Собака залаяла на сарай.
Глядя на виляющий хвост и мохнатые лапы, я испытал прилив нежности. Я подошёл к собаке и подхватил её на руки.
Она трогательно закряхтела и принялась терпеливо висеть в моих руках.
Оказываясь в таком положении, собака всегда делается покорной. Я ткнулся носом в её макушку. Поворошил, чтобы почувствовать тёплый запах.
Люблю сунуть нос в её макушку. Когда она стоит лапами на земле, это сделать непросто – собака вертит головой, норовя меня лизнуть. В висячем состоянии она смирная.
Что, если бросить её в чан?
Туда, где пень и сто пятьдесят литров растительного греются на восьми синих цветках.
Нежность к собаке так распирает, что хочется что-то с ней вытворить.
А чан тут как тут.
Я мотнул головой, чтобы стряхнуть мыслишку.
И поскорее поставил собаку на землю.
От греха.
Едва обретя под лапами твёрдую почву, собака снова залаяла на сарай.
Её привлекло окошко.
Обычно собака облаивает стрекоз или мух, на сарай она никогда прежде голос не поднимала.
Подойдя ближе, я увидел птицу.
Залетев в сарай через распахнутую дверь, она бьётся в стекло.
Я решил совершить доброе дело и вошёл в сарай.
Я принялся шугать птицу к выходу.
Пернатое истерично заметалось, выбирая любые направления, кроме ведущего к свободе.
Разок птица даже уцепилась за притолоку, но, вместо того чтобы выпорхнуть вон, рванулась обратно вглубь помещения.
Рванулась… ещё есть слово «метнуться».
Я мог бы написать «птица метнулась».
В старомодной советской прозе такие слова любили. Там все постоянно норовили куда-нибудь рвануться или метнуться. Будто нельзя передвигаться степенно и с достоинством.
И всё-таки однокоренной глагол от «метнуться» мне пригодится.
Проявив неожиданную сметливость и хлопая крыльями, птица… та-дам… метнула из-под хвоста кляксу и была такова.
Я скосил глаза, чтобы увидеть, как от плеча и до самого леопарда меня рассекла белая зловонная жижа.
Благодарность божьей твари. Отплатила как могла. Теперь разбогатею.
Я покинул сарай со смесью светлого удовлетворения и гадливости.
Обычное чувство после благородного поступка.
Я посмотрел на дом.
Дом был очень красив.
Лучи светила, восходящего с обратной его стороны, разбиваясь о него, превращались в нимб.
Дом возвышался, и очертания его дрожали в зыбком ореоле.