Там, где обедал Андрей, не играл джаз. Не подавали спаржу и хорошего шабли. Не сидели люди в рубашках с вензелями. Там, где обедал Андрей, было накурено и душно, но посетители и за едой не расставались с куртками и плащами. Ели за пластиковыми столиками подозрительного вида сэндвичи. Пили пиво. Андрей сидел напротив Архипа. Архип на самом деле был не Архип, а Архипов. А оригинальное имя от средней оригинальности фамилии ему досталось в клички. Он состоял у Андрея в осведомителях. Архип к Андрею относился хорошо и честно выполнял свою часть контракта. Со своей стороны Андрей Архипа не сажал, но теплыми чувствами, несмотря на сливаемую ценную информацию, не проникся – от покрытого угрями, узкого, как нож, Архипова лица Андрея воротило физически. К тому же Архип имел манеру говорить, доверительно приближая физиономию к собеседнику, и дышать вчерашним ужином.
– Ельник давно завязал! – шептал Архип, отпивая глоток пенного дешевого пива. – После последнего процесса никто ему уже ничего не заказывал. Жил в деревне. Ни с кем из прежних приятелей не тусил – типа отстаньте от меня, дайте на старости побыть хорошим человеком. Как же, держи карман шире! Турка говорил, что к нему ездили разные военные…
– Что за военные? – спросил Андрей, вгрызаясь в получерствый сэндвич, – хоть Архип и не вызывал аппетита, но закинуть в себя хоть что-то в обеденный перерыв было необходимо.
– А я знаю? Вроде не мелкие сошки, хотя приезжали на тачках ниже среднего и в штатском.
– Как же твой Турка понял, что они военные? – усмехнулся Андрей.
– Да ты че?! – Архип аж поперхнулся от возмущения. – Во-первых, выправка. Во-вторых, походон, как на плацу, и морда такая – кирпичом. С выраженьицем – типа чего не рапортуешь. Ясно, не ниже полковника.
Андрей задумался, отпил из кружки теплого пойла, выдаваемого тут за кофе, и скривился:
– Слушай, а с кем Ельник сидел в последний раз?
– Могу узнать.
– Валяй. Сбросишь потом на мобильник.
– Ладно. – Архип обтер губы. – Побежал я.
Андрей только кивнул.
Новости были непростые – Ельник завязал. И тут-то его убили. Где логика? Убили за то, что завязал? Какие-то старые счеты? И военные – почему военные?! Он вспомнил искаженное предсмертной гримасой лицо. Полое тело. Ржавые медные монеты копеечного достоинства. Мистика какая-то, бред. Надо ехать к Ельнику в деревню, решил он и пошел к стойке – расплатиться за себя и за Архипа.
В коридоре он столкнулся со стажеркой – столкнулся в буквальном смысле, выруливая из-за угла на свойственной ему холерической скорости. Они ударились друг о друга, как два теннисных мячика: девица ойкнула и присела. Андрей сначала испугался, что от боли, но потом понял: рассыпала от неожиданности все бумажки – какие-то копии с фотографий.
Он неловко присел рядом и стал подбирать документы. Сначала быстро, потом все медленнее. Цифры на убитых на Берсеневской набережной, черные на черно-белой копии, но он помнил, что это – кровь. Крупно – бицепс с татуировкой – «4». Память услужливо сама подобрала картинку – «14». На затылке у Ельника. Он поднялся с корточек одновременно с девицей: она была красная как рак.
– Значит, занимаетесь исследованиями?
Маша быстро кивнула.
– Очень хорошо, – неожиданно для себя сказал Андрей, внезапно осознав, что глаза стажерки Каравай находятся аккурат напротив его глаз. И глаза эти – светло-зеленые, в темных, будто влажных, ресницах – были очень выразительны: с одной стороны, смущение, с другой – вызов. Бледные губы, только что крепко сжатые, в ответ на его «очень хорошо» изобразили кривую улыбку.
– Рада стараться, – сказала Маша, развернулась и пошла себе за угол.
«Дылда!» – беззлобно и впервые без раздражения подумал Андрей.
Пора было собираться в Точиновку, деревню, где жил, удалившись от дел, киллер Ельник.