал занятия. Возможно, сказывалось еще и плохое питание, если бы он полноценно питался, то результаты могли бы быть другими. Он и не подозревал, что в таких вот сухих и поджарых людях порой таится большая сила, чем в любом накачанном здоровяке. Марат стащил с себя майку и посмотрел на свое отражение в зеркале. Черт, ну почему он такой худой? Его фигура была правильной – широкие плечи, узкие бедра, ровные ноги, но если бы нарастить килограммов десять мышц… Ну какой девчонке понравится такой вот дохляк? Женщины любят и уважают силу, они хотят подчиняться, хотят, чтобы их без дрожи в коленях поднимали на руки, хотят чувствовать себя пушинками. А разве будет кто-то подчиняться такому как он? Как-то раз мама сказала, что девочкам нравятся умные, но Марат не поверил. Он видел, как девчонки хихикают, когда Туз и его компания идиотов зажимают их. Потом подумал о ней, но немедленно прогнал ее образ из головы, мысли эти – табу.
Марат смутно помнил своего отца и знал, что и во взрослом возрасте папа был таким же худым, как Марат сейчас. Он хотел пойти в спортзал, но, поразмыслив, отбросил эту затею. Там тусовались Туз и его компания, которые засмеяли бы его вмиг, к тому же в дни тренировок необходимо потреблять как можно больше белка – мясо, яйца, сметану, чего Марат себе позволить не мог. Спортивные секции были не по карману его матери, поэтому доступным для парня оставался бег, от которого он худел, словно больной раком, и плавание в море. Плавать он любил, но занятие это было доступно только в летние месяцы.
Вот потому Марат большую часть времени проводил дома за чтением книг и мечтами.
Мечты его сводились к тому, что он разбогатеет и покорит мир. Но как ни ломал мальчик голову над тем, как же это сделать, ответы не приходили. Он не мог вспомнить никого из соотечественников, кто смог самостоятельно подняться из низов. Миром правили бандиты и депутаты (в чем разница?), их дети, внуки, правнуки… Выбивались какие-то жалкие единицы – актеры, писатели, сбежавшие в Америку, особо удачливые аферисты.
Марат зачитывался историями о великих изобретателях, таких, например, как Зингер или Жозефина Кокрейн, которая назло всем мужчинам, считающим, что женщина не способна на изобретения, взяла и изобрела посудомоечную машину. Но все эти истории были о далекой и заманчивой Америке, где у людей стремящихся был шанс, где производство работало, где человек с улицы имел возможность стать личностью. Ни одной истории о том, чтобы кто-то из их трущоб смог чего-то достичь, Марату откопать не удавалось. И даже если что-то проскальзывало, то, в конце концов, становилось ясно, что человек этот так или иначе был связан с сильными мира сего, и вся его «удачливость» основывалась на связях.
– Марат, к тебе пришел Артем, – крикнула мама за дверью, и глубоко задумавшийся юноша от неожиданности вздрогнул. Артем был единственным человеком, с которым Марата связывали приятельские отношения. Артем – типичный «ботан», очкастый и сгорбленный, жил в этом же доме и мало чем отличался от Марата. Но Артёму повезло, и посещал он обычную захудалую районную школу, где сливался с общей массой и не чувствовал себя изгоем.
– Привет, – сказал Марат, пропуская Артема.
– Что делаешь? Мечтаешь? – криво ухмыльнулся приятель.
Марат промолчал.
– Я чего пришел, – сказал Артем, – дай мне книгу какую-нибудь почитать. Так что-то скучно стало, погода паршивая…
– Да, погода – дрянь, – угрюмо ответил Марат, вспоминая утреннюю радость, которая канула в небытие. – Бери, что хочешь, – он махнул рукой на книжный стеллаж, занимающий почти всю стену. Эти произведения были им давно прочитаны и перечитаны, и сам Марат не ленился ходить в библиотеку за новыми впечатлениями.
Артем изучал ассортимент, поправляя очки на носу, время от времени доставая ту или иную книгу и изучая аннотацию. Открыв очередной том, воскликнул:
– Ого! Вот это да! – он повернул свое изумленное очкастое лицо на Марата и смотрел теперь так, словно видел впервые в жизни.
Марат в свою очередь отбросил мечты и устремил взгляд на роман, который держал его друг. Осознав, что это за том, Марат покраснел. Теперь уже было поздно метаться и что-то предпринимать, но он все равно ринулся к Артему и вырвал книгу у него из рук. Но то, что хотелось скрыть, как раз осталось в тонких пальцах изумленного Артема, который вовсе не намеренно удержал фото, найденное среди страниц приключенческой книги.
– Ну, друг, ты даешь, – медленно протянул Артем. Он взял фотографию двумя пальцами, словно что-то весьма опасное, и, стараясь не глядеть на нее, протянул поникшему Марату. Тот порывисто схватил карточку и положил на стол изображением вниз, хлопнув по ней ладонью словно ставя печать.
– Поговорим? – спросил Артем, а его друг не знал, что и ответить. С одной стороны тема была под запретом, с другой – поделиться с приятелем было бы здорово. Но мог ли Марат доверять ему? Артем был слабым, его вечно шпыняли все, кому не лень, и даже младшая сестра верховодила этим мальчиком. Самому Артему, по всей видимости, все же было весьма любопытно и, не дожидаясь ответа, он сказал:
– Это та фотка, что пропала со стенда в вашей школе? Говорили, что охрану потом удвоили или даже утроили. Это правда?
Марат кивнул.
– Черт, зачем тебе? Ты рехнулся? Если бы тебя застукали за этим делом, то закопали бы в лесу.
– Это риск, – глаза Марата загорелись. – Ты знаешь, что значит риск? Знаешь, что чувствуешь при этом? Как адреналин зашкаливает, сердце колотится и прошибает пот? И в такие вот моменты думаешь: «Недавно я получил тумаков от трусливых тварей, которые только в толпе сильные и смелые, но никто из них не отважился бы на подобный поступок, а я осмелился. Я переборол свои слабости и сделал это». – Марат оживился, узрев в молчании Артема понимание, и заговорил быстрее. – Возможно, это был самый лихой поступок в моей жизни. Ведь я прекрасно понимаю, чем это грозит. Меня не просто закопали бы, а искали бы скрытый смысл в этом действии, пытались бы уличить в связях с конкурентами и замучили бы до смерти. А ведь я ничего не смог бы им рассказать, потому как рассказывать-то и нечего. Никто не поверил бы мне, что это просто спор с самим собой. Вот так-то.
– Риск? Просто риск? Марат, ты сумасшедший. – Артем представил пытки и решил, что и ему, как единственному другу, могло достаться. В этот миг он думал о том, а не отправиться ли ему прямо сейчас и не доложить ли обо всем? От греха подальше? Но все же решил, что такой поступок не будет разумным и пусть уж лучше все остается так, как есть. – Ты ее уничтожь, сожги. Давай прямо сейчас, а?
– Да-да, обязательно, – как-то неуверенно ответил Марат.
Артем схватил первую попавшуюся книгу с полки и, пробормотав что-то нечленораздельное, покинул комнату друга, оставив того наедине с фотографией.
Спустя несколько дней снег покинул улицы их города, как будто его никогда и не было. Даже грязная слякоть исчезла без следа. Конечно, это еще не говорило о наступлении весны, он мог так же неожиданно выпасть вновь, осчастливив детвору, которая всю зиму не прятала санки и ждала природного чуда, под названием снег. Саночками детям доводилось пользоваться всего несколько дней за всю зиму, но малыши не унывали и не теряли надежды. На то они и дети. Марат тоже помнил это чувство, безвозвратно теперь потерянное. Много вещей так и остаются в детстве, их никак не взять во взрослую жизнь, хотя воспоминания порой лучше всяких фотографий хранят эти счастливые моменты в памяти. Марат после того случая с сугробом навсегда распрощался с детством. Не потому, что его так уж сильно ранило то происшествие, вовсе нет. Просто краски померкли, взгляд словно затуманился и очень захотелось стать взрослым. Стать сильным. Получить власть. Для того чтобы больше никто не посягнул на твою личную неприкосновенность. Ему так надоело ощущать себя слабым, винтиком в машине, подневольным существом. Его возраст противоречил его желаниям: все вокруг говорили, что надо делать – вставать рано, идти в школу, получать хорошие отметки, готовиться к экзаменам. И все это только для того, чтобы вновь попытаться поступить в университет и опять учиться. А ему мечталось делать то, что он сам считал нужным.
У него будет машина, охрана и пусть он не может сам за себя постоять, найдутся люди, которым это по силе. В конце концов, физическая сила давно перестала быть приоритетной. Он же не в первобытном обществе живет, где лучший кусок достается самому сильному. Главное – сила духа, уверенность, мозги. И, черт бы ее побрал, удача! Да без этой госпожи никуда: Марат уважал эту леди, готов был поклоняться ей, тогда как она не обращала на него своего внимания. Ну и что ж, просто не пришел мой час, думал Марат.
Он, по обыкновению своему, шел из школы, глубоко задумавшись, но сегодня услышал крики, остановился и прислушался. Крик Туза узнал, словно свой собственный и, посчитав хорошим знаком то, что заблаговременно услышал его, резко повернул и поспешил прочь от противного голоса.
Это даже хорошо, решил Марат, я давно хотел побывать на телевышке, да все как-то недосуг было. А раз сегодня сама судьба отправила меня в ее направлении, значит, так тому и быть. В Марата словно вселились неведомые силы, и он веселым быстрым шагом направился к телевышке. Ее конструкция виднелась вдали и манила своей неприступной высотой. Через полчаса молодой человек оказался у ее подножия и с благоговением взирал снизу вверх на эту громадину. Какая у нее высота? Он порылся в памяти: что-то около двухсот метров. Марат бросил на землю рюкзак, которому было не привыкать к подобному обращению, и осмотрел бетонный забор, окружающий телевышку. Поглядел по сторонам: вокруг ни души. Кто бы мог подумать: стратегический объект и никто его не охраняет. Нет, наверняка где-то есть пьяный сторож, но Марат его что-то не видел. Район не особо благопристойный, в паре кварталов отсюда вообще трущобы начинались, но это-то ему было и на руку. Никто не начнет кричать и требовать, чтобы он прекратил все это немедленно. Перемахнуть через забор не составило никакого труда, в конце концов, Марат был обычным мальчишкой, который ездил летом в деревню и лазал по деревьям.
Перебравшись на другую сторону, Марат огляделся: ничего и никого. Он ожидал криков сторожа, может даже лая собаки, но кроме самой телевышки на территории больше ничего не было. С замиранием сердца Марат побежал к вожделенному объекту. Каждую минуту помня о том, что может получить облучение, молодой человек решил как можно быстрей забраться вверх, осмотреться и так же быстро спуститься. Он до чертиков боялся высоты! Даже мысль о высоте вызывала спазм в животе. Именно этим и привлекала его телевышка. Он ухватился за лесенку, предназначенную для обслуживания, и стал карабкаться вверх. Почти все время, что он взбирался на вершину, не глядел по сторонам. Не смотрел юноша и вниз, чтобы не сбиться и не передумать. Где-то на середине пути он понял, что вышка раскачивается и, замерев на миг, осознал, что раскачивается она весьма нешуточно.
У него внутри все возопило: «Что это? Неужели это он ее так раскачал? Господи, как страшно!» Взяв себя в руки, Марат трезво оценил происходящее и пришел к выводу, что это невозможно: слишком уж он был невесомым по сравнению с этой громадиной. Скорее всего, она всегда так раскачивается, просто со стороны это не заметно. Ничего себе! Марат ликовал. Вот это да, он не только ощутит весь страх высоты, но еще и добавит остроты чувствам таким вот неожиданным поворотом. Молодой человек продолжал настойчиво взбираться вверх, хотя было так страшно, что ладони вспотели, а сердце даже пугало своими неимоверными скачками. Теперь каждая ступенька, оставленная позади, была преодолением себя, он шагал через свое естество, доказывая, что сила воли и разума сильнее любых инстинктов.
Вот он и на вершине! Ледяной ветер кусал его как злобный пес, но Марат этого не ощущал. Ему хотелось кричать, но он позволил себе только внутренний вопль. Что было сильней – страх или восторг, Марат не мог понять. Его качало из стороны в сторону, словно крону дерева, и он как на аттракционе вцепился в металлические ступеньки и получал дозу адреналина. Ледяные прутья впились в незащищенные перчатками пальцы Марата, и где-то в подсознании шевельнулась мысль, что если руки окоченеют, то спуститься вниз будет проблематично. Весь город лежал как на ладони, унылый и серый этим зимним днем. Возможно, летом вид был бы более впечатляющим, но Марату и того было довольно. Где-то там внизу глупый Туз с дружками мучает очередную жертву, а здесь он в безопасности… Марат испытывал ни с чем несравнимые ощущения в такие вот моменты, в восторге он приходил к совсем недетским выводам, что может сам себя сделать счастливым. Что возможностей миллион и ты, преодолевая вершину, доказываешь сам себе, что ты чего-то да стоишь!
Пройдет ли теперь страх высоты? Вряд ли, скорее наоборот: возрастет с новой силой, теперь, когда Марат постиг высоту, он знал, что этот страх будет преследовать его до конца дней. Он навсегда запомнит эти ощущения, что заполнили его душу на вершине телевышки. Закрепив их в памяти, Марат начал спуск. Спускаться было не менее страшно, к тому же адреналин перестал помогать, улетучился куда-то и не подстегивал, не гнал в спину. Навалилась усталость и страх сорваться в пропасть, слететь вниз, ударяясь то и дело о железные ступеньки и ломая кости, будучи влекомым силой притяжения, сковывал мышцы, делал тело непослушным и негибким. Когда Марат добрался до земли, то упал ниц и лежал так какое-то время, после чего поднялся, перелез через забор, подобрал рюкзак и на негнущихся непослушных ногах поплелся домой. Сил добираться пешком не осталось, поэтому он как старик сел на остановке общественного транспорта на лавочку, дождался троллейбуса и поехал домой.
Юноша не любил старую маленькую квартиру, в которой жил вдвоем с матерью, но сейчас воспринимал ее тихой безопасной гаванью. Здесь его ждал дневник и она – фотография.
Марат, как старый скряга, трясущимися руками достал свои сокровища: фото поставил, прислонив к стакану с карандашами, а дневник положил открытым перед собой.
«25 декабря 1998 г.
Ну что ж, я сделал это! Сегодня ходил на телевышку. Никаких препятствий не встретил – только свой собственный страх. Может, все в жизни так? Может, и нет их, этих препятствий? Может, это только наши страхи?
Простые истины открываются, когда делаешь что-то, чего не делают другие. Я пошел туда только для того, чтобы избежать встречи с Тузом. И (смеюсь) скоро я начну благодарить этого гадкого человечка, ведь в какой-то мере именно благодаря ему я способен на подобные поступки…
Смогу ли я когда-то вступить с ним в драку? Ведь я мог бы взять, скажем, монтировку и огреть его. Но ведь я могу его убить… И что тогда? Колония? А там каждый день десятки подобных Тузу и никакой монтировки.
На днях Артем нашел фото. Он посоветовал его уничтожить. Словно я сам не знаю, что так было бы правильно. Но теперь не могу. Я должен был сделать это тогда, в первый же день, после того, как вытащил его со стенда, а теперь не могу… Это лицо – столь необычное, столь волнующее – не отпустит меня. Я угодил в капкан. Поначалу лишь адреналин волновал меня, но я как последний дурак посвятил слишком много времени разглядыванию фотографии. Это было глупо. Лицо на ней стало мне родным и знакомым, я вижу в нем то, чего, вероятно, и нет на самом деле. Но ничто в этом мире не вызывает во мне трепета и волнения подобного тому, что я испытываю, глядя в эти глаза. Я люблю ее… я хочу только ее…».
После очередного безрассудного поступка все внутренние силы Марта активизировались. Несколько дней он ощущал себя счастливым и способным на все, его шаг становился более уверенным, а взгляд решительным. Именно в такие вот дни они с Тузом еще ни разу не пересекались. Возможно, сам Туз интуитивно чувствовал, что не стоит сейчас трогать этого человека, а возможно это было просто стечение обстоятельств. После телевышки Марат смотрел на одноклассников свысока. Это не выражалось в каком-либо высокомерии, они все равно не говорили с ним, скорее он будто бы видел не лица этих детей, а их макушки, ощущал себя выше их глупых разговоров и был на время удовлетворен.
Но постепенно ощущение подвига проходило, он все больше внимания обращал на свои рваные ботинки, а воспоминания о покоренной вершине стирались. Марат мрачнел и начинал вновь ощущать себя мелким и слабым. Ему казался непосильным груз учебников и знаний, потому что чем больше он читал, тем больше понимал, как мала вероятность того, что он прорвется на вершину. Марат знал, что единственный шанс для него это не сдаваться и не терять веры в свою счастливую звезду, но, боже мой, как это было тяжело! Вероятно, узнай кто-то о его приключениях, мальчишки раструбили бы об этом повсюду, и Марат смог бы черпать вдохновение в уважении и восхищении. Но ни одна живая душа не ведала о том, что этот мальчик совсем не так прост, как кажется на первый взгляд.
Уже наступил сочельник, и от зимних каникул учеников отделяло всего два дня. В школе чувствовалась радостная суматоха, дети предвкушали удовольствия, приготовленные родителями. Многие уезжали за границу: на горнолыжные курорты, либо, наоборот, в теплые страны к морю. Всех их ждало одно: новые впечатления. Марата же ожидала только старушка-библиотека и, возможно, очередное безрассудство. Этим утром, погруженный в свои печальные думы, не ожидая от еще одного мрачного дня ничего необычного, он поднимался по школьной лестнице, и предновогоднее чудо свершилось. Сверху до него донесся легкий вскрик. Марат поднял голову и увидел ее – предмет обожания – поскользнувшуюся на влажных ступеньках. Она как подарок от деда Мороза летела прямо на остолбеневшего юношу, и Марат успел в последний миг подхватить ее, и, что самое важное, удержаться на ногах на узких ступеньках. Он ухватил девушку совсем не как герой романа – нежно и уверенно придерживая за талию, а судорожно вцепившись ей в руки, сжимая так, что у самого заболели пальцы, чуть не сведенные судорогой. От испуга девушка не шевелилась, переводя дух в его руках и не замечая поначалу, как сильно он сжимает ее предплечья. А Марату казалось, что сейчас его хватит удар. Ее глаза, точно такие же, как на фотографии, были так близко от его собственных, что он видел в них свое отражение. Не испытывая в этот миг ничего, кроме непомерного удивления, Марат впился в это лицо глазами, не соображая и вообще не понимая, что только что произошло.
Конечно же, девушка пришла в себя первой, повела плечами, пытаясь высвободиться из чужих рук, и сказала:
– Спасибо, что поймал меня. Разбить нос перед Новым годом было бы нежелательно.
– Э-э-э, пожалуйста, – пролепетал Марат, не разжимая пальцев. Она вновь повела плечами, стараясь освободиться от его цепких объятий.
– Я уже твердо стою на ногах, можешь отпустить меня.
Марат в ужасе перевел глаза на свои скрюченные пальцы. Усилием воли заставил себя разжать их, тут же увидев, что ее блузка в этих местах стала похожа на смятый лист бумаги.
– Прости, – он попытался разгладить кофточку, но понял, что уже несколько раз провел руками по девушке, которая в недоумении на него смотрит, смутился, покраснел и отступил на шаг. Он даже не ощущал себя дураком, потому что не мог думать в этот миг.
– Как тебя зовут? – спросила она, окидывая спасителя внимательным взглядом с ног до головы, – что-то я тебя раньше не видела.
Марат покраснел: ему казалось, что единственное, что она заметила, были его рваные ботинки и старые брюки, что в принципе, было недалеко от истины.
– Марат, – выдавил он.
– Красивое имя. А я Дарина, – и она побежала вниз по ступенькам, не дожидаясь ответа.
– Я знаю, – едва слышно прошептал Марат вслед удалявшейся девушке. Ей было так просто и естественно познакомиться с кем-то, тут же забыть о его существовании, о произошедшем незначительном событии, ничем не изменившем ее жизнь, мысли и чувства, помчаться навстречу каникулам, Новому году, подаркам и развлечениям.
А Марат не мог так просто перенести эту встречу. Он развернулся и впервые в жизни не пошел в класс на уроки, а вышел из школы и побрел в неопределенном направлении, волоча за собой рюкзак и переживая столкновение с Дариной вновь и вновь. Он не открыл в ней никаких новых удивительных качеств, что присуще влюбленным. Ему не казалось, что она наделена талантами или такой уж неземной красотой. Марат с присущей ему прагматичностью трезво оценивал ситуацию. Она была обычной девушкой: красивой, стройной, да и только.
Но вот то, что она была под таким запретом, вызвало в нем это странное чувство томления и страсти. Он хотел ее внимания, так же как хотел власти и уважения. Если бы она обратила на него свой взор, это было бы признанием его достижений, того, что он чего-то добился, что внешность еще не главное. Признак успеха. Каким-то странным образом Дарина и желание власти переплетались в одно единое целое, становясь для него чем-то нераздельным. Казалось, что как только он добьется одного, то получит другую, и наоборот: получи он внимание девушки, и успех в делах обеспечен.
Дарина Корсакова… Марат с волнением вспоминал сегодняшнюю встречу. Она была так близко, что если бы он не оказался таким тормозом, то мог бы насладиться мгновением куда лучше. А так он помнил только ее глаза, которые и без того прекрасно знал. Никаких деталей одежды, прически, запаха. Обычно в романах, которые он читал, герои в подробностях помнят все эти мелочи и потом долго их пережевывают, вспоминают, им мерещится везде знакомый запах и все в таком роде. Ничего подобного с Маратом не произошло. Ему запомнилась только ее кофточка, да и то, только потому, что он смял ее слишком сильно.
Дарина считалась лучшей ученицей в школе. Марат не учился с ней в одном классе, поэтому не мог объективно судить о том, правда ли девушка так хороша или нет. Он склонялся к мысли, что в большей мере это заслуга ее отца, известного всему городу, а не ее собственная. С трудом верилось, что дочь человека, которого не боится в городе разве что полоумный из сумасшедшего дома, обладает такими знаниями, что ее фотографию вывешивают на стенде, как гордость школы. Марат был прагматиком, и никакая влюбленность не могла закрыть ему глаза на то, что происходит в их городе, да и в стране в целом. Слишком редко (или никогда?) действительно достойные оказывались на стенде с надписью: «Наша гордость».
До появления фото на стенде Марат обращал внимание на эту девушку не больше, чем на любую другую. Но, увидев однажды утром торжественную церемонию вывешивания фотографии, с директором школы во главе чуть ли не всего преподавательского состава, Марат заинтересовался. Его неудержимо тянуло пройтись мимо стенда снова и снова. Но молодой человек прекрасно понимал, что его интерес может быть превратно истолкован, и он не мог себе позволить, стоять и рассматривать фотографию сколько вздумается. А заполучить ее ужасно хотелось, зачем – Марат и сам толком не понимал. Через несколько дней отпросившись с урока, он, сам до конца не осознавая, что делает, бегом направился к стенду, вытащил фотографию из-под стекла и, засунув ее за пазуху, вернулся в класс. Весь оставшийся день украденное фото жгло ему кожу. Щеки пылали, руки тряслись, под мышками проступили пятна пота. Пропажу обнаружили не мгновенно, а спустя два часа, и такое началось!
Суматоха, вызванная кражей, так взбудоражила Марата, что ощущения были круче, чем после любого из его прежних поступков. В школу набежала уйма охранников и даже милиции, сновали, расспрашивали весь школьный персонал, вплоть до дворников и уборщиц. Возможно, кого-то из одноклассников Дарины (Марат остался вне поля зрения, как и прежде, он был невидимкой). Дарину увезли домой на бронированном джипе, уроки были сорваны, а Марат ликовал, получая свою дозу адреналина каждый раз, как мимо него проходил охранник или милиционер. А дома молодой человек с благоговейным трепетом достал драгоценную фотографию и впервые в жизни всмотрелся в это лицо, вызывавшее столько разговоров. Он рассматривал девушку, как ученый рассматривает экзотическую и невиданную доселе бабочку: сначала общие черты – глаза, нос, рот. Постепенно стал замечать мелкие детали: цвет глаз не голубой, а сероватый, одна бровь немного выше другой, словно она в последний миг удивилась чему-то и слегка приподняла ее, волосы собраны в хвост, но возле ушей выбились локоны, придавая лицу очарование, присущее девушкам из исторических фильмов. Светлая, почти белая челка закрывает лоб, и непонятно, узкий он либо широкий. Марат смотрел на это лицо долго и пристально, находя его привлекательным, милым и аккуратным. Ничего лишнего, все пропорционально.
Он так долго рассматривал перед сном эту фотографию, что ночью ему приснилась девушка, запечатленная на нем. И так как Марат был здоровым молодым человеком, вступившим в период полового созревания, то и сон этот был эротическим. В этом не было ничего странного и Марат, с присущим ему всезнайством, логично объяснил сам себе произошедшее ночью и испачканные трусы утром. Тем не менее, молодой человек впервые в жизни осознал, что не все желания можно подавить силой воли. Его сон дал толчок романтическим мыслям об этой девушке, и с тех пор, как бы он ни избегал подобных мыслей, они с упорством и постоянством возвращались к нему в голову, преследуя его днем и ночью.
Тогда Марат смирился, признал, что влюбился и перестал бороться со своими чувствами и телом.
– Привет, папа, – Дарина поцеловала отца, столкнувшись с ним около ворот. Его поджидала машина, вокруг которой стояло несколько охранников.
Дарина настолько привыкла к охране, что обращала на нее внимание не более чем на цветочный куст. Так же случайно, как девушка могла заметить на кусте новый распустившийся бутон, она могла заприметить и новичка. Любой человек оставался новичком всего несколько дней, а после становился таким же, как и все остальные – сливался с общей массой вечных сторожей. Каждый раз, когда отец уезжал куда-то, Дарина знала, что он может не вернуться. В последнее время жизнь в городе стала намного тише, спокойнее. Выстрелы уже не раздавались ежедневно, и Дарина боялась за отца намного меньше: постоянно сжимающий страх отступил, она могла позволить себе беспечно смеяться и думать про Новый год.
– Привет, моя отличница, – весело сказал папа, – отмучилась на сегодня?
Отцу всегда казалось, что школа – это «величайшая мука» и он гордился тем, что дочь безропотно посещает «это жуткое заведение» каждый день. Дарина иногда слышала рассказы о том, что отец в молодости был хулиганом и учился крайне плохо, прогуливал уроки, терпеть не мог учителей, которые его все время наказывали и вызывали родителей, и он с горем пополам окончил девять классов. Для самой Дарины учеба была настолько простым делом, что не вызывала никаких отрицательных эмоций. Она ходила в школу пообщаться с подружками, порисовать на уроках, посмеяться над толстой завучихой и выбраться из-под вечного контроля охраны. Дарина прекрасно понимала, что легкость, с которой ей даются прекрасные оценки, целиком и полностью заслуга ее отца, но ей было плевать. Причем сам Корсаков то ли действительно не понимал этого, то ли убедил себя в том, что его дочь гениальна и становится гордостью школы исключительно за свои таланты. Дарину вполне можно было бы назвать избалованной девочкой, которая росла с мыслью о том, что у нее всегда будет то, что она хочет, если бы страх, сопровождающий ее всю жизнь. В детстве Дарина потеряла мать, благодаря стараниям конкурентов отца, поэтому с восьми лет девочку круглосуточно охраняло несколько бойцов. К тому времени как можно было перестать бояться, Дарина уже выросла и стала взрослой, смышленой и напряженной. Она привыкла к постоянно мучающему ее страху и почти не замечала, как и ту боль, навечно поселившуюся в голове после смерти мамы.
– Ты решил, что мы будем делать на Новый год? Поедем куда-то или останемся дома?
– А ты чего хочешь? За то, что ты так хорошо учишься, я могу выполнить любое твое желание, – улыбнулся Борис Владимирович.
Дарина хмыкнула: какая разница, как она учится, ведь она может поступить в любой ВУЗ, какой только захочет и закончить его с красным дипломом. Отец сделает все, что надо, а потом будет гордиться так, словно она сама получила диплом и образование, которое ей никогда не пригодится. Иногда ей хотелось на самом деле достичь каких-то результатов, самостоятельно заслужить похвалу, но помучив учебник, Дарина решала, что у нее нет таких способностей, о каких мечтает отец, отбрасывала книгу в сторону и все равно получала отличную оценку.
Девушка утешала себя тем, что за все свои детские страхи, теперь она получала компенсацию. Должна же быть в мире гармония? У Дарины не было амбиций и ей не хотелось прыгать выше головы.
– Хочу куда-то поехать. В другую страну, подальше. Может, в Италию? – Дарина мечтала о прогулке с отцом вдоль моря, и чтобы за спиной – не больше пары охранников и никаких тонированных и бронированных машин, в которых она задыхалась и ощущала себя как в гробу.
– Мммм, Италия… даже не знаю, там у нас не все гладко…
– Ах, да, все время забываю про твой бизнес. А где гладко? Может, Франция?
– Франция – это Париж?
– Да, папа, – засмеялась Дарина. – Но нам не обязательно ехать в Париж, я хочу посмотреть Ниццу, позагорать на пляже, посетить Мон-Сен-Мишель. Это небольшой остров…
– Какая ты у меня умная, просто дух захватывает, – перебил отец. – Прости, доченька, мне пора ехать. Пусть будет этот твой Мишель или как там его? Поедем туда. – Он быстро поцеловал дочь в щеку и сел в автомобиль, дверцу которого держали для него открытой. Трое охранников сели с ним в одну машину, еще восемь человек расселись в две другие, составляющие кортеж, и автомобили выехали за ворота.
Дарина старалась не думать о том, куда поехал папа и когда он вернется. Она вообще старалась не задумываться о делах и опасностях, подстерегающих отца. Как только он выезжал за ворота, Дарина переключалась на домашние дела, уроки, звонки по телефону и телевизор. Она уяснила для себя, что ждать отца, волнуясь и вздрагивая от каждого автомобильного хлопка, глупо и может довести ее до нервного срыва. Отец умный и сильный, он выбирался из многих передряг живым и невредимым, сейчас вся власть в его руках и можно больше не бояться.
Дарина бросила беглый взгляд на высокую глухую стену вокруг дома: на ней через каждые три метра стояли охранники, сжимая в руках оружие. Разве может быть здесь неспокойно? Да ее охраняют лучше, чем зэков в тюрьме…
Она могла приглашать подруг домой, ее никто не ограничивал в общении, но желающих прийти к ней в гости было крайне мало. Школьные друзья не привыкли к парням с оружием в руках, которые в любой момент могли зайти к ним в туалет и проверить, что тут происходит. Никто из них не рос в таких условиях и одноклассники не понимали, как Дарина может с этим мириться. Они подбивали девочку удрать из дома и присоединиться к ним, облапошить охранников, а потом повеселиться вволю. Но Дарина знала, к каким плачевным последствиям могут привести подобные шалости и ее, и тех несчастных парней, которых она обманет. Пусть она не замечала их и не знала каждого по имени, но относилась к ним с любовью и уважением. Для нее охранники были кем-то вроде домашних питомцев, о которых надо заботиться. Ведь они каждый день готовы были рисковать своей жизнью ради нее и отца. Да, делали они это за деньги, но в глазах Дарины этот факт нисколько не умалял их достоинства: преданность за деньги не купишь, девушка понимала это интуитивно, хоть и не задумывалась над такими вещами.
Вот почему Дарине было скучно в ее огромном доме. Дом был пустым, хоть и наполненным мужчинами-охранниками. Они не говорили с ней сами, лишь отвечали на вопросы, да и то мямлили так, словно она держала их под дулом автомата. Кроме того, в доме была женщина, которую все называли мама Вера. Неутомимая, неопределенного возраста, с резким голосом, она убирала и готовила еду. Мама Вера приходила к ним уже несколько лет, и отец доверял ей, а парни любили, ведь она по-матерински относилась к «мальчикам», старалась каждого накормить тем, что он любит и, в отличие от дочери босса, знала всех по именам. Дарина никак не могла взять в толк, как эта женщина умудряется готовить в таких количествах, чтобы каждому хватило, да еще и содержать дом в идеальной чистоте.
Девушка прошла к себе в комнату, расположенную на втором этаже, переоделась в теплый спортивный костюм и потянулась к телефону. А что еще делать? Уроки? До Нового года совсем ничего, уроки не задают, люди в предвкушении праздника. Дарина набрала номер своей лучшей подруги, а та сняла трубку после первого же гудка. У девчонок существовал ритуал: болтать после школы по телефону. Словно они не наговорились в школе. Но на то и нужна лучшая подруга, чтобы можно было говорить с ней часами и темы для разговоров не иссякали.
– Привет, – лениво протянула Юля на том конце провода.
– Привет. Я поеду во Францию, – весело сообщила Дарина.
– Круто, везет тебе, – Юля вздохнула, – там тепло. А мы, скорее всего, поедем на лыжах кататься. Отец обожает лыжи и снег и потащит нас в Чехию. А я бы хотела позагорать.
– Может, тебя с нами отпустят?
– Да уж, конечно, отпустят. Они мне и так каждый день твердят, чтобы я с тобой не дружила, а то меня кто-нибудь пристрелит.
– Тебя-то чего? – Дарина не удивилась. Этот разговор у них происходил чуть не каждый день. Потому она ценила подругу Юльку очень высоко: она единственная оставалась верна до конца, несмотря на запреты родителей. Девчонкам было хорошо вместе, они понимали друг друга с полуслова, смеялись над одними шутками, им нравились одни и те же мальчишки, песни и наряды. Возможно, подростковая беспечность не позволяла Юле понять до конца угрозу, таящуюся в ее дружбе с Дариной, но возможно она была бесстрашна и предана.
– Это ты моей маме скажи, – ответила Юля.
– Ладно, езжай в Чехию. – Девочки помолчали, потом Дарина ни с того ни с сего спросила:
– Ты знаешь Марата?
– Кого?
– Парень, зовут Марат.
– Новый охранник, что ли?
– Да нет, из школы, нашего возраста. Смуглый, наверное, татарин или кто там еще такой бывает?
– Что-то не припомню татарина. А тебе зачем?
– Да, просто. Познакомилась сегодня случайно.
– И что, он красивый?
– Я как-то не разглядела… наверное, нет… Хотя…
– Ах, Дара… знаю я это сомнение в твоем голосе. Расскажи.
– Ну, он необычный: смуглый, а зубы такие белые.
– Ты поразительная, Дара. Вообще-то девчонки смотрят сперва на рост, на плечи, а ты на зубы.
– Я ни на что не смотрела, просто бросилось в глаза. А еще у него ботинки рваные были… интересно, где он мог их порвать? Это загадочно.
– Твой отец, узнай о таких загадках, выяснил бы про него все в два счета, вплоть до туалетной бумаги, которую он использует.
– Я знаю, потому, естественно, мой отец не узнает.
– Если хочешь, могу поспрашивать о нем.
Юля была очень общительной, постоянно тусовалась с кем-то, никогда не оставалась одна. Она действительно могла бы узнать о Марате что-то, но Дарина ответила:
– Не надо, я просто так спросила. Ладно, пойду перебирать шкаф, хочу определиться, что брать с собой во Францию.
– Пока, завтра увидимся, – ответила Юля и положила трубку.
– Борис Владимирович, планы не поменялись? Едем на завод? – спросил шофер, как только машина тронулась с места. При дочери босса было не принято уточнять планы.
– Да, на завод. Давай побыстрей только.
– Понял, – кивнул водитель и вдавил педаль газа в пол.
– Франция… что там вообще, Андрей? – спросил хозяин у одного из охранников.
– Я не в курсе, Борис Владимирович.
– Башня там, как ее… Эйфелева, – вмешался в разговор второй охранник.
– И что это башня?
– Да я не знаю.
– Мда, ребятки, образования у нас маловато. У тебя, Андрей, сколько классов?
– Семь, Борис Владимирович.
– Дааа, семь это на два класса меньше, чем у меня, – улыбнулся хозяин.
– У Лешего вообще шесть и ничё, не жалуется….
– А чего мне жаловаться? – недоуменно взглянул на Андрея Леший.
– Да ладно вам. Нам бы кого-то с образованием, а?
– Мы что не справляемся, Борис Владимирович? – вопрос прозвучал обыденно, в тоне всего остального разговора, но у Андрея сердце ушло в пятки. Их непринужденная беседа не могла обмануть доверенных людей Бориса Владимировича и, всеми любимый и уважаемый босс, мог повести себя весьма непредсказуемо.
– Не в том дело, Андрей. Мы с вами сколько лет уже вместе? Я могу полностью положиться на вас, я знаю это и ценю преданность. Но порой я думаю, что нам не помешали бы новые люди. Взгляд иной, мысли не такие, как наши… Ну, не знаю, какого-нибудь умника получить бы в коллектив.
– Так они же трусливые все…
– Отважных нам и так хватает. Да ладно, это я так – мысли вслух. Когда вы последний раз переподготовку проходили? Что-то мне кажется, что пора вас с Лешим отправлять уже.
– Полгода прошло, – встрепенулся Леший. Он обожал ездить в подготовительный лагерь, там он попадал в свою стихию: не надо вести разговоров, думать и кидаться под пули. Знай себе тренируйся каждый день до изнеможения, ешь и спи. А утром все по новой – красота. И это удовольствие длилось целых два месяца…
– Значит пора. Кто там сейчас?
– Леха и Клещ.
– Как только вернутся, можете ехать. И еще… думаю купить вам по диплому.
– Борис Владимирович, зачем? – басом протянул изумленный Андрей. – Что с ним делать?
– На всякий случай. Пусть будет. Мало ли что… А вы у меня с дипломами о высшем образовании.
– А какой диплом-то? Мы же не знаем ничего. Никаких там словечек умных… – испуганно спросил Леший.
– Не переживай. Диплом будет факультета физического воспитания.
– А… такой… ну тогда ладно.
Борис Владимирович откинулся на сиденье, и все разговоры вмиг прекратились: его ребята знали, когда надо умолкнуть и дать поразмышлять. Иногда их боссу казалось, что они и вовсе сами не могут думать, но он каждый раз одергивал себя и не допускал, чтобы подобные мысли укоренились в его голове. Парни из его личной охраны отбирались с особой тщательностью, он долгое время присматривался к каждому и проверял в экстремальных ситуациях. Без того, чтобы они проявили себя, не позволял и близко к нему подходить. В машине с ним ездили только самые проверенные, и немаловажную роль играло именно то, что они не имели никакого образования и думали крайне мало. Вот почему он так любил Лешего: тот знал только, как защищать его, он как верный пес кидался на обидчиков и закрывал хозяина своей грудью. Образование в шесть классов было его огромным преимуществом перед другими ребятами. Он не ведал другой жизни, кроме той, что была у него сейчас, и был счастлив. Его простые потребности восполнялись с лихвой, парень имел все, чего желал и порой Борис Владимирович с завистью поглядывал на своего охранника. Этот мальчик жил в гармонии с собой, не желал большего, чем мог получить, был предан, имел любимую работу и спал как убитый, потому что сон его не нарушала ни одна тревожная мысль. По большей части окружение Корсакова составляли молодые ребята – его охранники.
«Почему кому-то уготовано судьбой думать и переживать, анализировать и желать большего? А кто-то счастлив одним днем? Почему я не могу бросить все это к чертям собачьим, забрать Даринку и свалить из этого хаоса? И ведь вовсе не потому, что преследую какие-то благие цели, я просто не могу по-другому. Не могу быть вне событий, отказаться от опьяняющей власти, от побед, которые я в последнее время одерживаю», – думал Борис Владимирович Корсаков, глядя в тонированное окно своего автомобиля.
Конечно, у него были и деловые партнеры, но среди них никто не был столь ему близок, как эти простые преданные мальчишки. Борис Владимирович чуть ли не с улицы подбирал каждого, вкладывал в него деньги, как в одну из полезных инвестиций и зарабатывал этим уважение. Он кормил их как следует, одевал так, чтобы они достойно выглядели, каждый день гонял в спортзал – никто не мог пропустить тренировку, да и не хотел. Парни втягивались в занятия, и не знали чем еще себя занять, кроме как хорошенько выложиться в спортзале.
Машина остановилась, но сидящие в ней люди наблюдали, как из двух машин кортежа высыпали ребята и отправились осматривать территорию и только после того, как им показали, что все спокойно, вышли из броневика и открыли дверь перед Борисом Владимировичем, который уверенным шагом отправился внутрь здания.
За ним последовали только его приближенные – Леший и Андрей, остальная охрана осталась снаружи.
– А че там такое? – спросил один из парней другого, кивая на здание, в котором только что скрылся их бос.
– Завод какой-то… – неуверенно протянул его товарищ.
– Не какой-то, а паркетный. Какие-то новые технологии, говорят, хозяин собирается много бабла рубить на этих своих новшествах, – сказал мужчина постарше, возглавлявший эту группку охранников.
– Папа будет с ним дела вести? – спросил первый. Они все за глаза называли своего босса «папой». Конечно, сам Корсаков прекрасно знал об этом и ничуть не возражал.
– Да говорят, этот мудила не хочет делиться, – вздохнул старший.
Словно в подтверждение его слов из здания донеслись крики, охрана смогла разобрать:
– Убирайтесь отсюда!
Из ворот показался Корсаков, на лице которого сохранялась вся та же невозмутимость, к которой прибавился оттенок грусти, словно он печалился о том, что бизнес с возможным партнером не задался.
– Ну что ж, очень жаль, что вы не хотите сотрудничать. Это было бы взаимовыгодно, – сказал босс мужчине, выскочившему за ним следом и потрясающему кулаками. Худощавый мужичонка, со взлохмаченными волосами и очками на носу комично размахивал руками и топал ногами. Как малый ребенок, который не получил желаемого. Угрозы он не представлял ровным счетом никакой, и весь его боевой запал можно было списать либо на глупость, либо на охватившее его негодование, которое он не мог укротить. Даже охранники взирали на него с улыбками, откровенно забавляясь разыгранной сценой.
– Сотрудничать? – орал мужчина. – Называйте вещи своими именами, уважаемый. Вы никакие не бизнесмены. Вы бандиты! Бандиты! Я не хочу иметь с вами никаких дел, чтобы ноги вашей больше не было на моем заводе!
Борис Владимирович не пытался больше заговорить с этим человеком. Его предупреждали: мужик совсем неадекватный, реагирует зло и не хочет слушать доводов разума. Но чтобы совсем не было страха? Он, скорее всего, просто сумасшедший, а с больными договориться невозможно. Корсаков жалел времени, потраченного на этого глупца, но с другой стороны он должен был сам во всем убедиться. Этот человек был ему нужен. Так как именно он был разработчиком новых технологий, с нуля самолично создал завод, получил кредит и закупил оборудование, то только он мог разобраться во всем этом бизнесе. Что толку от завода, который не будет приносить денег? И вот ведь идиотизм какой: они ведь предлагали поделиться с ним… Никто не собирался забирать у него все… Люди порой такие непредсказуемые, думал Корсаков по пути к машине.
– Так что с ним делать? – спросил Леший, после того как машина тронулась с места.
– Да, ребятки, повременим пока с вашим отъездом. Из-за таких вот несговорчивых типов остальные страдать должны. Займитесь его домом.
– Сжечь?
– Да. Только удостоверьтесь, что там нет никого. Семья это святое. Это самая лучшая возможность простимулировать человека в дальнейшем. Есть у него дети?
– Да, двое.
– Вот и отлично. Это целых два стимула сотрудничать, – улыбнулся папа.
– Хорошо, Борис Владимирович, все сделаем.
– Пусть только Новый год отметят дома, что ж мы изверги? Мы же тоже люди, все понимаем.
Ребята закивали головами, думая, что папа все же отличный душевный человек.
Новый год, пожалуй, самый странный праздник. Так много надежд возлагают на него люди, наделяя просто мистическими свойствами. Не меньше несет он в себе суеты и волнений, люди, заражаясь друг у друга эйфорией, готовы расстаться с последними сбережениями, лишь бы отметить этот день, а вернее ночь, достойно. Марат никогда не понимал расточительства, которое каждый год настигало его мать в преддверии этого праздника. Сам Марат не то чтобы не любил этот праздник, но относился к нему с осторожностью. Он не мог, как остальные, ждать каких-то чудес от новогодней ночи, на то у него были свои причины. Юноша всегда безропотно помогал матери украшать дом: тащил с рынка елку, потом распутывал бесконечные гирлянды и развешивал их повсюду. Мама долго возилась на кухне, готовя традиционные салаты, без которых празднование Нового года казалось ей немыслимым. Потом к ним приходили соседи и мамины подруги, и все эти люди полночи изображали веселье. Это продолжалось из года в год, и ни в ту роковую ночь, ни после нее, ничего не изменилось.
В одиннадцать часов ночи, когда все сидели за столами и выжидали боя курантов, Марат как обычно выскользнул из дома. До Нового года оставался час, и это время было для Марата самым важным. Именно в этот час молодой человек предвкушал мистические и необъяснимые события, возлагал на последние минуты года надежды, и позволял себе толику неразумных ожиданий чуда, тех, которые иные люди вкладывали в само понятие «Новый год». Это был самый спокойный час на улице: жители городка уже успели добраться домой, фейерверки еще не начались и стояла полная тишина. Сегодняшняя ночь показалась особенно тихой и праздничной: вновь выпал снежок, укрыв все своим нежным белым пухом, спрятав под собой грязь и мусор, осветив все вокруг, словно город тоже решил принарядиться. Марат тепло оделся и отправился на прогулку, как делал это уже несколько лет подряд. Точно так поступал его отец, каждый год выводя мать из себя таким поведением. «Если и можно встретить чудо в новогоднюю ночь, то только в это время. После двенадцати люди испортят все очарование, запустят ракеты, будут кричать и топтать снег, усеют все вокруг конфетти и бутылками», – говорил отец, целовал недовольную маму и уходил, возвращаясь без пятнадцати двенадцать, чтобы поднять бокал с шампанским вместе со всеми. Только в ту роковую ночь отец не вернулся в обычное время. Он не вернулся и после того как все закричали «ура», не вернулся утром и вообще больше никогда не вернулся. Какое «чудо» произошло с отцом, никто никогда так и не узнал.
Первого января мать ужасно злилась на отца и ни за что не хотела поверить, что с ним случилось что-то плохое. Она не желала обсуждать это с сыном, но Марат видел ее внутренний гнев. Когда отец не явился к вечеру, мама занервничала. Позвонила друзьям, знакомым и наконец, поддавшись на уговоры, в милицию. Конечно, в районном отделении в первый день нового года ее звонок восприняли, как повод посмеяться над бедной женщиной. Пьяные и веселые менты посоветовали не ждать мужа раньше, чем на старый Новый год. Но уже второго числа приняли заявление о пропаже человека. Поиски не увенчались успехом, никто не нашел ни единой зацепки, мать мрачнела и замыкалась в себе. Она утешала и себя и сына, что папа вернется – надо только подождать, и никогда не плакала на глазах у Марата.
Для Марата самым обидным в поведении мамы было то, что она не изменила своего отношения к Новому году, и на следующий год празднование его повторилось так, словно ничего и не произошло в прошлом году: те же салаты, те же гости и крики «ура» в двенадцать. Марат, пытаясь оправдать маму, считал, что это ее способ удержаться на плаву, показать жестокой правде жизни, что не так просто ее вывести из равновесия, что есть нечто неизменное в этом мире, что она не сломлена. Он уважал ее за это, но в глубине души считал, что она неправа. Потому назло всем он стал повторять привычку отца, выбираясь из дома каждую новогоднюю ночь.
Это время было на взгляд Марата самым безопасным: на улице ни души, тихо и мирно. Что или кого повстречал его отец когда-то? Конечно, Марат не склонен был верить в чудеса, но именно в этот предновогодний час он готов был ко всему. Потому мальчик бродил по безлюдным улицам, ощущая умиротворение и разговаривая с отцом, рассказывал что-то, просил у того совета, ведь у сына даже не было могилы, на которую можно время от времени прийти. Странное новогоднее происшествие лишило его этого.
Этой ночью Марат свернул со своего обычного маршрута и зашагал в противоположном направлении. Он шел быстро и уверенно, пока не остановился как вкопанный, достигнув цели. Перед ним возвышался дом. Марат много раз хотел прийти сюда, но по понятным причинам не мог себе этого позволить. И только сегодняшняя ночь скрывала все. Дом, вопреки ожиданиям Марата, оказался не темным и пустынным, хотя он точно знал, что Дарина собиралась уехать куда-то на каникулы. Нет, ее жилище горело огнями, из него доносилась музыка, а со двора – радостные крики и пьяный галдеж. Марат скрылся в тени дерева и притаился, с жадностью наблюдая за домом. Внезапно из-за угла на огромной скорости вылетел внедорожник, который занесло на повороте: то ли водитель сделал это умышленно, то ли не справился с управлением, но его закрутило на свежевыпавшем снеге. Когда он остановился, из него высыпали визжащие девушки и хохочущий водитель, который, стоя на улице, сигналил не переставая, пока ворота дома не открылись и не впустили развеселую компанию. Видимо появление девушек вызвало волну восторга у обитателей дома, потому что до Марата донеслись радостные крики, хохот и хлопки открываемого шампанского.
Марат словно прирос к земле. Он перестал ощущать холод, который вцепился в его ноги, плохо защищенные старыми ботинками. Молодой человек впервые в жизни увидел, что празднование Нового года и впрямь может быть веселым. Не наигранно радостный, когда все чинно поедают оливье и отсчитывают минуты до курантов, а таким, что хохот стоит, словно осязаемая стена, будто он материальный. Через некоторое время к дому подкатила еще одна машина, и два парня стали выгружать из нее ящики шампанского, что давало повод предположить, что все только начинается. Со стены дома кто-то запустил ракету, которая с визгом взмыла в небо под одобряющие возгласы. Марату неистово захотелось оказаться там, среди невероятного ликования охранников, отринуть все доводы разума и наплевать на последствия, упиться шампанским, пускать фейерверк, оказаться в объятиях девушки…
Усилием воли Марат взглянул на часы: вот-вот пробьют куранты. Он заставил себя отвернуться от дома, брошенных возле него машин, абстрагироваться от взрывов хохота и бегом помчаться домой, где мама вот-вот обнаружит его исчезновение и неизвестно как перенесет это. Он взлетел по ступенькам, открыл дверь и вовремя успел скинуть ботинки и куртку, на часах было без пяти двенадцать, из гостиной доносилась поздравительная речь президента, которую в полной тишине слушали гости его мамы. Казалось, что то веселье, на которое ему сегодня удалось взглянуть одним глазком, было сказочным и неправдоподобным.
– О, Маратик, – запричитала старая соседка по лестничной клетке, – послушай, что президент говорит, – она подвинулась, освобождая место рядом с собой на диване, и Марат с тоской опустился с ней рядом, ощущая ее старческий запах.
Куранты начали свой отсчет, и к ним присоединились все остальные, настойчиво изображая бодрость в голосе и восторг от предстоящего наступления Нового года.
Когда бокалы опустели, потекли обычные разговоры, каждый хотел узнать у Марата, как продвигается его учеба, куда он собирается поступать и не встречается ли он с девушкой. Марат несвязно отвечал что-то, но мысли его упорно возвращались в дом Дарины, вот только впервые он думал не о ней. Наконец ему удалось ускользнуть от гостей и попасть к себе в комнату, где он достал свой дневник и сделал запись:
«1 января 1999 год.
Этой ночью я вновь отправился на поиски «чуда». Я жду ответа, куда же подевался отец, но с каждым годом все четче понимаю, что не получу его. Сегодня ноги сами принесли меня к ее дому. Не знаю, что я хотел там увидеть, но то, что предстало моему взору, было откровением свыше. Мне удалось подсмотреть, как люди могут быть беззаботными, не планировать будущее и наслаждаться моментом. Почему я так не могу? Почему каждая минута моей жизни расписана, запротоколирована и обязательна для выполнения? Те ребята и правда выглядели счастливыми. И счастливыми их сделало не образование, не успехи в учебе, не удачный контракт. Они простые и тупые охранники. С образованием в восемь классов, за которых думает кто-то другой, но они полны жизни и огня, отваги и задора. Их жизнь проста, и эта простота и дает им ощущение свободы, что влечет за собой ничем не омраченное веселье. К чему школа и учеба, к чему стремленья, ведь закончу я как все те люди, что сидят сейчас в гостиной и возлагают огромные надежды на наступивший Новый год. Может быть, отец однажды просто сбежал от этой тоски? Выбрал иную жизнь?»
Марат, испугавшись налетевших мыслей, отбросил дневник в сторону. Юноша понимал, что он просто мальчишка, который хочет изведать неизведанное, хочет прикоснуться ко всему и сразу, он хочет прожить жизнь правильно, не кривить душой, не отступать от принципов. Но в то же время так мучительно хотелось наделать ошибок, окунуться с головой в разгульную жизнь, стать безалаберным и бесшабашным. Что выбрать?
Он разделся, лег в кровать и укрылся одеялом. Здесь, в этом уютном мирке собственной беззащитности, он мог расслабиться. Наконец вернулись мысли о Дарине. Как она отмечает Новый год? Весело ли ей? Ждет ли она, как остальные, чудес и исполнения желаний? И какие они, ее мечты? Вот бы узнать… Марат с упоением погружался в привычные мысли об этой девушке, ставшей для него близкой. Он каждый вечер ложился спать с думами о ней и надеждой, что сегодня она ему приснится.
– Привет, ну как каникулы? – Юля схватила подругу за руку и потащила в их заветное укромное место, где они всегда обсуждали новости. Девочки уселись на теплой батарее, расположенной в небольшом закутке школьного коридора. – Рассказывай, был у тебя бурный роман с обаятельным итальянцем?
Юля постоянно задавала подобные вопросы, хотя прекрасно знала, что никакого романа у Дарины быть не могло, она ездила с отцом и его «свитой», рядом с которой и дышать-то было тяжело, не то что романы крутить.
– Очень неплохо, – задумчиво пробормотала Дарина, – только я во Францию ездила.
– О, французы!
– Да какие там французы, все время с отцом была. Хотя нам было хорошо вместе, мы гуляли и говорили много… Ох, Юлька, как бы я хотела, чтобы отец отошел от дел, чтобы мы просто спокойно и мирно с ним жили. Без этой охраны, без постоянного страха, не в этой страшной стране вообще…
– Ты ему говорила об этом?
– Был разговор. Но он и слышать ничего не хочет. Говорит, что нет у него пути назад, что не может он теперь отойти от дел, что слишком многими нитями он связан.
– Скорее всего, так и есть, подружка, – сочувственно сказала Юля.
– Так и есть… Но я уверена, что отец мог бы найти выход, распутать эти нити, или же обрезать одним махом. Но беда вся в том, что он не хочет. Ему нравится такая жизнь, нравится риск, нравится власть. Не сможет он жить по-другому. А уедет во Францию или любую другую страну, то и там займется чем-то подобным.
– Да, не поздоровится французам, – усмехнулась Юлька. Но Дарина не могла шутить, она только грустно взглянула на подругу:
– Я пришла к выводу, что власть и риск, он любит больше меня. Как любил больше мамы, потому и не смог остановиться, когда еще была возможность… И моя участь тоже ведь предрешена, я последую за мамой, в конце концов.
– Господи, милая моя, что ты такое говоришь! Отец тебя любит, он не допустит, чтобы с тобой что-то случилось. Ведь он оградил тебя, как мог.
– Он оградил себя! Ведь если меня захватят, он станет уязвим, а он не хочет этого. Правда, он предложил мне уехать отсюда, когда школу закончу. Сказал это так, вскользь, я не знаю, решится ли он на подобный шаг, но разговор был.
– А ты? Хочешь уехать?
– Не знаю… У меня ведь никого нет в целом мире… кроме отца. Он как ребенок играет в свои мальчишечьи игры, а я должна его оберегать. Смогу ли я остаться одна на всем белом свете? Это страшно, но многие ведь проходят через это и становятся только сильней.
– Ты сильная, Дарина, я уверена, что ты все смогла бы пережить. Только вот кем ты станешь после этого? – грустно сказала Юля, а потом совсем по-детски воскликнула, – я не хочу, чтобы ты уезжааалааа…. Пойдем с тобой вместе на юрфак?
– Посмотрим, еще школу надо закончить, за это время может случиться все что угодно.
– Мы опоздали на урок уже на пятнадцать минут. Пойдем?
Девчонки встали, забыв все недетские разговоры, и, вновь превратившись в обычных школьниц, пошли в класс, нисколько не заботясь об опоздании. Да разве скажет Дарине кто-то хоть слово?
По пути в класс они столкнулись с Маратом.
– Привет, – улыбнулась Дарина.
Марат от неожиданности смешался, покраснел и пробормотал в ответ:
– Привет.
Он совсем не был готов к этой встрече, спешил по поручению преподавателя, размышляя при этом, что сегодня ему предстоит тяжелая работенка – сшить из двух пар старых кроссовок одни «новые».
– Как каникулы? Весело было? – непринужденно спросила Дарина.
– Э-э-э… очень, – ответил Марат и улыбнулся, сам того не желая, вспоминая свой поход в новогоднюю ночь к дому девушки, стоявшей перед ним.
– Это Юля, – представила подругу Дарина.
– Очень приятно, а я Марат.
– Рада встрече, Марат, – многозначительно протянула Юля, окидывая парня пристальным взглядом.
– Нам пора на урок, увидимся, – заторопилась Дарина и потянула подругу за руку.
– Да-да, конечно, – Марат посторонился, и веселые девчонки поспешили мимо него, взявшись за руки.
– Рада, что увидела его, – сказала Юля. – Этому парню надо сниматься в рекламе зубной пасты. Неудивительно, что ты на него запала.
– Я на него не западала, – возмутилась Дарина, – просто он необычный. Странный какой-то…
– Вежливый, – подхватила Юля.
– Ага.
– А как улыбается… Он напоминает мне благородного пирата из любовного романа – невысокий, смуглый и с белоснежной улыбкой.
– Правда? Дай мне почитать этот роман, – засмеялась Дарина. – Как я завидую твоему воображению!
– Просто надо больше читать.
Девочки зашли в класс, почти не обращая внимания на учительницу, которая посмотрела на них мрачно, но не сказала ни слова.
Разговор с Дариной вывел Марата из равновесия. Он вспоминал, как непринужденно она общалась, словно они уже были друзьями. Во всяком случае, они знакомы, и Марата этот факт вдохновлял и делал счастливым. Совсем недавно он не мог и мечтать о том, что вот так просто перекинется с Дариной парой слов, встретив ее в школьном коридоре. И к его удивлению, она не была гордячкой, не зазнавалась и не строила из себя неприступную королеву. Неужели такое возможно? Ведь образ жизни этой девушки разительно отличался от того, что вели ее сверстницы, а она оставалась простой девчонкой. Вроде даже была немного смущена, как показалось Марату, и это ему польстило. Ведь если бы ей было наплевать, то и смущаться она бы не стала. Марат парил в небесах, забыв обо всем на свете. Ему тут же захотелось сделать что-то, проявить себя и он, досидев до конца уроков, помчался на улицу, мечтая совершить нечто выдающееся. Первым делом влюбленный юноша влетел в ледяную лужу, которая образовалась от талого снега. Его ноги тут же промокли, но это не охладило его намерений – мокрые ноги стали привычным атрибутом зимы и осени. Зато это напомнило ему о предстоящей сегодняшним вечером неприятной работе.
Плана у Марата на этот раз не было, и он решил импровизировать. Чуть ли не вприпрыжку отправился в самый ужасный район города, в трущобы, куда приличные люди не ходили, которыми пугали малых детей, где были расположены наркоманские притоны, где не было канализации, и мусор выбрасывали прямо в окно. Марат не до конца верил в существование «двора чудес» в современном мире, но проверить хотел всегда. Мама пришла бы в ужас, узнай она, что ее отличник сын отправился в столь пугающее место. Желание Марата побывать здесь основывалось на необходимости увидеть обратную сторону медали. Он часто размышлял над тем, что представление жизни в виде двусторонней медали в корне неверно, и явно существует не две стороны, а больше. Он жил (по его мнению) серой и безотрадной жизнью, которую ненавидел, но знал, что есть жизнь богатая, сытая и вседозволенность решает любые проблемы мановением волшебной палочки, где нет дырявой обуви и унылого Нового года. Но существуют еще и страшные трущобы, где люди опустились на самое дно, где борются за выживание и не желают чего-то настолько сильно, чтобы изменить свою жизнь. Вот эта потеря мечты и желания была для Марата самым страшным явлением.
Возможно, увидев их страдания, Марат поймет, что не так уж и плоха его жизнь простого серого человека, начнет ценить, что имеет и успокоит свою мятущуюся душу, не будет пытаться плыть против течения и прыгать выше головы. Наверняка кто-то из жителей трущоб с восторгом переселился бы в его хрущевку со старыми коврами на стенах и считал бы, что попал в рай. Почему бы ему не довольствоваться тем, что есть? Почему одни стремятся, думают и мечтают, не могут смириться, а другие и не представляют иной жизни, кроме того, что имеют от рождения, а все их планы и мечты настолько малы, что осуществляются почти всегда? Размышляя подобным образом Марат, сам того не зная, думал почти о том же, о чем Корсаков, глядя на свою охрану. Людям совсем не обязательно иметь одинаковый быт, чтобы он определил их сознание.
Молодой человек удалялся все дальше от спокойного центра города, от благополучных районов и привычно одетых людей. Тротуар становился все хуже, время от времени сужаясь так, что было не ясно, идешь ты по тротуару или по проезжей части. Дорога для автомобилей выглядела не лучше: сплошь в ямах и рытвинах, на обочинах скопилось много мусора, а сугробы начинающего таять снега наверняка мешали движению. Он увидел двоих чумазых детей, играющих на дороге машинками, а спустя несколько минут – спящего на земле бродягу. Больше людей Марат не встречал, потому с интересом рассматривал дома, мимо которых проходил. Дорога шла в гору, и, чем выше забирался путешественник, тем дома выглядели кривее. Марат просто диву давался, как могут люди жить в таких строениях: трещины изъели стены, фундамента у этих домов, похоже, не было вообще, оконца невероятно маленькие, а двери держались на честном слове. Кроме того, окошки в жилищах располагались настолько близко к земле, что Марат легко смог бы выбить окно ногой, пожелай он совершить такой хулиганский поступок.
Ничего особо примечательного молодой искатель приключений не видел. Он просто шел неторопливо все дальше, сворачивая то и дело на узкие улицы, весь вид которых все больше говорил о неблагополучии людей, живущих на них. От каждого дома текли ручьи помоев, и Марат представлял себе, какая вонь стоит здесь летом. Он даже вообразил, что в окно кто-то выливает ночной горшок, как в те времена, когда люди не изобрели канализации.
Побродив какое-то время, Марат услыхал голоса и направился на их звук. Он приближался осторожно, вовсе не желая наткнуться на притон наркоманов, которые будут рады стащить с него последние дырявые ботинки. Осторожно выглянув из-за угла, Марат увидел распахнутые настежь ворота одного из домов, который был лучше, выше и больше остальных. Напротив ворот припарковался внедорожник, называемый в простонародье «джип», хотя к «Крайслеру» данный автомобиль не имел никакого отношения. Со двора доносились мужские голоса, слов Марат разобрать не мог, но, судя по интонациям, люди спорили. Не узнать машину Марат просто не мог: подобную роскошь позволял себе только один человек в городе (и его приближенные). «Да уж, вот кто не брезгует вести дела в этом райончике», – подумал Марат.
Любопытство взяло верх над разумом, и юноша с замиранием сердца стал пробираться к воротам, чтобы хоть одним глазком посмотреть на происходящее во дворе. Притаившись за металлическими массивными воротами, Марат почувствовал себя в относительной безопасности. Сердце его колотилось, и он считал, что сегодняшнее приключение превосходит по опасности все предыдущие. Он приник глазом к щели в воротах и увидел двух парней, определенно принадлежавших к свите Корсакова. Эти двое – статные и хорошо одетые – разительно отличались от трех других, худых и грязных, но выглядевших при этом весьма устрашающе. Красные навыкате глаза говорили, что им плевать на все и терять нечего. Наркоманы, тут же определил Марат, хотя никогда раньше с ними не сталкивался.
– Короче, если завтра денег не будет, мы снесем весь твой притон до основания, – сказал парень Корсакова.
– И кто же будет варить? – нагло отвечал один из наркоманов.
– Это уже не твое дело, – послышался невозмутимый ответ.
– А не пошел бы ты… – захрипел один из наркоманов, но парень только бросил в его сторону равнодушный взгляд.
Его товарищ вынул из кармана небольшой пакет, демонстративно открыл и высыпал содержимое на землю.
– Эти крохи нам ни к чему, чтобы завтра было бабло.
Парни спокойно повернулись спиной к наркоманам и направились к машине, уверенные в собственной силе и, вероятно, правоте. Троица наркоманов молча смотрела на содержимое пакетика, пришедшее в негодность в грязной снежной кашице. Они безвольно опустили руки и чуть не плакали от бессилия и чувства утраты. Но вот один из них переменился в лице, его рот искривился в оскале, он издал странный звук, похожий на рычание и похрюкивание одновременно. Марат из своего укрытия прекрасно видел, как этот разъяренный наркоман достал из кармана складной нож, поковырял грязными пальцами, извлекая лезвие, и решительно направился вслед за парнями. Двое других наркоманов не пытались остановить своего сотоварища, на их лицах заиграла довольная улыбка. Они чем-то напоминали Марату зомби: худые, руки-плети висят по швам, на лицах глупые ухмылки. Наркоман в последний миг решил ускориться, он зарычал, вскинул руку с ножом, целясь в спину одного из парней, и ринулся вперед. Судьба парня была бы предрешена, не вмешайся Марат в последнюю секунду. Он и сам не понял, как, а главное – зачем, сделал это. Но когда нападающий наркоман почти поравнялся с воротами, за которыми прятался Марат, он что есть силы толкнул створку ворот. Бегущий человек со всего размаху налетел на металлические ворота, гул от которых еще несколько секунд висел в воздухе, разбив о них голову и нос, после чего рухнул без сознания на землю.
Марат стоял над неудавшимся убийцей, который даже в бессознательном состоянии продолжал сжимать нож. Два других наркомана в изумлении таращились на эту сцену, разинув рты. Похоже, только несостоявшиеся жертвы в долю секунды смогли оценить, что случилось. Они беглым взглядом окинули наркомана, нож в его руке и Марата. Картина произошедшего сложилась у них в головах мгновенно.
– Ты еще кто такой? – спросил один из них.
– Марат, – больше всего молодому человеку хотелось сейчас исчезнуть отсюда навсегда.
– Что ты тут делаешь? – спросил другой.
– Я… это… ничего. Просто шел мимо.
– Живешь здесь где-то? – парни недоверчиво окинули взглядом парнишку.
– Вообще-то нет, – Марат решил быть откровенным, – пошел после школы посмотреть, как живут люди в этом районе.
Парни рассмеялись.
– И как? Увидел?
Марат кивнул, ощущая себя слишком молодым и глупым по сравнению с этими двумя, которые на вид были не намного и старше его самого.
– Ну что ж, спасибо тебе, Марат. Может быть, ты спас кому-то из нас жизнь.
– Ага, – поддакнул второй парень.
– Я Лёха, а это Андрей, – представились парни. – Тебе, может, работа нужна, а?
– Я еще учусь в школе, последний год.
– Это не беда, – сказал Леха с таким сочувствием в голосе, что Марат чуть не рассмеялся. – Ладно, извини, брат, но нам пора. Ты, если что надо, звони. Вот возьми. – Лёха достал визитку и сунул Марату в руки. – Это нашего работодателя телефон проходной, мы всегда там тусим, если что, нас позовут. Спроси Лешего или Андрюху. Если надумаешь работать, замолвим за тебя слово.
– Давай, брат, увидимся еще, – пожал ему руку Андрей, ребята сели в машину и умчались прочь.
А Марат решил ни секунды не задерживаться здесь, в этом странном месте, пока наркоманы не пришли в себя. Он даже не стал смотреть на них, а ринулся прочь, пытаясь на бегу найти дорогу домой. Главное спускаться вниз, все эти запутанные улочки вели к центру города, постепенно становясь шире и принимая облик обычных кварталов.
Марат не мог думать, пока не добрался до дома. Он даже не мог испытывать восторг, как после прежних своих приключений. Произошедшее с ним сегодня было слишком необычным, настолько выдающимся, что утренняя встреча с Дариной померкла по сравнению с этим событием.
«Январь 1999.
Я так взволнован, что сомневаюсь, что смогу написать что-то вразумительное. У меня даже руки дрожат.
Сегодня была самая выдающаяся вылазка! Это фантастика! Ощущения супер, адреналин зашкаливает. Но не это самое главное. У меня теперь есть связи, где надо (улыбаюсь во весь рот от подобной фразочки). Теперь я стал на шаг ближе к ней. Возможно, наметился новый ориентир в будущем? Теперь я знаю, что шанс подобраться ближе все же есть. Может быть, это судьба или знак? Ничего не стоит мне теперь каждый день видеть ее. Но какими принципами придется поступиться? Не думаю, что работа в том месте это просто угрозы наркоманам. Не хочу даже думать, чем еще приходится заниматься этим парням.