Мы сидели в своей уютной квартирке на Бэкер-стрит в то время, когда за окном шел дождь и выла буря. (Удивительно: когда я что-нибудь рассказываю о Холмсе, обязательно мне без бури и дождя не обойтись…)
Итак, по обыкновению, выла буря, Холмс, по обыкновению, молча курил, а я, по обыкновению, ожидал своей очереди чему-нибудь удивиться.
– Ватсон, я вижу – у тебя флюс.
Я удивился:
– Откуда вы это узнали?
– Нужно быть пошлым дураком, чтобы не заметить этого! Ведь вспухшая щека у тебя подвязана платком.
– Поразительно!! Этакая наблюдательность.
Холмс взял кочергу и завязал ее своими жилистыми руками на шее в кокетливый бант. Потом вынул скрипку и сыграл вальс Шопена, ноктюрн Нострадамуса и полонез Васко-де-Гама.
Когда он заканчивал 39-ю симфонию Юлия Генриха Циммермана, в комнату с треском ввалился неизвестный человек в плаще, забрызганный грязью.
– Г. Холмс! Я Джон Бенгам… Ради Бога помогите! У меня украли… украли… Ах! страшно даже вымолвить…
Слезы затуманили его глаза.
– Я знаю, – хладнокровно сказал Холмс. – У вас украли фамильные драгоценности.